Три

      Мужчина присел на небольшую плиту, отколовшуюся от полуразрушенного здания. К ноге почти прискочило насекомое с белым брюшком и красной спинкой, но Аден одним лишь движением руки поджёг крылья, заставив заверещать и поспешно попрыгать в сторону. Мужчина прикрыл глаза и вздохнул, одновременно не забывая прислушиваться.       «И больше — не проси».       Вспомнились эти умоляющие глаза… Искорки.       Бр-р. Он помотал головой. Как будто, вытряхнув из волос пепел, он вытряхнет и искорки. Даже кареглазые, которые так на него похожи. Не удивительно, ведь ему не хотели найти преемника, его хотели заменить. Выбросить сначала, а потом сделать того, кто будет лучше. Который не станет преступником…       А в итоге стал таким же. Даже ожоги в тех же местах.       Раздался стрёкот вверху, и вмиг мужчина распахнул глаза. Прямо перед ним, разве что немного поодаль, стояла искорка. Вся в оцепенении, она глядела на огромную змею, что подняла голову на уровень глаз искорки. Промелькнуло какое-то чувство, острое, резкое и болезненное. Мужчина не думал даже колебаться: мысленно лишь считал секунды: раз, два…       Тёмные пятна на жёлтом теле. Неморгающие глаза. Вот змея уже показала клыки.       Три. Пора.       Мужчина крикнул, метнув несколько искр:       — Эй, гипнотизёрка, не хочешь добычи покрупнее?       Змея закономерно зашипела и, развернувшись, стремительно уползла. К юнцу подошёл Аден, положив ладони на бока. Юнец так широко улыбался, будто не его едва не убила змея. И мужчина — чего уж греха таить — тоже не сдержал лёгкой тени улыбки, но посерьёзнел вмиг.       — Значит так, искорка, — сказал он, сщурившись. — Слушай и запоминай, второй раз повторять не собираюсь.       Юноша кивнул, скрестив в вызове руки:       — Ну, поделись мудростью, старец.       «Старец» нахмурился, едва сдержав вспышку злости. Только что это наглое существо отталкивало и шипело, а сейчас уже надсмехается? Похоже, давно горячую кровь не студили. Исправим.       — То, что я говорю, что ты — искорка, не даёт тебе повода обращаться ко мне в таком тоне. Я — это ты, так что прояви уважение хотя бы к себе, зел… Искорка, — поправил себя мужчина. Юнец хмыкнул:       — Ты, кажется, хотел мне лекцию прочесть. Не отвлекайся, мы не в том месте, чтобы так разбрасываться диалогами.       Аден глубоко вдохнул, выдохнул, угоняя прочь спонтанное раздражение на искорку. Сухо, по делу, кратко и вовсе не по просьбе. Может, эта юная горячая кровь вообще убиться хотела, а он, «старец», так вот коварно и бестактно помешал…       — Так вот, искорка. Та змея одна такая в своём роде, так что не спутаешь. Она может вводить в гипноз, заставляя тебя застыть на месте. Здесь нужно быть внимательным. Тварь опасная, но пугливая. Едва она покажет клыки — и только в тот момент — нужно заорать что есть сил. Как ты мог заметить, тогда она убегает, — проговорил он сухо. В голосе прозвенели нотки металла. Однако шея вся напряглась, и под кожей проступили сухожилия.       Юнец нахмурился. Однако он коротко поблагодарил:       — Спасибо. Надеюсь, на том — всё?       Мужчина кивнул. Парень на этот раз сам развернулся и пошагал с явной злостью, пиная пыль ногами. Что-то кольнуло от этого. Но Аден потёр руками лицо, сморщившись от боли, когда палец коснулся шрама. Нужно его выкинуть из своей головы. «И больше — не проси» — повторять, как мантру, пока мужчина не поверит сам. Пока не отвернётся, когда юнец будет в смертельной опасности. Пока лицо не станет равнодушным, и больше не захочется подчёркивать это слово — искорка, будто есть в нём особенная глупость…       Мужчина прикрыл глаза. Навострил уши — чтобы почуять приближение опасности к себе, конечно. Не меньше и не больше. «Перчатка ожогов»… Да уж, ему таких повреждений давненько никто не оставлял! Шрам только… И то столько десятилетий прошло, что уж и не вспомнишь, сколько именно. И это сделало не ужасное чудовище, даже не преступник, изгнанный сюда, а обычный мальчишка, коему больше пятидесяти лет и не дашь! Впрочем, и он сам в долгу не остался и такую же сделал. Побаливает, конечно, но всё ж — красота. Что-то было прекрасное в этой зеркальности с искоркой… Ни единого отличия, кроме возраста, зато существеннее некуда! Два совершенно разных поколения…       Снова глаза пришлось открыть почти сразу. На этот раз — от юношеского хрипа. До боли знакомого, пускай и Аден никогда не слышал, как эта иск… Юнец этот хрипел.       Лицо парня белое, как снег. Хватается за грудь, оседая на пол…       Сердце упало. Мужчина подбежал — как никогда в жизни, быстро. Подхватил на руки искорку… Нет, то есть, юнца. Дрожат юные губы, вырываются стоны из них… И с каждым таким стоном всё сильнее болит сердце уже у мужчины. Глаза увлажнились. Ком встал в горле.       Неужели… Конец? Неужели на том — всё? Больше не сможет он назвать никого искоркой? Больше не увидит живые юные глаза, не узрит горячую кипящую кровь, в которой так узнаётся своя? Больше… Не?       «Больше — не проси». А лучше б пусть просил! Что хочет, пусть бы просил! Всё бы отдал! Только пусть не остывает эта кровь, только пусть эти глаза цвета земли не тухнут!       Но мысли не вернёшь, как и смерти. Не он ли думал, что «давно кровь не остужали»? Не он ли желал отвернуться, когда эта искорка будет потухать? Не он ли хотел хладнокровия, равнодушия?       И… Что теперь? Перед взором туман из слёз, и вот хоть в прошлое возвращайся, отматывай время! Но время ещё неумолимее, чем смерть. Идут последние… Минуты? Секунды? Сколько слов ещё есть? Сколько ещё он может сказать? Неведомо…       — Аден… — он нежно гладит по щеке свою копию. Впервые та не отстраняется, но лучше бы отстранялась, лучше бы сопротивлялась, только бы была жива! Кусает губы, только бы не разрыдаться на месте. Возможно, это лишь последние секунды… И это точно не случайность, он уверен. Но на это был способен не один монстр. Смерти не избежать — увы, то не под силу ни одному богу — но можно выплеснуть боль, выплеснуть ярость. Отомстить.       И вот вопрос сам срывается с губ:       — Кто посмел с тобой это сделать?