Эл что есть духу нёсся по улицам Токио, его сердце выскакивало из груди, в руке был крепко зажат бумажник. За ним, изрыгая проклятия, гнался мужчина, у которого он этот бумажник украл.
Мальчик резко метнулся в сторону в попытке оторваться, но он был всего лишь маленьким, слабым ребёнком четырёх лет от роду. Огромная, массивная рука ухватила его за запястье, дёрнула назад, вторая больно стиснула плечо. Эл задохнулся от боли, тоненько, испуганно вскрикнул, глядя на мужчину огромными глазами.
— Ах ты, дворняга-полукровка! — злобно зарычал тот и, размахнувшись, ударил Эла по лицу. В стылом воздухе переулка эхом разнёсся резкий звук пощёчины. Мальчик вскрикнул и упал, не удержавшись на ногах, рядом шлёпнулся на тротуар украденный бумажник. Эл тут же свернулся в плотный комок и инстинктивно замер. Ему было очень трудно воровать. Точнее, сама кража была лёгким делом, но если взрослые замечали, ему никогда не удавалось убежать. Тяжело дыша, он зажмурился, ожидая нового удара или даже пинка. И дёрнулся от неожиданности, когда ощутил плевок на своём лице. Мужчина поднял с земли бумажник, засунул себе в карман пальто.
— Ещё раз выкинешь со мной подобное дерьмо, и я уже не буду таким добрым, — посулил он и ушёл.
Эл ещё какое-то время оставался на земле, вздрагивая всем телом. По лицу медленно стекала чужая слюна, и он стёр её трясущимися пальцами. Потом осторожно пощупал щёку и судорожно вздохнул. Место удара припухло и болело, и он был уверен, что вскоре под глазом появится синяк. Возможно, глаз даже заплывёт на какое-то время.
Очень медленно Эл поднялся на ноги, мир перед его глазами немного кружился. На мальчике был грязный, драный свитер, свисающий ниже колен и поэтому больше напоминающий платье. Вообще-то, у него был рюкзачок с одеждой получше, но мама всегда говорила, что чем более грязным и убогим он будет выглядеть, тем больше денег сможет слупить с сердобольных туристов.
Эл брёл по улицам, низко опустив голову, чтобы ни на кого не смотреть. Хотя в этой части города никому, в общем-то, и не было дела до четырёхлетнего ребёнка, бродящего в одиночестве. Такова была жизнь.
Завидев впереди небольшое уличное кафе, Эл прикусил губу и, проходя мимо, ловко и незаметно стащил висевшую на стуле женскую сумочку. Владелица сумочки была слишком увлечена болтовнёй с подругой, поэтому Эл благополучно дошёл до ближайшего переулка, свернул за угол и зашагал к мотелю, где жил со своей матерью.
— Привет, Эл, — буркнул сидящий за стойкой регистрации мужчина, на мгновение отрывая взгляд от журнала.
Мальчик робко улыбнулся:
— Здравствуйте, господин Ямамото. Как ваши дела?
Мужчина снова поднял на него глаза, и Эл нервно сглотнул. Взгляд господина Ямамото всегда казался ему каким-то… плотоядным. Под ним мальчик почему-то чувствовал себя не то куском мяса, не то забавной безделушкой.
— Всё отлично, — довольно осклабился мужчина. — Если вдруг захочешь поболтать, заглядывай ко мне в подсобку, ладно?
Эл опасливо кивнул:
— Ладно. Спасибо… — и рванул по коридору, слыша, как в ушах грохочет пульс.
Дойдя до двери своей комнаты, он прижался к ней ухом и тут же отпрянул, услышав хриплые стоны и вскрики. Эл сел у стены и принялся играться с собственными пальцами. Синяк под глазом болезненно пульсировал. Время было уже поздним, и он слышал, как за соседними дверьми раздаются такие же вскрики и стоны других людей. Эл давно привык к этому и просто сидел, считая в уме секунды. Ему показалось, что прошло несколько часов, прежде чем дверь комнаты распахнулась, и оттуда вышел импозантный мужчина, на ходу застёгивающий ширинку. Бросив взгляд на сидящего на полу мальчика, он безразлично хмыкнул и прошёл мимо. Эл со вздохом поднялся и вошёл в комнату, сжимая в руках сумочку.
На его матери был едва запахнутый халат. Она потянулась, зелёные глаза ярко заблестели. Эл знал, что она тоже была полукровкой. Однажды она обмолвилась, что её отец был французом, а мать — японкой… Эл закусил губу. Всё это лишь делало его ещё большим уродом.
— Это всё? — сердито пробурчала она, роясь в сумочке. — Эл, тут лишь тысяча йен.
Он втянул голову в плечи:
— Прости, мама.
Она какое-то время изучающе, критически смотрела на него. Эл сгорбился, заёрзал под её взглядом. Наконец, Айко вздохнула и сунула деньги в карман, потом в полном молчании перестелила постель, указала сыну на неё.
— Садись. Я пойду заплачу за комнату и принесу нам ужин.
Не дожидаясь ответа, она сердито прошла мимо. Эл остался понуро стоять посреди комнаты. Здесь всё ещё несло сексом. Эл не знал, что происходит во время «секса», но после него в воздухе всегда оставался странный запах. Мальчику он не нравился.
Эл забрался на кровать и уселся среди простыней, подтянув колени к груди. Мать очень скоро вернулась, и мальчик, оживившись, поднёс палец к губам — воздух комнаты наполнился манящим запахом еды, от которого его желудок мучительно заныл.
Лицо Айко было таким каменным, что трудно было понять, в каком она настроении. Эл нервно сглотнул.
— Мама… т-ты расскажешь мне сказку?
Глаза женщины метнулись к нему, губы злобно скривились.
— Ты принёс лишь тысячу йен и хочешь сказку? Жри свою поганую еду, — она пихнула ему контейнер из кафе быстрого питания.
Эл поник. Ясно. Значит, она в
этом настроении. Он послушно принялся за еду, стараясь делать это как можно тише, чтобы её не раздражать. Айко порылась в сумке, достала бутылку саке, ловко откупорила.
— Если мы не хотим, чтобы нас выселили, завтра тебе придётся попрошайничать или спереть пять тысяч йен. Мне ещё тампоны надо купить.
Эл тревожно прикусил большой палец и кивнул. Айко ничего не сказала о его лице, но он и не ждал этого. С трудом, механически доев ужин и приготовившись ко сну, он свернулся клубочком под одеялом, обнял руками колени. Айко одевалась. Её облегающее платье выгодно очерчивало фигуру, открывая максимум возможностей для привлечения клиентов.
— Мам, а твоя работа… — Эл поковырял пальцем коленку, — она, ну… огорчает тебя?
— С чего это? — хмуро отозвалась мать, нанося макияж. — Я получаю за это деньги. Ты, Эл, кое-чему научишься, когда подрастёшь. Люди всегда будут хотеть от тебя что-нибудь.
Она посмотрела на себя в зеркало. Под её ввалившимися глазами залегли морщины.
— И тебе повезёт, если ты сможешь на этом заработать, — она тряхнула головой, поправила волосы. — Я вернусь около пяти.
Схватив свою сумочку и туфли на шпильках, она быстро вышла, захлопнув за собой дверь так громко, что Эл вздрогнул. Пусть он был ещё мал, но он знал, что всё это — его вина. Его мама страдала, и это он был во всём виноват.
Эл уставился на подушку. У него никогда ещё не было секса, но он понимал основные функции. И знал, что секс бывает разным… Тот, который он видел в фильмах, когда люди улыбались и были счастливы. Тот, за который платили его маме и который не вызывал в ней никаких чувств. И тот, в результате которого он появился на свет. Грубый, насильственный секс. Тот, что заставлял людей плакать и злиться. Вот почему мама втайне так ненавидела Эла. Потому что он родился после самого худшего из всех видов секса.
Он поёжился, поплотнее свернулся калачиком и постарался заснуть.
***
Чья-то рука грубо схватила его за волосы, с силой потянула. Эл испуганно распахнул глаза и закричал, когда Айко практически сдёрнула его с кровати, бесцеремонно швырнув на пол. Эл больно ударился боком, поднял на мать огромные, перепуганные глаза.
Айко покачивалась, её глаза были налиты кровью, под одним из них расплывался синяк. Эл догадался, что это дело рук либо её сутенёра, либо клиента. Он напрягся, и волосы на затылке зашевелились от ужаса.
«Она пьяная, и её побили. Такое хуже всего… Она сделает мне больно!» — задрожал мальчик и пискнул, когда мать схватила его за горло.
— Ты! — с ненавистью прошипела она, сузив глаза. — Ты разрушил мою жизнь! Ты плод поганого насильника!
Она отшвырнула его от себя, и Эл с криком ударился о прикроватную тумбочку. В боку расцвела боль, глаза наполнились слезами.
— Мамочка… — тоненько всхлипнул он.
— Не смей называть меня так, сука! — невнятно проговорила она, еле стоя на ногах. Эл зажал себе рот ладошкой, по щекам побежали слёзы. Айко схватила его за плечи и начала яростно трясти.
— Сказочку от меня хотел услышать?! — прорычала она. Эл, всхлипывая, замотал головой, но Айко это проигнорировала. — Мне было шестнадцать, когда умерли мои родители. Я жила у бабушки с дедушкой. Я, блядь, уже тогда ходила по тонкому льду из-за своей смешанной крови, но хотя бы жила в нормальном доме, где у меня было будущее. Пока не появился твой папаша, — она выплюнула последнее слово и крепко ухватила сына за подбородок, заставив посмотреть на себя. Он испуганно раздул ноздри, и Айко зло рассмеялась. — Он, знаешь ли, был британским солдатом. Похоже, им это ничуть не мешает насиловать женщин. Я могла бы рассказать тебе, как именно он мне тебя заделал!
— Нет... — захныкал Эл.
Глаза Айко превратились в две узкие щели, пальцы стиснули подбородок так сильно, что Эл был почти уверен, что его челюсть треснет.
— А когда я узнала, что беременна, угадай, кого вышвырнули из дома за «добрачные отношения»! Твоё рождение отняло у меня всё! Образование, дом, бабушку с дедушкой!
— Прости! — голос Эла надломился. — Прости, мамочка!
Айко зарычала и ударила его по лицу с такой силой, что у мальчика зазвенело в голове. Его рыдания стали громче, в глазах помутилось. Он начал отползать назад, но мать снова грубо схватила его, толкнула спиной о тумбочку и нависла сверху, оскалив зубы.
— У тебя его глаза. Серые и жуткие. Как у холодной, дохлой рыбы.
Эл шмыгнул носом, не смея шевельнуться или сказать что-нибудь. Айко склонилась ниже, её голос был полон ожесточённой ненависти:
— Не знаю, какими грехами я заслужила такое демонское отродье, как ты. Ты — зло… точно, как он!
Она разжала руки, и Эл упал, заливаясь слезами, но тут же снова зажал себе рот, стараясь сделать рыдания как можно более тихими. Айко рухнула на кровать и почти сразу захрапела. Эл с колотящимся сердцем уставился на неё, его всего трясло. С трудом приподнявшись, он сел, обнял колени руками. Ему казалось, что стены смыкаются вокруг него, в ушах звучали голоса. «Демонское отродье», — шептали они ему.
Эл осторожно отполз к своему рюкзачку и вытащил оттуда книжку. Он украл её из библиотеки. Тихонько прокравшись в туалетную комнату, Эл залез в пустую ванну, открыл книжку, всмотрелся в слова. Он пытался заставить их звучать в своей голове, и когда это получилось, стало немного легче. Эл не знал, что обычно читают четырёхлетние дети, но если судить по аннотации, эта книга была уровней на шесть выше, чем полагалось ему по возрасту.
Это была таинственная история о девушке, потерявшей своё ожерелье, и о храбром, смекалистом детективе, пытающемся его найти. По сюжету там оказался целый заговор, в итоге приведший к тому, что детектив начал гоняться за злодеем, спрятавшим целую кучу ядерных боеголовок. Эл любил тайны. Это были загадки, только и ждущие того, чтобы их разгадали, и это было то единственное, что по-настоящему приносило ему радость.
Пару часов он увлечённо читал, после чего убрал книгу обратно в рюкзак, тщательно закопав под свои личные вещи. Их было не так много: пара рубашек, двое штанов и зубная щётка.
Не зная, куда ещё себя деть, Эл решил спать прямо в ванне.
***
— Эл? Эл… — позвал его мягкий голос. Мальчик открыл глаза и увидел, что рядом сидит мама. Позади неё в окно струился солнечный свет. Айко осторожно взяла его за руку, поморщилась при виде синяка, расплывшегося по бледной коже.
— Это я сделала? — шёпотом спросила она. Эл нерешительно кивнул, и взгляд матери смягчился. — Прости, малыш. Ты ведь знаешь, какая я бываю в плохие ночи. Но ты же помнишь, что я тебя люблю, да?
У мальчика в горле встал ком, но он снова кивнул. Айко облегчённо вздохнула, обняла его. Эл вздрогнул. Она была такой тёплой… он приложил ухо к её груди и услышал, как бьётся сердце. Так мерно… успокаивающе… Его губы задрожали, он тихонько всхлипнул, вцепился в мать почти отчаянно. На самом деле она вовсе не хотела сделать ему больно. Просто это была плохая ночь…
Айко крепче обняла его, ласково погладила по голове. Это было так приятно… Эл, не удержавшись, сунул в рот большой палец. Он всегда успокаивался, когда сосал его. Мать вытащила его из ванны и понесла в комнату, на её губах сияла ободряющая улыбка, которую слегка портил уродливый синяк под глазом.
— Почему бы мне не побаловать тебя, а? Как насчёт любимого завтрака?
Эл оживился, его лицо озарила широкая улыбка.
— Дынные булочки? — взволнованно воскликнул он.
Айко кивнула. Эл тут же представил себе, как будет вгрызаться в сладкую, мягкую вкуснятину. Дынные булочки были самыми лучшими.
Они переоделись в более чистую и приличную одежду, потом Айко опустилась перед сыном на колени и нанесла ему на лицо немного тонального крема, чтобы скрыть синяк. Эл, ласкаясь, прильнул головой к её руке, в животе сладко затрепетало.
— Готов идти? — мягко спросила Айко.
Эл с замиранием сердца взял её за руку. Да. Вчера просто была плохая ночь. Это его мама! Она любит его.
