Корабль

      Ремонт – это то, что происходит на Корабле постоянно. Этим занимается огромная орда работников – именно они живут в тех самых ячейках на стенах стальных пещер. Сюда же относятся и всевозможные аварийщики – в их задачу входит приходить тогда, когда ремонтникам еще рано.       Их день начинается с тревожного звонка. Синтезированный голос Корабля оповещает, что «во столько-то ожидается скайдайв-маневр, поэтому аварийщиков и ремонтников просят занять свои места и быть готовыми». Рабочие покидают жилые ячейки и перебираются в убежища, где ожидают искомого часа. Каждый рабочий приписан к тому или иному сектору Корабля; по причинам, о которых я уже говорил, секторы и их границы непостоянны; они все время меняются, и рабочие тоже меняют приписку к секторам.       Основная суть скайдайвинга – ломать о колено законы физики. Законы, конечно, выдерживают – но глумление над ними не проходит даром. Во время маневров гравитационные аномалии рвут корабль на части; конечно, он выстроен с расчетом на подобную фигню, и тем не менее всякий раз возникает ощущение, что Корабль вот-вот развалится. И это еще не самое скверное; во время работы скайдайв-генераторов в разных точках Корабля может слегка меняться метрика пространства-времени. К чему это может привести? Представьте себе быстро вращающееся колесо. Представьте дальше, что из-за временных аномалий одна его половина начинает вращаться быстрее второй – ненамного, на доли секунды, но этого достаточно, чтобы возникли опасные напряжения, способные разорвать колесо на части, которые, разлетаясь, подобно сюрикенам будут крушить все, что попадется им на пути.       Технические Помещения – такие же колоссальные стальные пещеры, как и жилые отсеки, но вместо жилых ячеек их заполняют стальные машинные джунгли. Во время маневров эти джунгли превращаются в ад. Вы только представьте: отовсюду стон и крик ломающегося металла, за переплетением трубопроводов и кабелей пылает пламя, сверху летят куски механизмов и течет токсичный радиоактивный «дождик» из разорванных трубопроводов. Одетые в скафандры аварийщики врываются в это безумие на грави-сегвеях, ежесекундно рискуя попасть в очередную гравитационную аномалию или просто быть прибитыми очередным падающим сверху обломком. Конечно, самые опасные места остаются за роботами – но даже роботы не всесильны.       Все это – отнюдь не что-то экстремальное. Все, что я сейчас описываю – обычные будни аварийщиков. Тушить возгорания, запечатывать течи, устранять затопления, осуществлять дезактивацию и первичную очистку – вот их обязанности. После того, как маневр закончится, в Технические Помещения входят ремонтники. На какое-то время стальные джунгли оживают: среди трубопроводов и кабелей лавируют гравикары, трещат огни сварки, гудят насосы откачки. Работы хватает всем.       За пределами технических помещений тоже кипит работа. Скайдайв-маневр не прошел для Корабля даром – целые секторы в итоге превратились в груды мусора и металлолома. Нужно восстанавливать то, что поддается восстановлению и убрать то, что восстановлению не подлежит. Озаренные светом аварийных ламп коридоры оглашаются металлическим стуком и треском сварки. Повсюду снуют рабочие и сопровождающие их кибы-ремонтники, навьюченные обломками. Лица рабочих закрыты защитными шлемами, из-за чего они еще больше напоминают муравьев. На их нагрудниках – специальные бейджи с номерами секторов, к которым они приписаны. Поскольку границы секторов непостоянны, номера на бейджах то и дело меняются.       Я так и не понял, каким образом эти люди умудряются действовать так организованно. Люди ли они вообще? Может быть, жизнь на Корабле и впрямь уподобила их муравьям с доминированием общественных инстинктов над личностью? Сопровождающий меня эмиссар Корабля на мои вопросы с улыбкой отвечал что-то про «высочайший уровень самоорганизации». Я сделал вид, что поверил ему, но в глубине души зрело сомнение. Человек потому и является человеком, что он имеет склонность иногда поступать не так, как велят инструкции – писанные и неписанные. В конце концов, именно эта склонность привела меня на Корабль. Здесь же все было по-другому – ни один рабочий даже не пытался, скажем, уклониться от работы под благовидным предлогом.       Я решился на смелый (и, возможно, рискованный) шаг. Во время ремонта после очередного скайдайв-маневра я подошел сзади к рабочему, осматривавшему свежую трещину в стене туннеля.       – Прошу прощения… Можно вас на минуту?       – В чем дело? – Голос рабочего нельзя было назвать совсем безэмоциональным, но единственной эмоцией, в которой сомневаться не приходилось, было недовольство. – У меня нет времени, говорите быстрее!       – Я хотел бы поговорить с вами…       – Мне не о чем говорить с посторонними. – Теперь он даже не скрывал раздражения. – Прошу покинуть Техническое Помещение!       Я отошел – едва не налетев на киба, с жужжанием переступающего на длинных ногах. Следом за кибом двое рабочих несли охапки металлических пластин; они прикрепили их к трещине и принялись прихватывать сваркой. Я предпочел уйти – понял, что мое присутствие здесь явно лишнее.       Нас, выходцев (хотя, наверное, правильнее сказать – изгоев) с Джератофа, поселили неподалеку от Командного Мостика. Во время маневров это одно из самых безопасных мест Корабля. Пространственно-временные аномалии, сотрясающие Корабль, здесь воспринимаются не так сильно. Совсем рядом находится Информаторий – выполняющий одновременно роль библиотеки, кинозала и банка информации Корабля. Посетителей в Информатории немного – впрочем, это не удивительно, потому что с Информаторием можно связаться из любой точки Корабля.       Мне по-прежнему не дает покоя загадка корабельных рабочих. Как они проводят свой досуг, есть ли у них, так сказать, личная жизнь? Эмиссар в разговорах со мной продолжает говорить о «самоорганизации»; в конце концов я не выдержал и сказал, что думаю.       – …Не спорю, – говорил я, – человека можно превратить в этакое подобие живого робота… вот только какой ценой? Жесточайшее психологическое – и не только – насилие, полный слом личности…       – Понимаю, – улыбнулся эмиссар, – я в курсе о методах, применяемых в учебно-воспитательных заведениях Джератофа. Вы ведь и сами, кажется, испытали на себе этот ад?       Я покраснел. Если честно, я в тот момент меньше всего думал о Джератофе – я вообще не очень-то хотел о нем думать.       – Да-да, конечно… – пробормотал я, сконфузившись – и это тоже… Но ведь вы не прибегаете к подобным методам?       – Конечно, нет. Еще раз напомню – самоорганизация… Опять… Боюсь, так я никогда не пойму их секреты.       – А о ваших… хм, методах… могу ли я прочитать об этом?       – Конечно, можете. Могу посоветовать монографию Роберта Инглунда «Введение в теорию самоорганизации замкнутых техносоциумов». Но сразу предупреждаю, что она требует хотя бы базового знания социодинамики и психологии…       Только этого не хватало… В психологии я никогда не был силен. Что ж… попробовать стоит.       На самом деле, у меня было немало вопросов к эмиссару. Как рабочие проводят свой досуг, и есть ли он у них вообще? Вступают ли они, так сказать, в тесные взаимоотношения? Откуда они берутся на свет? Я нигде не заметил ни яслей, ни интернатов, ни клонофабрик – правда, я и осматривал не все, лишь небольшую часть Корабля. И если здесь все-таки есть клонофабрики – зачем тогда брать с планет рекрутов, которые вряд ли смогут стать для Корабля своими?.. Много, много вопросов было у меня – однако слова эмиссара о джератофской педагогике отбили мне всякую охоту продолжать разговор. Сердце сдавил липкий страх, и мне мучительно захотелось принять все как есть и прекратить разговор – лишь бы снова не испытывать тот экзистенциальный кошмар, пускай даже и в воспоминаниях.