Глава 1: Встреча
Empire Of The Sun - High And Low
Юнги не выходил из своей квартиры с понедельника. То есть около пяти дней. На самом деле, это не могло продолжаться долго. В конце концов ему пришлось выйти. Все же, он не был роботом. Ему требовалась пища, несмотря на все его попытки игнорировать потребности своего тела. Он уже съел последние несколько упаковок рамена с куриным вкусом. Его корзина для белья, полна грязной одежды, та уже вываливалась на пол. К тому же на тот день у него была назначена встреча с врачом, в его календаре она была обведена красным и дважды подчеркнута. Судя по телефону, которым он почти не пользовался, его мать звонила ровно дважды за последний месяц, один раз, чтобы напомнить ему вынести мусор, а другой раз, чтобы убедиться, что он не забыл поесть. Она редко звонила, чтобы спросить, как он в последнее время. Она знала, что лучше не задавать вопрос, когда прекрасно знала, каков будет ответ. Он никогда не менялся. Мин Юнги был ипохондриком, нервным эксцентриком и социальным отшельником, который едва мог функционировать под удушающим грузом своей тревоги. Он также, по определению, не был счастлив. Не то чтобы он был несчастлив, просто… что-то среднее. Некоторые дни были лучше, чем остальные. В другие дни ему казалось, что он существует только для того, чтобы существовать, пустая трата пространства и энергии. Дело было не в том, что он не думал, что способен быть чем-то большим, чем он был. Просто он никогда по-настоящему не задумывался над тем, кем он стал. Ограничения, которые он устанавливал для себя на протяжении многих лет, были невидимыми стенами одинокого дома, который он сам построил, тихой комнатой, в которой он знал каждый дюйм, но не удосужился заглянуть за ее пределы. И хотя он сам загнал себя в замкнутый круг, конца которому не было видно, именно страх удерживал его там. Он был мухой на стене, проходящей по жизни либо незамеченной другими, либо рассматриваемой как вредитель. Отсутствие страсти к жизни определяло его. Без этого на самом деле ничего не осталось. И все же, какой бы унылой ни казалась его жизнь другим людям, его вполне устраивало то, как обстояли дела. Его устраивало то, кем он был. Не так ли?—
— У меня нет аппетита, и у меня кружится голова, когда я встаю с постели утром. И это еще не все — у меня все время дрожат руки. Итак, я посмотрел свои симптомы в интернете, и я… я думаю, что у меня может быть какая-то редкая форма неврологического заболевания. Доктор Ким Сокджин, которого коллеги ласково называли Джин, а пациенты — доктор Ким, был красивым мужчиной с обаятельной улыбкой и добрыми глазами. Однако в настоящее время этой улыбки нигде не было видно. Он вздохнул, отворачиваясь от компьютера, чтобы посмотреть на пациента перед собой. Он поймал взгляды трех или четырех своих медсестер, которые стояли за дверью его кабинета, хихикая над ситуацией, в которой оказался доктор. В кресле напротив доктора Кима, в маске на лице и низко надвинутой на глаза шапке сидел один из самых беспокойных пациентов доктора Кима. Мужчина выглядел точно так же, как и в последний раз, когда доктор видел его, а это было всего пять дней назад. Самое большее, он мог страдать от незначительного дефицита витамина D, возможно, легкой анемии, судя по бледности его кожи, но в остальном он действительно был совершенно здоровым молодым человеком своего возраста. Мин Юнги был не столько нездоров, сколько встревожен. Доктор Ким знал это, потому что он провел все возможные тесты на Юнги по просьбе пациента. Не было ни одного анализа крови, который бы не провел доктор Ким, ни сканирования, которое он еще не сделал. Здоровье Юнги было открытой книгой, которую доктор Ким знал как свои пять пальцев, потому что мужчина приходил как часы каждые несколько дней, всегда жалуясь на ту или иную фантомную боль. Это могло бы быть забавно для доктора Кима, если бы не было так неприятно, что его драгоценное рабочее время снова и снова прерывается необходимостью объяснять Юнги, что «нет, на самом деле он НЕ умирал». Но он знал, для чего на самом деле Юнги здесь. Доктор Ким снял с лица очки, которые он носил, устало пощипывая переносицу. — Мин Юнги, — сказал доктор, страдальческое выражение на его лице с каждой секундой проявлялось все больше, — сколько раз я должен сказать тебе, что ты не можешь просто врываться сюда из-за любой незначительной боли, которая у тебя есть. Ради Бога, у меня есть другие пациенты, которых мне нужно осмотреть! Юнги пожал плечами, все еще уставившись в потрепанный угол журнала о доме и садоводстве, который он осматривал все это время. — Да, но я действительно плохо спал последние два дня. — сказал Юнги с совершенно каменным лицом. — И у меня каждое утро раскалывается голова. Если это не медицинская проблема, которую вы можете решить, то куда мне идти и что я должен делать? Доктор Ким чувствовал, что у него вот-вот разовьется аневризма. Он пыхтел так громко, что мог бы превзойти большого злого волка, и был так возмущен, что ему пришлось вытащить из кармана пальто идеально сложенный носовой платок, чтобы промокнуть лоб. — Юнги, только потому, что у тебя проблемы со сном и из-за этого ты испытываешь некоторые психосоматические симптомы, это не значит, что я могу прописать тебе чудодейственное лекарство от всего, что у тебя есть. В медицинской индустрии для этого есть специальный термин. Это называется симуляция, понятно? Ты хоть понимаешь, что это значит? — спросил Джин. — Я не пытаюсь обмануть вас, — возразил Юнги, наконец подняв глаза на своего врача, — я просто думаю, что со мной что-то не так. — Юнги, в последний раз повторяю, с медицинской точки зрения с тобой абсолютно все в порядке, — невозмутимо произнес доктор Ким, наклоняясь и постукивая указательным пальцем по столу, чтобы донести свою точку зрения кристально ясно, — и нет причин, по которым нам нужно вести этот разговор каждый раз, когда я вижу тебя здесь в моем кабинете. Что тебе нужно, так это снова интегрироваться в общество. Единственное, что удерживает тебя от этого, — это твоя собственная неуверенность в себе. Это было его самое убедительное заявление на сегодняшний день, и доктор Ким мысленно похлопал себя за это по спине. На мгновение даже показалось, что он действительно достучался до своего пациента. Но потом Юнги просто закатил глаза и фыркнул, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. — Ну, я не согласен, — был единственный ответ молодого человека. И доктор Ким ничего не мог сделать, кроме как вскинуть руки в знак раздражения и поражения. Ну что ж. По крайней мере, он пытался.—
— Дурацкие гребаные ключи. Все, чего он хотел — это вернуться в свою квартиру. Его беспокойство уже зашкаливало. Поскольку необходимость заставила его сделать это, Юнги совершил быструю поездку в супермаркет, что само по себе было пыткой. Он абсолютно ненавидел разговаривать с незнакомцами, ненавидел беспорядок и неудобства, которые, казалось, всегда сопровождали толпу, ненавидел орущих детей, жужжание ярких огней и непрекращающиеся гудки касс. Как только он, спотыкаясь, прошел через болезненное взаимодействие с кассиром, которое, казалось, никогда не закончится, казалось, что ему потребовалось столько же времени, чтобы вернуться в свою квартиру. Отчасти это было связано с тем, что лифт в его дерьмовый комплекс снова вышел из строя. Ему пришлось подниматься по лестнице в свою квартиру на третьем этаже с двумя пачками рамена по двадцать четыре штуки в каждой и рулоном туалетной бумаги под подбородком. И теперь он никак не мог вытащить ключи из кармана, потому что жизнь ненавидела его и ничто, казалось, не хотело с ним сотрудничать. Ну вот. Наконец-то! —подумал Юнги, тихо радуясь, когда вытащил ключи из того места, где они зацепились за его джинсы. К сожалению, казалось, что празднование началось слишком рано. Он дернул, возможно, с большей силой, чем было необходимо, и при этом потерял контроль над ненадежной хваткой одной рукой, которой он держал свои продукты. — Блять! — красноречиво сказал Юнги, роняя рамен на землю и наблюдая, как единственный рулон бумажных полотенец выпал из его пальцев и отскочил от пола. Он начал катиться с комичной скоростью, и Юнги безнадежно погнался за ним, вытянув руки, чтобы поймать своенравный рулон, когда он убегал от него так быстро, как только мог. К счастью для Юнги, тот резко остановился, ударившись о неподвижный объект. К несчастью для Юнги, неподвижным объектом оказалась пара ног. Безупречные кожаные туфли. Хорошо сохранившиеся броги с краями. Вероятно, дороже, всего, что было у Юнги на себе, и, безусловно, они были на человеке, который, вероятно, был более собранным в этот момент, чем Юнги когда-либо был за всю свою жизнь. Блять. Юнги застыл на месте, голова все еще была направлена вниз, а кончики пальцев вытянуты, пока его разум лихорадочно работал. Он не мог заставить себя поднять голову, чтобы посмотреть на выражение лица человека, который, вероятно, смеялся над ним, но он увидел пару тонких рук, которые протянули вниз, ставя (очень красивый) кожаный портфель, чтобы взять рулон бумажных полотенец Юнги. —... это твое? — спросил незнакомец мягким, нежным голосом, в котором Юнги узнал тот, который слышит время от времени сквозь тонкие стены своей квартиры. Юнги мог чувствовать запах его одеколона даже отсюда. Сандаловое дерево, лаванда и кардамон. Пьянящий и удушающий, и Юнги… Юнги едва мог дышать. Путем логического вывода Юнги мог только предположить, что это его новый сосед. Ну относительно новый. Если Юнги правильно помнил, он слышал, что другой мужчина въехал сюда на выходных несколько месяцев назад. Они никогда раньше не разговаривали. И Юнги даже не видел этого человека, если уж на то пошло. По крайней мере, до сих пор, когда тревога Юнги достигла апогея, и он не мог слышать собственное дыхание из-за стука своего бьющегося сердца. Он был почти уверен, что его лицо уже побагровело от нехватки воздуха. Юнги был рад, что не поднял голову. Он ни за что не остался бы в живых, если бы другой человек увидел его лицо. — …мм-хмм. — Это все, что Юнги смог выдавить через рот, который отказывался открываться. Не говоря больше ни слова, он протянул руку, выхватывая рулон из рук своего соседа. Он поспешно ретировался, не поднимая глаз, когда потными руками быстро собрал с пола остальные свои вещи. После еще одного мучительного момента, потраченного на то, чтобы лихорадочно вставить ключ в замок, он проскользнул в дверь и захлопнул ее за собой. Как только он оказался в безопасности в темном убежище, которым была его квартира, Юнги выдохнул, до этого бессознательно сдерживая дыхание, и, уронив продукты на землю, положил руки на колени. Господи, мысленно закричал он, отчаянно пытаясь не съежиться, пока его разум снова и снова прокручивал то, что только что произошло. Он безуспешно пытался не думать о том, каким гребаным чудаком он, должно быть, показался своему соседу. Боже, подумал он про себя, потирая лицо руками, почему я не могу хоть раз нормально поговорить?—
Bram Inscore & Leland - Half of You
Пак Чимин какое-то время смотрел на запертую дверь, все еще вытянув руки к тому месту, где он только что держал рулон бумажного полотенца. Это было… странно, подумал он про себя, моргая и медленно наклоняясь, чтобы снова поднять свой портфель. Итак, это был незнакомец из 32В. Он наконец встретил этого человека после… пяти, шести месяцев? Он уже начал сомневаться, есть ли у него вообще сосед, поскольку из соседней квартиры почти не доносилось ни звука. Что ж, это была одна из разгаданных тайн. Хотя, если подумать, он все еще понятия не имел, как выглядит другой мужчина. На самом деле он видел только вспышку каштановых волос, и даже тогда ему было бы трудно описать своего соседа чем-либо, кроме самых расплывчатых выражений. Мужчина, спотыкаясь, вернулся в свою квартиру, как будто убегал от чего-то, и у Чимина действительно не было ни времени, ни возможности хорошенько его рассмотреть. Чимин поджал губы, на мгновение почесав затылок, прежде чем отбросить эту мысль. Бросив последний взгляд на соседнюю квартиру, он поплелся к своей двери, отпер ее и устало вытер ноги о серый коврик. Когда он вошел, его встретил знакомый вид его очень бежевой квартиры. Было холодно. Чимину был против снимать пальто, но он всегда чувствовал себя так, когда возвращался домой, и он знал по опыту, что его тело привыкнет к этому, если он просто стиснет зубы и настоит. Он пытался проверить кондиционер в первую неделю своего переезда, но после трех безрезультатных попыток ремонта очень неквалифицированным обслуживающим персоналом жилого комплекса он просто привык спать в спортивных штанах. — Я дома, — объявил он, ни к кому конкретно не обращаясь, позволив двери со скрипом закрыться за ним, когда он бросил ключи в миску рядом с дверью. Не удосужившись развязать его, Чимин стряхнул один ботинок со своей ноги, снял другой и оставил их лежать неуклюжей кучкой на полу. К стене была аккуратно придвинута полка для обуви, но Чимин почти (если вообще когда- либо) ей не пользовался. Он направился к дивану, сбрасывая блейзер и ослабляя галстук по пути. Чимин со стоном опустился на свой мягкий серый диван, положив уставшие ноги на журнальный столик. Втянув шею в плечи, он застонал, когда услышал, как она хрустнула. Чимин посидел там какое-то время, ошеломленно глядя на узор своих потолочных плиток. Работа была ужасной. Чимин изначально переехал в город из-за своей работы, когда он еще был полон энергии и энтузиазма. Это было уже два года назад, а он все еще был здесь, застрял в том же тупиковом положении, выполняя ту же отупляющую работу, от которой ему хотелось вылезти из кожи вон. Его родители были в восторге от того, что он окончил колледж и получил работу, которая приносила хорошие деньги, но то, что он был корпоративной обезьяной, не давало Чимину ничего, кроме строгой должности на модной визитной карточке. Это было не совсем так, как он представлял себе свое будущее, работая с 8 до 17 с понедельника по пятницу всю оставшуюся жизнь. Но взрослая жизнь сводилась к планированию жизни, 401(k) и откладыванию денег на старость, и Боже, Чимин чувствовал, как апатия медленно заменяет кровь в его венах с каждым новым днем, который он вычеркивал из невзрачного студенческого календаря, который он прикрепил к пустой стене. — Это отстой, и я ненавижу это, — пожаловался он снова ни к кому не обращаясь. Это было его хобби — ныть самому себе. Было с тех пор, как он въехал сюда. Он и раньше думал об уходе, думал о том, чтобы накопить достаточно денег, чтобы заняться чем-то, чем он действительно увлечен. Взгляд Чимина прошёлся по комнате, пока не остановился на проигрывателе в углу, аккуратно стоящем рядом с его коллекцией виниловых пластинок. Может быть, когда-нибудь у него будет собственный музыкальный магазин. Он выставит свою коллекцию. Познакомится с людьми, интересующимися теми же вещами, что и он. Чимин встал, подошёл к своей коллекции и взял одну из своих любимых пластинок. Он вытащил ее из чехла, осторожно проведя пальцами по глубоким бороздкам и линиям на пластике. Ах, но кого он обманывал? Несбыточная мечта никогда не будет ничем иным, как несбыточной мечтой, а Чимин, в конце концов, был реалистом. Чимин открыл свой проигрыватель, осторожно установив пластинку внутри. Он дал пластинке прокрутиться секунду, прислушиваясь к тихому шипению статического электричества перед установкой иглы в канавку. Пластинка потрескивала и хлопала в течение секунды, прежде чем звуки любимой группы Чимина заполнили воздух. Он напевал себе под нос мелодию, направляясь к холодильнику, вытаскивая оттуда банку холодного пива и без церемоний открывая ее. Чимин выпил примерно половину одним глотком, прежде чем отстранился с удовлетворенным шипением, позволив холодной жидкости осесть в желудке. Продолжая напевать, Чимин уставился на стену напротив себя, лениво обводя глазами маленькую паутинную трещинку, позволяя своему разуму блуждать (хотя бы на мгновение) в фантазиях о более полноценной жизни.—
Юнги едва добрался до своего дивана, растворившись в нем, как слизняк, которым он и был, когда приходил в себя после изнурительного дня социальных неудач. Он был на 10 000% уверен в этом. Он был в самом разгаре особенно пикантного сеанса ненависти к себе и стыда, когда услышал музыку. Юнги оживился при звуках слабого жужжания, медленно поднимая голову с того места, где он задыхался в диванной подушке. Похоже, его сосед вернулся к своему обычному поведению. Это было почти шаблонно, то, что он делал каждый божий будний день. Его сосед всегда бросал куда-нибудь свои ключи и снимал обувь (или бросал их, так это звучало), затем всегда следовало нескольких минут ворчания и включалась какая-нибудь музыка. Юнги это вроде как нравилось. В том смысле, который звучал совершенно жалко даже для его собственных ушей, повторение этого было тем, чего он действительно с нетерпением ждал. Как повтор шоу, которое ему действительно нравилось, предсказуемо и уверенно, в одно и то же время каждый день. Его сосед снова разговаривал сам с собой. Любопытство сгубило кошку. Юнги сел как следует, прижав ухо к соседней стене, пытаясь расслышать бормотание другого мужчины сквозь звуки музыки. — …тааак голоден… — Юнги услышал, как другой мужчина заскулил, зачем последовал характерный звук выдвигаемого ящика, звон столового серебра о тарелки. Хотя в глубине души его все еще мучило, что всего несколько минут назад он выставил себя полным ослом перед другим мужчиной, Юнги также не мог не смог сдержать улыбки, на мгновение забыв о собственных проблемах, когда попытался представить, что делает другой человек. Хотя социальное взаимодействие было чем-то, что он обычно ненавидел, даже Юнги должен был признать, что было что-то успокаивающее в том, чтобы слушать чужой голос. Даже если это был односторонний разговор, который он подслушивал. Это заставило его чувствовать себя немного менее одиноким, и, хотя он сопротивлялся желанию ударить себя по лицу каждый раз, когда думал о том, каким идиотом он себя выставил, он позволил себе расслабиться и насладиться косвенным присутствием другого человека. Он прижался спиной к их общей стене, позволяя вибрациям музыки с другой стороны проникать в его кожу. Положив свой ноутбук на колени и открыв его, Юнги обнаружил, что напевает, неосознанно добавляя свой голос в аккомпанемент мягкому голосу по другую сторону стены.—
Юнги ненавидел перебирать свои старые вещи. Ему не так уж много нужно было пережить, всего лишь маленькая коробочка с сувенирами, которые беспокоили его некоторое время. Это было бельмо на глазу. На самом деле он не был неряшливым человеком, совсем наоборот - то немногое, что у него было для украшения квартиры, было аккуратным и ухоженным. Это было не в его характере, тот факт, что он не прикасался к коробке с тех пор, как мать навязала ее ему. Это было тогда, когда она в последний раз приезжала около трех месяцев назад, и с тех пор коробка собирала пыль. Это был один из тех субботних вечеров, когда Юнги чувствовал, что сходит с ума, желая что-то сделать, но не желая покидать безопасную квартиру. Итак, он убрался. Вытер все столешницы и жалюзи, вымыл унитаз и ванну, тщательно собрал и заново расставил по алфавиту свою небольшую коллекцию DVD-дисков. А потом он стоял в том углу, уставившись на коробку так, как будто внутри нее ждало какое-то чудовище. Он знал, что глупо так думать. Там не было ничего, кроме воспоминаний. Проблема была в том, что воспоминания были тем, чего Юнги боялся больше всего. Он должен был и мог бы просто выбросить всю коробку, но что-то темное внутри его груди заставило его потянуться и вытащить выцветший ежегодник, который выглядел так, будто не видел дневного света уже много лет. Юнги не нужно было обращаться к указателю в конце, чтобы узнать, на каких страницах он находится. Он точно знал, на каких страницах они были, потому что каждый год появлялась только одна его фотография. Он спокойно перешел к своему классу и посмотрел на себя более молодого. Даже тогда он был другим. Его тревога проявилась рано и только усиливалась по мере того, как он взрослел. У него было мало друзей, а потом их совсем не осталось, когда они все выросли и отдалились друг от друга. Вместо того, чтобы смотреть наружу, он смотрел внутрь себя, и, закрываясь от остального мира, он остался совершенно один. Поскольку он был мазохистом, Юнги пролистал остальные страницы, уставившись на улыбающиеся, смеющиеся лица своих одноклассников, размытые от движения. Его собственная фотография была тихой и неподвижной во всех смыслах этого слова, мешки под глазами и хмурое выражение лица становились все глубже и глубже с каждым годом, который он страдал в тишине. Стены, которые он построил тогда, теперь были крепостью, скрывающей его самые темные и сокровенные мысли даже от него самого. Юнги вздохнул, бросая ежегодник в пыльную кучу других на полу. Он мгновение смотрел на них, прежде чем развернуться, ковыляя на коленях, чтобы достать мешок для мусора из-под кухонной раковины. Он пополз назад, схватил все, что мог, и засунул в пакет. В коробке все еще оставались какие-то мелочи, старые безделушки и детская одежда, которую он понятия не имел, зачем его мать потрудилась сохранить. Не все укладывалось в мешок — было несколько вещей, которые он в конце концов оставил, несколько потрепанных книг, маленькие игрушки, которые он не мог выбросить. Он быстро просмотрел остальную часть коробки, вытаскивая каждый предмет, быстро анализируя их в уме и либо отбрасывая в сторону, либо запихивая в мешок для мусора. Он быстро достиг дна. Коробка была глубокой, так что Юнги пришлось залезть внутрь, чтобы достать оставшееся. Если бы сначала он заглянул внутрь, то, возможно, увидел бы разбитую рамку для фотографии, из-за которой стекло было рассыпано по всему дну коробки. Но Юнги этого не сделал, и наградой за его небрежность стал жгучий порез на кончиках пальцев. Он выдернул руку с воплем и шипением, надавливая другой рукой, наблюдая, как капли крови проливаются на деревянный пол и окрашивают белую ткань его джинсов в темно-красный цвет. — ...черт!—
Чимин испуганно поднял глаза. Он сидел на своем диване, спокойно читая книгу, когда громкий крик боли нарушил тишину. Чимин нахмурил брови. Он встал, положил книгу на край столика, прежде чем направиться к стене. Он осторожно прижал к ней ухо, сосредоточившись, чтобы понять, сможет ли он услышать что-нибудь еще. Его сосед снова выругался, громко и отчетливо. Чимин отстранился, с беспокойством глядя на стену. Он задумчиво прикусил губу, обдумывая, что он хотел сделать, прежде чем тряхнуть головой, проясняя ее. Поколебавшись еще мгновение, он тихонько постучал в стену. — Все в порядке? — спросил Чимин, уверенный, что другой мужчина смог бы услышать его через стену, если Чимин может так ясно слышать, как он ругается. Он быстро прижал ухо к стене, ожидая ответа. Но если он и ожидал чего-то подобного, то не получил. Хотя его любопытство продлилось дольше, чем следовало, его усилия были вознаграждены только тишиной, как будто по ту сторону стены не было ничего, кроме призраков.—
Хотя его дверь была лишь слегка приоткрыта, Юнги точно знал, кто появился у его двери. Одетый в фирменную коричневую униформу с названием компании на нагрудном кармане, курьер UPS выжидающе посмотрел на него, держа в одной руке небольшой пакет, а в другой сканер посылок. — Юнги, — поздоровался курьер. — Намджун, — ответил Юнги. Нередко можно было найти Намджуна стоящим перед домом Юнги в неурочные часы дня. Намджун доставлял посылки Юнги последние два года. К этому моменту они знали друг друга достаточно хорошо, чтобы называть по имени, но не более того. Намджун мирился с причудами Юнги, чего нельзя было сказать о предыдущих курьерах. На самом деле Юнги заработал неплохую репутацию среди остальных его коллег — настолько печально известную, что Намджун знал об этом человеке задолго до того, как ему назначили этот маршрут. Затворник, который заказывал через Интернет абсолютно все, от лекарств до продуктов. Конечно, Намджуна и раньше просили доставлять странные вещи незнакомым людям, но никогда так часто. Однако в прошлый раз, когда он пытался поменяться маршрутами с одним из своих коллег, Юнги отказался открывать дверь кому-либо еще. Очевидно, он сказал что-то о «не доверии незнакомцам». Что, опять же, учитывая то, что он знал об этом человеке, неудивительно. В этот момент Намджун всегда ожидал странностей от Мин Юнги. Однако он терпел это — лояльный покупатель оставался лояльным покупателем, каким бы причудливым он ни был. Только, если бы он мог своевременно расписаться за свои покупки. Всегда требовалось пятьдесят тысяч лет, чтобы заставить отшельника расписаться за свои посылки, потому что, если оставить его наедине с собой, мужчина просто болтал о случайных вещах, которые всегда заставляли Намджуна чувствовать, что он либо на каком-то телешоу со скрытой камерой, либо в эпизоде из Сумеречной зоны. — У меня есть еще одна посылка для вас. На этот раз совсем маленькая, — сказал Намджун, запихивая жвачку в рот и проталкивая пакет через крошечную щель в двери, которую Юнги оставил. Юнги схватил его, встряхнув рядом с ухом, чтобы убедиться в его содержимом. — Спасибо. Мне пришлось купить бинты. Я порезался стеклом, — пробормотал Юнги, на мгновение выставляя раненую руку, словно чтобы доказать другому мужчине, что он не лжет. Намджун посмотрел вниз на руку, его брови поднялись к линии роста волос, когда он увидел повязку Макгайвером, которую Юнги сделал из бумажных полотенец и упаковочной ленты. Это едва держалось, и Намджун был поражен, как это вообще сработало. Ну типа. Все как бы разваливалось на части. — Ты не мог просто пойти и купить бинты в аптеке? — подумал про себя Намджун. Тем не менее, Намджун не собирался ничего говорить. Ради бога, у него был график, которого нужно было придерживаться. — Отлично, итак, мне просто нужно, чтобы вы расписались здесь. Намджун, который проделывал это бессчетное количество раз и точно знал, в какую ситуацию он вот-вот попадет, передал сканер посылок через щель, молча молясь про себя, чтобы это не заняло слишком много времени. Проссссстоо распишись за покупку. Юнги держал пакет на сгибе руки, неловко удерживая сканер на забинтованной руке. Намджун ястребиными глазами наблюдал, как другой мужчина вытащил стилус, медленно приложил его кончик к экрану и… — Ваши соседи разговаривают с вами? — спросил Юнги. —...что? — сказал Намджун, нахмурившись, все еще глядя на неподвижную руку Юнги, пытаясь заставить ее двигаться. Подпиши это, черт возьми. — Твои соседи… они разговаривают с тобой? — повторил Юнги, убирая руку и выжидающе глядя на Намджуна. Намджун мысленно вздохнул, снимая кепку и приглаживая волосы назад, прежде чем снова надеть кепку на голову. — Конечно, я думаю. Если я вижу их в коридоре, они обычно говорят «привет», — сказал Намджун. — Действительно? Ну, а что, если бы они разговаривали с тобой через стены? — спросил Юнги. Намджун, все еще глядя на сканер, поднял глаза, нахмурив брови. —…через стены? — спросил он. — Ну, видишь ли, я думаю, что мой сосед разговаривал со мной через стену, — пробормотал Юнги, указывая на глухую стену кивком головы. Намджун проследил за движением, прищуренными глазами, покачивая головой, пытаясь заглянуть за щель в двери. — Но я не уверен. Я никогда не встречался с этим парнем, но я довольно громко выругался, когда порезал себе руку. Я думаю, он меня услышал, потому мне кажется, что слышал, как он спрашивал меня, все ли со мной в порядке. Это нормально? — В тебе нет ничего, что я бы назвал нормальным, — подумал Намджун. Юнги выглядел так, будто ждал от него ответа, поэтому Намджун почесал затылок. — Кто знает, — пожал плечами Намджун, — он мог разговаривать со своей… кошкой… кто знает. Трудно сказать, действительно ли стены такие тонкие». — Я не думаю, что у него есть кошка, — пробормотал Юнги, задумчиво постукивая стилусом по подбородку, — но ты прав. Может быть, у меня просто разыгралось воображение. После еще одного долгого размышления он нацарапал неряшливую подпись на сканере и протянул его обратно через щель в двери. Намджун внутренне обрадовался, заметно повеселел, когда засунул сканер обратно за пояс и выпрямился. Он лучезарно улыбнулся Юнги, на что другой мужчина только одарил его таким же стоическим взглядом, как и всегда. Намджун начал отходить от двери, взглянув на свое запястье, чтобы посмотреть, сколько времени у него есть на следующую доставку. Прежде чем он успел полностью отойти от дверного проема, что-то заставило его обернуться. — Почему бы тебе просто не пойти и не представиться? Нет ничего плохого в том, чтобы узнать своего соседа получше, верно? — предложил Намджун. Лицо Юнги заметно потемнело, как будто над его головой появилось дождевое облако. Но Намджуну не дали возможности поразмыслить, почему другой так отреагировал, потому что тот залился смехом. — Конечно, может быть, я так и сделаю, — солгал Юнги сквозь зубы, уже зная в глубине души, что он не сделает ничего подобного. Дружеское общение было чем-то совершенно чуждым Юнги. Конечно, это была вездесуще в каждом фильме, который он видел, ключевая тема почти в каждой книге и стихотворении, которые он читал. Но независимо от того, сколько раз он это видел, он никогда не мог вообразить это для себя. В конце концов, Юнги мало что хотел в этом мире. В основном потому, что он никогда не позволял себе чего-то хотеть. Он хорошо осознавал тот факт, что с ним было трудно иметь дело. Он знал, что Намджун едва терпел его, видел это по его глазам. Это подтвердило Юнги тот факт, что его никогда не примут полностью, но от этого боль не стала меньше. Поскольку он был плох в приветствиях и еще хуже в прощаниях, Юнги закрыл дверь прежде, чем Намджун успел ответить, снова запершись в своем маленьком пузыре.