И я там был...

1. - Ну-ну, не психуй. – Айри показал Дуре сморщенное коричневое яблочко. – Прекрати дергаться, тогда получишь. Лошадь, вопреки увещаниям, немедленно всхрапнула и хлестнула его по лицу черной гривой. Мощное копыто ударило в стенку стойла, оставляя на древесине вмятину – рядом с по крайней мере дюжиной таких же. Айри выругался и шарахнулся в сторону, выроненное яблоко покатилось по полу и немедленно исчезло у лошади во рту. - Инграмед тебя забери, исчадье ада! Он мог поклясться, что Дура усмехнулась. - Надеюсь, в лагере Лисохвостов найдется какой-нибудь недоумок, согласный обменять тебя на пригоршню перьев. Слепой и глухой, к тому же, ведь ни от одного зрячего не скрыть твоего дрянного характера! Стой смирно, уже почти все. Чертыхаясь и пританцовывая – за полгода их знакомства Дура выучилась с невероятной ловкостью наступать ему на сапоги - Айри затянул последний ремень и подергал седло за луку, проверяя, прочно ли держится. В переметных сумах звякнуло. Он и не сомневался, что Лекреция сунет ему в дорогу несколько пузырьков с полезными зельями, но сердце все равно защемило. Кто позаботится о нем в далеких, незнакомых краях? Кто поделится советом, кто поможет? На мгновение ему захотелось плюнуть на все, расседлать лошадь, вернуться обратно в дом и снова залезть под подбитые шерстью шкуры. Постель, должно быть, все еще хранит его тепло. Предрассветный сон слаще всего, вот только много ли радости он испытает, когда вновь проснется? Когда наступит новый день, полный приевшихся забот, треклятых мандрагор, глупых рож деревенских... Айри представил, как сочувственно и виновато станет смотреть на него Анкретт, буде ему появиться сегодня в поселке. А Гред, надо думать – нахально и самодовольно... Нет уж! Он больше не писклявый малец, гораздый лишь похваляться перед фермерскими ребятишками, де он смекает в травах да раз тяпкой чесал жирному троллю пузо. Родиться в семье уважаемой ведьмы – редкая удача, да только заслуга в том не его. А в чем его? Взяв Дуру под узды, Айри вывел ее из стойла, уверенным движением взлетел в седло и тронул гладкие бока сапогами. Совы послали ему возможность, которой не смог бы похвастаться никто из ныне живущих. Айри хотелось быть тем человеком, который улыбается судьбе в ответ, а не пугается ее оскала. Рассвет разбросал по полям и дорогам белое покрывало тумана. Мокрый и плотный, он цеплялся за метущие по плечам волосы и концы плаща, стремился забраться под одежду, залепить рот, глаза и уши. Айри цокнул языком, и Дура, в кои-то веки раз послушная, пошла все быстрее, и вскоре ударилась в галоп. Они летели мимо обнесенных заборами коралей, мимо полей, на которых ожидали близящейся жатвы кукуруза, чечевица и ячмень. Когда владения поселковых закончились, вокруг распростерлись мягкие, поросшие нежной травой холмы, которые, казалось, можно погладить ладонью. Конские копыта взметали вверх куски дерна и сбивали тяжелые от росы головки одуванчиков. Раз или два из раскидистых папоротников, ютящихся в тени перелеска, вспархивали испуганные фазаны. Айри увидел пасущегося изюбря – старый самец с ветвистыми рогами выгнул шею, провожая его взглядом. Успеет ли он перехватить ящера до того, как он минует лагерь и отправится дальше? Чутье подсказывало, что должен успеть. Впрочем, даже если и нет, невелика беда: в отличие от деревенских раззяв, Лисохвосты пристально следили за тем, что творится в лесах близ их дома. Ни барр, ни человек, ни тем более таинственный чужак с вертикальными зрачками, хвостом и всем таким прочим не смог бы остаться в их землях незамеченным. Айри улыбнулся и откинул назад потяжелевшие от тумана волосы. Именно благодаря обычаю Лисохвостов всегда держать ухо востро, он сам однажды с ними и познакомился. Случилось это много весен назад - тогда, когда он мог сидеть на стуле и болтать ногами, не задевая половиц. В ту пору, когда любопытство и непоседливость, присущие ему с рождения, еще не были как следует отшлифованы опытом и осторожностью. Гуляя в окрестностях деревни, он сбился с пути, и сам не заметил, как оказался в местах, которых никогда прежде не видел. Испугавшись, он бросился бежать – в противоположную от нужного сторону. Страх застилал глаза, ветки кустарников царапали руки и щеки. Айри как сейчас помнил страх, охвативший его, когда он понял, что заблудился – а также и злость. Заблудился, как маленький! Зареванный и растрепанный, он бродил по лесу до самой темноты, сам того не зная все дальше уходя от дома. И каково же было его облегчение, когда он вдруг увидел в сгущающейся темноте яркое белое мерцание! Забыв про страх и усталость, он бросился на свет, вне всяких сомнений означавший дом, тепло, очаг... И наверняка сгорел бы заживо, если бы рядом не случился один из свободных охотников. Здоровенный, похожий на медведя мужик с пышной рыжей бородой бросился незнакомому мальчонке наперерез и грубо оттолкнул в сторону. Айри сбило с ног, он рухнул на землю и больно ударился плечом о камень, но все это было ерундой по сравнению с ожогом, которыми наградил блуждающий огонек его спасителя. По счастью, огонек оказался совсем еще молодым. Всего лишь детеныш, отбившийся от своих – как и сам Айри. Рыжий Лисохвост сумел затушить его, а после привел Айри в лагерь, где его жена – на удивление такая же рыжая, да еще и с ног до головы в веснушках – напоила его козьим молоком с хлебом и промыла царапины. Так Айри познакомился с Килириасом, а через него и с остальным свободным народом. В благодарность за свое спасение он на следующий же день приволок Лисохвостам руну, накрепко запирающую сундук. Руна была старая и со сколотым уголком, поэтому запирать-то запирала, а вот отпирала почему-то только раз в месяц, ровно на новолуние. Айри было немного совестно дарить сломанный подарок, но делать было нечего – пропажу исправной руны Лекреция бы заметила, а пугать ее рассказом о своих приключениях он не собирался. Впрочем, жена Килириаса и такой руне очень обрадовалась. Сказала, что она «самое то, чтоб бутылку схоронить». Айри не совсем понял, от кого она собирается запирать бутылки в собственном доме, и почему Килириас, пробурчав «вот и спасай, значит, кого ни попадя» перестал трепать его по вихрам и обещать научить стрелять из лука, но в целом был собой более чем доволен. Так и получилось, что из людей он единственный поддерживал с лагерем независимых отщепенцев дружеские связи. Когда Айри повзрослел, связи из дружеских превратились еще и в взаимовыгодные. Бывало, что он выполнял для кого-нибудь из охотников незамысловатые задания навроде «принеси-подай, пойди подслушай-разузнай». Раз или два помогал прогнать из округи проявлявших излишнюю прыть гоблинов – правда, его роль в такого рода походах пока оставалась более чем скромной. В последнее время Килириас все упоминал некие «настоящие дельца», к которым Айри, де, пришло время приобщаться, но Айри не спешил ловить его на слове. Знал он эти «настоящие дельца». Подворовывать у деревенских или силой взимать выдуманную на ровном месте «мзду за проход» с по ошибке заблудшего в окрестности барра – не те занятия, в которых ему хотелось бы участвовать. Среди Лисохвостов воровство у чужаков не считалось зазорным. Напротив, добывший что-то у чужих и принесший своим, считался малым ловким да удалым. Айри этих ценностей не разделял, хотя и не считал себя в праве осуждать Лисохвостов. Рожденный и взращенный в сытости и достатке, как мог он судить людей, большинство которых поутру не знало, что положит в рот вечером? Судят пусть совы. А его, коли что не нравится, никто силой сюда не тащил, и силой же держать не держит. К тому времени, как он добрался до ручья, окольцовывающего владения Лисохвостов с запада, туман давно уже рассеялся. Солнце стояло в зените, а расстилавшиеся вокруг поля и далекие сопки сменились лесом – лиственным, а не хвойным, к которому он привык дома. Среди дубов и раскидистых кленов то тут, то там виднелись светлостволые осины. Айри спешился у переката и позволил кобыле напиться. Пока Дура хлебала, опустив голову к воде, он словно бы невзначай вертел головой по сторонам, рассматривая кроны растущих поблизости деревьев. Он знал, что за ним наблюдают по крайней мере три пары глаз. Но ни разу еще, наведываясь к Лисохвостам в гости, ему не удалось заметить ни одного дозорного. За ручьем начинался подлесок. Не делая секрета из своего присутствия, Айри шел, ведя Дуру в поводу. Ковер из прошлогодних листьев то тут, то там приподнимали серые шляпки грибов. Наконец в просвете показался частокол лагеря. Айри стреножил лошадь и пустил пастись, а сам закинул в рот пригоршню ягод мандрагоры и миновал ворота. По всему выходило, что он попал на базарный день. Обширная поляна в самом центре лагеря, служащая Лисохвостам удобным местом сборища во время гулянок или обсуждения всяческих дел, была сплошь заставлена телегами и кособокими прилавками, сооруженные из двух козел да грубо выструганной доски. Были тут и плетеные корзины разной величины, были и вылепленные из глины, а после обожженные до твердости кувшины, миски и кружки. Мастерица, изготовившая их, украсила бока каждого изделия отпечатками трав и листьев. Были и домотканые, выкрашенные в разные цвета полотна, были и сработанные из дерева ложки, плошки и детские свистульки. Косматый мужик в безрукавке из вареной кожи торговал мехами: пялы и пяльца вокруг его телеги пестрели заячьими, беличьими, барсучьими и бобровыми шкурками. И, уж конечно, лисьими: шапки и ремни, украшенные пышными рыжими хвостами, красовались на самом видном месте. Айри не сомневался, что к вечеру их раскупят подчистую. Местные обожали истории о приключениях своих основателей – двух смелых братьях Лисохвостах, которые четыре поколения назад бросили вызов гнету тогдашнего старосты, откололись от деревни и ушли в леса, чтобы жить свободной жизнью, ни от кого не завися и никому не отвешивая десятину от своей добычи. Легенда гласила, что оба брата щеголяли в воротниках из лисьих хвостов. Их потомки воротниками ограничиваться не желали – мех бедных лис украшал все, что только можно, и повстречать лишенного его Лисохвоста было все равно, что увидеть лысую лису. Айри некоторое время неторопливо прогуливался между прилавками и расстеленными прямо на земле платками с товарами, кивая знакомым. Помимо свободного народа, на торг пришли и некоторые барры из синего клана, и даже кое-кто из деревенских. Как и всегда в базарные дни, лишь за половину покупок кто-то на самом деле платил кому-то перьями – многие сделки представляли собой просто выгодный обеим сторонам обмен. - Айри! – расслышал он вдруг в окружающем гомоне знакомый голос. – Айри, солнышко! Поди сюда! Что это ты там кушаешь? Айри расплылся в улыбке. Протиснувшись мимо здорового барра, пытающегося на пальцах сторговать себе мешок нелущеного гороха в обмен на довольно неплохой костяной нож, он увидел Хейду. Чумазая и растрепанная, как и всегда, сумасшедшая широко улыбалась ему, демонстрируя последние оставшиеся во рту зубы. - Привет, Хейда! – он хлопнул себя по плечам. – Как твои дни? - Хорошо! Хорошо! – отмахнулась Хейда. Ее интересовали дела поважнее. - Что ты кушаешь? Покажи, что кушаешь! Айри покорно вывалил язык, демонстрируя ей не дожеванные ягоды мандрагоры. - Мало, - заволновалась Хейда. - А утром ты кушал? Утром кушал? - А как же! - Расскажи, что кушал! Наученный горьким опытом, Айри живописал ей поистине царский завтрак, включавший в себя столько снеди, сколько нормальному человеку не осилить и за седмицу. Хейда потребовала у него пообещать, что он «покушает и вечером, и назавтра утром, и потом вечером». Айри пообещал. Когда Хейда была молода, то уморила голодом собственную годовалую дочку - то ли по глупости и неопытности, то ли оттого, что уже тогда котелок у нее варил не слишком исправно. С тех пор она здорово тронулась умом, и волновало ее под крыльями сов лишь одно – все ли ее знакомые сегодня хорошо покушали. Говорили, что особо лютует она с теми, кто ныне в том возрасте, сколько исполнилось бы ее дочурке, будь она жива. - Ну ладно, - чуть успокоилась Хейда. – Ежели так, то хорошо. Славно видеть тебя! Давно к нам не заглядывал. - Где ж давно, когда на прошлую луну был! Смотрю, много новых украшений у тебя. Ну и красотища! - А то ж! Вона, глянь, чего навертела! – Хейда широким жестом обвела крышку от бочки, на которой были выставлены ее сокровища. Бусы из желудей, засушенных ягод, кореньев и мелких шишек лиственницы перемежались гребешками, которые полоумная собственноручно выстругивала из деревяшек и по мере сил украшала резьбой. У Айри таких уже накопилась целая охапка. Расчесывать ими волосы – да и просто брать в руки – было нежелательно, если только не хочешь обзавестись парочкой заноз. Однако ничего не купить у Хейды мало кому позволяла совесть. Разжившись гладко отполированным кусочком малахита на веревочке – и обеднев на три медных пера, – он устроился рядом с Хейдой и обвел взглядом площадь. - Людно сегодня, а? - Людно! – Согласилась Хейда. – Много кто еду пришел купить. Мясо у охотников, фасоль да чечевицу у старух. Всем кушать надо! - А окромя деревенских и барров, еще кто заходил? Хейда посмотрела на него с недоумением. - Это кто же? Ворона с ветки али сом из пруда? И то правда. Айри куснул себя за красную от семян губу и снова принялся шарить взглядом по разномастной толпе. Может, стоит найти Килириаса? Он узнает у дозорных, проходил ли ящер у лагеря, а если проходил, то давно ли и куда направился. Это, конечно, будет поумней, чем глазеть по сторонам, словно деревенский ду... Высокая фигура в плаще заставила его запнуться о собственные мысли. Лица из-за низко надвинутого капюшона было не разглядеть, но Айри знал, куда смотреть, и не пропустил мелькнувший у самой полы плаща кончик хвоста. Мгновенно забыв про Хейду, он принялся пробираться сквозь толпу к прилавку, у которого остановился ящер. Тот о чем-то разговаривал с продавцом. Седой старик подслеповато щурился, расписывая возможному покупателю свои сокровища – кучку полуистлевших книженций, на которые – Айри готов был поспорить – до этого никто даже взглянуть не желал. Рассказывает, небось, что в этих бесполезных бумажках – вся мирская премудрость, все секреты да тайны, и вообще их чуть ли не сама Ситирица лапой корябала. Может, был он прав, а может, ошибался. Но так или иначе, когда Айри, расталкивая окружающих локтями, добрался до прилавка, ящер уже тянулся к поясу. Зашуршали складки плаща, и Айри похолодел – когтистая рука, украшенная чешуей, извлекла на свет знакомый кисет. - Ба!! – заорал он, забыв посоветоваться с мозгом. – Кого я вижу! Здорово, дружище! Сколько лет, сколько зим! Все отшельничаешь, негодник? Ради достоверности он собрался было заключить ящера в объятья, но тот не производил впечатления существа, склонного к такого рода панибратству. Айри довольствовался тем, что повис на его плече, болтая без умолку. - Что, книжку себе присмотрел? Ну и ну, ты все тот же, не меняешься! Лишь бы носом между страниц зарыться! Дай-ка я тебя побалую, а? Так давно не виделись, страсть охота что приятное старому другу сделать! Ну-ну, не упрямься. Вот, возьми, мил человек. – Айри сунул старику несколько перьев, ящеру – книжку, на которую он зарился, и, не давая ни тому, ни другому и рта раскрыть, затараторил про обилие новостей, которыми им нужно немедля обменяться, желательно – с кружечкой сидра в руке. Он развернул ящера за плечи и настойчиво подтолкнул в спину, почти не надеясь на успех. Чертов истукан, как пить дать заартачится! Но тот, о чудо, послушался и поддался. Осмелев, Айри сцапал его за руку и потащил за собой, активно орудуя локтями, и остановился лишь тогда, когда площадь осталась позади. Укрывшись в переулке между таверной и чьим-то кособоким амбаром с недостроенной крышей, он выпустил чужое запястье. - Совсем с ума спотыкнулся?! – зашипел он ящеру в лицо. – Хочешь, чтобы местные прикопали тебя в лесочке? «Мудрейшее существо», тьфу ты, пропасть. Кто светит на людях таким богатством! - Люди... не платят за товар... ценностями? - Платят, но... Пойми, соль в наших краях ценится больше, чем перья. Даже те, что сработаны из синего олова. Для людей это не просто приправа. Настоящая соль помогает от хворей. Роженица, солящая еду, произведет на свет здоровое дитя, старуха – забудет о больных суставах. Такое количество... это большой соблазн. Лисохвосты – неплохие ребята, но даже неплохой человек может поступить как последний гоблин, если искушение столь велико. Тот старик – думаешь, увидев твой кошель, он не представил бы себе жизни, которой зажил бы, перекочуй тот в его руки? Он ли, сосед ли, которому он бы рассказал– кто-нибудь да подстерег бы тебя в лесу, будь уверен. И пошарил бы по карманам, вероятно – прежде послав стрелу в затылок. На чужом лице промелькнуло непонимание. - Но я хотел дать ему соль. Сам. Без... стрелы. Айри только руками всплеснул. - Экий ты... незамутненный. Чисто пруд с кувшинками. Ничего в нашем мире не смыслишь, а все туда же. Ящер развернулся было, чтобы уйти, но Айри снова ухватил его за руку. Подумать только – вчера он и помыслить не мог о том, чтобы вот так запросто хватать это существо за что придется, опасаясь если не немедленной расправы, то как минимум праведного гнева. Ну так вчера он и не вел себя, словно дурной! Чешуйчатая кожа на ощупь оказалась не холодной и не склизкой, как он предполагал, а наоборот, теплой, шершавой и очень сухой. - Погоди. Прости, я не хотел кричать на тебя. На самом деле я скакал с самого рассвета, чтобы перехватить тебя. Просто ты такой... Хм-м... Послушай, может, пропустим по стаканчику и поговорим? Ты как вообще, сидр уважаешь? Это бадяга из яблок, есть у вас такое? Или вы там знай греетесь на камнях и питаетесь мухами, а пьете... Совиный хвост, а ящерицы вообще ртом пьют? Или вы вроде как ложитесь в лужицу и лежите? С сидром такое, наверное, не пройдет. Хотя... Пристальный взгляд из-под капюшона прервал хаотичный бег его мыслей, за что Айри был искренне благодарен. 2. Корчма встретила их полумраком, приятным после яркого уличного солнца, и чесночным запахом жареной черемши. Устроившись на лавке в самом дальнем углу, Айри махнул мелкой подавальщице. Девчонка не без облегчения бросила скоблить заляпанную воском и жиром столешницу, зажала в кулачке предложенное перо и вскоре поставила перед ними по деревянной кружке с холодным сидром. Пил ящер ртом, как все нормальные люди. Айри не счел нужным скрыть свое разочарование. Он весь извертелся, пытаясь рассмотреть, не мелькнет ли где хотя бы раздвоенный язык, но дождался лишь нового красноречивого взгляда. Скача сюда сквозь рваные клоки тумана, он тщательно обдумывал, что именно скажет ящеру. Как предоставит ему все «за» и «против» своей компании – подчеркивая, ясно небо, в основном «за». В голове все складывалось красиво и ладно, и Айри не сомневался, что, когда придет время, окажется на высоте. Он ведь и последнего скрягу уболтает, это все знают. А если не уболтает – возьмет измором. Невосприимчивость к его напористости имела лишь Лекреция, да и то потому, что была еще более упрямой, чем он... А еще жила под крыльями сов больше зим, так что брала опытом. Однако в момент истины все складные речи выветрились из головы, и Айри брякнул: - Я пойду с тобой. Ящер некоторое время смотрел на него. Потом отставил кружку. - Нет. - Конечно, да! Поверь, от моей компании тебе сплошная выгода. Я знаю местные обычаи и уберегу тебя от опрометчивых поступков, как там, на площади. И куда идти более-менее соображаю – стану тебе проводником! А еще у меня есть некоторый провиант, которым я готов поделиться... и лошадь! Она, конечно, помесь беса с чертом и смыслом жизни видит возможность кого-нибудь лягнуть или цапнуть, но я наловчился с ней управляться. Верхом всяко быстрее! - У меня есть ноги. - Тогда пусть поклажу несет! Зачем тебе отказываться? - Я... иду один. - Одному дозор не понести, - быстро выпалил Айри, видя, что он уже готовится встать и уйти. - Случайную рану не заштопать, из стремнины себя не выловить. Леса здешние тебе внове, отравишься красавкой и поминай, как звали. Спутник любому всяко полезен будет, а уж я... Ящер, уже перекинувший одну ногу через лавку, вдруг замер. Он одарил Айри странным взглядом – понимающим и как будто немного печальным - и прикоснулся к кисету на поясе. - Ты... хочешь еще соли? Некоторое время Айри молча открывал и закрывал рот. А потом в глазах потемнело. - Да я... Да как ты смеешь! Да ты... совиный потрох... Его понесло. И чем дальше его несло, тем круглее становились мерцающие под капюшоном глаза ящера, тем сильнее сжимался в нитку его широкий рот. Девчонка-подавальщица на другом конце зала замерла с поскребком в руке и, кажется, даже дышать перестала. Айри выдал все. Начиная от Вадиных ласковых пожеланий «смотреть на морковку снизу», через забористые баррские словечки, и аж до отрывистых, гавкающих гоблинских проклятий, половину которых он и сам не знал, что помнит. Когда он иссяк, корчма на несколько долгих мгновений наполнилась звенящей тишиной. Потом кто-то за соседней лавкой одобрительно крякнул, и вокруг снова заговорили, застучали ложками и задвигали по столешницам тяжелые кружки. - Я понял. Не ради соли, - кивнул ящер. – А... зачем? Зачем... Хотел бы он и сам это знать. Айри глотнул сидра, загреб черные волосы пятерней и уставился в покрытую бесчисленными царапинами столешницу. Он мог назвать десятки причин, по которым ящеру стоило согласиться на его компанию, но так и не смог придумать ни одного резона, зачем ему самому идти с ним. Леший с ним – придется сказать правду. - Я... не знаю. Моя бабушка говорит, что я не в меру любопытен, и это правда... Я много раз мечтал, как отправлюсь в земли, что лежат за Подковой. И дальше, до самых Болот. А может, и за них, если существует это «за». Но я также и достаточно умен, чтобы понимать, что отправляться в такое путешествие вот так, без подготовки, по сиюминутной прихоти, да с существом, о котором я ничего не знаю... Да что там я – никто из моего народа не видел ящеров уже несколько поколений! Однако... что-то внутри меня свербит и просится. Как если бы в груди у меня засели осы. Обычно эти осы молчат, но, когда они просыпаются и гул их нарастает, у меня нет другого выбора. Я должен дать им то, чего они хотят, иначе не смогу ни спать, ни есть, ни думать ни о чем окромя того, что должен быть сейчас совсем в другом месте. Они... изжалят меня изнутри. - Тебя... зовет судьба, - то ли сказал, то ли спросил ящер. – У тебя... нет выбора. Айри молча кивнул. Подняв голову, он встретился с ящером взглядом. Тот некоторое время смотрел на него, и выражение его глаз снова было печальным. Айри до смерти хотелось узнать, о чем он думает. Ящер вздохнул... И уселся обратно. - Значит, и у меня нет. 3. Вопреки опасениям Айри, по ночам ящер спал. Просто шел вчера допоздна, а утром двинулся в путь с первыми лучами солнца. Они условились побродить по рынку еще немного, а после двинуться в путь, чтобы до темноты успеть покинуть земли Лисохвостов и устроиться на ночлег в излучине Улыхи. Эта степенная, полноводная река, окаймленная по берегам нависающими прямо над гладью воды ивами, впадала в Подкову. И хотя Айри знал, что в дальнейшем им придется уйти от реки в сторону, чтобы обогнуть чащу, по первости придерживаться в незнакомых землях источника воды показалось ему хорошей идеей. Чем собрался запасаться в дорогу ящер, Айри не знал. Ни лошади, ни приличного оружия у него не было, а заплечный мешок весьма скромных размеров выглядел полупустым. И как только ему удалось забраться так далеко, путешествуя настолько налегке? Мужики из деревни даже на двухдневный заход на лося тащили на себе больше поклажи. Да что там – девчонки, отправляясь по грибы, и те брали с собой по корзинке с перекусом, мех с водой, мелкие подарки совам. Красивый кусочек рассветника – Инграмед, чтобы не озлилась и не заманила в чащу. Венок из сухого чертополоха или шиповника – для доброй Ситирицы, чтобы, ежели чего, вывела. Сам он разжился запасом вяленого мяса, отдав взамен крепкую веревку, которую вез с собой ради торга, а еще выменял немного крупы в обмен на кожаный браслет с заклепкой из настоящего железа. Браслет был симпатичным и заслуживал гораздо более щедрой платы, но Айри собирался одарить им предательницу Анкретт, а поэтому испытал злорадное удовлетворение, отдав за бесценок. Не удержавшись, он также потратил целое оловянное перо на отличный клинок из полупрозрачного синего камня, который барры изредка находили в подлесках чащи. Считалось, что этот камень остается на месте погибшего блуждающего огонька, как кости остаются в том месте, где умер человек или животное. Цена была высокой, особенно учитывая то, что перьев у Айри оставалось всего-ничего, однако что-то подсказывало ему, что в тех краях, куда он отправляется, от справного оружия будет больше проку, чем от денег. В последнюю очередь следовало озаботиться провиантом для лошади. Летом Дура в основном кормилась сама, вдумчиво перемежая пучки сочного клевера, одуванчики и хвощ мясистыми стеблями полыни, и подкармливать ее овсом почти не приходилось. Но знает ли он наверняка, что во время их путешествия вокруг всегда будут поля с пригодной для прокорма травой? А леса в тех дальних краях – щедры ли они на яблоки и груши так же, как здешние? Пусть его кобыла и была сущим проклятьем, все же она была его, и Айри решил завернуть к Килириасу, чтобы попрощаться, а заодно и одолжить у Лисохвоста мешочек зерна. Дом охотника, как и дома прочих семей, возглавляемых взрослым и сильным мужчиной, располагался на внешнем кругу, на расстоянии полета камня от частокола. Айри полагал, что, несмотря на то, что день выдался погожим и отлично подходящим для лесного промысла, он застанет Килириаса дома. Базарный день по негласному правилу считался днем отдыха. И то верно – едва ступив в тень бузины, росшей у околицы – в детстве это раскидистое дерево казалось ему просто огромным – он услышал мужские голоса. - ...а кожа, значится, странная такая. Как у змея али ящерки какой. Болен, значится. Айри нахмурил брови. Брелл-зайчатник, прозванный так за неуемную любовь к оным длинноухим созданиям (застать его за другой работой, нежели постройкой все новых и новых клеток, было задачей трудной), посасывал трубку, сидя рядом с Килириасом на крыльце. Поселковых, что поддерживали с Лисохвостами добрые соседские отношения, можно было пересчитать по пальцам одной ладони... и уж Брелл-то на этой ладони всегда был пальцем указательным. Друзья осуждали его, раз за разом выказывая недовольство знакомством с «бессовестными ворами и негодяями», но Зайчатник не обращал на людское мнение внимания. Какая разница, любят ли его люди? Главное, чтобы любили зайцы. И зайцы любили – вне зависимости от того, с кем он сплетничал за кружкой медовухи. - Чертовы барры! – возмутился в ответ Килириас. – Не хватало еще, чтоб один из них притащил в лагерь какую-нибудь заразу из этих их шахт, куда не заглядывают очи сов! Ты его не трогал, нет? Зайчатник замахал руками. - Нет, конечно! А вот твой малец с ним в корчме, значится, до-о-о-олго лясы точил. Мужики видели! - Кто? – не понял Лисохвост. – Один из сыновей моих?! - Не-е-ет! Знахаркин паренек, значится. - А, этот... – Килириас пыхнул трубкой. – Туда ему и дорога. Надоел, спасу нет. У нас тут его никто терпеть уж не может, кроме полоумной Хейды. Ну так она и мышам в подполье рада, если они справно кушают. Айри замер, словно онемел. Пальцы сами собой крепко вцепились в штакетник забора. В цветах бузины гудели пчелы. - А нас, деревенских, значится, того... самих не терпит! – Зайчатник хлопнул себя по колену. – Вроде парень ничего, только нос ох как дерет. От того, значится, что буквицы знает да на лицо пригож. Зелен еще, не знает, что мужику и то, и то лишь во вред! - Так вроде дочка вашего кузнеца к нему благосклонность имеет? Али враки это его? - Да нет, было дело. Так по молодости кто не глупит, тем паче баба! Но вроде образумилась девчонка. Ровно на днях, значится, ухаживанья Греда приняла, дай им совы согласия да детишек здоровых. После урожая свадьбу ждем. Свен не нарадуется! - Добро! Вот как значит, получается... У чужих не люб, а от своих сам нос воротит. Ну, не беда – может, уйдет с баррами жить, как та помешанная, как бишь ее... Рейла. - Так Рейла, значится, баба сильная. А этому в шахты куда? Отковырнет, значится, кусочек породы – умается! - И то верно. Ну, тогда ничего не поделаешь! Придется к гоблинам! Они зассмеялись, довольные друг другом. Айри отцепился от забора – ладонь, обогатившаяся занозой, саднила - и осторожно отвел от лица ветку. - Кичиться ему впору лишь той, у которой живет, - продолжал Килириас, словно сказанного доселе было мало. – Мы поэтому и привечаем надоеду, не даем от ворот поворот, что ведьму уважать следует. Ну как прихватит, а она тебя на порог не пустит? Или, того хуже, сама к тебе на порог незваной придет... - И то верно. Ну так вот, значится, малец с тем чумным барром и сидел... Клокотавшее в груди наконец вспенилось, обожгло кислотой гортань, и Айри дернулся было вперед – из-под бузины, к калитке, по мощеной досками тропинке к крыльцу... В рожу съездить, кого первого достанет. А как скрутят – так хоть в глаз плюнуть! На языке уже вертелся яростный пассаж о том, где он этих обоих ублюдков видал. Но он не успел ступить и шагу – не дала легшая на плечо тяжелая ладонь. - Ты готов? – тихо спросил незнамо откуда взявшийся ящер. – Пора... идти. Как и всегда, он выговаривал каждое слово так тщательно, будто произносить его было для него внове. Айри некоторое время сверлил его взглядом. Его потряхивало от злости, но сосредоточенное лицо ящера, его сведенные чешуйчатые брови и мерцающие в тени капюшона глаза помогали вспомнить, что он... выше этого. Он отправляется в путешествие. С невиданным существом! Он увидит края, о которых такие, как Килириас и Анкретт и слыхом не слыхивали. И не принесет им оттуда гостинца! Айри облокотился спиной о ствол бузины и откинул от лица свешивающуюся на глаза черную прядь. - Ты скажешь наконец, как мне тебя называть? – рявкнул он на ящера. Тот переступил с ноги на ногу. Кончик хвоста обнял голень. - Арр. - Арр? В смысле – как собака рычит? - Это мое имя. - Замечательно. Нет, даже оча-а-р-р-р-ровательно, - ехидно прокатил на языке Айри. И, вопреки все еще раздиравшим его изнутри злости и досаде, вопреки невеселым открытиям последних дней, собственное кривобокое остроумие, как всегда, подняло ему настроение.