Гогот ворона

      Русый мальчонка с тихим смехом бросился на руки к королеве Асмите. Мама только-только вернулась с недавнего отъезда в другой конец Авилума, и Рабан был как никогда рад её видеть — часы без неё казались медленными и томительными, а вся-вся радость вмиг куда-то пропадала, словно нарочно! Но ничего, теперь она снова была рядом с ним — обнимала, гладила по всклокоченным волосам, ласково спрашивала вполголоса: — Ты скучал? Ты скучал по мне, Рабан?       На этот вопрос не нужен был ответ, мама его заведомо знала. Конечно же её сыночек страшно скучал! — Мы с Чернокрылом обошли весь Крылатый дворец на четыре раза за это время, представляешь? Столько всего интересного увидели! Три огромные библиотеки, несколько тронных зал, даже сокровищницу — вот, насколько огромен наш дворец… — запальчиво рассказывал мальчишка, широко жестикулируя руками и всячески пытаясь как можно ярче и красочнее описать весь свой восторг матери. А Асмита кивала, внимательно слушала, невольно улыбаясь при виде этих сияющих глазок-пуговок её старшего сына. — Крылатый дворец — гордость всего Авилума, — протянула королева, взяв Рабана за бледную руку. Сколько бы времени в сытой и счастливой жизни не проходило, мальчишка оставался всё таким же худощавым и белым, как снег — в этом он часто напоминал ей Арлекину, её родную дочурку, — он таит в себе гораздо больше тайн, чем мы можем себе представить. Наша роль — защищать его и весь Авилум, это и твой долг тоже. — Да, я понимаю.       Рабан задумался на какой-то короткий невзрачный миг. На его милое детское личико набежала тень, и всё же он осмелился поднять глаза на королеву, покрепче сжав её руку — ну, насколько это было возможно для десятилетнего мальчика: — Честно говоря, я бы гораздо больше хотел спасать простых людей, а не дворцы… — эти слова были произнесены так серьёзно и так по-взрослому, но в то же время были пропитаны детской мечтой. Наивной, светлой и искренней, ещё не успевшей разбиться о суровую реальность. Хотя, казалось бы, судьба у мальчишки была страшная! Увидеть столько крови в свои-то шесть лет… — Это очень правильные мысли. — Асмита остановилась. Мать и сын оказались около красивой резной двери, ведшей в самую крупную библиотеку не только Крылатого дворца, но и всего Авилума. Рабан смотрел на королеву, с робкой надеждой ожидая её слов — поощрения или, быть может, неодобрения. — Всё-таки, в первую очередь правитель должен заботиться о своём народе… дворец — лишь сложенные друг к другу камни, его можно будет возвести заново. А вот людей не вернёшь.       Юный принц недолго молчал, пытаясь осознать всё сказанное матерью. Он внезапно покачал головой из стороны в сторону: — Нет, не поэтому. Я хочу, чтобы никто не чувствовал боли, не страдал и не терял близких — людям жилось бы намного проще, ведь так?       Асмита задумчиво поглядела на Рабана. Когда она подбирала испуганного, грязного и дикого мальчишку с серых каменных улиц дальнего городка, она и представить себе не могла, какого же встретит ангелочка. Маленький лучик света и добра, который так и пытался сделать мир вокруг себя чуточку лучше, избавить его от боли… отчего же на его плече сидел воронёнок? Почему именно ворон стал зеркальцем невинного малыша? Королева этого не понимала, как бы не пыталась. — Всё так, — с мягкой улыбкой кивнула Асмита, возобновляя их неспешный шаг к библиотеке. — Благородная цель, Рабан. Цель, заслуживающая принца.       За руки королева и мальчишка вошли в библиотеку — и о, как же она была огромна!       Бетонные колоны цвета слоновой кости устремлялись, казалось, к самому небу — потолок книжного хранилища был сделан из стекла, так что свет по ту сторону дворца проникал внутрь широкими полосами. Многочисленные деревянные полки, выставленные ровно и по расчёту, укрывали собой светлые стены помещения, размеры которого было сложно оценить одним взглядом — разве что сказать, что она действительно была велика и могущественна!       Асмита зашагала вперёд, двигаясь в верном направлении и ведя за собой восхищённого Рабана, который только и успевал, что следить за проносящимися следом книгами.       «Наверняка здесь должна быть книга о том, как избавить людей от боли! А лучше от смерти и болезней, чтобы все всегда-всегда были счастливы!» — думал про себя принц, всё пытаясь выцепить взглядом заветную обложку с названием «Секрет вечной жизни» или «Лекарство от всех недугов». Увы, такой, как назло, не было видно! Кто-то её, наверное, спрятал…       Наконец они с Асмитой остановились в небольшом «читательском узле» — так назывались округлые площадки с диванчиками и столиками, на которых было принято читать взятые книги. Рабан тут же приметил в дальнем углу читательского узла принцессу Арлекину с её воспитательницей — мадам в престарелом возрасте очень настойчиво пыталась объяснять что-то темноволосой девчушке, а та внимательно слушала и не забывала кивать время от времени. Наверное, ей нравилось учиться — по крайней мере, её глаза блестели при виде книг. Или же принцу так только казалось.       Королева осторожно взяла толстенную книгу в бархатной обложке с одной из полок, а после они с Рабаном примостились за одним из резных деревянных столиков. Асмита ещё долго искала нужную страницу среди непонятных мальчишке символов, гораздо больше похожих на неумелые рисунки, нежели привычные буквы. — Можешь почитать, пока я изучаю кое-что, милый, — улыбнулась она, кивая в сторону противоположного стеллажа с книгами. Мальчишка с энтузиазмом вскочил со своего места, бросившись к усеянной книгами стеклянной полочке и принявшись быстро перечитывать все названия: — «Методы управления королевской казной», «Золотые монеты как способ продвижения», «Властителям и судиям», — мальчишка весьма ловко справлялся со сложными мудрёными словами, пускай и читать мама его научила только по прибытию во дворец. До этого Рабан не особо-то владел какими-либо знаниями. А тут принц, нужно было соответствовать своему статусу!       Мальчишка подошёл к соседней полке, где он отыскал кое-что поинтереснее: — «Целебные травы и где они растут». То, что надо!       Рабан уже приготовился выхватить изумрудную книжку с полки, как внезапно до него требовательно дотронулась чья-то рука. Мальчик испуганно вздрогнул, резко обернувшись: он вновь встретился один на один со своей сестрой, чего принцу ну очень не хотелось. — Что ты тут забыл? — с некоторым удивлением и недоумением воскликнула Арлекина — её голос не был злобным или сердитым, скорее, наоборот, немного любопытным. Рабан в панике попытался отыскать способ, куда бы он мог отступить, но нет, такового не было… сглотнув, мальчишка проронил: — Решил книжку… взять. Почитать…       Арлекина изогнула бровь — похоже, это был не совсем тот ответ, который устроил бы буйную принцессу Авилума. — Как ты здесь очутился? — требовательнее произнесла она, и принц, вжавшись в деревянную полку всем своим худеньким тельцем, ответил: — Мама привела… — Так она здесь?       На какую-то минуту они оба смолкли, сверля друг друга пытливыми взглядами. Арлекина — настойчиво-вопросительным, а Рабан испуганным, боязливым. Чернокрыл на его плече вновь пытался спрятаться под одежду мальчонки, но ровная выглаженная рубашка принца не давала ему такой возможности. — Д-да… уже пару часов, как вернулась, — наконец, ответил мальчонка, и внезапно глаза Арлекины вспыхнули злостным огоньком — девочка схватила брата за руку и процедила сквозь зубы: — Она всё это время была с тобой, да? И даже не удосужилась проведать меня… просто спросить, как дела!       Рабан лишь молча кивал. А что ему ещё оставалось? Не врать же принцессе, которая всё прекрасно поняла и без его особого участия! Однако Арлекина сжимала его запястье всё с большей силой, и кожа начинала изнывать от назойливой боли. — Почему? Почему ты, а не я — я ведь её родная дочь! Почему всё её внимание всегда достаётся только тебе, воронёнку, оборванцу с улицы! Что ты такого сделал, чтобы она тебя так любила?!       А мальчишка продолжал испуганно вырываться из её цепкого захвата в попытках убежать — спрятаться у мамы, чтобы она его защитила от Арлекины! Ему было страшно. За что принцесса так его ненавидела? За то, что ей приходилось делиться мамой с ним? Рабан не понимал, почему она его так не любила! Почему они все, кроме Асмиты…       Арлекина тяжело дышала, злобно глядя куда-то словно сквозь Рабана. По её белым худым щекам текли горькие слёзы обиды — девочка, казалось, уже была готова отпустить свою бедную жертву, однако принц в попытке высвободиться случайно хлестнул Арлекину по лицу. Принцесса зажмурилась, отшатнувшись на короткий миг — Рабан наконец-то оказался на столь желанной свободе, но, осознав произошедшее, похолодел, замирая. Чёрные глаза были в панике устремлены к сводной сестре…       Принцесса застыла на месте на какой-то миг — она, казалось, даже перестала дышать, — держалась за покрасневшую щёку рукой, пытаясь оправиться от боли. Рабан видел, как сверкали её голубые глаза — Арлекина была готова броситься на него с новой силой, на этот раз уже с настоящей яростью! Ему не убежать, пощады не будет. — Арлекина, я… я правда не хотел! Это просто случайность! — взвыл русоволосый мальчонка, бросаясь на помощь принцессе — быть может, ещё не поздно всё исправить? Однако в тот самый момент, когда он аккуратно положил руку ей на плечо, за спиной раздался громкий яростный возглас: — Что ты натворил, ворон?!       Рабан испуганно замер.       К нему и Арлекине поднеслись сразу трое взрослых — библиотекарь и двое гвардейцев. Принца бесцеремонно отшвырнули подальше от сестры, и Рабан с силой ударился головой о деревянную книжную полку — он не помнил, что произошло дальше. Помнил только, что было очень, очень больно, а после темнота…       А ещё помнил сотни упрёков в свою сторону. Помнил, как пеклись прислуги о принцессе Арлекине, как десятки раз переспрашивали о её самочувствии, пока мальчишка лежал на ледяном мраморном полу. Помнил, как все забыли о впавшем в беспамятство принце.       А ещё он помнил своё пробуждение. Как жался к матери, изливаясь горячими слезами, как кричал и бился в истерике, повторяя лишь одну треклятую фразу: «Почему они меня так ненавидят?! Почему?..»       Асмита терпеливо гладила его по голове, прижимая к своему сердцу, и шептала — так тихо, но с таким теплом и любовью, какой могла одарить его только она: — Они полюбят… обязательно полюбят, когда перестанут видеть в тебе ворона. И Арлекина тоже.       И он верил, потому что мама никогда не лгала Рабану.

***

      Принц в отчаянии склонил голову над матерью. Поздно было пытаться изменить уже окончательно ставшее неизбежным…       В королевских покоях столпилось действительно много людей — гвардейцы, придворные маги, библиотекари, и ещё многие уважаемые лица, которые втайне недолюбливали молодого врачевателя. Но Рабану было слишком плохо, чтобы замечать что-то помимо едва дышащей матери и совы, ёжившейся на её груди.       Произойди это в самом начале болезни, Рабан бы просто обезумел от счастья, ведь возвращение зеркальца означало бы полное выздоровление королевы! Но теперь… теперь явление Ночевзоры — знак скорого ухода измученной души. Королева Асмита умирала.       Парень пустым взором уставился на постаревшую, обессилевшую сову, перья которой уже начинали понемногу переливаться бело-серебристым блеском. Ночевзора выглядела страшно: такая же вялая и больная, как и её владелица. Магия в волшебной сове затухала вместе с последним огоньком души.       Ему не удалось спасти маму, прошло слишком много времени… Чёрная мгла всё-таки победила. Что бы он не делал, как бы он не старался, сколько бы магии не вкладывал в настои, лекарства, заклинания — и всё без толку! Болезнь уносила её жизнь медленно, нарочито мучительно, и вот-вот последнее связующее звено с этим миром — верный зеркалец, — погибнет, а вместе с ним и королева. Рабан болезненно зажмурился, сморгнув подступившие к глазам слёзы — столько людей было вокруг, но ему так хотелось плакать! Рыдать, кричать во весь голос, извергать тысячи проклятий на несправедливость жизни, но… всё это её вернёт. Даже его собственная смерть не возвратит маму к жизни!       Рабан терял последнее, что у него было… последнего дорогого, близкого ему человека. Совсем скоро вся она вспыхнет пламенем, а после останутся лишь воспоминания — горькие, печальные, болезненные, ведь мамы больше не будет в живых.       Почему всё так происходит?.. Почему она уходит, когда так ему нужна! Так нужна…       Горячие слёзы катились по щекам кипящими ручьями, и от чужих взглядов принц прятался лишь за белым капюшоном своей накидки и Чернокрылом, уныло склонившим голову. Даже зеркалец выглядел омраченным, будто безжизненным, а гордый блеск в глазах потух — ворон чувствовал то же, что и его владелец, и, пожалуй, без Чернокрыла Рабану было бы совсем худо. Лишь ворон мог разделить всю его боль.       Почему близкие всегда умирали у него на глазах? Это ли не проклятье Чёрной Мглы для врачевателя… Рабан не сможет заразиться, не сможет умереть. Но из раза в раз он провожал всё больше любимых людей на тот свет — кто будет следующим? Кто может быть следующим, когда у принца не осталось никого?!       Рабану просто не хотелось одиночества, однако судьба решила всё за него. Почему за его несчастье должна была платить ни в чём неповинная Асмита?.. Это было так больно и так несправедливо одновременно!       Врачеватель был, пожалуй, единственным, кто среди присутствующих скорбил по-настоящему. Конечно же все собравшиеся здесь были подобны Адралиону — лишь внешне печалились — так, для вида! — но внутри не могли дождаться смерти королевы. Рабану не хотелось, чтобы они были здесь, чтобы провожали его маму. Здесь было место только для самых близких ей людей, а не всей этой напыщенной свиты, только и жаждущей наживы… — Где же принцесса Арлекина? — Она так и не вернулась из своей поездки… — Но как же так! Неужели она не успеет?.. — Она должна успеть! Метель уже закончилась, они наверняка на подходе к Крылатому дворцу!       О, эти тихие шепотки за спиной…       А ещё Рабану не хотелось, чтобы Арлекина успела. Быть может, удастся пробудить в её «невинной» душе хоть какую-то совесть? Или же вину на весь остаток своей жалкой жизни? О, да, было бы очень не плохо. Арлекина ведь даже не пыталась спасти свою маму, всё это время ей было просто наплевать — так к чему же ей провожать Асмиту в последний путь?       Пусть орлица и дальше парит в синем небе, пока ворон оплакивает умирающую сову.       Ночевзора слабо взмахнула поникшими белыми крыльями, окинула всех присутствующих пустым, больным взглядом: от этих совиных глаз, наполненных неприкрытой болью и страданиями, Рабану стало ещё хуже, слёзы с новой силой хлынули по щекам. Ему не полагалось плакать, но кто мог его осуждать? Врачеватель чувствовал свою вину в смерти матери. Это ведь он не сумел её спасти.       Сова измученно приподнялась на веточки-лапы, а после с перьев зеркальца сорвались бело-серебристые сияющие искорки. Они ручьями расползлись по телу королевы, опутали её, подобно мелкой сетчатой паутине, начали светиться всё сильнее, ярче. А после искры вспыхнули серебристым пламенем — сверкающим, но таким бездушным и мёртвым... языки магического огня охватили Асмиту, разъедая тело в мелкий пепел, который после уносился к сове-Ночевзоре. Зеркалец, склонив голову, измученно принимала на себя весь последний магический удар.       Пламя подошло к лицу королевы, и Рабан не сдержался: отвёл полные слёз глаза, чтобы не видеть, как предсмертный огонь стирает с исхудавших щёк измученную полуулыбку матери. Не видеть, как медленно её испепеляла собственная магия…       Маги не умирали, как обычные люди. Они буквально сгорали в своей силе — короткий момент ухода, несправедливо зрелищный, всегда привлекавший толпу зевак. От тела не оставалось абсолютно ничего, кроме зеркальца, который, наконец, становился настоящей, но мёртвой птицей.       Врачеватель осмелился вновь взглянуть на Асмиту, лишь когда пламя начало утихать. Серебристые лучики сходились к белоснежной сове, последние искры гасли на когда-то каштановых прядях волос — выход всей той огромной силы, которая таилась внутри королевы, состоялся. Не было больше магии, как и её души — все они сгорели в собственном пламени.       Осталась только Ночевзора.       Когда пламя исчезло, на месте Асмиты оказалась сова. Она уже не двигалась, истощённым обмякшим телом лежала на изрядно потрёпанной кровати, вздыбив обуглившиеся от магии перья и сомкнув глаза.       Люди застыли в немом молчании, глядели на птицу. Чего они ждали? Рабан не понимал. Не понимал, но всем сердцем надеялся, что хотя бы на этот раз — в первый и единственный! — случится чудо, и маг обретёт новую жизнь в теле птицы, в теле своего зеркальца!       Врачеватель подошёл к Ночевзоре и взял ту на руки. Перья совы всё ещё были горячие, как огонь, но птица безжизненной куклой покорно лежала на руках Рабана. Не пыталась вырваться, бежать, не шевелилась. Ничего. Даже слабого биения сердца не было слышно…       Асмита умерла. На этот раз, окончательно. И от этой мысли хотелось закричать, завопить на весь свет о несправедливости судьбы к королеве, но… он не мог. Всё, что мог Рабан — судорожно прижимать к груди мёртвую птицу, в надежде, что та всё-таки начнёт дышать.       Но нет, она не оживала. Остатки магии, и те покидали белые перья зеркальца: тело холодело, последнее тепло уходило в никуда. Последние искорки надежды.       Люди вокруг скорбно склонили головы, полушёпотом произнося горькие соболезнования и тёплые слова в адрес покойницы. Все были опечалены, однако никто почти не замечал юного принца, в слезах прижимающего к груди тело погибшей совы. Последнюю частичку её души и сердца, оставшуюся в этом проклятом мире…       Почему так произошло?.. Врачеватель не понимал. Не понимал, почему из всех людей заразиться Чёрной Мглой должна была именно Асмита! Не понимал, почему она умерла, так и не завершив самое главное дело своей жизни — поиск лекарства от страшной болезни. Но если так сложилось — это ли не знак, что способа избавиться от Чёрной Мглы нет?       Нет, такого попросту не могло быть! Рабан не верил, что четырнадцать лет стараний матери могли пройти впустую… он не позволит им исчезнуть зря. Он продолжит дело Асмиты и найдёт способ исцелить простых людей, чего бы ему это не стоило!       Рабан сквозь слёзы в последний раз посмотрел на Ночевзору, всё боясь отпустить тело птицы, словно вместе с ней пропадут и воспоминания о маме… и всё же он был вынужден положить её обратно в постель — аккуратно и заботливо, со всем тем теплом и любовью, которые всё ещё таились в его с виду холодном сердце. Мама не умрёт зря.       Двери со скрежетом распахнулись, и в комнату вихрем ворвалась принцесса Арлекина.