Сто восемьдесят градусов

      Петю все еще штормило от хорошего настроения к «это такое грустное дерево, мне нужно поплакать двадцать минут», но Игорь так к этому привык и полностью осознал, что это всего лишь гормоны, так что его это больше не ранило. Он утешал Петю и обнимал, но просто осознал, что это — нормальный процесс. С работой, правда… заминка вышла. Петя же себя сразу выше всех поставил, привык со всеми собачиться, и Игорь пытался понять: а как он сейчас? Ну, так же себя ведет, ругается ли с ним кто-то? Если да, то Игорь готов бить лица. Недавно Игорь из-за шума вытяжки на кухне что-то крикнул Пете, так тот пришел с глазами на мокром месте и уточнил: ты что, кричал на меня?.. Игорю пришлось все побросать, чтобы убедить Петю, что это из-за вытяжки, никто ни на кого не кричал! Петя тяжело выдохнул и кивнул. Игорь мягко стер влагу с уголков глаз и улыбнулся. Так что ему бы очень хотелось верить, что никто на работе Петю не трогают.       Выйдя из душа, Игорь наспех вытерся и натянул белье, спеша вернуться к Пете. Так странно, беременный из них двоих Петя, а Игорь, казалось, тоже на себе чувствовал эти скачки гормонов. Ему так часто хотелось обнимать Петю, быть с ним рядом, это было почти невозможно! Игорь догадывался, что альфьи инстинкты брали свое: его пара беременная, в уязвимом состоянии, конечно ты должен быть рядом? Где еще?!       Игорь заглянул в спальную и замер. Петя поднял голову, вздрогнул, живописно всхлипнул и принялся утирать мокрые глаза.       — Кис?.. Опять грустная веточка на ветру колыхалась?       — Да иди ты, — рассмеялся Петя, закрыв ноутбук и похлопал по месту рядом. Игоря просить дважды не приходилось. Он сел рядом и обнял его, прижав к себе, погладив по волосам.       — Что случилось?              Петя ответил не сразу. Тяжело выдохнул сначала, судорожно почти, и нежно погладил Игоря по груди.              — Ну… сейчас я заревел от того, что читал статью о тринадцатой неделе, а там, блять, внизу ссылка: аборт при двойне: за и против! Придумали, блять, куда такие ссылки кидать! На статью, которую, очевидно, будет читать беременный омега! И я как представил… ну… аборт…       — Зачем? — изумился Игорь.       — Откуда я знаю?! — возмутился Петя, посмотрев ему в глаза. — За секунду просто! Вот… если бы я забеременел случайно, мы бы не планировали, ты бы ребенка не хотел…       — Я злодей?! — крякнул недовольно Игорь.       — Ну а кто еще? — насупился Петя. — Я бы аборт никогда сделать по своей воле не смог бы.       — А я бы на него тебя никогда не отправил! Все, видишь, ты думаешь о невозможном. С тем же успехом мог бы подумать о единорогах.       Петя громко выдохнул и улыбнулся, погладив круглый живот. Игорь опустил на него взгляд, не скрывая улыбки. Мысль о Петином положении, о том, что они ждут детей, что они так рядом с ними, что Петя носит их под сердцем… Это все рождало в Игоре столько нежности, столько тепла, что ему самому хотелось от этого плакать.       — Сейчас подумал, какое же счастье, что беременный не я… Мне кажется, я бы на твоем месте на дню сто раз плакал от осознания, что они во мне, — он нежно погладил округлый живот.       — Я был бы не против, если бы беременным был бы ты, — громко выдохнул Петя. — Я… В общем, ты просил говорить… Хотя я не вижу в этом смысла…       — Да?       — Помнишь мой страх про замершую беременность? В общем… до двенадцатой недели в случае одноплодной… сейчас я читал и на тринадцатой неделе при многоплодной еще высок риск того, что замрет один или сразу два… Вот.       Петя поджал губы и, в отличии от статьи про аборт, он не собирался плакать. В этом был весь Петя: когда проблема была ясна и очень близка, он успокаивался и пытался смотреть на это трезвым взглядом. Игорю аж не по себе стало от мысли, что Петя старался смотреть в лицо страху потерять одного или двух. Сам Игорь от этого трусливо отворачивался.       — Иди ко мне, — Игорь обнял его, прижав к себе, и Петя, тяжело выдохнув, спрятал лицо в его шее, обняв его. — Я понимаю… что ничем тебе не помогу, но все будет хорошо, — он поцеловал его волосы, погладив по спине. — Знаю, как ты сейчас много волнуешься, но уверен, все с ними будет в порядке.       — Просто… Это происходит непонятно от чего. Статистка. Просто статистика. Можно вести самый здоровый образ жизни, выполнять все рекомендации, но это не поможет. Об этом же просто не говорят, знаешь? Нам кажется, что легко забеременеть, легко доносить, но это не так. Получается забеременеть с сотой попытки, а, когда получается, беременность замирает. Почему? Никто не знает. Одно дело выкидыш на первых сроках — ладно, наверное, еще смириться можно… Но как смириться с потерей ребенка, у которого уже бьётся сердце, которого ты уже искренне любишь?       Игорь крепче прижал его к себе, поджав губы, не зная, что сказать и как утешить.       — Знаешь, лучшее, что ты можешь сейчас сделать — это постараться расслабиться. Я ничего не знаю о будущем, но знаю, что уже сейчас им нужен здоровый и счастливый папа. Не надо думать о таком, — он нежно погладил по животу. — Все будет хорошо.       Петя громко выдохнул, закрыв глаза и накрыв тыльную сторону ладони Игоря своей рукой.       — Я не думал, что могу такое чувствовать, — улыбнулся он. — Не знал, что способен так любить, так бояться. Мне кажется, я готов отдать все лишь бы с ними все было в порядке. Я… я не знал, что такое можно чувствовать. Наверное, это инстинкты?..       — Нет, — улыбнулся Игорь, глядя в его лицо. — Это просто кто-то очень хороший папа.       — Надеюсь, — он опустил взгляд вниз, закусив губу. — Я очень много думаю о том, как… как это у меня выйдет. Любить и бояться за детей это одно, но получится ли у меня в самом деле быть хорошим папой?..       — Уверен, что да. Ошибки будут и это нормально. И у тебя, и у меня. Но мы любим их, а для детей это главное. Думаю, мы оба это поняли еще в детстве. Насколько важны такие вещи.       — Да, но… у тебя хотя бы пример нормальный есть. Прокопенко были любящей семьей и ты хоть знаешь, что, как… Я ничего не знаю. Я только знаю, что не должен совершать тех же ошибок, что совершили мои родители.       Игорь нежно погладил его по пояснице — Петя жаловался, что она в последнее время ныла, и часто во время объятий Игорь почти неосознанно мягко массировал, расслабляя напряженные мышцы.       — Да, точно. Ты знаешь, каких ошибок ты не должен совершить, и это главное.       Петя выдохнул и кивнул, посмотрев на свой живот за тканью большой растянутой майки, которую он у Игоря стянул. Дома в последнее время он начал ходить исключительно в Игоревой одежде. Она была большой и так хорошо тянулась, Пете так комфортно в ней было.       — Все будет хорошо, мы справимся, — Игорь поцеловав его в лоб, улыбнувшись. Для Игоря было очевидно как день, что Петя будет отличным папой.       — Да, наверное… в конце концов, у них будет отличный отец.       — О, так значит во мне ты не сомневаешься? — усмехнулся он.       — Конечно. Ты же со мной возишься, как с ребенком. Я столько рыдал без повода, канючил, как ребенок, а ты такой понимающий, ни разозлился даже!       — А ты бы разозлился?       — Я… — он раскрыл рот, но почти тут же смолк. Повел плечом. — Кажется, что нет, но я не знаю… Ладно, не будем об этом, а то меня снова в слезы клонит.       — Понял, — он нежно поцеловал его в щеку и потерся носом за ухом. — Ты не набирал вес за последнее время?       — Нет, — качнул Петя головой. — Вроде килограмм уже должен был, но ни в какую.       — Ты не очень хорошо ешь, — подметил Игорь.       — Да снова мутит, — отмахнулся Петя. — Не строй эту рожу, это норма. Вплоть до пятнадцатой может быть. Пытаюсь есть, просто много не могу.       — Дюймовочка ты моя, — улыбнулся Игорь, потрепав его по пояснице.       Петя улыбнулся и, положив голову на его плечо, погладил по груди и сказал:       — А я не знал, что ты таким можешь быть.       — Что?       — Ты сейчас совсем другой. Я не знал, что ты можешь быть таким заботливым и нежным.       — Разумеется. У меня тут целых три Пети, всем должно хватить моей любви.       Петя рассмеялся и с нежностью посмотрел на то, как широченная Игорева ладонь ласково гладила живот.       — Уверен, они уже чувствуют, что отец их очень сильно любит.       Игорь выдохнул, прижавшись щекой к Петиной макушке, прикрыв глаза.       — Кстати о любви… тебе надо перевестись с оперативника временно.       — Да, точно… Да и на рейдах от меня толку нет, стараюсь близко вообще ни к кому не подходить. Очень боюсь, что ударят или еще что…       — Твои же знают о твоем положении?       — Кажется, что нет, — хмыкнул Петя. — Я же в объемных вещах хожу, никто не замечает. У меня же живот еле-еле виден.       — Тогда самое время завтра прийти в своем бадлоне и написать заявление.       — Так и сделаю, — улыбнулся Петя. — А то все равно каждый раз нервничаю. Вдруг что? Дело небезопасное. Буду сидеть, опросы проводить и бумажки заполнять.       Игорь чмокнул его в кончик носа и широко улыбнулся. Петя поднял на него взгляд, сияя, и Игорю начало даже казаться, будто бы с беременностью Петя расцвел как-то. Да, трудностей было вагон и маленькая тележка, но что-то угадывалось в Пете, в его взглядах, улыбках, что-то, что делало его еще красивее, еще чувственнее. Игорь влюбленно выдохнул, рассматривая его и Петя лукаво улыбнулся ему.       На самом деле работа для Пети была чем-то… двойственным. Ему нравилось быть в людях, особенно рядом с Игорем, он совсем расслаблялся и успокаивался, с другой стороны… Сама по себе его работа была полна стресса, командного тона и криков, что в его положении было пыткой. Беременность совсем смягчила его, он стал слишком чувствительным ко всему, слишком спокойным и сентиментальным, а работа, полная стресса, вызывала порой едва не панику и желание где-то спрятаться, ему начало казаться, что он превращался в идеального родителя, который ставил на первое место малышей и их здоровье, ведь он прекрасно знал, что то, как он себя чувствовал — это лучшее для детей. Спокойствие и эмоциональность, которая мешала привычным образом копить в себе эмоции и страхи. Но, как оказалось, быть хорошим родителем и работником одновременно довольно проблематично, когда ты работаешь в наркоконтроле. Ему и так сложно в последние время было на всех рейдах — слава Богу, они были не так уж и часто, но каждый раз Пете было так страшно! Вдруг упадет? Ударят? И все! Отслоение плаценты, а там только гадать, выживут или нет!       Так что, определенно, надо было просить о переводе… Обычно с этим проблем не было, но в наркоконтроле…       Дверь открылась, мелькнула тёмная макушка Саши.       — Петь, показания тебе принес свидетелей, держи.       — Пасип, на стол кинь, — кивнул Петя, зажевав внутреннюю сторону щеки.       — Какой-то ты в последнее время… странный, — подметил Саша, кинув папку и осмотрев Петю. — Спокойный шибко. И на рейдах кое-кто отлынивает.       Петя усмехнулся, пролистывая бумаги.       — Повод есть.       — Это из-за этого повода ты в последнее время светишься?       — Правда? Зеленым светом от того, что меня тошнит постоянно? — скептически уточнил он, вскинув бровь.       — Отравился?       — Типа, — кивнул он.       — Не, по-другому. Надеюсь твой Гром нигде не подслушивает, но красивее стал будто.       — Правда? — Петя усмехнулся, подняв взгляд.       — Да все заметили. Ты на эти… свои какие-то омежьи процедуры омоложения начал ходить?..       — Слыш ты, омоложение, мне тридцать. Это тебе после твоих девяти подтяжек десятую бонусом дали и ты мне решил подарить?       Саша рассмеялся.       — Не, ну я серьезно, реально красивее стал. Грому волноваться надо начать. Это раньше к тебе подойти страшно было, а ща ты такой… ух. И красивый, и спокойный, и улыбаешься так… золото же! Так что это, пусть Гром в оба глаза.       — Передам ему, — сказал Петя и встал.       Саша опустил взгляд. Моргнул. Сглотнул. Поднял взгляд. Моргнул. Сказал:       — Охуеть.       — А до вас слухи не дошли, что ли? Я думал, Цветков всем рассказал уже, — хмыкнул Петя, налив воды из бойлера и снова сел. Он пол утра шлялся, ноги болели теперь адски, он старался вообще из кресла больше не вставать.       — Да ты знаешь, нам не до этой херни, работы много… И эт… Месяц пятый, наверное?.. Ты как это скрывал?       — Четвертый. Двойня. Планирую умереть на девятом.       — Охуеть, — повторился Саша, медленно моргая. — Петь, мы вообще не думали, что ты… ну… просто ты… Нам думалось, ты на карьере только повернут, как и муженек твой.       — Теперь не до карьеры. Да и на хер она мне нужна?       — А это… — Саша оперся о стол и опустил голос до шепота: — Ну, вы же оба хотели? А то ща это… репродуктивное насилие есть.       Петя улыбнулся, качнув головой.       — Полгода мы презервативы не покупали перед тем, как чудо случилось. Добровольнее некуда.       — Ну и слава Богу, — внезапно спокойно улыбнулся Саша. У них тут в целом атмосфера царила бесконечных шуток и издевок, но Петя видел искреннюю за него радость. — Так а что ты до сих пор оперативником сидишь? Тебе это… сесть и крючочком вязать надо.       — Калеку из меня не делай.       — Да я серьезно! Тебе еще год назад там ребро сломали. Тебе это… ща нельзя.       — Да сел заявление писать по переводу, — он взял листик, помахав им. — Задумался просто о своем бремени.       Саша внезапно сморщился, будто палец защемил.       — Че? — не понял Петя.       — Ну ты просто с главным нашим мало же в последнее время пересекался.       — Это он со мной больше не пересекался после нашего диалога.       — Ага, который два этажа слышало. Его потом чуть не уволили.       — Нечего было за жопу меня трогать.       — Ух, Прокопенко потом как орал… — улыбнулся Саша. — Но вообще… Петь, он тебя после этого не переваривает.       — Ну пускай не переваривает. Бумажку подпишет и все.       — Я… Ну ладно. Давай я может с тобой схожу?       — Саш, ты с ума сошел? Может и на роды со мной еще сходишь?       — Петь, да я серьезно! Ты ща ж это… восприимчивый, что ли.       — Неправда! — возмутился Петя.       — Я, конечно, сделал вид, что не заметил… Но три дня назад ты увидел бездомную собачку и чуть не заплакал…       Петя рассеянно моргнул, потом поджал губы и нахмурился.       — Зачем ты мне о ней напомнил?..       — Думаю, ты меня понял.       — За дверью можешь постоять. Этот идиот — не бездомная собачка. Все, не мешай, — отмахнулся он, схватив ручку.       — Ну я тогда эт… за дверью подожду?..       Петя хмуро на него глянул, но не ответил, опустив взгляд, начав писать. Дописав, он выдохнул и кивнул, встав и накинув на плечи пальто. Мерз тут в последнее время жутко, надо попросить чтобы топили получше, что ли.       Саша уверенным шагом увязался за ним, и Петя хоть и хотел на хуй послать, но одумался. Ему… приятно было, что ли. Он тяжело выдохнул. Что ж, скоро пройдет… Родит и пройдет! Сложно не бояться за все и вся, и со всего не плакать, когда знаешь, что внутри тебя развиваются твои любимые дети и что они сейчас зависимы от тебя полностью.       Петя постучался и зашел в кабинет. Геннадий Артемович поднял на него хмурый взгляд, а после, заметив округлый живот, удивленно моргнул.       — Что ж, ожидаемо, — сказал он, вернувшись к бумагам.       — Ага, очень. Омеги беременеют. Девятый класс биологии. Не прогуливали, да?       Геннадий Артемович поднял на него тяжелый взгляд и не ответил.       — Вот, подпишите плиз.       Мужчина вырвал бумагу, прошелся глазами и, хмыкнув, отложил лист и сказал:       — Нет.       Петя замер. Он был уверен, что это его базовое право — просить о переводе с потенциально опасной работы на менее. Никто не может заставить беременного омегу таскаться на рейдах, где тебя могут ногами отпиздить!       — Простите?.. — опешил он.       — Нет.       — Это я услышал. Какого хуя?       — Язык, майор Гром, — грубо бросил Геннадий Артемович.       — Что язык? Ваш у вас в заднице, раз вы ответить нормально не можете.       Геннадий Артемович ударил ладонью по столу и хмуро на него глянул.       — Поясняю. Людей у нас и без того не хватает, тем более вашего звания, а когда вы выбивались в оперативники должны были понимать последствия, и если для вас шок ваша беременность, что ж, ходите до декрета, потом поговорим. Или можете уволиться.       — А… — понятливо кивнул Петя. — Некрасиво с вашей стороны. Вот вы забеременеете, вам же тоже надо перенести будет.       — Я альфа, — возмутился Геннадий Артемович.       — Странно. По отсутствию у вас яиц подумалось обратное…       Геннадий Артемович громко выдохнул и встал, нависнув угрожающей тенью. Петя сглотнул и сложил руки на груди. Стоять он умел до последнего, но ему совсем не нравился внутренний страх, желание отойти и спрятаться. Трудно до последнего оставаться собой, когда ты папа двойни. Петя только недавно осознал, что он сам и родитель в нем — два абсолютно разных человека.       — Еще раз повторяю. Подписывать я вам ничего не буду. Думать надо было прежде чем ноги раздвигать. Все понятно?       Петя хотел возмутиться, но понимал, что он сейчас не в том положении. Наорать не сможет — ни сил, ни желания, и все, чего ему хотелось, спрятаться, защитить себя и детей.       Он улыбнулся.       — Хорошо.              И спокойно вышел. Геннадий Артемович удивленно вскинул брови, но, хмыкнув, сел обратно с чувством полной победы. Петя же быстро смекнул простую вещь: да, он в самом деле не мог быть сейчас таким, как раньше, но если он не мог защитить себя сам, значит, защитят другие. Сейчас он должен думать о детях, а другие подумают о Пете.       Саша нервно посмотрел на него.       — Не подписал?..       Петя посмотрел на него.       — Расскажу про ту бездомную собачку? Как думаешь, как у нее дела?       — Я… ну… а… — запнулся Саша. — Не знаю… ну как-то же они выживают?.. Наверное, свои стаи есть… Она худая, конечно, была… Но как-то выживает… Петь, ты че, плачешь?!       — Спасибо, — кивнул он и, шмыгая носом, спешно пошел к лестницам.       Петя быстро спустился вниз, к Игорю, и… о, то самое лицо Игоря, когда он видел, что Петя плакал. Вероятно, Петя особенно этим наслаждался еще из-за того, что до этого при Игоре он ни разу не плакал (ну ладно, один раз плакал — на свадьбе от счастья), и теперь, видя, как важен был для него Петя, его эмоции и чувства… ну, особенно сейчас, во время беременности, это было невероятно.       Рядом был Прокопенко, махая перед Игорем какими-то бумагами, но, заметив Петю, тоже замер.       Петя едва сам не забыл, зачем он пришел. Просто… Просто в Пете все еще был ребенок, который знал, что плакать нельзя, за слезы можно получить по лицу, что его отцу все эти слезы не интересны и, внезапно, его так сильно накрыло осознание, что он больше не тот мальчик, рядом нет отца, а есть люди, для которых его слезы порой могли быть хуже ножа.       — Петь? — Игорь обеспокоено подошел к нему, взяв за руки. — Случилось что?       Петя раскрыл рот. Он ведь хотел свалить это на его начальника, мол, вот он его довел, будто бы без слез слова Пети не имели бы достаточного веса. Но разве можно врать этим людям? Петя рвано улыбнулся. Оказывается, Пете в самом деле больше не нужно никаких предлогов и объяснений, чтоб ему помогли, не надо больше ничего доказывать.       — Я… ничего… просто… Собака бездомная… там была…       — О Господи, — улыбнулся Игорь и мягко утер уголки его глаз. Прокопенко рядом облегченно выдохнул, кинув папки на стол. — Как обычно.       — И еще мне перевод не подписывают.       Игорь нахмурился. Прокопенко спросил:       — Не понял. Перевод тебя с оперативника? У тебя же веская причина! Какого черта?       — Я ща с ним поговорю, — прохрипел Игорь.       — Не надо, я сам, — помрачнел Прокопенко, а потом резко сказал Игорю: — Ты с ним поговоришь после рабочего дня. Где-нибудь в подворотне.       Петя рассмеялся, глядя, как, недовольный и злой, Прокопенко спешно пошел на второй этаж.       — Вот ублюдок. За жопу тебя лапал, а теперь не подписывает перевод. Он же тебе необходим!       — Обиделся, что я ему не дал, — хмыкнул Петя.       — Он же знает, что ты замужем, — изумился Игорь, не выпуская его лицо из своих рук, нежно поглаживая.       — О, ты забыл, что он там наговорил? Мол, ну я же вижу по лицу, как сильно ты мужиков любишь.       — Надо было его тогда все-таки уволить, — фыркнул Игорь, нежно поцеловав Петю в щеку. Тот ловко перехватил его за запястье и, улыбаясь, чмокнул в губы.       — Ты такой горячий, когда злишься.       — Кис, в последнее время для тебя я горячий в любое время…       — Ага, — промурлыкал Петя, потеревшись своим носом о его. — Не знаю, что со мной творится, — он провел ладонью по его груди, чуть ниже, по поджавшемуся животу.       Игорь рвано вдохнул. Петя хотел предложить заскочить к нему в кабинет, как появился Дима, крякнув:       — О! Я знаю! На втором триместре сильно повышается либидо! Я знаю, я читал!       Петя и Игорь, медленно моргнув, почти одновременно повернулись к Диме и уставились на него с нечитаемой эмоцией.       — Что? — невинно моргнул Дима.       — По ощущением, мне мой пятилетний сын только что раскидал за мое либидо… — пробормотал Петя. — Не делай так больше. Никогда.       — Я…       — Дим. Не надо, — поддержал Петю Игорь. Ему самому сделалось как-то совершенно неловко от того, что, мало того, что Дима слышал их диалог, так еще и решил сделать столь важную заметку.       — Ну и не надо, — фыркнул Дима, отвернувшись.       Петя усмехнулся, глянув на Игоря. Игорь склонился к нему и прошептал:       — До дома подождешь? Работы много.       Петя недовольно простонал и топнул ногой, но кивнул. Ну а что делать было? Игорь и так все делал, чтобы максимально с Петей много времени проводить, не мог же Петя и во время рабочего времени с ним запираться, чтобы понежиться.       — Смотри мне, у нас неделю не было. Да и то, не хочу считать тот раз в ванной!       — Все, понял-принял, буду исполнять вечером свой супружеский долг.       — Пока кто-то из нас не замолит о пощаде.       — Ну… догадываюсь, кто это будет… — усмехнулся Игорь.       — Что это за намеки? — прищурился Петя, сложив руки на груди.       Игорь усмехнулся, склонился к нему и снова прошептал:       — Ну, не я же тут беременный и не у меня же теперь некоторые части тела стали очень чувствительными, м?       Петя вздрогнул, покраснел и шлепнул его по плечу.              — Эй! — Игорь нахмурился, потерев плечо. — За что?       — Нечего тут мою… беременность сексуализировать.       — А ты против?       — Против, если это на работе и за этим ничего не последует.       — Понял, — улыбнулся Игорь и поцеловал его за ухом. На самом деле, он о Пете сейчас особенно мечтал. Грудь у того была сейчас такой заманчиво-чувствительной, что ласкать и трогать хотелось не переставая, но проявлять инициативу Игорь не решался, в последнее время Петя был в таких уязвимых состояниях, что тронуть страшно.       Раздался шум шагов и крик:       — Все, разобрался!       Петя глянул на все еще крайне хмурого и недовольного Федора Ивановича.       — Вот наглый какой! Дослужился до звания, а мозгов — ноль! Ладно тебе человек не нравится, дети тебе-то что сделали?! Тьфу! Петь, а ты не расстраивайся. Надо будет мне его на вид поставить.       — Да я не из-за него расстраивался, — отмахнулся Петя. — Спасибо. Теперь могу спокойно сидеть в участке и в бумажках рыться. А то рейды эти…       — Ну и правильно, тебе о себе заботиться надо и о детях, а об остальном мы уж позаботимся, — улыбнулся Прокопенко, довольный, чуть успокоившись, и Петя кивнул, опустив взгляд вниз, на свой живот.       Да, ему давно не надо ничего доказывать, достаточно просто сказать.       Но полностью осознал он это только сейчас.       В связи с его новыми обязанности (которые почти отсутствовали) Петя освободился пораньше и, взяв с Игоря обещание, чтобы без опозданий, довольный пришел домой. Приготовил для Игоря ужин (сам он еще по пути домой осознал, что ему необходимо съесть начос с сальсой) и завалился на диван, смотря сериал и жуя начос. Погладив себя по животу, он сказал:       — Что ж, быть беременным может быть очень даже приятно… Надеюсь вам не слишком остро там.       А потом пришел Игорь и Петя набросился на него едва не с порога, целуя и крепко обнимая. Игорь с трудом от него оторвался и сказал:       — Кис, дай хоть душ принять.       — К черту душ. Вымой руки и ко мне, потом душ.       Игорь согласно промычал и побежал мыть руки, пока ему язык не сожрали. Ну, это, определенно, был крайне приятный аспект беременности. Петя, конечно, у него сам по себе был достаточно страстным, но, справедливости ради, всю беременность они почти и не спали. То токсикоз, то Петина сентиментальность, то эти… плохие мысли. Но второй триместр, кажется, решил дать им расслабиться, и Игорь был этому очень доволен.       Петя ждал его на диване и, едва Игорь склонился к нему, жарко впился в его губы поцелуем, зарывшись пальцами в его волосы. Игорь довольно промычал, погладил его по груди сквозь ткань домашней майки и Петя тихо застонал даже от такой простой ласки. Петя поерзал на диване, стаскивая с себя треники, и Игорь помог ему, задевая резинку белья, откидывая его на пол. Петя довольно выдохнул, изогнувшись в спине и чуть раздвинув ноги. Пах Петя… охуеть как. Никогда раньше он так не пах — ярко, терпко, пряно, аж голова кружиться начинала. Игорь довольно промычал в поцелуй и поднял майку до шеи, открывая чуть более упругую, обычно плоскую грудь. Он мягко погладил твёрдые соски и Петя крупно вздрогнул и судорожно выдохнул в его рот.       — Пальцами… не надо… — попросил Петя.       — Прости, забыл, — прохрипел Игорь, нежно спускаясь поцелуями ниже, по шее, а после оглядев соски. Облизнулся жадно, подмечая, что из бледно-розовых стали немного ярче и ореолы больше. Он поднял на Петю горящий взгляд и спросил: —Ну что, уже можно сексуализировать? — улыбнулся он. — Мне охуеть как нравятся твои соски ща.       — Нашел на че пялиться, — буркнул смущённо Петя, поерзав. Игорь нежно погладил голое бедро.       — А как не пялиться на то, что вызывает такую реакцию? — и, склонившись, взял в рот сосок. Петя вздрогнул и громко, тонко застонал, царапнув его шею и прижимая к себе ближе.       Игорь мягко обхватил сосок губами, посасывая и целуя, гладя его живот и бедра, чувствуя, как Петя едва не дрожал от возбуждения, как тонко и громко отзывался на ласки, как обнимал и, главное, как он пах. Запах такого яркого, сильного возбуждения с ума сводил, у Игоря член готов был ширинку прорвать вот-вот, но о нем он думал в последнюю очередь, все его мысли, все его желание сводилось сейчас к Пете, такому возбужденному и чувствительному, с телом, которое отзывалось на любую ласку. Но главный сюрприз ждал его чуть ниже…       Когда Игорь мягко огладил его меж ног, Петя громко, надсадно заскулил, и, когда Игорь вошел двумя пальцами, Петя вскрикнул и тут же кончил. Игорь аж замер. Моргнул и медленно отдалился от его груди, вынимая мокрые от смазки пальцы. Петя тяжело дышал, ошалелыми глазами смотря в потолок.       — Петь?..       — Я сам в шоке… — пробормотал Петя, сведя колени и поерзав, натянув майку до бедер и смотря на Игоря осовелыми глазами.       — Я… я все правильно понял? Просто… с тобой такого никогда не было…       — Больше скажу: со мной такого вообще никогда не было. Бля, Горь… это пиздец. Там такая чувствительность… даже больше, чем в течку. Охуеть.       Игорь вскинул бровь и чуть отвел одну ногу Пети в сторону, глядя на мокрую промежность. Смазка даже внутреннюю сторону бедер умудрилась запачкать. Игорь снова посмотрел Пете в глаза, усмехаясь:       — И как мне после такого ее не сексуализировать, а?       Петя нахмурился и смущенно пнул его пяткой в бедро, присев и прикрыв свои бедра пледом.       — Может… может это от того, что неделю не было?! И вообще, я и без того возбужден был, а тут ты меня облизывал минут десять, что ты хотел?!       — Ну ладно, ща помоюсь и посмотрим, каким будет второй заход, — подмигнул Игорь, потянувшись к тарелке с начос. Макнул в соус, закинул в рот и широко раскрыл глаза, вскочив с дивана.       — Горь? Горь, ты чего?! — взволнованно просил Петя, выглядывая того на кухне. Послышался шум воды, что-то зашелестело, и Игорь снова вернулся в гостиную, смотря на Петю во все глаза.       — Почему ты не сказал, что макаешь чипсы в лаву?! Я чуть без языка не остался!       Петя грустно выдохнул и посмотрел на начос.       — Честно? Я вообще остроты не чувствую.       Игорь сглотнул, закинув в рот шоколадную конфету, чтобы убрать остроту.       — Знаешь, я догадываюсь, куда делась чувствительность из твоего рта…       Петя моргнул, а потом рассмеялся.       — Иди мыться, потом проверим, не пропал ли у меня рвотный рефлекс заодно.       Игорь подмигнул ему и кивнул, быстро уходя мыться, крайне перевозбужденный их планами. Петя же встал, поднял одежду и пошел в спальную. Стащил с себя майку, постелил полотенце и уселся, дожидаясь Игоря. Он едва кончил, но его снова накрыло возбуждение. Он откинулся на подушки, закрыв глаза и закусив губу, думая об Игоре, его запахе и сильных руках, как он его целует и гладит, о его члене… О, Господи, этот член… Петя его обожал. Он поерзал, привстав на локтях и заметил свой живот. Живот, который большую часть времени вызывал столько нежных чувств, сейчас почти сбил с толку. И он просто уставился на него, нахмурился, встал и замотался в халат, присев на кровать, уложив на свой живот руку.       Раздались шаги, Игорь вошел в одном полотенце, но, заметив, сбитого с толку Петю, растерялся.       — Петь? Заболело что?..       — Нет, — Петя качнул головой и спросил: — Игорь, а… а как тебе мой живот?..              Игорь широко улыбнулся и присел рядом, забравшись под запах халата и положив ладонь на голую кожу.       — Твой прекрасный четырехмесячный живот, в котором сейчас растут наши очаровательные малышарики? Я его обожаю.       — О, да, конечно, это и так понятно, — нахмурился Петя. — Я имею ввиду… во время секса?..       Игорь растерянно моргнул.       — Не понял.       — Я просто… лег и… увидел это… И… это же так… я не знаю… анти-возбуждающе… Типа… Я, тонкий, и тут вот это… я как беременный таракан! А что будет через месяц, два или три?!       Игорь удивленно на него смотрел, даже не моргая, и, когда Петя испытывающе на него уставился, заломив брови, сказал:       — Петь, мы только что занимались любовью. Я о твоем животе в такие моменты вообще не думаю.       — Да, это сейчас, но потом?! Когда он будет… большим?!       — Я по-прежнему не буду о нем думать во время секса.       — Да как такое возможно?!       — Так же, как я не думаю о твоих волосах или пальцах на ногах?..       — Каких волосах? Я бреюсь!       — Слава Богу, не везде, — закатил глаза Игорь. — Я говорю о том, что… ну, это часть тебя и я не воспринимаю ее отдельно. Ну, типа, в какие-то моменты, когда я думаю о твоем положении — да, но во время секса это такая же часть тебя, как плечи, ноги или спина. Ну… это естественно, — он нежно провел ладонью по животу, улыбаясь.       — Даже… даже на последних неделях, когда он будет огромным?..       — Тогда ты будешь особенно очаровательным, — улыбнулся Игорь, поцеловав его в щеку. — Мы три года в браке, как ты мог допустить мысль, что меня отпугнет живот? Петь, ты все еще самый сексуальный омега для меня и будешь таким всегда. А еще — самый любимый.       — Это я знаю, — наконец, улыбнулся Петя. — Даже излишне любимый, раз вместо одного плода любви, появилось целых два.       — Вот именно. Это потому, что мы очень друг друга любим, — уверенно сказал Игорь.       — Разумеется, — улыбнулся Петя и потянулся к нему за поцелуем.       Игорь обнял его, отвечая, целуя, нежно гладя по спине и стаскивая халат. Опустил взгляд вниз, облизнулся и, посмотрев ему в глаза, сказал:       — В конце концов, я очень обязан твоему животу твоей чувствительности…       Он хотел опуститься головой ниже, но Петя резко схватил его за нее.       — Стой… Горь. А…       — Что опять? — Игорь без желания выпрямился.       — Ну… Ты ведь знаешь… но вот… Но если… Ну…       — Петь, — твердо сказал Игорь. — Что такое?       Петя глубоко вдохнул и сказал:       — Если вдруг я буду кормить ребенка, тебя это… не отпугнет? Я ведь… буду другим какое-то время…       Игорь медленно моргнул и вскинул бровь. Тяжело выдохнул и спросил:       — Петь… скажи честно, как долго в наших отношениях ты думал, что я красивая статуэтка без мозгов, которую можно поставить в уголок?       — Чт… Я так не думал!       — Тогда почему ты выставляешь меня каким-то тупым мужланом, который не знает, как меняется тело омеги во время беременности и кормления, а, когда узнает, начинает мычать, как ему это не нравится? — Игорь вскинул бровь. — Поверь, если бы мне не нравилось, что омеги беременеют, я бы перешел на альф. Хотя и у тех так грудь раскачана, что иногда кажется, что они тоже двоих кормят.       Петя медленно моргнул, убрав руки и тяжело выдохнув.       — Я знаю, что ты знаешь, что мое тело меняется, я просто…       — Просто это тебе с этим сложно смириться, а не мне.       Петя ответил не сразу, немного помолчав, смотря в сторону, а потом неуверенно кивнул.       — Да. Это я не могу с этим смириться. В смысле… Пока я почти об этом не думаю, но понятия не имею, что случится потом, — он потер свое лицо руками. — Врач на прошлом приеме сказал, что опасно то, что я не набираю вес, потому что это значит, что я его теряю. Малыши-то растут, прибавка должна идти хотя бы за счет живота. Испугался ли я? Нет. Я обрадовался.       Игорь поднял на него пораженный взгляд и Петя вымученно улыбнулся, пожав плечами.       — Видишь? Я плохой папа.       — Петь, я… — Игорь сглотнул. — Я… Да, я помню… Ты рассказывал, как мать тебя на эту тупую гимнастику отвела, и как ты там худел и из-за чего ты ушел… И что потом у тебя были проблемы. Но я думал, у тебя все прошло? В смысле… Сколько мы в браке, ты хорошо ел.       — Да, я тоже так думал, — кивнул Петя. — Потому что был всегда худым, а тут появился… риск. И… Игорь, я очень боюсь. Боюсь, что я много наберу, что у меня поедет гормональный фон, что после родов я буду весить восемьдесят кило, а спустя год сто двадцать и… Да, я знаю, ты скажешь мне: я буду тебя любить, но я не буду в это верить. Мне будет противно на себя смотреть. И… и пока эта беременность, я обязан набрать килограмм пятнадцать, а то и двадцать, и… Этот живот… А потом… кормление и…       — Петь, — Игорь сжал его руку. — Тебе надо сходить к специалисту.       Петя поднял на него взгляд и, поджав губы, кивнул.       — Знаю. Но я… я хочу быть худым, а не к специалисту.       Игорь сжал челюсти и обнял Петю, крепко прижав к себе, погладив по волосам. Да, он помнил, как в начале отношений Петя рассказал про этот ад, про нездоровое похудение и голодные обмороки и, что даже после ухода, всю жизнь за ним это шло. Как подсел на наркотики и не хотел слезать, потому что это то, благодаря чему он мог оставаться худым и тонким, и как после появления в его жизни Игоря, а после рехаба и психиатра, он стал спокойнее и начал лучше есть, как вернулся аппетит, как первые набранные килограммы не пугали, а успокаивали, потому что было знание — он становится более здоровым. И весь их брак… У них даже весов не было и мерных лент! Петя просто ел, занимался спортом вместе с Игорем, потому что так лучше от нариков отбиваться, и все было так хорошо!       И… и узнать, что это никуда не ушло, и тем более в такой хрупкий для Пети период.       Игорь сказал:       — Петь, врач говорил тебе, что это опасно, что ты не набираешь вес. Опасно для них, понимаешь?       — Да, — сипло отозвался Петя. — Я знаю. Я плохой папа.       — Нет, хороший, это просто плохой большой спорт, куда тебя хотели затолкнуть, — прохрипел Игорь, укачивая его в своих руках. — Ты пойдешь к специалисту и вы будете решать эту проблему. Не только для тебя, но и для них, потому что им нужен здоровый папа. Ты не должен бояться, что у тебя поедет гормональный фон. Ты должен знать, что если поедет — догоним, поставим на место и к тебе вернется здоровый вес. А пока ты будешь в какой угодно другой форме, я буду рядом и я буду любить так сильно, что тебе придется начать любить себя в любом весе, потому что ни я, ни Прокопенко, ни наши дети, выбора тебе не оставят, потому что ты будешь окружен такой любовью, что для ненависти места не останется.       — А ты… ты пойдешь со мной к врачу? Я просто один… Не хочу…       — Пойду.              Петя тихо всхлипнул, прошептал дрожащим голосом «спасибо», заплакав в его плечо.       Игорь закрыл глаза, гладя его по волосам и укачивая в своих руках. Да, он отлично помнил все его рассказы, помнил, какие сложные отношения у него были с едой, как долго они шли к тому, чтобы Петя видел в еде… еду, а не врага, чтобы не взвешивался и не волновался о том, что где-то у него мягко, а не кости или мышцы. Да, Игорь думал, что эта борьба давно в прошлом, но вот, они снова тут.       Игорь нежно поцеловал его в лоб, спускаясь поцелуямми ниже, сцеловывая горячие слезы. Петя вздрогнул, судорожно всхлипнув. Нежно погладив по мокрой щеке, Игорь спросил:       — Почему ты мне сразу не сказал?..       — Я… Ты просто так часто говорил, какой я хороший папа, я не хотел тебя расстравить тем, что это не так…       — Это так. Ты хороший папа. Есть и будешь. То, что у тебя есть проблемы, не делает тебя плохим. Тебе просто надо было раньше признаться.       — Я знаю… думал, что справлюсь сам. Приложение снова завел, чтобы добирать до нормы, но…       — Но?..       — Врач сказал, что моя норма сейчас около двух тысяч с половиной калорий из-за малышей, и я… Я думал, что если буду записывать калории, то…       — Петь, какое записывать калории? Тебе же врач строго-настрого запретил все эти счетчики сраные!       — Да, но… мне надо было знать, сколько я ем, сколько не хватает…       — Так, хорошо. И на сколько ты ешь?       Петя поджал губы и взял свой телефон с тумбы. Открыл приложение и протянул Игорю. Тот пролистал дни и его лицо вытягивалось в ужасе все больше и больше. Полторы тысячи, тысяча сто, тысяча!       — Петь… Это норма пятилетнего ребенка в лучшем случае. Как ты еще в обмороки не падаешь?       Петя поджал губы и пожал плечами.       — О Господи, — громко выдохнул Игорь, отложив телефон и помассировав виски.       — Прости… Я не думал, что оно… оно сейчас появится. Думал, наоборот…       — Все хорошо, — взяв его лицо в свои ладони, он нежно поцеловал его в лоб. — Завтра сходим к тому специалисту твоему прошлому, и все будет хорошо. А сейчас начнем с того, что ты хорошенько поужинаешь, ладно? Ты же знаешь, да? — улыбнулся Игорь. — Хорошие омеги вкусно и сытно кушают, да?       Петя улыбнулся, нервно дернув плечами.       — Все будет хорошо. Ты двойню вынашиваешь, это опасно для тебя и для них. Нам не нужны голодные обмороки. Хорошо?       Петя плавно кивнул.              — Ты прав. Просто… — он поджал губы, качнув головой. — Думал, что смогу справиться сам…       — Петь, все, что ты сейчас должен делать — заботиться о наших малышариках, о тебе я сам позабочусь, — он поцеловал его в лоб.       — Помнишь, когда ты забирал меня из рехаба?.. — внезапно спросил Петя.       — Да. Волосы у тебя тогда так отрасли… — он нежно убрал прядь с его глаз. — Помню, в каком они тогда у тебя состоянии ужасном были, потому что нормального шампуня не было. Как я сидел с тобой в ванной и отмывал их, потом распутывал, а потом сидел и расчесывал их. Ты говорил, что завтра пойдешь и отрежешь, как раньше было, я ничего против не сказал, мне нравится по-всякому, хоть на лысо побрейся, но вот тот момент… Тот вечер, когда я сидел и расчесывал твои волосы… Так хорошо запомнился, — рассказывая, он так тепло улыбался, с такой нежностью. Петя удивленно на него посмотрел.       — Правда?.. Волосы? Они тебе так запомнились?       — Да, — он кивнул. — А что?       — Просто… Я… я же тогда похудел очень, помнишь?       — Помню, — тяжело выдохнул Игорь.       — И ты потом таким нежным со мной был, так аккуратен, и я…я подумал, что это из-за худобы. Ты так часто носил меня на руках и целовал, и я…       — Петь, я делал это из-за того, что тебе было плохо… Ты был грустный и поникший, без сил, тебя почти ничего не радовало. Я делал это не из-за твоей худобы…       — А я подумал обратное… — улыбнулся вымученно Петя.       — О Боги… Если б я знал… А я даже не подумал сказать тебе, что…       — Нет, — Петя покачал головой. — Все хорошо. Сейчас, когда ты сказал, что запомнил волосы… Не знаю, мне только что стало легче. Наверное, глубоко внутри я был уверен, что тебе нравится, когда я сильно худой и…       — Петь, мне… мне не нравится, когда ты сильно худой. Ты выглядишь больным. Это то же самое, что мне бы понравился твой вид во время токсикоза! Мне помочь тебе хочется.       Петя широко улыбнулся.       — Да, знаешь, только что мне стало намного легче.       Игорь тяжело выдохнул и, качнув головой, нежно поцеловал Петю в лоб.       — Мне нравится, когда ты здоров. Ладно? Пойдем хорошенько ужинать. Сколько ты там наел за сегодня? Тысячу? Будем наедать еще одну.       — Я лопну! — крякнул Петя.       — Ладно, тогда начнем с завтрашнего дня, но сейчас ты хорошенько поужинаешь, ладно? Пошли.       — А секс? — надул Петя губы.       — А сексом я занимаюсь только с хорошими омегами, которые хорошо кушают и заботятся о наших малышах.       — Зануда, — улыбнулся широко Петя и, замотавшись обратно в халат, чмокнул Игоря в щеку. Тот нежно погладил его по щеке, качнув головой. Радовало одно. Он не испугался этой слабости, этих проблем, он сразу понял, что нужно делать и как поступать. Теперь он понял, почему опыт в отношениях так важен.       — Сколько в этом калорий?.. — Петя вскинул бровь, когда Игорь поставил перед ним целую тарелку овсяной каши с ягодами и арахисовой пастой, а рядом — чашку с кофе.       — Кис, подсчетом калорий теперь занимаюсь я, а не ты, — Игорь чмокнул его в щеку и сел рядом. — Я все рассчитал, за день выйдет две тысячи триста. БЖУ соблюдено. В кашу протеин, кстати, добавил, а то белка не хватало. А это, — он подтянул к нему баночку. — Витамины. Две штуки после еды, запивать водой. И на работу я тебе собрал обед. Боже упаси ты выкинешь.       — Я не стану выкидывать, — нахмурился Петя, беря ложку. — Просто не буду думать о калориях, — он выдохнул. — Ладно, если надо быть толстым для детей, значит, так надо.       — Петь, не факт, что ты потолстеешь. Тебе с твоим метаболизмом дай Бог нормальный вес для беременности добрать за это время. Не забывай, в тебе сейчас два полноценных микро-человека.       Петя улыбнулся и посмотрел на свой живот, погладив.       — Да, точно. Им тоже хорошо есть надо.       — Правильно. Ешь.       — Спасибо, — Петя улыбнулся, засовывая ложку в рот.       — И тебе спасибо, что рассказал.       Петя довольно на него посмотрел, жуя.       — Очень вкусно.       — Конечно, с тройной любовью же готовил.       — Чувствуется, — Петя подмигнул ему и, вытерев губы, потянулся к нему и чмокнул в щеку. Игорь широко улыбнулся.       — Федор Иванович? — Игорь заглянул в кабинет. — Мне эт… Пораньше уйти сегодня надо.       — Что случилось? — вскинул он брови. — У Пети уже второе УЗИ?       — Нет, нам… к другому врачу нужно. Попросил с ним быть рядом.       Прокопенко взволнованно на него посмотрел, отложив ручку. Игорь выдохнул, закрыв за собой дверь и сев на стул, поправив кепку.       — Игорек, ты ж не таи от нас ничего, мы с Леной очень волнуемся. Знаем, увы, как это бывает…       — Просто… Ну, помните, у Пети проблемы с едой были? Мы вам особо не рассказывали, Петя не очень любит свои болячки обсуждать.       Федор Иванович нахмурился, призадумался, потерев усы.       — Ну, скажем так, я помню, что первые три года ваших отношений Петька вообще щепкой был. Ну, мы, увы, знаем о его бывших пристрастиях…       — Он щепкой был и до пристрастий. Он… специально так сильно худел. Неделями только кофе пил и не ел ничего.       Федор Иванович замер, рот раскрыв. Он как человек с здоровой психикой и нормальными отношением к многим вещам, а тем более к человеческому телу, был очень далек от любых диет и проблем с едой. Он искренне считал, что если у человека есть тело — здоровое — значит, все хорошо. Модняцких похудений у омег он не понимал, считая всех и без диет крайне красивыми, а тут Петя… Он совсем растерялся.       — Не совсем понимаю, — нахмурился Прокопенко. — Зачем это ему было? Он же вон какой красивый. Худоба красивее не делает.       — У него это из-за прошлого. Художественная гимнастика и там его приучили к жестокому контролю за весом, вот он и… завис на этом.       — До сих пор? — изумился он. — Стой, но он же сейчас… какие диеты еще? — нахмурился Прокопенко, рассердился даже такому отношению. Пете о себе заботиться надо, а он херней такой страдает!       — Не совсем. Он вроде уже давно в ремисии, все нормально было, видели же, как он вес уже поднабрать успел, а сейчас… придумал себе, что будет весить сто килограмм и что я его брошу. И ему к специалисту надо. Попросил с ним пойти.       Прокопенко смотрел на него ничего не понимающим взглядом. Моргнул. Перевел взгляд на стену и сказал:       — Ничего не понимаю. Такой красивый омега и такое о себе думать… Неужели ему родители ничего не сказали по этому поводу?       — Сказали. Отец прямо и сказал: был бы худее, стал бы спортсменом.       — Так он и так худой!       Игорь пожал плечами. Прокопенко откинулся на кресло, сложив руки в замок и нахмурился.       — Позабивал бы таких родителей, — едва не выплюнул он. — Идите-идите. А внуков близко к Юрию Андреевичу не пускайте. Понаделает из них еще балерунов каких, тоже будут до смерти худеть… тьфу. И передай Пете, что он и без того красивый.       — Передам, — улыбнулся Игорь.       — И на ужин в пятницу приходите. Будем следить, чтобы хорошо ел.       — Вы только не обсуждайте это при нем, ладно?       — Не дураки. Наше дело малое — чтобы он здоров был и дети. И устроить ловушку…       — Какую ловушку? — удивился Игорь.       — Диеты диетами, а перед Лениными пирогами с ветчиной Петя никогда устоять не мог.       Игорь улыбнулся, издав тихий смешок.       — Одобряю. Тогда ждите на ужин. У Пети почти токсикоз как раз прошел.       — Это ж сколько он с ним мучается? — изумился Прокопенко.       — Много, — выдохнул Игорь. — Мне кажется, он уже привык и не замечает. Спасибо, до скорого.       Игорь выдохнул, зайдя заодно к Пете, проверить, пообедал ли он. Игорь помнит, на какие ухищрения с едой шел Петя при обострениях. Особую боль доставляло Игорю думать о первом году их отношений. Когда он просто не замечал всех тревожных звоночков. Когда они ужинали и Петя уходил в туалет, а возвращался с сильным запахом ополаскивателя для рта. И это учитывая, что он продолжал сидеть на наркотиках. Игорь тяжело выдохнул. Да уж, через какой только ад они не прошли за время их отношений.       Он постучал и зашел в кабинет. Петя поднял голову и улыбнулся. Игорь улыбнулся в ответ. Да, через какой только ад они только не прошли, и вот где они — счастливый Петя и ожидание двух малышей. Этот путь явно того стоил.       — Поел?       — Да, спасибо, очень вкусно. Мне кажется, риса как-то многовато было… Вкусный, конечно, но можно было бы поменьше.       — Норма углеводов в день у тебя сейчас — четыреста, — сказал он, закрывая дверь.       — Сколько? — закашлялся Петя.       — Ну а ты думал? — Игорь склонился к нему, поцеловав в лоб. — Дыхни.       — Что? — изумился Петя.       — Дыхни на меня.       — Ты че, думаешь, что я пил? — он рассеяно моргнул, но смачно выдохнул ему в лицо. Запаха никакого не было кроме легкого послевкусия огурца и рыбы.       — Убеждаюсь, что не пахнет еловым ополаскивателем для рта.       Петя фыркнул и откинулся на кресло, сложив руки на груди.       — Я следил за своими зубами.       — Сколько зубов тебе починили, которые ты сломал своими диетами?       — Три, — он тяжело выдохнул. — Закрыли тему, не хочу это обсуждать.       — Хорошо, прости, — он склонился к нему, нежно целуя в лоб, и Петя, выдохнув, встал, обняв его. Игорь одной рукой накрыл поясницу, нежно массируя, а другую положил на живот, гладя.       — Я не буду блевать или что-то такое. Да, мне страшно набрать, но еще страшнее мне навредить им. Поэтому я тебе рассказал.       — Все хорошо, ты молодец.       — Тебя отпустили? Пойдешь со мной?       — Да, конечно. Понимаю, тяжело будет… снова все это рассказывать. Я буду рядом.       — Спасибо, — встав на носочки, он накрыл его губы своими, блаженно закрыв глаза. Игорь ответил с той же нежностью, гладя его спину, прижав к себе чуть ближе, насколько это возможно с сопротивлением в виде небольшого живота.       Первый сеанс прошел хорошо, Игорь был рядом, сжимая и гладя его руку, снова слушая весь этот кошмар, через который Пете пришлось пройти. Игорь плохо представлял, каково это — жить в мире, где жизненная необходимость в виде еды воспринимается врагом. Это то же самое, что бояться воздуха. И, слушая его, он смотрел на него с искренним восторгом и гордостью, потому что знал, как сложен этот путь и, тем более, он знал, как тяжело признать, что тебе снова нужна помощь после того, как думал, что победил.       Уже даже от одного сеанса Пете стало легче — сказывалось то, что он через это уже проходил и примерно понимал, как действовать. Игорь был рад видеть на его лице улыбку, когда они ехали домой.       — Как думаешь, за беременность я смогу с этим разобраться?       — Не знаю. А ты как чувствуешь?       — Будто бы да, — Петя улыбнулся, гладя свой живот. — Я хочу встретиться с ними таким здоровым, насколько это возможно.       — Уверен, так и будет, — Игорь посмотрел на него, поддерживая одним лишь взглядом.       — Если это будут омеги и неважно, в каком весе они будут, я всегда буду им напоминать, как они прекрасны. И никакого большого спорта, ни за что. Никуда. Только любительские кружки.       — Даже если они искренне захотят?       — Игорь, это не обсуждается. Я не дам своему ребенку калечить свою психику и тело. Это мне повезло, что в четырнадцать бросил, дальше было бы хуже. Слава моим широким костям.       — Костям?.. — нахмурился Игорь.       — Сейчас я не такой тупой, чтобы верить тому, что мне наговорили. Мне сказали, что я «большой». Сука, я был самым тощим в группе, но у меня широкая грудная клетка, как ты видишь. И из-за этого я не казался таким хрупким, как надо. А в детстве это особенно выделяется. Нет, никакого большого спорта. Ни футбола, ни бокса, ничего. Я хочу, чтобы они воспринимали спорт только как рычаг для здоровья и ничего больше. Чтобы он не был показателем ни успеха, ни какого-то «правильного» тела. На хуй это. До сих пор проблемы разгребаю. И ради чего? Ради того, чтобы в итоге пойти в ментовку. А теперь вообще я хочу в адвокаты!       Игорь улыбнулся и, взяв его руку в свою, поднял и нежно поцеловал тыльную сторону ладони.       — Хорошо, ты прав. Никакого большего спорта.       Петя благодарно улыбнулся и откинулся на кресло, прикрыв глаза. Да, никакого большого спорта.       — В магазин заедь, минералки купи, изжога замучила.       — Не понял, — нахмурился Игорь. — Из-за моей стряпни?..       Петя громко рассмеялся.       — Из-за моей беременности, Горь.       Игорь облегченно выдохнул и Петя снова громко рассмеялся. Игорь смотрел на него краем глаза, улыбаясь. Как ему дороги были все эти моменты, когда Петя снова искренне смеялся после эпизода боли и страдания. Каждый раз они были по-особенному ему дороги.