Принцесса выбирает дракона

Сквозь окно наблюдала за Пчёлкиным и Космосом, но слов их, конечно, не слышала. Пчёлкин стоял к ней спиной, засунув руки в карманы, и по чуть поднятым в напряжении плечам Вера понимала, что расположение духа у него не самое благостное. От лица Космоса не отлипала суровость: разговор двух друзей выходил совсем не дружеским. Пчёлкин докурил и, отбросив окурок, вскинул кисть. Мужчины, прощаясь, сцепили ладони в замок и всё-таки похлопали друг друга по плечам, но как-то отстранённо, будто между ними минное поле пролегло – того и гляди подорвёшься, если ступишь. Пчёлкин устремился к водительскому сиденью, опускаясь рядом с Верой. Космос, оставшийся на улице, Вере подмигнул задорно. Она робко улыбнулась, помахав ему ладошкой. Наблюдала, как его фигура за окном остаётся где-то позади движущейся машины. – Теперь каждый день тут дежурить будешь? – прервав повисшее в салоне молчание, обратилась она к крутившему руль Пчёлкину. Он мельком глянул на неё, щёлкнув рычажком поворотника. – Поговорить хотел, – произнёс тихо. В голосе сквозили примирительные нотки. Вера вздохнула, поморщившись: салон пропах табачным дымом. Макс не курил – или, по крайней мере, никогда не делала этого в машине. Пчёлкин себя такими условностями не обременял. – Только если курить не будешь, – предупредила она, открывая окно. Он усмехнулся, но уже вытащенную пачку сигарет сунул обратно в карман, надувая щёки в тяжком выдохе. – Космосу всё рассказала? – поинтересовался, щёлкнув языком по зубам и пристально следя за Вериным лицом. Она безучастно пожала плечами. – А нельзя было? – спросила с интересом, покосившись на Пчёлкина. – Да нет, чего скрывать, – ответил беззлобно. Но по короткой гримасе усталого раздражения, подёрнувшей его лицо, Вера сделала вывод, что сам Пчёлкин предпочёл бы подробности не афишировать. – Даже про авантюры свои? – с искренней улыбкой поинтересовался, поворачиваясь к ней лицом. Вера стушевалась, поджав губы. – Он оценил, – пробормотала, насупившись, и уставилась в лобовое стекло. Пчёлкин залихватски хохотнул, поворачивая руль. – В другой ситуации и я бы оценил. – Вера с недоверием на него уставилась. – Ну, правда, от тебя, принцесса, не ожидал. Сижу в «Метле», смотрю, девчонка какая-то мельтешит, не видел вроде раньше, – весело продолжил он, – Надо, думаю, познакомиться, – игриво протянул, чуть склонившись к ней. От его беззаботного тона у Веры самой едва не заиграла на губах улыбка. Она этот порыв подавила, приложив недюжинные усилия; только губы всё равно предательски напряглись. Сейчас, в уютном тепле салона машины, всё произошедшее на секунду даже показалось забавным. Она заставила себя не смотреть в сторону Пчёлкина, приковав взгляд к городскому пейзажу впереди. – А потом, думаю, нет, знакомая какая-то, – он постучал себя пальцем между бровями, будто догадался о чём-то. – Ты так рукой делаешь, – он вскинул запястье, покрутив им перед глазами и Верин привычный жест пародируя, – вот так, когда на часы смотришь. Она с досадой поморщилась, цокнув языком. – Ага, оно тебя и выдало. Ну, я решил сначала, что мерещишься мне уже, – он прищурился, задержавшись на Вере взглядом. Она опустила глаза, закусив губу. – Стал приглядываться. Не, думаю, Вера Леонидовна в таком месте, ещё и в таком виде… – он потряс головой. – Но прикид я оценил, конечно, – опустил глаза на её голые колени под задравшейся юбкой. Вера шумно втянула носом воздух, прикрывая оголённую кожу сумкой. – И этого твоего… коллегу потом заметил, – подытожил он. – Вот и пазл сложился, – он постучал пальцем по виску, понимающе кивая. – Ну и наблюдал бы издалека, – повела Вера плечом. – Зачем за мной пошёл? – А предчувствие было нехорошее, – цокнул он языком. – Видишь, не подвело, – подмигнул лукаво. – Кого как… – оспорила Вера, сползая по спинке кресла ниже и опуская отяжелевшие веки. – Устала? – поглядев на неё сквозь зеркало, спросил тихо. Она провела ладонью по лицу. – Выходные не задались, знаешь ли, – усмехнулась невесело, мрачно покосившись на Пчёлкина. Он хмыкнул. Какое-то время ехали в угрюмом молчании. За окнами пробегала вереница дорожных фонарей, а перстень Пчёлкина на сжимавшей руль руке отблёскивал им в такт. – Нам врагами быть не обязательно, – прервал он паузу мягким голосом, растягивая слова, будто хотел, чтобы Вера этой его мыслью посильнее прониклась. Она глубоко вдохнула, в упор уставившись на его спокойный профиль. – Дружбу предлагаешь? – деловито поинтересовалась, но без энтузиазма. Он мельком на неё глянул, спокойно улыбнувшись. – Для начала, – ответил, машинально потянувшись к сигаретам в кармане, но одёрнул себя. Вера потёрла рукой затылок, отдававший тупой болью то ли от недосыпа, то ли от стресса. – Чё ты против меня имеешь? – сделал новый заход Пчёлкин. – А, Вер? Она отрешённо усмехнулась. – В целом или в данной ситуации? – пробормотала Вера, с чрезмерным интересом разглядывая свой аккуратный маникюр. – Да как угодно, – пожал он плечом, опуская напряжённо подородок. – Чем не угодил? – Да ничем, – равнодушно сморщившись, ответила Вера, не желая особенно распространяться. – Не-е, так не пойдёт, – цыкнул он языком, склонив голову к плечу. – Никак к тебе не подступишься. Морозишься, и всё тут, – Пчёлкин смотрел перед собой пристально, но мыслями, казалось, был далёк от ситуации на дороге. Горло так некстати пересохло. Вера вытащила из сумки воду и сделала конвульсивный глоток, поболтав перед глазами остатками жидкости, бившейся о стеклянные стенки. Отбросила бутылку на приборную панель. – Ответ, что ты мне просто не нравишься, не подходит? – покосилась на него обречённо. – Со мной такого не бывает, – обворожительно улыбнувшись, повернулся к ней лицом. Вера рассмеялась безрадостно и потёрла пальцем бровь в раздумьях. – Я вот раньше думал: такая принцесса, Пчёла, не твой уровень, слишком высоко летает птичка, – скривившись, протянул он. – А потом вон, смотри, – он махнул рукой на салон дорогой машины, – вроде поднялся до ваших высот, а принцесса всё равно жалом воротит, что ж ты делать-то будешь, – стукнул по рулю, деланно сокрушаясь. Она от его грубости брезгливо поморщилась, передёрнув плечами. Откровения эти вызывали у Веры смешанные чувства. И раздражение: ни к чему они были – что ей с ними делать, что отвечать? Оправдываться – за что? И, может даже – она с удивлением для себя это поняла, – нотку сочувствия. Пчёлкин поймал Верин взгляд, заполнившийся печальной задумчивостью. Она разомкнула губы, будто хотела что-то ответить, но подходящие слова в голову не приходили. Побродила глазами по потолку салона в попытке сформулировать мысли. Это издали походило на выяснение отношений, только странное какое-то, неуместное. Раньше между ней и Пчёлкиным сохранялось подобие почтительной дистанции: объясняться за слова и действия Вера была не обязана – а он и права не имел объяснений требовать. Теперь Пчёлкин вопрос поставил ребром и ждал такого же прямого ответа. Но то самое право ждать от Веры оправданий он забрал силой – одним росчерком пера на брачном контракте, договорённостью с отцом. Будто аркан накинул ей на шею и теперь грубо за него к себе притягивал, точно дикую лошадь хотел укротить. Поэтому она терялась в попытках нащупать степень откровенности, с которой можно было вести диалог: слишком чужим был этот человек, сидевший в замкнутом пространстве в полуметре от Веры. Никакие юридические формулировки, пусть там их имена и соседствовали по какому-то недоразумению, не стёрли бы эту чуждость. – Что меня с тобой ждёт, а? – грустно улыбаясь, поудобнее откинула повёрнутую в его сторону голову на спинку сиденья, будто собиралась заснуть. – А я скажу, что, – заметив, как Пчёлкин вопросительно вскинул брови, продолжила она: – Та же самая жизнь, что с отцом. А я этого уже наелась, – Вера ребром ладони чиркнула по горлу, – вот так. Мне хватит. Пчёлкин понимающе хмыкнул, дёрнув уголком губ. – Значит, жизнь у тебя не сахар, – снисходительно прищурился он, подводя итог. Вера пожала плечами. – Бывает и лучше, – ответила уклончиво. – Бывает и хуже, я тебе скажу, – авторитетно заявил Пчёлкин, коротко хохотнув и покачав головой, будто не доверяя Вериным словам. Вера в ответ на его слова только шумно выдохнула, не особенно желая мериться степенью везения, выпавшего ей или хоть тому же Пчёлкину на долю ещё от рождения. Ну, сошлись так звёзды, что Вере – всего-то – материально ни в чём не приходилось нуждаться. Нет в этом её заслуги, но и вины тоже нет. Счастья ей лично это точно не принесло. – А мне-то что с того, – скривилась она, запоздало отвечая на его реплику. – Как будто легче от этого должно стать… – Богатые тоже плачут, значит? – усмехнулся Пчёлкин куда-то в пустоту, притормаживая на светофоре. – Ну, ты же сам теперь богатый, – Вера качнула головой, – вот и скажи, – посмотрела на него серьёзно, пытаясь по мимолётным изменениям в лице прочесть его мысли. Ноздри раздулись, когда он глубоко втянул пропахший табаком воздух в салоне машины, непроницаемым взглядом уставившись в лобовое окно. – Давай так, принцесса, – помолчав, произнёс он спокойно. – Я тебе сказал, что врагами быть не хочу, – пристально посмотрел, – тебе в твоём положении оно тоже не надо. Вера фыркнула. – В моём положении? – надменно передразнила, смерив Пчёлкина ядовитым взглядом. Расхохоталась весело и хлопнула пару раз в ладоши. – Да не-ет, Пчёлкин, это тебе в твоём положении нужно лбом об стену расшибиться, – постучала ноготком по торпедо салона, – чтобы и папочка мой, и я были довольны, – Вера слова растягивала, гордая собой в этот момент донельзя. – А то знаешь, как говорят? – вздёрнула уголок губы ехидно и к нему всем телом наклонилась, чуть ни прошипев по-змеиному: – Свято место пусто не бывает. Сбить с него спесь и увидеть, как деревенеют черты лица от Вериных слов, дорогого стоило. Пчёлкин двинул челюстью недовольно. Вера, гордо вздёрнув подбородок и сложив руки на груди, откинула затылок на спинку кресла и следила за его взглядом в крае зеркала заднего вида. Тяжёлый взгляд под напряжённым разлётом бровей, недобрый. По нему-то и поняла, что попала в яблочко. Елейная улыбка не сползала с лица, когда Вера тянулась к брошенной бутылке с водой и со всей грацией, на которую была способна, откручивала крышку. Зелёный сигнал светофора, наконец, нехотя загорелся, и машина с визгом шин сорвалась с места так резко, что стрелка спидометра яркой испуганной вспышкой метнулась вправо. Веру откинуло назад, и вся вода, болтавшаяся на дне бутылки тёмно-зелёного стекла, мерзкой волной плеснула прямо в лицо. Она зажмурилась, чувствуя, как с подбородка унизительно капает влага прямо на ворот пальто. Зубы сжались до скрипа, крылья носа раздулись от глубокого вздоха. Вера, оскорблённая, одеревенела вся, выпрямив спину. Пчёлкин, своим бесстрастным профилем уставившись прямо перед собой, только приподнял насмешливо уголок губы, будто его за нитку дёрнули. Сам он, свободно откинувшись на сидении, одной рукой лениво придерживал руль и невозмутимо вдавливал педаль газа в пол. С показательным равнодушием достал пачку сигарет и зажал одну между зубами, прикуривая. Смахнув тыльной стороной ладони капли воды, Вера молча раскрыла бардачок в поисках салфеток. Спрашивать, есть ли они там вообще, не стала – только больше унижаться. В приглушённом свете сверкнул металл едва не вывалившегося пистолета, который Вера машинально подхватила рукой. – Пристрелить меня решила? – ухмыльнулся Пчёлкин самоуверенно и выдохнул облако сладковатого табачного дыма прямо в Веру, назло. – Радикальное решение. Всей свой расслабленной позой отчётливо давал понять: этот раунд за ним. Это он здесь хозяин положения. Мстил так за ужаленное Вериным уколом самолюбие и походя упивался властью над ней. Вера сжала пальцами холод рукояти, медленно повернув к нему голову, и уставилась из-под полуопущенных ресниц в его лицо. Безмятежные мгновение назад черты тронула обеспокоенная серьёзность. Крылья носа дрогнули. – Положи, – приказ. Жёсткий, точно удар хлыста. Он только раззадорил огонь обуревающего понемногу бешенства. Нет, подчиниться сейчас – значит признать полное поражение, сильнее унизиться. Вера только шире улыбнулась, вынимая пистолет из бардачка, и покрутила им перед напрягшимся Пчёлкиным. Взгляд её скользнул с неподдельным интересом по гладкой поверхности металла, большой палец опустился на ребристый курок, легонько надавливая – медленно, так, чтобы он всё видел. А он видел. Он следил. Что на неё нашло – сама не осознавала до конца. Но разум дурманила власть, которая горячей лавой перетекала сейчас от холодной глади пистолета по её руке вверх, прямо к сердцу, забившемуся от волнения быстрее. Пчёлкин, выругавшись тихо, вскинул к ней ладонь, стрельнув коротким взглядом от оружия к лобовому стеклу, но Вера быстро руку отдёрнула, не позволяя лишить себя источника опьяняющей силы. – Не дёргайся, – сладко протянула она. – Опасно. – Хернёй не страдай, – гавкнул Пчёлкин, протянутую руку не убирая. Он, глядя перед собой, языком провёл по зубам. На тихий щелчок спущенного курка вздёрнул верхнюю губу и прикрыл устало глаза, шумно выдыхая. – Пристрелю прямо здесь и нихуя мне за это не будет, – с упоением вернула ему брошенную возле клуба фразу, как наяву видя перед собой его тогдашний залитый яростью взгляд в неоновом полумраке ночи. – Блять, – ругнулся он снова и резким движением схватил Веру за запястье, наклонившись к ней всем телом. Зашипев от боли под его железной хваткой, она попыталась руку вырвать, с силой дёрнув её в сторону. Пчёлкин, вцепившись в Веру, тоже резко подался за ней, почти укладываясь на её колени боком и отвернувшись от дороги. Машину опасно повело зигзагом, Вера успела только услышать бьющий по ушам рёв клаксона и зажмуриться от надвигающегося ярко-жёлтого света фар. Палец на спусковом крючке рефлекторно дёрнулся, когда Пчёлкин резко вывернул руль вправо, до визга шин на полотне асфальта ударяя по тормозам, и мерседес стремительно выскочил на обочину. Вздрогнув от громкого хлопка выстрела, Вера пистолет выронила и ощутила, как Пчёлкин опустил руку ей на лопатки, с силой надавливая и заставляя наклониться вперёд. – Голову закрой, – услышала, как в какофонии громких звуков рявкнул он, и ощутила мощный толчок, встряхнувший весь мир вокруг Веры. Собственный крик раздавался как будто издалека, словно на разрыв связок орала не она сама. Всё затихло как-то в один момент, оборвалось, оглушило мёртвой тишиной. Вера, всей грудью упав на колени, боялась поднять из-под локтей голову, слыша только собственное хриплое дыхание, перемежающееся с сипением. Сколько прошло времени – секунд, минут, часов – не понимала: казалось, всё случилось мгновение назад, но время замедлилось, струилось липкой тягучей патокой. Она, наконец, осмелилась поднять голову, опасливо выглядывая из-за приборной панели на смятый бампер, рассечённый широким стволом дерева. Ровный и гладкий когда-то металл бугрился складками, точно полотно мягкого шёлка. Лобовое стекло подёрнулось россыпью трещинок, но устояло, не разбилось. Локти саднило: при столкновении ударилась о бардачок. Что-то было не так. Что-то пугало. Настораживало. Тишина. Да, её не должно было быть. Вера резко повернулась в сторону водительского сидения. В первый момент ей показалось, что Пчёлкин спит: голова мирно покоится на руле, а руки безвольно обвисли. Но что-то было не так. Багряно-красные струйки испещряли умиротворённое лицо, заливая опущенные веки и капая отвратительно медленно с руля вниз, на пол. Нет, он не спал. Вера зажала рукой рот, когда будто издали услышала собственный визг. И снова время застыло, а мир схлопнулся до его окровавленного лица в едва достигавшем их мутно-жёлтом свете фонарей. И снова липкий ступор, снова приступ оглушающей пустоты в голове. Вера точно очутилась в кромешной тьме и на ощупь пыталась судорожно отыскать хотя бы намёк на здравую мысль, вывернуться из плотного кокона сковавшей тело и разум паники. Они уже успели выехать из Москвы; пригородная дорога, на которой Пчёлкин самонадеянно разогнал автомобиль до опасной скорости, была пуста. В ушах зазвенело от разорвавшей гробовую тишину салона высокой трели. Телефон. У Пчёлкина зазвонил телефон где-то в нагрудном кармане пальто. Резкий звук, словно обухом ударивший по голове, вызвал физически ощутимый спазм внезапно отмерших мышц. Вера дрожащими пальцами нащупала разрывающуюся трубку, но та упрямо норовила выскользнуть, когда она попыталась её достать. На экране загорелось имя звонившего – Белый. Пальцы почти не слушались, и Вера с трудом нажала кнопку принятия вызова. – Пчёла, тебя где черти опять носят… – послышался звенящий от раздражения мужской голос. – Это Вера, – перебила она, срываясь почти на крик. – Мы попали в аварию… – Где Пчёлкин? – не дав ей договорить, рявкнул Белов. – Он… – судорожный прерывистый вдох, – он тут, он без… – Пульс есть? – Пульс. Да. Первая здравая мысль; первая, за которую можно зацепиться, как за спасительную соломинку, можно оттолкнуться, решить, что делать дальше. Вера потянулась к его тёплой шее, похолодевшими пальцами нащупывая венку. Бьётся. – Есть, – беспомощно хныкнула в трубку. Белов кинул пару обрывистых фраз кому-то на том конце, разобрать слов Вера не могла – едва хватало сил сосредоточиться на словах, адресованных ей. – Где вы? – цепкий вопрос, голос чуть ни хрустит от стальных ноток. – Я не… – Вера беспомощно огляделась, понимая, что проезжала это место по дороге домой тысячи раз, но что это за дорога, где она находится, как её найти – не представляла. Особенно сейчас, когда мысли, будто пауки, расползались в разные стороны. – Мы ехали домой… – С МКАДа съехали? – наводящий вопрос Белова вернул ошмётки способности ориентироваться в пространстве. – Кажется… да. Да, – зачем-то оглядываясь в заднее стекло на пустое полотно дороги, несвязно забормотала Вера. – Недавно. Вокруг лес, – зачем-то уточнила она. – Послушай меня, – Вера старалась сосредоточиться на звуке его голоса, который сейчас казался почти что светом в конце погружённого во мрак тоннеля. Она пыталась сквозь эту тьму пройти; но оборвётся связь – и Вера снова потеряет даже те зачатки самоконтроля, которые удалось собрать по крупицам на ощупь в темноте. – Сейчас приедет скорая. Мои люди тоже выехали. Ты слышишь меня? – тон его потеплел, – Вера? – Да. Да, я слышу, я здесь, – уверила она скомкано, прижимая холодную ладонь к огнём горевшему лбу. Вера не отрывала взгляда от потерявшего сознание Пчёлкина, и картина с его залитым кровью лицом калёным железом отпечатывалось где-то на самой корке подсознания. – Хорошо, – похвалил он. – Сама цела? На фоне его слов она разобрала визг шин – значит, он правда едет. И помощь скоро будет. Вера судорожно покивала, всхлипнув. – Вера, ты цела? – повторил Белов, и она с запозданием поняла, что её кивка он видеть не мог. – Кажется, – оглядывая собственное тело, ответила неуверенно. Перед глазами всё так и норовило поплыть; сфокусировать зрение стоило огромных усилий. – Что с Пчёлой? – снова спросил он напряжённо. – Он просто… – начала она, зажмурившись. Только это не помогло: перед глазами стояла всё та же картина. – Просто без сознания, – голос срывался на сипение. – Я не знаю, что делать… – Вера. Спокойно. Я здесь, – снова заземлил её Белов, не дал свалиться в пропасть. – Кровь есть? – На голове… – Только? Она заставила себя открыть глаза. Чертыхнулась мысленно: на чёрной рубашке Пчёлкина разглядеть тёмно-алые пятна в темноте салона невозможно. Она протянула к нему дрожащую руку, отводя полы пальто и пытаясь хотя бы на ощупь определить, есть ли где-нибудь кровотечение. – Кажется, да, – неуверенно промямлила. – Расскажи, что случилось, – напряжение в его голосе чуть отступило. В глаза как будто снова ударил свет фар встречной машины. Она перевела взгляд на смятый капот, от которого поднималось облачко ни то дыма, ни то пара. – Съехали с дороги. Врезались в дерево, – сложить отрывистые предложения в связную речь не удавалось. – Так это же херня, Вер, – мягко усмехнулся в трубку Белов. – Я-то думал, вы как минимум в Гранд-Каньон упали. А дерево чё, Пчёлкин сам тот ещё Буратино, – с Вериных губ сорвался нервный смешок. – Ему деревья не страшны. – Откуда в Москве Гранд-Каньон, – беспомощно проскулила она, поддерживая его шутку. – Точно, Вер, – протянул он успокаивающе. – А где он, знаешь? Она с силой зажмурилась, смахивая тыльной стороной ладони капли слёз под глазами. – В Аризоне, – всхлипнула и закашлялась. – Ну, до Аризоны вы же вряд ли успели доехать, да? – он словно пытался убаюкать её ласковым голосом. – Да… – Видишь, значит, всё хорошо будет, – успокоил он уверенно. – В Москве-то мы точно всё решим. Послушай меня, – позвал он мягко. – Скорая приедет сейчас. Отвезут в ЦКБ, от вас недалеко; там Пчёлкина быстро в чувство приведут, – начал объяснять. – Хочешь, договорюсь, чтоб его прям сразу закодировали, чтоб бухим больше не рулил? Ты только трубку не клади, Вер, слышишь? – Слышу, – подала она голос, прижимая телефон к уху почти до боли, словно это могло бы помочь связи не разорваться. Рёв сирен скорой услышала издалека, обернувшись на синие вспышки спасительных проблесковых маячков. – Скорая едет, – с облегчением пробормотала она в трубку, вцепившись до побелевших костяшек в мягкую ткань сиденья. Порывисто распахнула дверцу машины, вываливаясь в ночную тьму. Ноги подкосились, и Вера схватилась за крышу мерседеса. Трубка с глухим стуком упала куда-то на землю. Вера, кое-как доковыляв до заднего бампера и обессилено к нему привалившись, принялась размахивать в воздухе руками, на мгновение испугавшись, что скорая просто проедет мимо. Белый уазик с красной, как кровь на виске Пчёлкина, полосой резко затормозил возле них, съехав на обочину. С пассажирского сиденья выскочил средних лет мужичок в куртке поверх белого халата. – Водитель, – прокашляла Вера, жестом указывая туда, где без сознания лежал Пчёлкин. Лишних вопросов мужик задавать не стал, тут же бегом устремившись к водительскому месту. Вера, только сейчас поняв, что потеряла телефонную трубку, опустилась на колени возле своей распахнутой двери, вслепую шаря пальцами по земле. Трубка валялась под машиной. Белов ещё висел на проводе, звонок не обрывая. Она прижала холод телефона к щеке, измазав кожу в липкой грязи. – Приехали, – просипела Белову в трубку. Сидя голыми коленками на промерзшей земле, с ужасом заметила валявшийся на коврике возле кресла пистолет. По барабанным перепонкам снова ударил оглушительным хлопком выстрел – или это сердце так громко ёкнуло вниз? Что, если пуля попала в Пчёлкина? Вера пистолет схватила рывком, опуская курок. Сощурившись, цепким взглядом мазнула по салону и дверце. Нигде отверстий от пули не заметила: ни в стекле, ни в металле корпуса. Быстро сунула оружие под пассажирское сиденье, кулаком зажимая рот. Что, если..? Подняла полный паники взгляд на Пчёлкина, над которым суетился врач. – Я его… – полушёпотом произнесла она едва шевелящимися губами. – Что – ты его? – услышала посерьёзневший на том конце трубки голос Белова. Она нервно сглотнула, беспомощно застыв на месте и ощущая, как крупная дрожь бьёт сведённые от напряжения мышцы. Хотела что-то сказать – сама не понимала, что, – но воздух в лёгких кончился, оставляя под рёбрами обжигающий вакуум. Гортань дёрнулась в спазме, и Вера ощутила подкатывающий к горлу горячий ком. Её стошнило прямо на сиденье салона дорогого и безнадёжно покорёженного мерседеса Пчёлкина. Она с силой прижала ладонь к потрескавшимся губам, упав назад и ощутив под бёдрами леденящий холод земли. Попыталась отползти от машины, но ладони проскальзывали и расползались в мокрой жиже. Трубка голосом Белова звала где-то под ногами, но ответить ему сейчас не смогла, даже если бы хотела. А она, видит Бог, не хотела. Ладони прижала к щекам, оставляя на коже чёрные разводы осенней слякоти. Сквозь пелену, застилавшую глаза, смотрела, как Пчёлкина погрузили на носилки и, с двух сторон подхватив, понесли к замершему на обочине уазику. – Вы в порядке? – на её плечо опустилась чья-то ладонь. Вера подняла взгляд на мужичка, выскочившего из скорой первым, и судорожно покивала. Он посветил маленьким фонариком ей в глаза и настороженно спросил: – Идти можешь? – оглядел её профессиональным взглядом, споро ощупывая крепкими пальцами ноги и руки. – Могу, – выдохнула Вера в темноту. – Голова, – прижала пальцы к виску, – кружится. Врач, подхватив её под подмышки, помог встать и доковылять до машины. Она с трудом забралась в салон и опустилась на сиденье рядом с носилками, на которых покоился Пчёлкин. Вера на него посмотреть не смела – боялась, что теперь, при ярком свете электрических лампочек, найдёт подтверждение собственной догадке. Огромное пятно крови, словно цвет заварки в кипятке расплывающееся где-нибудь – откуда ей знать, где? – в районе живота, или плеча, или… Всё тело, не переставая, била дрожь, словно она нагишом стояла на январском морозе. Врач, забравшийся в уазик за ней, умостился напротив Веры и захлопнул двери. Машина тронулась, разрывая ночную тишь рёвом сирен. – Не боись, ща с ветерком домчим, – хохотнул мужик, поймав Верин плескавшийся паникой взгляд. – Как зовут? – Вера, – буркнула нехотя. – Муж? – кивнул он на Пчёлкина. Вера сморщилась. – Пока жених… Врач раскатисто хохотнул. – До свадьбы заживёт твой жених, – он скинул куртку, устало проводя ладонью по лбу. Вера закусила губу, поднимая на врача настороженный взгляд исподлобья. – Черепно-мозговая, – пояснил мужик просто. – В ЦКБ едем, там вся аппаратура – и рентген, и МРТ, нейрохирургия. Всё по высшему разряду. Вера, съёжившись, с опаской покосилась на Пчёлкина. Никакого кровавого пятна не увидела. Сжала зубы, вернув к врачу мрачный взгляд. – У вас на тачке номер счастливый, – улыбнулся тот мясистыми губами. – Девять-пять-семь. Если сложить, двадцать один получается. Значит, счастливый. Примета у меня такая. Вера упёрлась в него тупым взглядом. Смысл слов доходил с большим запозданием. – Черепно-мозговая? – переспросила дрогнувшим голосом. – Головой ударился, – пожал мужик плечами. – Сотрясение или ушиб мозга, так не скажу. МРТ нужно. – И всё? – почти пискнула ошеломлённо Вера, чувствуя, как горло снова сжимает спазм. – Ну, хочешь, ногу ему ещё сломаю, – гоготнул врач, закатывая рукава. – А в остальном – целый. Вера в облегчении уронила лоб на ладони. – Ещё не поженились, а жених уже так достал? – неверно истолковав её жест, поинтересовался врач. Сам того не понимая, он попал в самое яблочко – Вера этой мрачной иронии усмехнулась невесело. Помотала головой, зарываясь ладонью в слипшиеся от грязи волосы. До больницы ехали, наверное, минут десять: центральная и правда находилась, на счастье, близко. Когда машина остановилась, и врач, вскочив, распахнул двери, Вера снова кинула болезненный взгляд на лежавшего в покое Пчёлкина. Кровь уже чуть запеклась, подёрнувшись тёмно-коричневой ржавчиной. Шею фиксировал белый воротник, от этого лицо, на которое ложились пятна прямого света, у него было запрокинуто вверх, что только добавляло его виду какого-то тревожащего умиротворения. Она вгляделась в него: черты смягчились, сгладились как будто. Казалось, он просто заснул; и сердце сжалось от вязкого беспокойства. Ушиб мозга – это вообще опасно? У врача спросить сразу не догадалась, и теперь почувствовала из-за этого укол вины. А сотрясение?.. Вина. Да, то, что он лежал сейчас безвольно в пропахшем бинтами и йодом салоне скорой, целиком и полностью её, Верина, вина. – Голову закрой, – эхом раздались в голове его последние слова перед оглушающим скрежетом металла. Одёрнула себя мысленно: никакие они не последние, он ещё много скажет слов. Гадких, скверных, противных, обидных, но скажет. Она их выслушает, и, может даже, с удовольствием. Ответит что-нибудь ершистое, заденет снова побольнее, и с привычным упоением увидит, как с его лица сползает только ему свойственная спесивая ухмылочка. Горло дёрнулось в судорожном всхлипе. Вера опустила взгляд на его повисшую, будто у тряпичной куклы, кисть и пальцами коснулась металла дурацкого аляпистого перстня, который до невозможности ей глаза всегда мозолил. Стянула чёрный камень в обрамлении золота с пальца Пчёлкина аккуратно, воровато пряча в кулаке. Едва коснулась пальцами его тёплой кожи – украдкой, почти как он сам делал, когда задевал её руку. МРТ и рентген ведь нельзя делать с украшениями? – Сама вылезешь? – позвал её врач позади. Вера обернулась и, опираясь на его протянутую руку, спустилась из уазика, качнувшегося под ней будто хлипкая лодочка на бурных волнах. Всё, что с ней делали дальше, воспринимала, как в тумане. Что-то спрашивали про самочувствие, ощупывали, осматривали, снова светили ярким фонариком в зрачки, заставляли пальцем касаться кончика носа – и Вера, кажется, с заданием справилась. Имя своё помнила и без запинки назвала сосредоточенному врачу, мужчине средних лет с выдающимся горбатым носом. Описать надо было и всё, что автокатастрофе предшествовало – убедиться в сохранности воспоминаний. Вера точно знала, что провалов в памяти не было, и каждый миг она помнила с досадной отчётливостью. Но говорить обо всём, конечно, нельзя; и ни про какой пистолет, ни тем более выстрел она насупившемуся доктору не сообщила. Он всё равно её ответами остался удовлетворён, но ради перестраховки отправил в пахнущий тёплым заряженным воздухом кабинет томографии. Попросилась сначала умыться, пригоршней набрала холодную воду и выплеснула в лицо, будто хотела, чтобы вода смыла непоправимое. Сняла и сложила безнадёжно измазанное в грязи пальто – но только не забыла достать из наружного кармана перстень, сунуть в нагрудный и защёлкнуть пуговку, чтобы он не вывалился ненароком. Следуя за миниатюрной медсестрой в голубом чепчике, Вера увидела, как распахнулись массивные створки дверей с цепляющим взгляд жёлтым треугольником предупреждающего знака. Крепкий медбрат вывел из кабинета МРТ каталку на длинных, как у цапли, лапах из металла. А на каталке лежал Пчёлкин с по-прежнему закованной в шину шеей, только теперь глаза у него были открыты. Вера пугливо опустила взор, когда он ещё мутный голубой взгляд кинул на неё. Острый, резкий укол совести отдался горячей волной, хлынувшей откуда-то из живота к самым щекам. А вот руки, напротив, похолодели. От страха ли, от вины – сама толком не понимала. Вера съёжилась, вся сжалась, стискивая пальцы в кулаки. Пчёлкина, взгляда от Веры не отрывавшего (она видела краем глаза), прокатили мимо неё, и Вера скрылась за затворяющейся дверью, мышью юркнув в кабинет. Он пришёл в сознание – хотя бы это радует. Так гадко, как сейчас, Вера ещё не чувствовала себя никогда. Что же она, господи прости, натворила? Как в бреду, в болезненном дурмане, схватила чёртов этот пистолет, будь он неладен; схватила, так ещё и взвела зачем-то курок, Пчёлкина пугала. Но ведь всего-то и хотела напугать – и только… Вот до чего довело это его настойчивое желание Веру уесть посильнее, указать на её место. Место это – за стеклом антикварного серванта, место изысканной фарфоровой фигурки, украшения интерьера. Хотелось показать, что не ему распоряжаться её жизнью, не ему приказывать, не ему обращаться с ней, словно с куклой. Только собственных сил на это у Веры не находилось, шрапнель её издевательских острот упорно отскакивала от глухой стены равнодушия Пчёлкина – и в конечном итоге рикошетом ранила только её саму. Зато там, в машине, на безлюдной дороге, когда схватилась за холодный металл оружия, ощутила такую желанную и такую недостающую силу. Власть. Сумела зародить во взгляде Пчёлкина настоящий страх; тогда он правда видел в ней равноценного противника, а не слабую тепличную принцесску. Только посеявший ветер – пожнёт и бурю, и лучше бы с безжалостной стихией уметь потом управиться, а Вере не хватало для того ни стержня ледяной уверенности, ни хладнокровия, ни проницательной остроты ума. Всё, что она могла – беспомощно хлопать ртом, как выброшенная на берег рыба, охваченная парализующей паникой. Было бы в ней чуть больше умения собраться в момент, когда адреналин захлёстывает в крови, или нащупать тонкую грань, за которой – только шаг в бездонную пропасть, то может, не было бы сейчас так мерзко от себя самой, не грызла бы так совесть. И горячий стыд не приливал бы к щекам при виде последствий того, что сама же и натворила. Да, с последствиями Вера справляться не умела категорически. Белов появился в безликом больничном коридоре, когда Вера вынырнула из кабинета томографии. Он, печатая широкий шаг, устремил непреклонный взгляд вперёд. За ним Вера с удивлением обнаружила семенившую Ольгу, на её уставшем лице застыла нервная тревога. На месте губ тонкая побелевшая нить, а в пальцах обеих рук крепко сжата маленькая сумочка – она держала её перед собой, точно щит. Белов подлетел к Вере стремительно, хватая за плечо и цепляясь за её лицо настороженным взглядом. – Как? – спросил коротко, почти до боли сжимая кожу. Вера резко набрала в лёгкие наэлектризованный от напряжения воздух. – В скорой сказали, черепно-мозговая травма, – передала она слова врача. – Я видела, он очнулся. Белов кивнул резко, складка между сведённых бровей тут же разгладилась от вести о пришедшем в сознание Пчёлкине. Ольга за его спиной облегчённо выдохнула – Вера отметила, как расслабленно опустились её плечи. Белова возвела глаза к потолку, заслонив лоб тонкой ладонью. Белов так же бесцеремонно, как Веру, схватил пробегавшую мимо медсестру и без обиняков спросил: – Где кабинет главврача? Та рукой махнула куда-то вдаль за Веру и равнодушно буркнула: – Триста четвёртый, – и, не задерживаясь, стремительно унеслась дальше. Белов, потеряв к Вере всякий интерес, всё теми же широкими шагами устремился туда, куда указала медсестра, прикладывая хлёстким жестом трубку к уху. – Какая палата? – спросила вкрадчиво Ольга, когда её муж от них успел достаточно отойти. – Не знаю, – беспомощно ответила Вера, мотая головой. Белова скривилась и обернулась к медсестринскому посту, за которым безразлично склонилась над бумажками полная женщина в медицинском чепчике. Ольга бросилась к ней. Та, нахмурившись и сверившись с записями в толстом журнале, назвала номер палаты и безапелляционно Ольге заявила: – Туда нельзя, пока врач не посмотрит. Белова эти её слова, казалось, уже не слышала, только развернулась на сто восемьдесят и ритмично зацокала каблуками в противоположную от поста сторону. Медсестра было поднялась, опешив от решительной наглости Ольги, но её возражения успела прервать подскочившая Вера: – Подождите, – выразительно глянув на медсестру и выставив вперёд ладонь в преграждающем путь жесте, бросила она. Медсестра, должно быть, привыкшая к вседозволенности непростых посетителей элитной московской клиники, сообразила, что чинить препятствия напролом перевшей Беловой потом самой же выйдет боком. Может, и не хотела особенно подхватываться и нестись всем своим грузным телом за ней. Вера, убедившись, что медсестра лениво опустилась на своё место, сама осторожно зашагала за Ольгой, подбираясь к неплотно прикрытой двери в палату Пчёлкина, где только что скрылась Белова. Точно врасплох застигнутая преступница, замерла возле проёма, напряжённо прислушиваясь к голосу Беловой внутри палаты. – Я Валеру вспомнила, Вить… – тон её звучал нервно, казалось, она вот-вот сорвётся на рыдание. – Думала, вдруг ты тоже… Я бы не пережила, – сбивчиво объяснялась Ольга. Что ответил Пчёлкин, разобрать не получалось. Едва очнувшись, он, наверное, вряд ли мог сейчас говорить громко. Только голос его слабый слышался. Вера, напряжённая, словно одна тонкая звенящая струна, ручку двери сжала крепко, на десятые миллиметра её приоткрывая – чтобы расслышать их лучше. Нервозность Беловой, бледность её лица и подрагивающие ноздри, когда та появилась в больничном коридоре, Вере показались какими-то излишними, избыточными. Не переживают так о друге мужа, не ловят лихорадочно крупицы слов и интонаций в бесплотных попытках догадаться, насколько положение серьёзное. Нет, так пекутся о ком-то намного более важном. Сквозь тонкую – будто не шире волоса – щёлку между дверью и косяком Вера видела только силуэт её, сидящий возле кровати Пчёлкина. – Я от него уйду Вить, давай… – она прервалась, судорожно всхлипывая. – Давай мы… Уедем, не знаю… – голос её угас в сиплом вздохе. – Господи, какая я дура… Веру отвлёк звук мужских голосов в другом конце коридора. Она повернула голову на Белова, вышедшего из кабинета вместе с приземистым мужчиной в белом халате. В руках у того поблёскивали полупрозрачные чёрные пластины снимков, которые он, вскинув к свету, внимательно рассматривал. Белов, уставившись на распинающегося главврача и ловя каждое его слово, шёл за ним в сторону палаты Пчёлкина, и Вера резко, но бесшумно сделала несколько шагов от двери, обхватывая плечи руками. – Трещин нет, изменений в веществе не вижу, – монотонно объяснял врач. – Тяжёлое, но сотрясение. Больной пришёл в сознание, состояние стабильное. Сейчас оценим. Белов нервно потёр подбородок пальцами и перевёл взгляд на замершую в узком проходе Веру. Приблизившись к ней, он провёл ладонью по её предплечью в бессловесной поддержке и прошёл мимо за врачом внутрь помещения палаты. Вера шмыгнула за ними, отмечая, как Белов мрачным взглядом мазнул по вскочившей со стула жене. Она нервным жестом одёрнула края накинутого на плечи бязевого халата; в глазах, возведённых к Белову, застыл немой вопрос. – Нормально, – бросил Белов и перевёл взгляд на Пчёлкина. Улыбнулся ему ободряюще, хлопнув массивной трубкой телефона по ладони. – Живой? – Ещё на твоих похоронах простужусь, – прохрипел Пчёлкин с мрачной иронией. Шутил — значит, сознание у него было достаточно ясное, чтобы Ольгины недавние слова суметь услышать и понять. Врач, откинув нижний край одеяла, блеснувшей в узловатых пальцах металлической палочкой сноровисто провёл по ступне Пчёлкина от пятки к пальцам. Качнул удовлетворённо седой головой одному ему известному какому-то заключению, поводил перед глазами Пчёлкина своим фонариком и отложил снимки на прикроватную тумбочку. – К свадьбе заживёт? – с несоответствующей ситуации весёлостью поинтересовался Белов у врача, сосредоточенного на своих манипуляциях. – Это, голубчик, смотря, когда свадьба… – протянул задумчиво тот, ловкими движениями проводя своим металлическим стерженьком по предплечьям Пчёлкина. Белов оглянулся на замершую в дверях Веру, вопросительно вскинув бровь. – К Вере Леонидовне вопрос, – подмигнул он иронично. Поймала на себе настороженный Ольгин взгляд под вскинутыми от удивления бровями. Белов только глянул на жену исподлобья, нижнюю губу напряжённо закусывая ровным рядом крепких зубов. Вера повела неопределённо плечом, втягивая осторожно носом пропахший больницей воздух. – Чувствуете? – снова проводя по руке Пчёлкина, спросил врач. Тот моргнул согласно. – Как вас зовут? Пчёлкин растянул губы в болезненной ухмылке. – Как насекомое, – прохрипел надсадно, и Белов хмыкнул с облегчением. Но врач нахмурился озадаченно, и Пчёлкин посерьёзнел. – Пчёлкин Виктор Павлович, – закашлялся. – Насекомое и есть, – протянул Белов радостно, – таракан живучий. Веру чуть не угрохал, говорил тебе, за руль бухой не садись? – в посуровевшем голосе проскользнули стальные нотки, но глаза искрились теплом. – Командир, можно его прям тут закодировать? Пчёлкин перевёл мутноватый взгляд на Веру, сцепившую нервно ладони в замке у живота. Чуть прищурился, но ничего в ответ Белову не сказал. – Ты как? – вместо этого хрипло спросил у Веры, и она рассеянно улыбнулась, мотнув головой. Врач цокнул многозначительно и уже на Веру посмотрел, прищурив внимательно взгляд. – А это невеста, значит, – протянул сосредоточенно и Веру цепко глазами обвёл, преодолев в два шага расстояние между ними. И снова по зрачкам ударило яркое пятно света медицинского фонарика – ей-богу, это уже начинало надоедать. – Невеста у вас на свадьбе будет точно, а жениха постараемся подлатать, – подвёл он итог. – Пройдёмте-ка со мной, оставьте больного в покое. Ольга, замешкавшись, с места не двинулась, и тогда Белов, по-хозяйски опустив руку ей на талию, потянул её за собой к выходу. Вера кинула взгляд на Пчёлкина: он тяжело на неё глядел из-под сведённых бровей, а в глазах застыла какая-то мрачная мысль. Так и смотрели друг на друга в угрюмой тишине — в первый раз, наверное, вот так вот молча и прямо, глаза в глаза, как только смотреть могут люди, которым очень многое что есть друг другу выговорить. Извиниться ли? Не знала. Столько в этом молчании зависло невысказанного, но странным образом их обоих сближающего. Вера сглотнула судорожно подкативший к нёбу комок стыда; а Пчёлкин, наконец, обессилено опустил веки, и Вера от этого жеста слабости снова ощутила жалобное шевеление где-то под сердцем. Была ли это совесть, снова поднявшая голову? Жалость? Сострадание? Первое человечное чувство по отношению к Пчёлкину, шелохнувшееся в груди. Не раздражение, не злоба, не неприязнь — нет, что-то… тёплое. В коридоре Ольга, у которой словно ноги подкосились, опустилась на кресло, вцепившись пальцами в полы белого халата и стягивая их к груди. Белов, следуя за врачом, подошёл к посту, внимательно выслушивая указания, которые тот давал вскочившей медсестре. Вера прислонилась к холодной больничной стене, наблюдая за Ольгой исподлобья. Та тоже с Веры взгляда напряжённого не сводила, губы её пару раз дёрнулись будто в попытке что-то произнести – но она молчала. Так, в нависшей над ними тишине, посидели ещё несколько минут, пока Белова не скривилась в отдающей безысходностью улыбке. – Поздравляю, – надтреснутым голосом обронила она. То ли для проформы – не знала, что сказать, а сказать надо было; то ли в односложной реплике пряча своё отчаяние и всё, что на самом деле хотела озвучить. – Спасибо, – Вера улыбнулась вежливо одними губами, опускаясь на мягкое кресло напротив. Отвела взгляд с тяжёлым вздохом. Услышала Ольгину усмешку, похожую больше на всхлип. Она уронила голову на ладонь, с силой растирая точно от усталости глаза. – Ты вроде как замуж не собиралась, – поджав губы, припомнила она с разочарованием. – Неожиданно, что за... – она возвела глаза к двери палаты. За Пчёлкина. Вера в попытке занять чем-то руки собрала волосы в хвост, перекидывая через плечо, и холодной ладонью скользнула по шее, где забилась тревожно венка. – Так вышло, – Вера перед ней как будто извинялась, хотя извиняться, казалось, было, в общем-то, не за что. Разве её это был выбор, разве её решение? И этот Ольгин испытывающий, с ноткой обвинения, взгляд неприятно жёг кожу. Вера точно не заслужила, чтобы на неё так смотрели. Не за это. Она устало опустила веки, откидываясь на спинку сиденья и закидывая голову назад. – Боже, какая ж я дура, – прошептала Ольга себе под нос, наверняка не подозревая, что Вера смысл её слов поймёт. Но Вера понимала, и понимала хорошо. И понимание это – она отметила про себя с трепетом – даже внушало какое-то безотчётное воодушевление. Она опустила на Белову мрачный взгляд, окунувшись в засуетившиеся вдруг в голове мысли. Что, если Пчёлкин может просто выбрать Ольгу?.. И Вера будет ему совершенно не нужна. Она закусила иссохшую губу в сомнениях. Может ли он деньгам и власти предпочесть женщину? – Вер! – окликнул её со стороны встревоженный бас. Космос почти бежал ей навстречу, заполняя собой всё узкое пространство коридора. Вера чуть приподнялась с кресла на ослабевших ногах, но снова осела обратно, когда он, подскочив, опустился перед ней на корточки. – Цела? – спросил возбуждённо. Вера покивала беспомощно. – Нормально всё. – Он поймал её ладони в замок своих рук. – Пчёла чё? – свёл брови к переносице, морща напряжённо лоб. – В сознании. Сотрясение, – выдохнула она. – Тоже вроде несерьёзно. Космос выдохнул облегчённо. В нагрудном кармане его пиджака звонкой трелью зазвенел телефон, и он, резко его выхватив, ответил в трубку: – Всё нормально, – успокоил кого-то на том конце. – Тебе домой можно? – спросил уже у Веры, и она порывисто покивала. – Да. Сейчас её привезу, – и, не прощаясь, скинул вызов. Поднялся с корточек, нависая над ней скалой, и протянул широкую ладонь. – Давай, отвезу тебя, раз можно. – Вера вложила пальцы в его руку, выпрямляясь. – Белый где? – У главврача, – ответила за Веру Ольга. Космос обернулся, как будто только сейчас замечая её присутствие. – Вы у Пчёлы были? – спросил он её, не сводя пристального взгляда. Ольга провела рукой по волосам. – Да. Врач сказал, – она потёрла переносицу, зажмурившись, – к свадьбе на ноги поставят, – и посмотрела на Веру с тусклым отблеском иронии во взгляде. Космос кивнул своим мыслям, пожевав губы с сомнением. – Ладно, – выдохнул он деловито. – Чё хоть случилось? Он посмотрел на Веру с настороженным вопросом в глазах. Она повела подбородком в сторону, взгляд кидая куда в бок, и чуть сжимая пальцами его шершавую ладонь. – Не знаю. То ли мы на встречку, то ли нам… – подняла плечи, будто хотела с себя скинуть неприятный груз вины, придавливающий к земле. Подумалось, что Пчёлкин потом на расспросы друзей ответит честно: расскажет, что это Вериных всё рук дело; что если б не её выходка, никакой аварии бы не произошло. Но что ей самой, собственно, с того? Боится их осуждения? Нет. Даже если Пчёлкин отцу всё изложит как на духу, чего он тогда такого сделает, чтобы Верино положение ухудшить? Запрёт в комнате? Так может, даже и лучше. Отсидится в одиночестве со своими мыслями наедине – одиночества сейчас очень хотелось, – и даже Пчёлкин глаза мозолить перестанет. Пусть хоть в монастырь отправит – зато никакой свадьбы не случится. Остатки адреналина, должно быть, ещё играли в крови; да и побывав пару часов назад практически на грани жизни и смерти, смотрела на эти блекнувшие в сравнении с пережитым неприятности как-то легче. – Пойдём, – не став досаждать расспросами, потянул её Холмогоров к выходу. Вера только пальто своё, валявшееся на одном из кресел, успела схватить и прижать к груди. Космос, это увидев, лёгким жестом на ходу скинул собственное пальто и набросил Вере на плечи. Вера в нём утонула, край едва не волокся по земле, но она укуталась в его одежду благодарно – почему-то стало спокойней. Ольга проводила их тяжёлым от мрачных мыслей взглядом. Ехать было не больше получаса, и поначалу в дороге оба молчали. Едва слышный рокот мотора наполнял салон, обволакивая пеленой умиротворения. Но в мыслях у Веры крутился единственный вопрос – вопрос, задать который не решалась. Он застрял царапающим комом где-то под голосовыми связками. Она покосилась на спокойный римский профиль Холмогорова в ореоле тёплого света фонарей. Усмехнулась про себя с лаской: имя греческое, а профиль – римский. – Космос… – позвала его тихо и нерешительно, сведя к переносице брови. Он улыбнулся краешком губ – совсем не так, как Пчёлкин, намного теплее – и коротко на неё глянул, возвращая глаза к дороге. Вера набрала воздуха побольше в лёгкие, будто хотела разразиться длинной тирадой; только на самом деле выдохнуть надо было всего одну фразу. Она костяшкой указательного пальца нерешительно потёрла губы. – Ты сказал… – начала неуверенно и снова взяла долгую паузу. – Сказал, что сам можешь на мне жениться. Холмогоров кинул взгляд в зеркало заднего вида, вскинув широкие брови, но ничего не ответил – ждал продолжения. – Ты это серьезно или так... к слову пришлось? – наконец, выдавила скомкано и стыдливо, ловя отголоски мимолётных реакций на его лице в скользящих ночных тенях. Он со свистом вдохнул воздух сквозь зубы, сапфировые радужки дёрнулись в сторону. Космос ладонью провёл по подбородку и посмотрел на неё тяжело. Задумался на несколько секунд, головой покачав в стороны – не подтверждал, не отрицал как будто. Думал просто. Вера взгляд опустила на колени, свешивая голову. Он, растянув в задумчивой гримасе рот, на неё, поникшую, посмотрел и хмыкнул. – Серьёзно, – ответил просто, наконец. Вера подняла на него полные тревожной надежды глаза в обрамлении широко распахнувшихся ресниц. – Так может, и правда?.. – протянула в тишину салона чуть надломившимся голосом. – А Пчёла? – спросил скептически. – Он так просто не отступится. Вера, губами в напряжении мыслей пошевелив, шумно выдохнула: – Я его уговорю, – и опустила ладонь, едва выглядывающую из рукава его пальто, на запястье Холмогорова у оплётки руля, подушечками пальцев скользнув по гладкой ткани шёлковой рубашки. Он глаза прищурил напряжённо и языком цыкнул звонко. Свою массивную кисть опустил на Верину ладошку, аккуратно, будто боясь причинить боль, сжимая и большим пальцем чуть поглаживая. Ехали так ещё какое-то время, думая каждый о своём, но рук не расцепляя. И спокойно было, уютно, совсем не так, как почти в таком же салоне дорогого авто несколько часов назад с Пчёлкиным. Тогда воздух искрил от напряжения, аж дышалось тяжело; а здесь, с Холмогоровым, тепло окутывало, убаюкивало, заставляло сердце биться так размеренно и безмятежно. Когда машина мягко остановилась возле ворот дома, Вера выходить сразу не стала. Спешить не хотелось. Космос повернулся к ней лицом, по-прежнему сжимая Верину ладонь на своём запястье – не разрывал касания. Он, помолчав, руку с руля снял, и Верины тонкие пальцы утонули в замке его рук. – Вер… – позвал он тихо, пристально глядя ей в глаза. «Вот странность, — подумала она про себя, — на улице ночь непроглядная, осеннее небо нависает бездонной тьмой, а у него в глазах – небо синее-синее, безмятежное, июльское». Он, склонив к плечу голову, опустил взгляд к её губам и чуть придвинулся к ней ближе. Всего на пару сантиметров, медленно и осторожно. Ступал словно по тонкому льду – сделаешь шаг неверный, резкий, неаккуратный, и хрустальная корка под ногами громко треснет. И провалится всё в стылую глубину. Вера чуть опустила ресницы, подавшись к нему вперёд, и ощутила нежную шероховатость его губ на своих. Он не целовал пока, только касался, чуть подбородок приподнимая и снова опуская. Она рот приоткрыла, отвечая на его деликатную ласку, и кончиком носа потёрлась о крыло его носа. Ткнулась лбом, как ласковый котёнок, и опустила руку ему на грудь. Космос поймал в плен её нижнюю губу, чуть втянув и облизнув языком. Вера расплылась в улыбке счастливо одурманенной, сглотнув подступивший к горлу нервный ком. Космос, чуть отстранившись, сам улыбнулся, широко растягивая губы, и поймал её щёку в тёплую ладонь, большим пальцем закрывая ещё влажные губы. – Вера Леонидовна, – с напускной серьёзностью протянул, – вы выйдете за меня замуж? Сейчас перед ней был тот Космос, с которым давно-давно она училась играть на гитаре, с которым летними поздними вечерами пила на террасе маминого дома чай и слушала глупые истории о мальчишеских приключениях. Не человек даже, а воспоминание, которое любишь безусловной детской тёплой любовью – ничем не омрачённое, тонущее в сладкой ностальгии. Она закивала порывисто. – Да.