Демоны Рейниры

      Как и её отец, Рейнира никогда не была жаворонком. Ласка перин и тепло одеял имели над ней больше власти, чем ей бы хотелось, а значит, не был дом дракона столь же несокрушим, как о нём говорили. И никто не знал об этом лучше, чем сами драконы.       Рейнира покрепче натянула перчатки. Утро, едва сменившее долгую ночь, будоражило кровь — и не в ней одной: только-только выбравшаяся наружу, Сиракс умиротворительно пищала, подставляя под горные ветры длинную шею и приподнимая переливающиеся чешуйки. Свободолюбивая и независимая, она с охотой встречала каждый рассвет и, когда наездница предлагала отправиться покорять открывающиеся просторы, всегда одобряла её решения — всем сердцем наслаждалась приятной прохладой, отсутствием подземельной затхлости. Исподволь бодрость одолевала её от кончика хвоста до верхов торчащих рожек и уже от неё, пробудившейся, понемногу передавалась полусонной Рейнире.       Избавившаяся от оков вялости, Рейнира встрепенулась.       — Доброе утро, — она провела ладонью по шершавой морде Сиракс, и золото драконьей кожи со скрежетом резануло по её пальцам. — Как спалось?       Драконица по-кошачьи зафырчала. Стоило ей всхрапнуть, как из её ноздрей плевком выбился клубень дыма, и принцесса наскоро обмахнулась — она только вымыла волосы, а отец не терпел, когда от неё «смердело драконом»… так он выражался. И выражался, на её взгляд, грубо для того, кто носил на груди герб с изображением столь величественного существа.       — Всё-таки мы тоже драконы, — отвечала она, и король снисходительно качал головой.       Сиракс была единственной, у кого хватало сил заставить Рейниру прервать упоение сновидений и пуститься навстречу приключениям, — больше, чем блаженствовать, та любила лишь подниматься в небо в час восхода, когда в воздухе ещё стоял вязкий туман, а при дыхании ртом на языке невольно отпечатывалась свежесть утра. Тогда она взмывала под самые облака, полной грудью дышала, жила, и никто не мог доказать, будто ей, наследнице престола, было неподвластно что-либо. Там, во владениях небес, она вкушала сласть одиночества, покой. Покой — без брюзжащего отца, без новоиспечённой мачехи с её вечно виноватым взглядом и без младшего брата, с которым её не сравнил, наверное, только ленивый. Были лишь она и Сиракс, Сиракс и она… Словно боги Древней Валирии вновь приняли их в свои объятия. Словно Сиракс вновь была одной из них.       Взмах крыльев всколыхнул полотна флагов, висящих поодаль. Драконы из ткани заплясали, провожая свою огнедышащую сестру в дальний путь. Песок прибило к земле, и вскоре косматая тень, по которой он перекатывался, уменьшилась до таких крохотных размеров, что и сама стала походить на ничтожную песчинку. Мир замер. Сиракс понесла свою наездницу туда, где обычным людям не было места.       В обитель драконов и богов.       Резко поднимаясь, складывая крылья так же резко и тут же опускаясь, она скользила высоко над поверхностью — она кружила, она резвилась, она танцевала. Когда она тешилась активнее дозволенного, упряжь звонко гремела, грозя вот-вот раздробиться на мельчайшие осколки, но Рейнира не реагировала. Она никогда не запрещала Сиракс проказничать — дракон был дракон, и тем, в ком жил страх, не стоило связываться с ним узами. В Рейнире же страха не имелось ни грамма — она не сомневалась: как и в сотни предыдущих раз, сегодня не должно было произойти ничего дурного… И не произошло.       Расшалившаяся пуще привычного, драконица пожелала наведаться к ближайшим холмам, живописным и безлюдным. Наездница препятствовать не стала.       В поворотах порывы безжалостно хлестали Рейниру по лицу, и она, озябшая, ослепленная близостью солнца, против воли щурилась. Под рёбрами нечто глухо ухало, когда мимо проносились стайки всполошенных птиц. Она приветственно оборачивалась к ним, и тогда пряди её волос, небрежно закреплённые ровно перед выходом, непокорными волнами бросались прочь из скромного плетения — в беспорядке растекались по лицу. Паутинка серебра щекотала лоб и уши, царапала линию бровей — как назло, забивалась в ресницы именно в тот момент, когда открывающийся обзор был красивее всего. Вцепившись немеющими руками в седло, Рейнира кулаком утирала щекотку растрёпанности и с каждым мигом веселела, оставляя позади и короля с его нравоучениями, и королеву, при отсутствии которой на душе тотчас становилось во сто крат легче… А присутствовала она, эта королева, как назло, всегда и везде — и укрыться от неё становилось всё тяжелее. Как призрак, она, постоянно пузатая и бледная от малокровия, шаталась от коридора к коридору, от аристократа к аристократу — и всё улыбалась, улыбалась, улыбалась…       Рейнира вдруг осознала, что была единственной, кто не поздравил Её Величество с благополучным разрешением от бремени. И с не менее благополучным приобретением нового.       Сколько бы ни пыталась, она никак не могла заставить себя выдавить хотя бы скромненький абзац из вежливых фраз. Она так и не подержала брата на руках, не выбрала драконьего яйца для сестры, не подняла на свадьбе отца тоста за его счастье в новой семье… Но всё же был у неё и повод для гордости: она не лгала, — не лицемерила и не притворялась, точно нахождение бывшей подруги на королевском ложе, едва успевшем остыть после трагедии, было ей в радость. Терпеливая, до завидного сносливая, она стойко замалчивала свою боль, отчаянно сдерживала у гланд рвущиеся наружу ругательства и не устраивала скандалов, как, очутившись на её месте, сделали бы другие. Ведь все события, происходившие в последние несколько лет, едва ли могли вызвать у неё улыбку — пусть самую скромную и печальную, но зато настоящую.       Такую, какую, к её собственному удивлению, вызвало внезапное возвращение Деймона.       Рейнира пригнулась к холке дракона. Приготовившись впорхнуть в туманную гущу зимней бурей, она крепче сжала бёдра и, врезаясь в седловину так плотно, что от усилия чуть не отнялись конечности, стиснула зубы. Мгла взбеленилась, раскрыла клыкастую пасть и с ледяным завыванием проглотила её, вольную и хохочущую. Сиракс с задором взвизгнула ей вдогонку — громко, бодро и эмоционально. По крайней мере, так решила Рейнира.       Её уверенность прервал инородный рокот.       Со дна молочной чаши разлилось трепещущее пламя. Мелькнули искры, фитили и распалённые факелы… А потом мираж развеялся. Рейнира наконец сообразила: всё это время её драконица вовсе не озорничала. Она встречала сородича.       Караксес снова подал голос. На этот раз его нельзя было спутать ни с кем иным.       Грозный и хриплый, драконий рёв прокатился до самого последнего дома столицы, и вскоре белую хмарь унесло раскатистыми хлопками алых крыльев. Огромное змеевидное тело, полыхающее в лучах солнца, словно пожар, вынырнуло, ровно из жерла вулкана, и величественно взвыло, всем своим настроем утверждая: это была его территория. Оглушённая, Рейнира озадаченно покрутилась, выискивая взором очертания того, кого мечтала встретить больше всего на свете. Но не преуспела.       Потоки воздуха, создаваемые Кровавым Змеем, сбивали и без того надрывное дыхание, сушили горло. Находиться рядом было невыносимо.       Прокашлявшись, принцесса потребовала драконицу сместиться. Та, повинуясь, вмиг взвилась вокруг своего свирепого собрата, и Рейнира скоро увидела завязь рек под собой, извилистые тропы слева… а также ухмыляющегося Деймона — справа. В груди вдруг что-то ёкнуло. Она не заметила, как её лицо исказилось в гримасе давно позабытого восторга.       Им так и не повезло пообщаться нормальным образом: вернувшийся с победой, принц с утра до ночи был окружён вниманием. Тогда Рейнира не стала прерывать час его славы, но никто не мог запретить ей окликнуть его здесь, в небесах, куда не ступали ноги тех, кто столь жадно хватался за малейшую возможность провести хоть минутку в обществе Таргариена.       — Деймон! — выпалила она.       Имя сорвалось с её языка быстрее, чем она успела сообразить: вероятно, это было неприлично… Впрочем, когда Деймона Таргариена волновали правила приличия?       И хоть он вряд ли мог услышать её на такой высоте, он определённо почувствовал её зов.       Плутоватый, с тонким отблеском коварства в подкорке лавандовой радужки, принц многозначительно оскалился и кивнул в сторону той скалы, к которой мгновением ранее рьяно рвалась Сиракс. Не получив ни согласия, ни отказа, он дёрнул поводья и, погнав своего дракона, устремился к цели.       Очередной удар воздуха взъерошил Рейниру, как малолетнего крестьянина. Локоны вусмерть свалялись, склеились и растянулись её по спине, а те волоски, которым не повезло оказаться спереди, окончательно запутались в отделке ездового костюма. Вероятно, отец, узрев дочь в подобном виде, непременно отдал бы душу Семерым, но по какой-то причине Рейнира, всматриваясь в стремительно удаляющуюся фигуру Караксеса, совершенно не переживала о своём непристойном виде. Этикет самым ужасным образом погиб уже тогда, когда она, раздвинув ноги, запрыгнула в драконье седло. Так чего было терять? Да и кого ей здесь стоило стесняться? Уж не Деймона ли?       Она рассмеялась.       Нет. Его Рейнира не стеснялась никогда.       Впившись дрожащими коленками в бока Сиракс, она позволила драконице затащить её в погоню. Та удовлетворённо заклокотала и, разыграв пыл, помчала вперёд с особой старательностью. Картины снизу смазались — пропали краски, всё обратилось серовато-коричневым месивом. Разогнавшись до предела, Рейнира ощутила себя снарядом, пущенным из катапульты: в глотке засел ком, лицо грубо сплющило, а веки почти не открывались, когда их обдавало холодом.        Таких полётов она прежде не знала. Они пугали её и восхищали одновременно.       А ведь её благородные предки — и Деймон ныне — летали так практически всегда, неожиданно рассудила она. Сиракс была такой маленькой и слабой на фоне Караксеса… Наверное, он мог развить столь невероятную скорость, что с всадника буквально соскочил бы скальп!..       На повороте Рейнира сгруппировалась, чтобы скальп не соскочил уже с неё.       Где-то над её затылком просвистел кроваво-красный хвост… и тут же оторвался на десяток ярдов вперёд. До холма оставалось рукой подать, и он уже вовсю зеленел, когда Сиракс, опьянённая активной прогулкой, постепенно подбиралась к его вершине.       Винное пятно, поменяв необъятные небеса на твёрдую почву, издалека рычало, топча траву в попытке поудобнее уложиться.       Относительно скоро приземлившись, Рейнира первым делом перевела дыхание. Ни красота природы, ни Деймон, с напускной тоской ожидающий её у ясно-голубого озера, не были способны угомонить шума её крови, и она бездумно сидела, вздымаясь вместе со спиной Сиракс, пока они обе не усмирили колотящиеся сердца.       — Ты молодец, — сказала она, похлопывая драконицу по загривку, и та со спокойной совестью улеглась на манер Караксесу.       Слезая, Рейнира обнаружила дракона дяди мирно прикорнувшим и безотчётно поразилась: для него это было несвойственно. Сам не свой в нахлынувшей на него безмятежности, он тихо дремал, не шипел и не кидался на всех подряд. Протряхивая головой, будто силясь сбросить с макушки прилипшую муху, он сквозь полудрёму вздыхал и по-собачьи чесался где-то в районе коротеньких рогов. Рядом вился рой разноцветных стрекоз, но Караксесу не было до них никакого дела.       Рейнира вдруг поняла: он не был возбуждён ни перед гонкой, ни после. Пока они с Сиракс рвались в бой, Деймон вёл своего дракона лениво и нерасторопно, явно давая им фору…       И всё равно прибыл первым.       — Слишком долго, — усмехнулся он, когда Рейнира поравнялась с ним у водной глади.       Она пропустила его колкость, ведь знала наверняка: скоро он непременно загладит свою вину.       Рейнира тронула его ладонь.       — Здравствуй, дядя.