______________________
Чонгук любит загонять его в кладовку. —Ты должен… о, мой бог , да, вот… перестать пялиться… мх … на меня. — Я не пялился, — шепчет Чонгук чувствительной коже ключицы Чимина. — Я просто был удивлен, увидев тебя там. Ты никогда не приходишь на мою тренировку. — Она не твоя, если там тридцать других парней. Чонгук смеется над ним, и Чимин ненавидит то, как сильно он любит ощущение хриплого тембра его голоса сейчас, когда они в пространстве друг друга. — Я всё еще часть команды. Так что это всё ещё моя тренировка. — Ну, я не был там ради тебя, если ты это имел в виду, — защищается Чимин, краснея. Он знает, что сейчас, должно быть, выглядит как чёртов беспорядок, с растрепанными волосами, раскрасневшейся кожей и трясущимися ногами. Он благодарен полумраку крошечной комнаты. — Тогда зачем ты был там? — спрашивает Чонгук и оставляет поцелуй в пульсирующую точку на шее Чимина, пока он пробирается вниз по скоплениям веснушек на коже Чимина. —Просвети меня. — Тэхён хотел… он хотел… ах, блять. — Чонгук кусает его в идеальное место на ключице, которое он сможет прикрыть рубашкой, когда они закончат, а затем оставляет крошечный засос, вызывая у Чимина головокружение, когда кровь приливает к каждому месту контакта между ними. Укус любви останется на пару славных дней, и Чимин будет проводить по нему пальцами всякий раз, когда будет думать о Чонгуке и его розовых губах, его плотных бицепсах и его тонкой талии. Это заставляет его дрожать. — Чего хотел Ким Тэхён? — спрашивает Чонгук — грёбаный мудак — пробираясь рукой под рубашку Чимина и кладя её ему на талию. Чимин тихо вздыхает, слегка склонив голову, пока его губы ищут горячий рот Чонгука, как будто он нужен ему, чтобы дышать. Чонгук толкает его дальше в стену, прижимает их тела так близко друг к другу, что Чимин не может сдержать хныканье в ответ, дрожащие колени раздвигаются, позволяя бедру Чонгука проникнуть в него еще сильнее. Он обхватывает руками шею Чонгука и притягивает его ближе, пока они не начинают стонать друг другу в губы, их поцелуи слишком влажные и отчаянные нуждаются в небольшом обеденном свидании. Он будет выглядеть сумасшедшим, когда доберётся до урока экономики. — Чего хотел Ким Тэхён? — повторяет Чонгук, и у Чимина чуть ли не в мозгу происходит короткое замыкание, когда он так стонет имя Тэхёна. Чонгук делает это специально, чтобы разозлить Чимина? Он бы не пропустил это мимо себя, но они двое могут легко играть в эту игру. Он прикусывает нижнюю губу Чонгука, зарываясь одной рукой в его волосы, чтобы тот мог потянуть и обнажить загорелую шею. Он чертовски привлекателен, ему нельзя позволять просто так ходить по коридорам этой старшей школы, полной жаждущих подростков. — Юнги, — отвечает Чимин, с придыханием. — Ч-что? — Чонгук звучит так, будто у него спёрло дыхание. — Вот чем мы там занимались, — отвечает Чимин. Это не совсем ложь. Тот факт, что Чимин ни разу не взглянул на Юнги во время футбольной тренировки, и что он едва продвинулся в рисовании, потому что всё это время украдкой поглядывал на задницу Чонгука — это ничего не значит. — Мы смотрели, как он тренируется. А потом он оставляет засос на ключице Чонгука, копия того, что на его собственной коже. Он хотел бы, чтобы это не исчезало.______________________
Дело в том, что Чимину нужны были деньги, чтобы починить машину, и его мать слишком хорошо это знала. Итак, когда Чимин вернулся домой в свой последний день в юниорской школе, она размахивала деньгами перед ним, как костью перед собакой. И, как собака, Чимин сидел там и вилял хвостом. — Я отдам его тебе, если ты окажешь мне огромную услугу. Мы говорим о масштабах Эмпайр-стейт. Чимин застонал, спрятав лицо в ладонях. — Я должен был знать. — Перестань так драматизировать, — сказала его мать, ударив кухонным полотенцем по затылку. — Я просто хочу, чтобы ты помог в лагере. Бэйли переезжает в Феникс, учиться в колледж, а мне не хватает одного человека. Чимин нахмурился. — Подожди, я думал, ты сказала мне, что тебе нужен один человек, когда Бэйли еще был в команде, так что их будет два. — Ах это. Я нашла кое-кого около недели назад. На самом деле нам с ним повезло, он уже был вожатым в другом лагере, и директор лагеря только похвалил его. Теперь, когда ты заменил Бэйли, команда укомплектована. — Чимин скривился, но знал, что сделает всё, чтобы его драгоценная машина снова завелась. — Если он такой классный, может быть, я тебе не нужен? — Шутник. У тебя есть время до субботы, чтобы потусоваться с Тэхёном и Юнги, но мы уезжаем рано утром в воскресенье. Оказывается, об этой замене говорила его мать? Да, это был Чон, чёрт возьми, Чонгук, сияющая звезда футбольной команды и постыдная любовь Чимина со средней школы. Они смотрели друг на друга широко открытыми глазами, когда их представили в то воскресенье, и каким-то образом молча согласились притвориться, что не знают друг друга. Чимин до сих пор понятия не имеет, почему Чонгук это сделал, но он решил, что это, вероятно, потому, что это было не так уж далеко от правды. В лучшем случае они были знакомыми, одноклассниками, которые, возможно, разговаривали друг с другом один или два раза за шесть лет совместного обучения. В конце концов, они были из совершенно разных миров, Чимин, ботан искусства, и Чонгук, спортсмен. Это имело смысл. Однако он не учёл, что Чонгук был таким… нормальным. Было странно даже пытаться объяснить, но Чонгук был просто… чуваком. Да, возможно, он был намного красивее и намного спортивнее, чем другие семнадцатилетки, с самыми красивыми карими глазами и самыми крепкими плечами, которые Чимин когда-либо видел у других людей их возраста, но этого и следовало ожидать, верно? Чон Чонгук ни в коем случае не был обычным человеком, но опять же, Чимин мог признать, что он был предвзят. Но за всем этим, за маленькими, розовыми губами, мускулистыми конечностями и худощавой фигурой Чон Чонгук был… человеком — и Чимин никогда раньше об этом не задумывался. В лагере Чонгук был невероятно внимательным и ответственным, всегда помогал, когда кому-то из детей или другим работникам требовалась помощь. Однажды в субботу, он провёл ночь, убирая весь главный домик в одиночку, в то время как другой вожатый, который должен был помогать ему, напился у озера. Излишне говорить, что мать Чимина выгнала парня навсегда, когда узнала об этом, но этот инцидент неизбежно привёл к тому, что она назначила Чимина новым партнёром Чонгука для выполнения остальных его задач. Их первые несколько взаимодействий были неловкими и состояли из односложных вопросов и ответов. Такие как « да», «здесь», «нет», «где» — это были их единственные разговоры в течение первых нескольких ночей, но потом они немного расслабились и погрузились в бессмысленную болтовню о том, что они сделали в тот день. Ничего слишком подробного или интересного, так как они делали одно и то же каждый день, но, по крайней мере, время шло. А потом… Чимин начал замечать кое-что немного странное — он часто чувствовал жар пристального взгляда на затылке, пока они мыли полы, расставляли стулья или стирали одежду, и Чонгук всегда отводил взгляд, когда Чимин смотрел на него или спрашивал, если что-то было не так. Это заставляло Чимина чувствовать себя неловко, и он стал смотреть на своё отражение в каждом зеркале, мимо которого проходил, на случай, если что-то попало ему на лицо или застряло между зубами. Однако он не мог винить в этом Чонгука, потому что смотрел на Чонгука так же часто, правда, с гораздо менее невинными намерениями. Или так он думал, пока, наконец, одной особенно жаркой ночью это не случилось. Чимин весь день присматривал за детьми на озере, играя с ними под палящим солнцем и погружаясь в воду, чтобы научить старших плавать. Ровно в шесть вечера он начал вытаскивать их из воды одного за другим, пока они все не оказались в умелых руках старшего вожатого, а затем ушел в свой домик. Он надел рубашку, пока шёл через лагерь, капая на грязь и издавая стоны от того, как пачкает ноги и сандалии. Он взял чистую одежду и свою сумку с туалетными принадлежностями, а затем отправился в душ, надеясь занять место для себя теперь, когда другие вожатые были заняты детьми. Но ох, как же он ошибался. Потому что, конечно, конечно, из всех, кто мог быть там, почти голый, со всей этой золотой кожей, на которую Чимин мог пялиться, как идиот, это должен был быть Чон Чонгук с его идеальным ртом, открытым от удивления. — Эм, привет, — сказал Чимин, потому что, что ещё, блядь, он мог сказать? И он не мог молчать теперь, когда их глаза встретились через всю комнату. — Пришёл принять душ, да? Чёртов идиот. Конечно, он был здесь, чтобы принять душ, это буквально единственная причина, по которой он здесь. Чимин хотел броситься в озеро с тяжёлым камнем, привязанным к его ноге, чтобы он мог утонуть, как тупой придурок, которым он был. Чонгук прочистил горло. — Ага. Душ. Да. — Круто, — ответил Чимин. Он прошёл дальше в комнату к единственной доступной душевой, учитывая, что Чонгук стоял перед другой. Он открыл занавеску и оставил свои туалетные принадлежности в душевой кабине на полу. — Ты… я имею в виду… ты, э-э, до сих пор плавал с детьми? — спросил Чонгук низким голосом. Чимин слышал, как стучит его собственное сердце в ушах. — Ага. От семи до девяти лет. О, ужас. Чонгук подарил ему одну из своих милых улыбок, показав свои кроличьи зубы и морщинки вокруг больших глаз. Он выглядел так очаровательно, что Чимину хотелось кусать его повсюду. — Их немного, особенно семилетки. Вот эта девушка, Рен. Она всегда убегает, чтобы заняться своими делами во время групповых занятий. Это сводит Поли и Дженн с ума. Чимин рассмеялся. — Я знаю, о ком ты говоришь. Она угроза. Однако она осталась на занятия по плаванию. Может быть, ей нравится вода, может быть, я ей нравлюсь, кто знает. Это была простая шутка, сделанная под влиянием момента, потому что этот разговор шёл намного лучше, чем любой другой, который у них был раньше, но эти слова, казалось, всё изменили. Чонгук, не сводя глаз с лица Чимина, сделал несколько шагов вперёд, пока они не оказались в футе друг от друга, и глубоко вздохнул. — Ей нравится. Ты, я имею в виду, — сказал он, бегая глазами по лицу Чимина, словно пытаясь что-то расшифровать в выражении его лица. Но Чимин был потрясён и замолчал. Они никогда раньше не были так близко, достаточно близко, чтобы Чимин мог ясно видеть созвездие родинок, украшающих кожу Чонгука до самого торса. Господи Иисусе, он хочет лизнуть его, он очень хочет почтительно облизать всё его тело. — Ну, тогда хорошо, да? — спросил Чимин, внезапно наполнившись нервной энергией. Он переминался с ноги на ногу, не зная, что делать. — Мы хотим, чтобы дети любили нас, чтобы они нам доверяли, а их родители не кричали на нас, что мы ужасно относимся к их маленьким монстрам. И ещё одна из этих улыбок, сопровождаемая смехом на этот раз. Чонгук прикусил губу, глядя на него из-под длинных темных ресниц. О боже, он был так близко. Чимин мог поклясться, что видел своё отражение в глазах Чонгука, что было смешно, но чертовски верно. — Ты очень нравишься детям, — продолжил Чонгук. — Я… ты всем нравишься, Чимин. Чимину казалось, что он взорвётся в любую секунду, он так нервничал, что чувствовал, как его ногти впиваются в ладонь, когда он сжал руки в кулаки. У него слегка закружилась голова от того, что Чонгук так долго уделял ему внимание — вероятно, поэтому его мозг не полностью зарегистрировал следующую вещь, вылетевшую из его рта. — Это… это включает тебя? Какое-то мгновение они ничего не говорили и не делали — они стояли как вкопанные, не дыша, просто глядя друг другу в глаза, как будто впервые увидели друг друга. Это было что-то из плохой романтической комедии, подумал Чимин, что-то глупое, что Чимину нужно было исправить как можно скорее, прежде чем Чонгук решит никогда больше с ним не разговаривать. — Боже мой, ты не обязан отвечать... не отвечай на это... О. Чонгук внезапно оказался прямо там, прямо перед ним, его большие руки едва касались чиминовой талии, но всё равно чувствовались, были горячими и чудесными. — Можно я тебя поцелую? И Чимин растаял. — Пожалуйста. Их первый поцелуй был таким нежным, губы едва соприкоснулись, прежде чем они разошлись на секунду, и Чимин бросился на Чонгука, как осьминог, цепляясь за него везде, где только мог, и пожирая его рот. Это был его первый поцелуй в целом, и у него не было ни техники, ни опыта, но Чонгук, казалось, совсем не возражал. Чимин компенсировал всё с тысячекратным энтузиазмом. Они целовались, пока их не прервал вошедший вожатый, и они отскочили друг от друга, как будто их ударило током. Чонгук почти выбежал из душевой, а Чимин механически искупался в душе, его мысли были далеко-далеко, куда бы ни делся Чонгук и его волшебный рот. После этого они как будто не могли оторваться друг от друга. Они начинали выполнять какую-то чёрную работу в совершенно разных углах комнаты, а заканчивали тем, что трахались друг с другом в чулане, забитом чистящими средствами или спортивным инвентарем. Предварительные поцелуи перешли на сеансы целования, а вскоре после этого на тяжёлые ласки под одеждой. Как будто Чимин сжигал каждую секунду, проведенную в присутствии Чонгука, и ничто не могло погасить огонь, кроме нежных поцелуев Чонгука, когда им приходилось идти разными путями. Тогда он надеялся, всё ещё не веря, что кто-то столь популярный, как Чонгук, вообще проявил к нему интерес, но почему-то всё ещё был наивен и возбуждён внезапным вниманием. Он проводил ночи, глядя в потолок, думая о других вещах, которые они могли бы сделать, когда вернутся домой. Не хотел бы Чонгук пойти посмотреть фильм с Чимином? Или, может быть, он предпочёл бы остаться дома и провести уютный вечер вместе с пиццей. Возможности казались безграничными и розовыми, а Чимин хотел всего. В последнюю ночь перед окончанием лагеря они поцеловались у одного из крупных деревьев у озера, только губы и язык, крепко обняв друг друга. — Вот мой номер, — сказал Чимин, сунув лист бумаги в руку Чонгука, как только они запыхались, чтобы продолжать. — Ты можешь написать мне, когда захочешь залезть ко мне в штаны или что-то в этом роде. Ты же знаешь, что я всё равно скажу «да». Шутка не удалась, уничтожила любое ощущение комфорта, которое они лелеяли последние пару недель, и Чимину было так стыдно за отсутствие немедленного ответа от Чонгука, что он избегал смотреть на него прямо. Казалось, что, несмотря на их многочисленные дни знакомства с телами друг друга, у Чимина всё ещё была тяжёлая форма синдрома «нога во рту». — Ладно, — в конце концов ответил Чонгук, его голос стал более напряженным и низким, как будто он вообще не хотел отвечать. Так и было. Чонгук вообще не писал смс до конца лета, и Чимин хандрил и погрязал в своих страданиях, когда до него наконец дошла правда об их псевдоотношениях — Чимин был летней интрижкой. Конечно, Чонгук не стал бы звонить или писать сообщения «летней интрижке», в этом весь смысл! Один развлекался с другим под палящим неумолимым солнцем, что-то быстрое и приятное, чтобы развлечь обе стороны во время перерыва, а потом… ничего. Вот и всё, всё закончилось, когда похолодало в последние дни лета и все вернулись к своим делам. Чимин был идиотом, когда думал, что Чон Чонгук захочет встречаться с ним. Он выдавал желаемое за действительное и впитывал каждую частичку привязанности Чонгука, как жаждущий человек сделал бы с пресной водой. Последовавшую за этим депрессию сломил только Тэхён и его многочисленные попытки подбодрить его. Его друг не смог выведать у него секрет Чимина, но всё равно поддерживал его, отвлекая кино и видеоиграми до последней недели перед началом занятий. Впоследствии, вооружившись новым взглядом на то, что произошло с Чонгуком, Чимин решил избегать его как можно дольше в выпускном классе, не только потому, что ему нужно было защитить своё сердце, но и потому, что он не хотел причинять Чонгуку никаких неприятностей. В конце концов, Чимин сам виноват в том, что неправильно всё понял. Он дал Чонгуку свой номер, он фактически предложил себя, но получил категорический отказ. Но в первый же день Чонгук удивил его, ища на школьной парковке, и это было всё, что Чимину потребовалось, чтобы дать ему. Не прошло и недели, как они вернулись к этому — запутавшись друг в друге, ускользая, всегда вне поля зрения и уединившись, чтобы они могли кусать друг друга за рты и тела, как если бы они не могли дышать. Разница была в том, что на этот раз Чимин знал, чего от него хочет Чонгук — кого-то, кого было бы весело целовать за закрытыми дверями, вдали от осуждающих взглядов других. Чонгук ни разу не упомянул, что не писал сообщений летом; однажды он просто начал писать Чимину сообщения, как будто ничего не произошло. Внезапно у них закрутился странный роман, о котором никто не знал. И они просто никогда не говорят об этом.______________________