Замок из стекла

Когда они говорят о чем-то одном, весь мир завороженно молчит. -Вообще, у древних египтян были достаточно интересные представления о появлении Уаджета как такового. – Карлос складывает руки лодочкой и тут же разводит пальцы, образуя небольшую пирамидку. Сесил почти заворожено смотрит на это движение и счастливо улыбается. -Я никогда не любил сказки о происхождении тех или иных вещей. Какая разница, кто первым изготовил хлеб, когда его едят все? Карлос качает головой. Он думает, что Сесил немного расстроен тем, что его любимое блюдо в виде подгоревших тостов с неимоверным количеством джема теперь объявлено вне закона из-за принятого совсем недавно запрета на пшеницу. -Ну, хорошо. Если расшифровывать древнеегипетское написание символа “Уаджет”, то получается два слова: “глаз” и “защищать”. То есть, это что-то вроде “охраняющий глаз”. -Ты сейчас говоришь об общем значении? На их столик ставят две тарелки, от которых веет сладкой затхлостью стручков чеснока и сыра с плесенью. Карлос сбивается с мысли, задумчиво трет переносицу, поправляя очки, и после небольшой паузы все-таки кивает. -Да, я именно об этом и говорю. Сесил усиленно изображает невинную влюбленность и подпирает подбородок рукой. Ему, разумеется, известны все значения этого символа, все теории его происхождения, все предания, мифы, легенды и сказки, ведь он родился из всего этого. Если это вообще можно назвать “рождением”. Карлос хмурит брови, задумчиво хмыкает, пытаясь выудить из головы далекие воспоминания из детства: картинки из толстой тяжелой книжки с шероховатыми листами – они пахнут машинным маслом и аммиаком. В книге отсутствуют многие страницы, обрывки которых доносят до Карлоса только частицы каких-то слов. Обложка изуродована временем и чьим-то ужасным обращением, но мальчишка все равно кладет на неё ладонь, разглаживая загнутые в стороны углы. Это был март месяц, в воздухе висела прохлада, а под ногами была слякоть. -Как “Око Ра”, Уаджет – это Богиня хранительница Ра, которая нередко представлялась в виде извергающей пламя и яд первозданной змеи. Это что-то вроде солнечного ока, сжигающего своим огнем врагов. Помню, что в основу изображения легла то ли южно-египетская кобра, то ли аспид. Карлос дергает плечами, меняет положение рук и поднимает взгляд вверх, в потолок с потрескавшейся штукатуркой. Сесил накалывает вилкой несколько стручков чеснока и засовывает их в рот, медленно разжевывая. Ему нравится звук хрустящих под зубами маленьких тростинок, и он смотрит на Карлоса достаточно долго, прежде чем машинально дополнить его: -Уаджет считалась покровительницей Северной части страны. Серый пикап несется по треснувшему асфальту с огромной скоростью, заставляя ученого вцепляться в крышу пальцами. Это один из тех пикапов уже далеко не новых моделей, которые использовались исключительно для фермерских нужд: краска поросла в рыжих ниточках ржавчины, а мотор грозился заглохнуть в любую секунду. Но, несмотря на это, Фокс жмет педаль до отказа, и глаза его расширены как у испуганного животного. Карлосу неудобно держаться за проржавевшую крышу, и его пальцы немеют от холода и напряжения – он соскальзывает, опускается на корточки и встряхивает головой. Дрожь пробирает тело и становится почти невыносимой. Граница города едва ли мелькает на грязно-алом горизонте. И огромная, как глыба камней усталость окатывает ученого с ног до головы. -“Око Гора”, или “Аштет” или “Всевидящее”, а также “Око исцеления” олицетворяло сокровенную мудрость и ясновидение. Согласно легенде, когда Сет убил Осириса, Гор воскресил отца, дав ему проглотить свой глаз, который Сет перед тем изрубил на части, а Тот срастил их, и оживил глаз. – Сесил засовывает в рот кусок сыра и плотно сжимает челюсти, чтобы не было слышно довольного чавканья. Карлос хмыкает куда-то в потолок и выдыхает: - Как гласит “Книга мертвых”: “Глаз Гора награждает вечной жизнью; и он защищает меня, даже когда он закрыт”. Он думает о том, что было не так, прежде чем все рухнуло. Город ожил, воодушевленный своими покровителями, и Карлос был вынужден бежать. Сесил стоит достаточно далеко, чтобы видеть со стороны, как черное облако нависает над городом, подсвечивая ядовитой сиренью тянущиеся к нему щупальца огромного монстра, выползшего из городской ратуши. Эта композиция с трупным запахом и стонами проглоченных душ не вызывает у ведущего никаких эмоций. Город никогда не был цвета окружающего его песка. Песок никогда не был цвета человеческой кожи. Карлос вспоминает иссеченное черными линиями лицо Стивена, склонившегося над лабораторным столом в ломаной позе кузнечика, которому какой-нибудь несносный малец выломал все немногочисленные лапки. Пустые глазницы и крючковатый нос. Ученый не помнит лица своего коллеги. Город льет реки крови, впитывает в себя остатки чьих-то тел и разумов. Сесил бредет вдоль нового полотна из сирени, грязи, капюшонов, яблок и желтых листов, исписанных кровью. Запах отвратителен. Все вокруг отвратительно. Серый пикап все еще несется к границе города, поднимая за собой столбы едкой пыли. Сесил подхватывает пальцами кружку с остывшим кофе и делает один медленный, шумный глоток. Этот переломный момент кажется ему бесконечно долгим, если сравнивать то, что случилось давным-давно, в разных эпохах с начала разных времен. Город на мгновение замирает и в кафетерии повисает непривычная тишина. -Что делал на моем месте кто-то другой? – ученый выпрямляется на стуле и кладет руки на живот. Его тарелка все еще нетронута, но это и не мудрено – он никогда не любил сыр и чеснок. Тишина не пугает его ровно также как и глаза Сесила, неожиданно вспыхнувшие цветом его неизменного галстука. Карлос задается вопросом “Почему именно сирень?”, но получает на свой мысленный вопрос только гул из чужих голосов старых воспоминаний на задворках сознания. -Я расскажу тебе одну историю, о которой ты не знаешь. – третий глаз раскрывается нарочито медленно, и Сесил склоняется к ученому ближе, ссутулив широкие плечи, - О которой ты не захочешь слышать. Замок из стекла, возведенный в не существовании. Крохотная прозрачная корочка из света, сквозь веретено паутинных нитей бесконечности. Вода, льющаяся с небес водопадом, и черная желчь, плещущаяся под ногами. Карлос прикасается пальцами к прозрачной поверхности и резко отдергивает руку, когда всплеск волны окатывает все окружающее пространство. Он - это маленький камешек, брошенный в воду. Вода капает сверху вниз и снизу вверх, оседает в линию и расходится в стороны по стеклянным поверхностям, перебираясь на соседние плиты. Ноги неприятно жжет – желчь пропитала ботинки. Блики яркого огня заставляют жмуриться, не позволяя разглядеть и половины того, что находится вне понимания. Вне времени, вне пространства, вне существования. Сесил ходит поодаль – ученый ощущает это шестым чувством попавшего на чужую территорию животного. Он ощущает это, так как не может слышать, не может видеть и не может осязать. Его ладони и ступни жжет, а звуки сводятся к бесконечной капели, больше похожей на инквизиционную пытку древности. Ученый делает резкое движение вперед, заставляя Сесила испуганно вздрогнуть, прежде чем руки Карлоса накрывают его плечи. Взгляд глаза в глаза, если это вообще возможно с таким явным превосходством со стороны ведущего, заставляет напрячься не только его, но и всё пространство вокруг них. Кто-то готов поклясться, что сыр на тарелке Карлоса вот-вот завопит от ужаса и выскочит прочь. Невозможного в этом городе просто нет. Они смотрят друг на друга безумно долго, прежде чем Карлос склоняется еще ниже, удерживая Сесила за плечи, и касается губами его лба, заставляя третий глаз испуганно моргнуть, но ученый просто целует пространство вокруг глаза и губы его кажутся совсем незнакомыми. Потрясение, застывшее в глубине древней души невозможно передать. Карлос часто целует ведущего в лоб, но вот это – что-то настолько новое, интимное и невероятное, что лицо Сесила искажается и он обессилено обмякает в чужих руках. Карлосу кажется, будто он ходит по потолку, стенам и полу одновременно, свободный во вращении и перемещении. Время от времени на его щеки попадает вода. Капли рассыпаются осколками стекла под ноги и впиваются в колени. Ученый теряет равновесие и вскрикивает от боли, пятится назад и начинает медленно падать, заваливаясь на спину. Сесил наблюдает за ним из-под приоткрытых век где-то сбоку – теперь Карлос видит его темную, как смоль фигуру на фоне удушающей белизны. -Здесь нет ничего, кроме тьмы и безумия. Карлос застывает на месте, так и не способный куда-либо упасть, и поднимает голову вверх, наблюдая за тем, как струйка воды вливается в маленькую лужицу прямо над его головой. Стекло пронизывает точно такие же стекла. -Ты невозможен…ты просто невозможен. – Сессил закрывает глаза, утыкается носом в чужую шею и Карлос выдыхает горячий воздух на его макушку, медленно поворачивая голову в сторону. Пространство совсем рядом непроглядно черное, где еще секунду назад были люди – выписанные безумными художниками полотна теней. Рваные края и острые линии, изучаемые в процессе знакомства с живыми шизофрениками. Ученому не страшно, ведь он уже это когда-то видел, пусть и на рисунках. Сесил всхлипывает, обессилено жмется к ученому, слушая, как быстро бьется его сердце. -Уезжай. Уходи отсюда, я прошу тебя. Стол между ними уже давно исчез, точно так же как и стулья, что делает их объятия еще более крепкими и отчаянными – Сессил тянется к чужим губам, целует и выдыхает едва слышно, но уже совсем чужим голосом “Беги”. Город покрыт одной огромной тенью. Карлос спрыгивает с кузова налету и скатывается в светлый песок под громкий хруст сломанной кости. Халат вымазан в крови, волосы слиплись комками и он яростно трясет головой, поднимаясь на ноги. Одна рука висит ненужным грузом, являясь источником только бесконечной боли и страданий. Стекло очков бледно-алое и осколки впиваются в щеку и нос. Сессил вздрагивает, замечая на грязном горизонте фигуру, ступающую через поляну из жижи смешанной крови и прогнившей плоти. -И любви. – Карлос усилием воли выпрямляется и кладет ладонь на прозрачную поверхность одной из стен. Струйки воды рассекаются пальцами, вызывая приступ жгучей боли, но ученый мягко улыбается. -Это твоя клетка. Но ничего, Сессил. Теперь ты не один в этом замке из стекла.