Корабль

      В нынешнюю ночь я плохо спал, мне снились кошмары. Как оказалось, Корабль проводил очередной скайдайв-маневр, выходя на свидание с очередным пунктом своего путешествия без конца. Когда я, измученный дурными снами, вышел прогуляться, то обнаружил, что в помещениях Командного Мостика царит оживление. Кое-как найдя одного из эмиссаров, я потребовал от него объяснений.       – Корабль успешно совершил скайдайв-маневр – ответил мне эмиссар – и сейчас выходит на орбиту возле звезды… Впрочем, боюсь, ее номер в каталоге вам ничего не скажет. Главное – здесь имеется обитаемая планета.       Таркьюп Инуа – не совсем планета, поскольку вращается не вокруг центральной звезды, а вокруг гигантской экзопланеты Торнарсук, то есть фактически является луной. Тем не менее, эта «луна» имеет плотную атмосферу, содержащую кислород, и магнитосферу, защищающую ее от космических лучей. В свою очередь, Торнарсук вращается вокруг холодной красной звезды А’акулууйюси. Энергии, которую Таркьюп Инуа получает от А’акулууйюси, едва хватает, чтобы удержать этот мир от замерзания и обеспечить энергией фотосинтезирующие организмы, живущие подо льдом Океана Седны, покрывающего большую часть луны-планеты. Приливная гравитация Торнарсука взбалтывает расплавленные недра Таркьюп Инуа, словно гигантский блендер, а его магнитное поле наводит в планетарном ядре электрические токи, дополнительно разогревающие луну-планету. Как итог – сейсмическая активность, вулканы, термальные источники и газовые фумаролы. Придонные воды Океана Седны насыщены сероводородом; от выхода в атмосферу эту мерзость удерживает пиноклин между глубинными водами и приповерхностным слоем, обогащенным кислородом. Временами сероводород все же прорывается сквозь пиноклин, скапливается подо льдом и, вырываясь, окутывает окрестности ядовитым облаком. И мало того – единственный континент Таркьюп Инуа, Землю Кахаси, от превращения в гигантский вулкан удерживает только мощная ледяная шапка, сковывающая планетарную кору, словно оковы – безумца. Если эта шапка растает – жизни на Таркьюп Инуа придет конец.       Пока эмиссар Корабля отправился вместе с коллегами вести переговоры с лидерами колонии, я решил наконец-то взяться за рекомендованную мне монографию Инглунда. Увы, эмиссар был прав – монография действительно оказалась слишком сложной для понимания. Я мучился над ней больше часа, пока не заболела голова, после чего отключил проектор и отправился на очередную экскурсию.       Сегодня я посетил одну из Коммуникационных Башен. Всего таких Башен на Корабле пять (когда-то их было шесть; впоследствии две из них оказались разрушены, одну построили заново). Через Коммуникационные Башни Корабль держит связь с внешним миром; кроме того, они также используются в качестве радиотелескопов для исследования космического пространства.       Коридоры, ведущие к башне, проходят близко к обшивке; во время скайдайв-маневров они перекрываются – высок риск разгерметизации. Когда я шел к Башне, то мне пришлось идти обходной дорогой – основные пути были перекрыты. Видимо, работники все еще латали течи в обшивке. Спустившись уровнем ниже, я вышел в аппаратную залу, находящуюся прямо под Башней.       Аппаратная зала просторна, однако это совершенно не чувствуется, так как она забита приборами и шкафами с вычислительной техникой. Здесь меня встретил седой мужчина – по виду самый старый из всех увиденных мной на Корабле.       – Вы из новых, да? – обратился он ко мне. – Я астрофизик… хм, боюсь, мое имя вам ничего не скажет.       – Так у вас есть имена?       За все время своего пребывания на Корабле я так и не узнал, есть ли имена у его обитателей. Может, они вообще пользуются номерами?       – Есть; но они… В общем, у нас своя система идентификации. Можете называть меня Уинслоу. Вы, конечно же, хотите посетить Коммуникационную Башню? Вам придется надеть скафандр.       Скафандр был аварийного типа – то есть позволял благополучно пережить разгерметизацию отсека и даже выйти в открытый космос на короткое время, но для длительной работы за пределами Корабля не предназначался. Сам Уинслоу, облачившись в такой же скафандр, повел меня по винтовой лестнице, охватывающей высившуюся в центре зала колонну. Лестница привела нас в промежуточный тамбур – округлый зал, почти пустой, если не считать двух рабочих, обследовавших стены при помощи дефектоскопов. Сюда, кроме лестницы из аппаратной, вело несколько дверей; только одна из них оказалась открыта, прочие же – закрыты и запечатаны полосками желтого скотча. Из тамбура был и еще один ход – он вел вверх, по уходящей сквозь люк в потолке лестнице. Именно этим путем и направился Уинслоу. Я последовал за ним.       Мы оказались в смотровой кабинке – два человека в скафандрах еще могли здесь свободно разместиться, а трем было бы уже тесно. Искусственная гравитация была здесь заметно слабее, чем внизу, в аппаратной. Сквозь закрытые толстым стеклом иллюминаторы я мог выглянуть наружу. Сказать по правде, меня вид на Корабль снаружи не очень впечатлил – все, что мне открылось, это паутина вант на фоне звездного неба и металлическая равнина, загибающаяся к горизонту. В некоторых местах на равнине чернели провалы; вокруг возились похожие на жуков ремонтники в скафандрах.       – Это отражающее зеркало, – пояснил Уинслоу. – Оно собирает радиоволны в фокус, где они улавливаются антенной сверхчувствительного приемника. Приемник находится выше; к сожалению, я вам показать его не смогу – посторонние туда не допускаются…       Я перешел к другому иллюминатору. Здесь вид был поинтереснее – над «горизонтом» отражателя восходили два светила, одно поменьше, белесо-голубое, другое огромное, рыже-багровое, слабо светящееся, будто под облаками тлело пепелище, в котором Олд Тэрра была бы всего лишь угольком. То были луна-планета Таркьюп Инуа и гигант Торнарсук. Я попытался нашарить взглядом посадочную капсулу, но не сумел – видимо, та уже улетела далеко.       – …В докосмическую эпоху, – продолжал свою речь Уинслоу, – у мореплавателей Олд Тэрры был такой обычай: терпящие крушение моряки писали послание, вкладывали его в бутылку и бросали в море. Иногда эти бутылки находили довольно быстро, и в итоге к морякам приходила помощь. Но чаще послание от моряков находили уже спустя много лет после того, как его отправили… Связь между Кораблями во многом подобна этому примеру. Кораблю по силам отправить в космос радиопослание – но кто его сможет принять? Расстояние до ближайшего радиоприемника, способного это послание принять, исчисляется световыми годами, а то и десятилетиями!       – Хотите сказать, что дальняя связь не нужна? – спросил я, оторвавшись от созерцания вида на Торнарсук.       – Есть только один вариант, когда эта связь имеет хоть какой-то смысл. Прощальное послание с Корабля, уже обреченного на гибель…       – Обреченного? – Сама мысль о том, что Корабль может погибнуть, вызвала у меня прилив паники – именно осознанием того, что такой исход весьма вероятен. Так нас пугает осознание собственной смертности.       – Прощальное послание… или предупреждение. Предупреждение о том, что погубило их, и что может угрожать и нам. И вот поэтому я здесь, а не в Биолаборатории или Тестовом Отделе. Возможно, расшифровав сигналы иных Кораблей, мы сможем вынести из них урок, полезный и для нас…       Хм… Прощальное предупреждение… Урок, полезный для Корабля… Есть ли в этом вообще смысл? Нужно принять сигнал; нужно вычленить его на фоне бесконечного крика Вселенной; нужно расшифровать его… Каждое из этих «нужно» на грани наших возможностей; но даже если и удастся все это исполнить – станет ли прощальное предупреждение с давно погибшего Корабля для нас уроком? Ох, сомневаюсь…       Мне стало по-настоящему жутко. Я вдруг отчетливо почувствовал – именно почувствовал, хотя понимал я это и ранее – что я нахожусь в металлическом ящичке посреди бесконечного космоса, и от его ярости меня отделяет расстояние вытянутой руки. Внизу, подо мной – рукотворный остров из металлического лома, слепленный на честном слове и несущийся сквозь пространство с невообразимой скоростью. В любой момент этому острову может прийти конец – столкновение с астероидом, взрыв реактора, распад во время очередного скайдайв-маневра, да мало ли что! И тогда мне конец, как и тем людям, что вверили свое существование Кораблю.       – Что с вами? У вас не клаустрофобия ли?.. У вас было такое лицо, и вы так смотрели на иллюминатор… Словно собирались его разбить.       – Простите… минутная слабость… Давайте покинем это место.       Из посадочной капсулы выходили люди. В глаза бросалось их телосложение – все рослые, крепкие, коренастые, приспособленные к жизни в мире, где гравитация существенно превосходит стандартную. На их фоне худые выходцы с Джератофа смотрелись жалко. Среди приезжих с Таркьюп Инуа я заметил и знакомого мне эмиссара Корабля. Тот тоже заметил меня и приветственно помахал мне рукой.       Спустя полчаса мы встретились в коридоре возле жилых кают.       – Ну как, – спросил меня эмиссар – вы читали монографию Инглунда?       – Да, читал… И признаться, она оказалась для меня слишком сложной… Кстати, откуда вы это знаете?       – Я запросил Информаториум, сразу же, как вернулся на Корабль.       – Вы знали, что я запрошу эту книгу?       – Догадывался. В конце концов, это я порекомендовал ее вам, не так ли?..       Его объяснение выглядело убедительным – и все же меня не покидало чувство какой-то недосказанности. Быть может, это последствия беседы с Уинслоу? Седой астрофизик все-таки разбудил во мне экзистенциальный страх, напомнив, что все мы – узники несущегося сквозь бездну металлического левиафана, чей путь, возможно, прервется уже завтра.