Корабль

      Корабль…       Впервые я увидел Корабль еще будучи ребенком. По интеркому колонии на Джератофе передали срочное сообщение о его прибытии. На какое-то время новость завладела умами всех колонистов от мала до велика, вызывая интерес и в то же время страх. Люди надеялись, что с Кораблем на Джератоф прибудут необходимые товары, а также – для многих это было не менее важно – новости с иных миров, освоенных человеком. Ибо хоть человечество и покинуло родную планету – населенные миры по-прежнему разделены лишь немногим менее надежно, чем в докосмическую эпоху. Субсветовики-пропульсоры сделали звезды немного ближе – но лишь немного. И только гигантские корабли-мотершипы, снабженные скайдайверными генераторами, могут бросить вызов вселенским безднам.       Со временем Корабли стали для жителей колоний чем-то вроде божественных вестников. Их ждали – и их боялись. Ходили слухи, что Корабли захвачены не-людьми, монстрами из иных миров, но из-за изолированности Кораблей люди в колониях если и узнают об этом, то слишком поздно. Говорили, что экипажи Кораблей набираются из детей, похищенных на посещенных ими мирах. Наставник рассказывал нам, что когда Корабль сближается с обитаемым миром, он высылает шаттлы со своими эмиссарами, и те, высадившись ночью на планету, похищают ее жителей – в основном детей – чтобы восполнить убыль экипажа. Он запер нас в жилом корпусе и пригрозил, что тот, кто вздумает покинуть здание после захода Эон Софиа, будет жестоко наказан.       Но разве угрозы могут остановить того, кто по-настоящему жаждет запретного зрелища, которое уже никогда не повторится при его жизни? Уже наступил вечер, и можно было гулять, не опасаясь, что радиация Эон Софиа сожжет кожу до мяса. Двери жилого корпуса были заперты, но для меня это не было проблемой – в свое время один из воспитанников Интерната сумел взломать чипы замков. Написанная им программа копировалась воспитанниками на выдранные из старых калькуляторов ЗУ. С ней для меня не составило труда выбраться наружу.       Кругом было темно, лишь на западе догорал закат, да в небе светилось несколько чахлых звездочек. В этой части Галактики мало звезд, которые могли бы светить в ночи Джератофа; впрочем, если приглядеться, можно увидеть другие «звезды», совсем слабые и видимые лишь потому, что их свет не заглушался иными светилами. То были иные галактики, и от самой близкой из них свет шел миллионы лет.       Я нервничал – время шло, а Корабля все не было видно. Может, он сейчас на другой стороне? Или вообще нет никакого Корабля, и все это выдумки? Воспитатель, наверное, уже хватился меня…       Вдруг я заметил среди черноты космической ночи звездочку, которой еще недавно здесь не было. Новая? Сверхновая? Сомнительно – в этой части Галактики есть только одна звезда, способная стать Новой, и в настоящий момент она освещает дневную сторону Джератофа. Когда Эон Софиа вспыхнет, дневная сторона нашего мира превратится в переплавленный шлак, а на ночной разразятся страшные бури. Впрочем, это будет нескоро… я надеюсь…       Я пригляделся к странной звездочке внимательнее. Она определенно становилась ярче; кроме того, она двигалась – медленно, на несколько угловых секунд за час. Догадка осенила меня – над моей головой сиял, подобно драгоценному бриллианту, Корабль. Там, где он пролетал по небу, гасли галактики, приглушенные его сиянием. Завороженный, я смотрел на Корабль, в сиянии огней выходящий на орбиту Джератофа, и даже не услышал шагов за спиной.       Наставник все-таки выследил меня.       Нас с рождения пичкают имплантами, усиливающими адаптивные возможности наших тел. Если бы на Джератоф закинуло коренного жителя Олд Тэрры эпохи Раннего Космоса, он бы не протянул здесь и минуты – радиация, токсичная атмосфера, возмущения электромагнитных полей быстро прикончили бы его. Благодаря имплантам и наномедам мы можем жить в самых суровых уголках космоса, где вообще возможна жизнь; и даже смерть нас больше не пугает – технологии загрузки сознания позволяют вернуть даже того, кто умер. Но там, где есть плюс, есть и минус. Когда-то хирургия позволила возвращать к полноценной жизни людей, которых ранее уже считали покойниками – но вместе с этим начали пожинать свою жатву болезни, до которых ранее люди просто не доживали. Так и в этом случае – мы по-прежнему боимся смерти, но только если речь идет о своей смерти.       …Когда я очнулся в ресуррекционной палате, первое, что я почувствовал – боль. Боль, что пронизывала все мое тело. Запах антисептиков, пластика и еще чего-то. Попискивание и хрип аппаратуры. Впрочем, боль, что я тогда испытал, была сущим пустяком по сравнению с памятью об экзистенциальном кошмаре, через который я прошел.       Спустя неопределенный промежуток времени ко мне вернулось зрение. Я увидел, что наставник стоит у моей постели, словно преступник, вернувшийся на место преступления. На его лице застыло выражение тупой непреклонности, словно он раздавил надоедливое мерзкое насекомое. Глаза блестели, как две капли олова, но когда он повернулся ко мне, в его взгляде появилось что-то, чему я не мог найти определения.       – Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо… – проговорил он вполголоса. – Жизнь на Джератофе тяжела и опасна; однако у нас нет выбора. Каждый из нас должен занять то место, которое ему предопределено. Наше место здесь, на Джератофе; здесь мы родились, здесь мы умрем. Надеюсь, ты усвоил этот урок…       Он не просил у меня прощения. Он не сомневался, что поступил абсолютно верно. И я не мог ему ответить – просто потому, что сил у меня не было. Даже дышать я мог исключительно с помощью «железных легких». Единственной частью тела, которой я мог двигать – и то ограниченно – были глазные яблоки.       – Забудь о Корабле, – продолжал наставник, – тебя бы на него все равно не взяли. Тот корабль, кстати, даже не стал сближаться с планетой – просто совершил гравитационный маневр и ушел туда, откуда пришел. И правильно сделал – нам он не нужен. Нам предначертано выполнять то, что должны, а иначе… – И он сжал руку в кулак и резко повернул, словно сворачивал кому-то шею. В этот момент мне показалось, что «железные легкие» перестали работать, и я начал задыхаться.       Я окончательно встал на ноги спустя неделю, однако что-то во мне непоправимо изменилось. Ибо одно дело – слышать о существовании экзистенциальной бездны под названием «смерть», и совсем другое – заглянуть в нее, понять, что все мы, в сущности, живем на ее краю и в любой момент можем оказаться в ней. И не факт, что нас оттуда вернут. Каждый день на клонофабрики приходят разнарядки на столько-то эмбрионов – никто не говорит вслух, что эти цифры означают, но все превосходно понимают.       На Джератофе сложилось жесткое кастовое общество, где каждый человек – не более, чем винтик непростого механизма колонии. Увы, в мире, где все может тебя убить, по-другому не выходит. Кто-то находит в этой системе отдушину, становясь хетхантером или смотрителем робошахты; но те, кому не повезло – как я, например – становятся простыми клерками. Нам не грозит гибель от радшторма или когтей роновезавра; но зато, если где-то случается авария, обнажающая все критические косяки и недочеты – ответственность ложится на нас. Мы – мученики, несущие на плечах своих весь груз грехов человечества Джератофа. На шахте в горах Тагирион роботы под ударом радшторма сошли с ума, перебили смотрителей и ворвались в жилой купол, где устроили кровавую бойню, пока сами не были уничтожены подоспевшими хетхантерами – кто виноват? Подрядчик, поставлявший схемы для роботов (сбой в которых, по предварительным данным, и стал причиной трагедии) – человек, настолько влиятельный, что неизвестно, что хуже: быть осужденным за клевету на него, или все же добиться его осуждения и в итоге обрушить всю административную систему. В итоге вина ложится на того, кто вел с подрядчиком переговоры – то есть на меня. От принудительной эфтаназии меня спасло только то, что кто-то из начальства потребовал от меня дать показания против его конкурента. Я оттарабанил следственной комиссии то, что мне велели, и ответственность была с меня снята. Не знаю, что стало с чиновником, которого я подставил – после того радшторма разнарядки для клонофабрик достигли сотен эмбрионов; одним больше или меньше – кто заметит?..       Сказанное вовсе не значит, что я забыл о Корабле. Я понимал, что пока я остаюсь в административной системе колонии – страх будет таким же неизбежным моим спутником, как воздух. Конечно, я мог податься в хетхантеры – чтобы в итоге стать персонажем очередного анекдота про недотепу, по глупости издохшего в пустыне. Не говоря уже о том, что в хетхантеры идут в основном те, кто не разменивается на воровство и интриги, а предпочитает грешить по-взрослому: убийства, насилие и грабежи – Тиферет именно потому и считается безопасным местом, что все подобные элементы оттуда удалены. У меня был только один путь из системы – на Корабль. И то, что мне, скорее всего, не было суждено увидеть огни Корабля снова – только делало меня еще более последовательным в своей мечте.       Я изучил всю информацию о Кораблях, какую сумел найти в открытом доступе. Скажу честно – в основном это были материалы по теории скайдайвинга, для меня (да и вообще для любого из джератофцев) абсолютно бесполезные. С тем же успехом я мог бы читать книги по магии и оккультизму. (Такое сопоставление не случайно – говорят, что последние ученые в Галактике, понимавшие теорию скайдайвинга, умерли века назад, а те, кто обслуживает генераторы скайдайва теперь, опираются не на науку, а на эмпирически выработанные ритуалы. Впоследствии я убедился, что в этом есть изрядная доля истины.) Кто населяет Корабли, каковы их нравы и обычаи – об этом в открытых источниках не говорилось ни слова; слухи и апокрифы же были заведомо неправдоподобны и противоречили друг другу. При помощи хакерских методик (что само по себе могло стоить мне места) я ознакомился с кое-какими закрытыми материалами. Не скажу, чтобы это было бесполезно – так, я узнал, что Корабль, который я видел в детстве, собирался выйти на околопланетную орбиту и передать на Джератоф кое-какие ценные ресурсы – однако префект колонии принял решение отказать им. Однако об экипажах Кораблей даже они ничего не сообщали.       В поисках хоть какой-то информации я доскребся до днища – стал собирать маргинальные теории о Кораблях. Лучше бы я этого не делал, конечно. Как сейчас помню, самая упоротая из них гласила, что нет никакого космоса, никаких Кораблей, а миф этот поддерживает префект-узурпатор с единственной целью не допустить к власти соперников. В итоге все сводилось к призывам свергнуть префекта и передать власть некоему Кингу Брекингскуллу, безумному предводителю хетхантерской банды, объявившему себя королем Джератофа (впоследствии его убили собственные телохранители, когда стало ясно, что он окончательно спятил).       В одном я был уверен – для меня Корабль так и останется миражом, озарившим мое детство. Может быть, когда-то в небе Джератофа вновь загорятся огни межзвездного странника – но я вряд ли доживу до этого.       Я ошибался.       В отличие от прошлого, этот Корабль почти не вез представляющих интерес для Джератофа грузов. Наоборот, он сам кое в чем нуждался.       Когда префекту доложили о Корабле и передали ему послание от команды, он пришел в крайнее возмущение и велел отказать незваным гостям в сближении с Джератофом. После чего распорядился привести в боевую готовность все средства противоастероидной защиты. Вскоре на Джератофе началась самая настоящая паника; говорили, что Корабль требует от префекта сто самых красивых девушек, угрожая в случае отказа ударить по Тиферету из пучковой пушки.       Несмотря на предупреждения, Корабль не собирался отступать, и тогда префект отдал приказ обстрелять его. По его расчетам, обстрел Корабля лазерами не должен был причинить много ущерба, но дал бы команде понять: им тут не рады. Однако Корабль на лазерный огонь отреагировал чуть сильнее, чем никак. Пронесшись в небе над Тиферетом, он направился в сторону пустыни Гараб Серапель. Все вздохнули с облегчением – но ненадолго.       Протонный пучок ударил в район каньона Тувалкейна. От взрыва образовался огромный кратер; выброшенная порода пролилась горячим каменным дождем на неофициальную столицу хетхантеров, которую сами ее жители называли Малкут, а власти Тиферета – «форпост один-семь-ноль», вызвав там, наряду со взрывной волной и землетрясением, большие разрушения. Сейсмические волны дошли и до Кетера, первого поселения людей на Джератофе, ныне полузаброшенного. Тиферет же почти не получил ущерба – за исключением морального.       Еще не успела осесть выброшенная взрывом пыль, когда Корабль снова вышел на связь. Его послание было недвусмысленным:       «ПОТЕРИ В КОМАНДЕ ДОСТИГЛИ КРИТИЧЕСКОГО УРОВНЯ. НЕОБХОДИМО ПОПОЛНЕНИЕ. ТРЕБУЕТСЯ ГРУППА ИЗ ДЕСЯТИ ДОБРОВОЛЬЦЕВ. ЕСЛИ ВЫ НЕ ОТКЛИКНЕТЕСЬ НА ПОСЛАНИЕ ИЛИ, ТЕМ БОЛЕЕ, ПРОЯВИТЕ К НАМ АГРЕССИЮ, ВТОРОЙ УДАР ПРИДЕТСЯ ПО СТОЛИЦЕ.»       Скрепя сердце, префект согласился на условия Корабля. На Джератоф высадилась – возможно, впервые за сотни лет – посадочная капсула с четырьмя эмиссарами. Кое-как удалось наскрести требуемую десятку добровольцев – правда, только об одном из них я могу сказать с уверенностью, что он примкнул к команде по своей воле. Прочие были преступниками, либо чудаками, фриками – людьми, не сумевшими или не пожелавшими вписаться в суровую систему джератофского социума. Нас предупредили, что никто из нас назад не вернется; служба на Корабле – это миссия длиной в жизнь. Не знаю, как другие, но я был готов к этому.       Когда мы входили в посадочную капсулу, никто не пришел проводить нас, кроме нескольких людей, которых я не знал. Вряд ли они пришли проститься с нами – скорее всего, просто поглазеть, как чужаки покинут Джератоф навсегда, чтобы больше никогда не возвращаться. Не удивлюсь, если об этом визите вообще не останется записей – нас запишут как умерших, кратер в Гараб Серапель объявят следом от падения метеорита, а правда сделается апокрифом, в который добавят откровенного бреда, чтобы приличный человек не захотел иметь с этим дела…