Сто восемьдесят градусов

      В день, когда Петя зашел на работу с бумажкой на декрет, все смотрели на него очень грустными глазами. Знали, что следом пойдет бумажка на отпуск по уходу за ребенком, и что-то подсказывало всем, что на полных три года. Петька, может, не самый лучший работник, да и характер сложный, но все к нему за такое время привыкли и искренне полюбили. И сплетни пообсуждать на обеде можно, и поржать на перекуре, и жопу прикрыть — это все к Пете. Да и попривыкли все, что Петя в последнее время весь шелковый, добрый такой, ласковый, улыбается так всем и светится. И живот дает потрогать, когда малыши толкаются!       А тут вот. Декрет. Весь Петин отдел очень выразительно вздыхали и глядели на него. Петя сказал:       — Не вздыхайте тут мне. Сами за спиной шушукались, что я перед течкой, как черт себя веду, никому не нравилось!       — Черт, но черт родной, — выдохнул Сашка, грустно на него глядя. — Ну дай обнять тебя хоть на прощание!       — Слыш, прощанье! Вернусь сюда, куда деваться? Обнимай уж.       — Ну правильно, когда еще мне выдастся шанс обнять омегу с такой аномалией? Аж три сердца!       Саша осекся, заметив, какими глазами на него посмотрел Петя. Когда тот зарыдал, Саша тяжело вдохнул и понимающе улыбнулся, похлопав его по спине. Все уже выучили, что гормоны Петю совсем размазали, сделали очень чувствительным ко всему, а особенно к напоминанию о том, что он папа двоих малышей.       Петю, правда, так это тронуло, что через пять минут он уже вис на руке у Игоря, сказав:       — Он так сказал мило! Что во мне три сердца! Офигеть! Это же правда так!       — А то ты не знал, когда их сердца слушал? — улыбнулся Игорь, потрепав его по голове.       — Я не вдумывался! — крякнул Петя, а после вжался лицом в его шею, широко улыбаясь. Три сердца! Он был очень горд собой.       Петя думал, что в декрете будет откровенно скучать. Он ведь привык ходить на работу, привык к хоть какой-то движухе! Но скучать особо не вышло. К этой недели его здорово замучила бессонница, даже подушка для беременных совсем не спасала, а по ночам спать становилось еще сложнее из-за большого живота, тяжести и малышей, которые могли внезапно проснуться и нет, они не начинали двигаться. Они начинали адски пиздить Петю. В такие моменты Петя втыкал в потолок и думал: аренду не платят, так еще и хозяина пиздят… Во охеревшие.       Ближе к утру он все-таки засыпал и просыпал вот так до полудня. Потом расхаживался, дети снова начинали активно двигаться, потом Петя снова дремал и так примерно весь день. А ночью смотреть в потолок и пытаться понять, какое движение из бокса ребята там выучили и отучивают на его органах. Игорь ему искренне сочувствовал и утром собирался очень тихо, чтобы не разбудить чуткий Петин сон. В свободное время Петя старательно изучал всю информацию по уходу за детьми и заказывал все недостающие вещи — хотя комнаты были полностью укомплектовываны, но Петя каждый раз находил что-то очень нужное или им, или малышам!       В общем, первую неделя был крайне увлеченными попытками поспать, выжить, поесть (по мнению Пети, именно Дениска любил прилечь ему на желудок) и выучить правильное пеленание.       А потом на и без того нагруженную психику большой ответственностью, плохим сном и ожиданием пополнения стало копать отсутствия рядом Игоря. И отсутствия у них эту неделю секса! Винить было некого, вечером Петя был очень вымотанный и чаще всего просто дремал в спальной. Но неделя абы какого, но отдыха, придала ему чуть больше сил (вот зачем этот декрет придумали!), и Петя остро ощутил, как истосковался по Игорю. Сделал гнездо в их кровати, залез туда, обнимая подушку и принялся дожидаться Игоря, чтобы высказать ему все, что он думает о своем положении!       Кто-то из малышей толкнулся, и Петя про себя подумал: десятое. Десятое за день. Он прикрыл глаза, улыбнувшись, погладив себя по животу. Второй толчок со стороны другого ждать не заставил. Десятый. Петя не понимал, как до сих пор не сошел с ума. Он ведь не знал, что это так тяжело. Ему врач сказал, что надо начать считать шевеления малышей. Меньше нормы — бежать к врачу. Это было невыносимо. Невыносимо весь день ждать первых движений и не успокаиваться, пока не почувствуешь обязательных десять. Иногда Петя просто плакал. От усталости, от страха, от бесконечного напряжения. В начале легко было, а последние три дня подсчеты скорее выводили из и без того хрупкого равновесия. В этом был плюс: о своем внешнем виде Петя вообще больше не парился. Ни о набранных кило, ни о своем внешнем виде. Ничего. Уже не было до себя дела, когда знаешь, что все еще есть риски. Просто потому, что вынашивание у прямоходящих — тот еще анекдот.       И целый день проводить в нервном ожидании цифры десять.       И каждый раз плакать от отпустившего напряжения, когда досчитал до десяти. Петя и не знал, что быть папой еще не родивших детей — это так тяжело. Он потянулся на тумбу и взял снимки с недавнего УЗИ 4D. Теперь лица были еще четче, еще красивее — Петю умиляли их забавные носики и небольшие кулачки. Поджав губы, он нежно провел пальцем по изображению детских личиков, всхлипнув.       И все-таки, без Игоря было очень тяжело.       Игорь пришел через полчаса. Задержался немного, но то понятно, у него там дело какое-то тяжёлое очень, Игорь даже жаловался на это, что все нервы уже там истрепал себе.       Он тихо разделся и заглянул в спальную.       — Киса? — шепотом позвал его Игорь, боясь разбудить, если Петя снова дремлет.       Тот поерзал, привстал и, широко улыбнувшись, вытянул руки. Игорь улыбнулся в ответ и тут же подошел к нему, сев рядом и крепко обняв, как смог, учитывая такое круглое внушительное препятствие. Он чуть отстранился, нежно провел ладонью по животу, сказав:       — И вам привет, рыбки. Очень скучаю без вас на работе.       Петя улыбнулся, посмотрел на него и чуть поерзал. Игорь глянул на кровать.       — Гнездо? — он вскинул бровь. Гнезда Петя делал только в начале, когда от него по всем углам прятался и тревожным был. — Тебе дурно, Петь?       Петя дернул плечом, глянув на заглянувшего в спальную Рыжика. До этого спал на диване, но Игорь, кажется, его разбудил и тот, проснувшись, и узнав, что он совершенно один, бросился к обществу. Петя снова посмотрел на Игоря и сказал:       — Ничего особенного. Обычное состояние для беременного.       Рыжик кое-как забрался на кровать, потоптался и улегся в уголке гнезда, закрыв носик хвостиком. Петя умилился ему, хотел погладить, но не дотянулся.       — Обычное это какое? — уточнил Игорь, нежно галдя его по животу. — Петь, расскажи мне. Мы с тобой ща мало видимся, мне самому совсем не в радость. Я же раньше весь день в курсе, кто когда толкнулся, как ты себя чувствуешь, а сейчас на работе места себе не нахожу. Хочу быть рядом с тобой. Не понимаю, как другие альфы с таким выживают.       — Все разные, — пожал Петя плечами. — И у всех разная привязанность к омеге и детям… Мне тоже очень тоскливо без тебя, Горь. Часто скучаю по тебе, хочу обнять… Просто еще мне врач сказал толчки считать. Движения. Чтобы десять было. Ну или чтобы не было такого, чтобы десять часов плод не двигался. Потому что это значит, что что-то не так, надо к врачу. Я так себя этим измучил уже. Утром просыпаюсь и жду первых движений, а потом начинаю считать. И успокаиваюсь только когда есть полноценных десять.       Игорь сочувственно на него посмотрел, погладив по животу.       — Звучит в самом деле как пиздец… Особенно с твоей-то психикой.       — Нормальная у меня психика, — фыркнул Петя.       — Ага, переебанная всякими веществами. Не смотри так. Было и было. Но последствий это не отменяет. Киса, ну ты чего, а? Ты же знаешь, что они у нас богатыри, здоровые-прездоровые, у тебя нет никаких угроз. Это же просто профилактика. Так, на всякий случай. Тем более, блин, они же у нас супер-подвижные! Маленькие спортсмены просто!       Петя улыбнулся, посмотрев на Игоря, сжав его руку в своей. Вот чего ему все это время не хватало. Игоря, его оптимизма и уверенности, что все хорошо. Рационализма ему не хватало, свежего взгляда. Когда один на один в этом маринуешься с каждой мыслью только хуже становится, а Игорь спокойный, рассудительный, и утешает Петю одним своим голосом.       — Все хорошо, Петь, ладно? С рыбками все прекрасно. Да, Дениска? Скажи папе, что с вами там все чудесно?       Игорь улыбнулся, хотел продолжить говорить, но кто-то из малышей внезапно толкнулся. Петя посмотрел на Игоря во все глаза, широко улыбнулся и после оба рассмеялись.       — Ну вот, точно все слышат! Видишь, он тебе все подтвердили! Кость, может и ты скажешь что?       Но Костя ничего не сказал. Петя улыбнулся, погладив свой живот:       — Костя у нас кремень, не забывай, он молчаливый.       — Ну ладно, зато Дениска нам ответил. Все хорошо, Петь. Ты, конечно, считай, но ты считай не так, как ты.       — Не понял, — растерянно моргнул Петя. — А как?       — Ну ты же считаешь от противного. Мол чтобы десять дотянули. А ты считай их, чтобы знать, какие у нас они подвижные и сильные, хорошо? То, что они сделают десять движений это же и так понятно, но нам же надо знать, как много.       Петя посмотрел на него с широкой улыбкой и сморгнул слезы. Вот за что он любил своего мужа, вот за что выбрал, будто чувствовал, что все, чего не хватает в нем, сполна хватает в Игоре. Будто еще тогда знал, когда был злым и колючим, что в нем самом слишком много любви и нежности, чтобы выдержать какие-то испытания одному — если бы в самом деле мог, то не подсел бы тогда — знал, и нашел человека, который полностью его подержит нужным словом, поможет, поймет, что сказать надо.       — Да, вот так вот думать будет намного лучше. Ты прав. Спасибо, Горь.       — Это тебе спасибо. Ты вон так стараешься, что два чуда там нам сделал. Вон каких красивых, — он потянулся к снимкам УЗИ с широкой улыбкой рассматривая их лица. Такие расслабленные, спокойные… Забавные, милые, красивые! И на Петю же похожие, как с него рисовали!       Петя улыбнулся и уткнулся лбом в его плечо. Игорь нежно приобнял его, погладив по пояснице.       — Тш, все хорошо, Петь, ты со всем справишься. Ты мне звони, пиши, я тебе отвечу, поговорим. Голос лучше, чем ничего, да? Ты как себя чувствуешь вообще? Хочешь свидание устроим? Сходим куда или так закажем всякого, потом ванну примем и…       — Любовью займемся, — вклинился Петя, и Игорь удивленно на него глянул. — Что? — надул Петя губы. — Неделю ничего не было! А секс это… положительно влияет! Так что я ща закажу поесть, а ты нам в гостиной романтик устрой со свечами, ок? Потом ванна и секс!       — Бочком.       Петя тяжело выдохнул и кивнул. Да, сейчас других поз у них просто не было. Ну и раком еще, но в этой позе Игорь в основном ему лизал, к более активной части они переходили уже на боку. Пете так было удобно и спокойно. А то они заметили странную закономерность — раком у Пети всегда начинались тренировочные схватки и, соответственно, ни о каком оргазме речи идти не могло. Так что на боку. Но Петя эту позу уже очень полюбил, как и Игорь: ему нравилось, что он мог обнимать Петю, ласкать его грудь и меж бедер, целовать. Нравился контакт их тел. Так что оба были крайне довольные этим открытием!       Пока Петя делал заказ, тщательно выбирая, что хочет, Игорь послушно приглушил в гостиной свет, достал вино и бокалы, нашел Петины любимые свечки и зажег. Разложил подушки, чтобы Пете удобнее было — поясница давала о себе знать, ныла у него постоянно из-за живота. Результатом он был крайне доволен. Включил гирлянду — елка у них еще стояла, Петя через неделю вроде собирался убирать, после старого Нового года. Вышло, в общем, на десять звезд. Пока Петя не вылезал из гнезда, Игорь и ванную заранее подготовил. Поставил и туда свечи, рядом оставил пакет с морской солью, бомбочки Петины любимые, масло массажное, в общем, чтобы все под рукой было.       Вскоре Петя выполз в гостиную и улыбнулся Игорю.       — Хорошо эт я тебя надрессировал, — сказал он, осматривая комнату.       — Ты ж говорил, что не дрессировал меня…       — Че только вам, мужикам, не скажешь, чтобы не расстраивать.       Игорь цокнул и подошел к нему, обняв и поцеловав за ухом.       — Кстати! Как там у Димки дела с Костей? Норм все? Не жалуется?       — Я в этом не разбираюсь… — растеряно сказал. — Но я эт… заметил, что Димка каждый раз когда видит Костю, как-то странно краснеет.       — О… — протянул Петя. — Значит, потрахались недавно.       — А Костя надрессированный уже?.. — уточнил напряженно Игорь.       Петя рассмеялся, погладив его по плечам. Встал на носочки, поцеловав в щеку, и сказал:       — Ну так, в процессе. Ты смотри мне! Не спускай Димку с виду, все будешь мне докладывать!       — Ну да, как я не подумал, что без сплетен ты тут загнешься.       Петя тяжело выдохнул и кивнул:       — Тут ты прав, без этого совсем скучно.       — Ну приходи иногда в участок, твои рады будут.       — Думаю, так и буду делать, — уверенно кивнул Петя, снова потянувшись к Игорю за поцелуем — на этот раз интимнее, нежнее, длиннее.       После хорошего ужина, теплых объятий, горячей ванной и восхитительного массажа, после которого Петя почувствовал себя новым человеком — сейчас массаж был необходимостью, потому что без сильных рук Игоря ноги и спина у Пети вообще отваливались — Петя был абсолютно доволен, спокоен и расслаблен. Что они оба никак не могли проигнорировать.       В постели Петя оседлал Игоря, хотя тот настороженно спросил:       — Киса, уверен? Тебе не тяжело будет?       — Да мы немного совсем, потом поменяем позу, — улыбнулся Петя.       — Хм, а недавно кто-то стеснялся, — улыбнулся Игорь, нежно погладив и выводя растяжки, поднялся вверх. Когда большие, горячие ладони мягко накрыли грудь, лаская и массируя, Петя застонал, откинув голову назад и потеревшись бедрами о пах Игоря. — Очень чувствительная, да? — улыбнулся Игорь, и ответом ему был беззащитный, высокий стон. — Класс, — прохрипел Игорь, продолжая мягко гладить и ласкать грудь. Он догадывался, что в третьем триместре она станет чувствительнее, но чтоб настолько… Ласкать сейчас Петю было одно удовольствие.       Петя тихо постанывал, а после привстал и, помогая себе рукой, направил его член в себя, застонав громче. Игорь шумно выдохнул, замер на миг, привыкая к тому, какой Петя охуенно мокрый, тесный, как сейчас было хорошо. Петя поерзал и медленно начинал двигаться, дурея от ощущений и возбуждения. Было так хорошо, так невероятно хорошо… Игорь гладил и ласкал его грудь, задевая соски только ладонью, и это было так хорошо и правильно, а внизу его так невероятно наполнял член, стимулируя все чувствительные в нем точки. Петя был в восторге.       Игорь сжал зубы, тихо зарычал от удовольствия. Погладил его бока, живот, спустил к бедрам, сжав, шлепнул ласково, а после сжал в ладонях ягодицы, сминая, чуть разводя в стороны. Петя довольно застонал, двигаясь на нем. Игорь мягко провел пальцем, обвел мышцы, сжимающие его член, и вернулся к бедрам, окинув Петю жадным, голодным взглядом.       Петя плавно задвигался на нем, тихо застонав, оперевшись руками позади, о колени Игоря, а потом… ощутил что-то странное… Очень… очень странные ощущения. Он опустил взгляд, в ужасе раскрыл глаза и с криком вскочил с Игоря. Игорь нихера не понял только заметил краем глаза небольшие светлые капельки в районе груди.       — Петь… Пе… кис, ты че… ай! — Игорь едва не заорал, когда Петя, слезая с него, врезал ему случайно пяткой в пах, но Пете было уже не до того. Схватил полотенце, валявшееся на полу, и спешно ретировался из спальной.       Он закрылся в ванной и в ужасе осмотрел свою грудь. Небольшие капельки уже были смазаны полотенцем, не оставив следа, но Петя все равно чувствовал себя… странно. Неприятно. Он ощутил стыд, как румянец обдал до самых плеч!       Игорь же, кое-как отойдя от такого предательского удара по самому ценному (ладно, детей они больше делать не будут, но так жестоко!..) и с болезненным стоном встал с кровати, чтобы спросить у Пети, какого, собственно, хера. Нет, может ему больно стало? Игорь только заметил светлые капельки. Он вроде знал, что это молозиво, и знал, что оно может выделяться во время возбуждения на поздних сроках, но может с Петей что-то еще случилось? Может больно стало? Потянуло где? Живот заболел?       Он накинул на себя халат, осмотрел гостиную и постучался в ванную.       — Петь, ты там? Что-то случилось? Болит где-то? — обеспокоено спросил он.       — Ничего не болит, — отозвался Петя спокойным голосом.       Игорь нахмурился.       — Тогда в чем проблема? Ты так убежал…       — Как будто ты не видел! — крикнул Петя, замотанный в полотенце и нервно смотря на грудь. Больше она таких фокусов не вытворяла. Но все равно! В такой момент! Пете было так стыдно, будто бы даже противно от самого себя, он не знал, почему он так себе ощущал, но ему будто хотелось отмыться от этого.       — Ты про молозиво? — нахмурился Игорь. Нет, он многое мог понять, он много и понимал! Но такие концерты из-за двух капель! Серьезно? Дальше что? Игоря в окно выкинет, когда ребенка надо будет кормить?       Петя отозвался из-за двери слабым, согласным мычанием.       Игорь прикрыл глаза и тяжело выдохнул. У них был прекрасный вечер, прекрасный ужин, горячая ванна и мог бы быть классный секс, но нет, Пете снова надо было заистерить из-за обычной, естественной для беременности вещи!       В их отношениях Игорь почти никогда не пользовался этой штукой с голосом. Бывало, на работе приходилось прибегать, и сначала даже не поверил в то, как он может влиять на омег, если выбрать правильный тембр, что они в самом дел слушаются — особенно, он знал, это хорошо работает на меченном омеге. Но сначала он пытался обойтись без этого.       — Петь, выйди и поговорим спокойно, хорошо? — позвал он его.       Петя едва не взвизгнул:       — Нет!       Петя хотел под пол провалиться, а не «говорить»! Он тем более не хотел об этом говорить, он хотел, чтобы они забыли об этом и больше никогда не вспоминали!       Игорь тяжело выдохнул и сказал низким, грубым голосом:       — Петя, выйди немедленно.       Петя в этот момент как пробило — таким страхом и тревогой, будто бы если он это не сделает, то случится что-то очень плохое. Стало страшно, не по себе, и тело будто бы не слушалось — Петя резко дернул ручку, открыв дверь и уставившись на Игоря. Дошло с опозданием, что это было. Таким только его отец занимался — вплоть до тех пор, пока Петя не переехал. Стало сново не по себе, страшно, неуютно — будто его волю так легко подчинили.       Игорь мягко взял его за руку и увел в гостиную. Петя ощутил себя тряпичной куклой, слишком напуганным, чтобы двигаться. Он знал, что Игорь не сделает ему больно или плохо, но ассоциации с этим приемом были только одни. С его отцом. Который заставлял подчиняться. Чтобы сделать плохо.       — А теперь послушай меня, — сказал Игорь, усадив Петю на диван. Петя поднял голову, на миг потерявшись в пространстве, не понимая, почему Игорь такой злой, почему такой раздраженный, почему… вот так с ним поступил. — Я с многим мирюсь и многое понимаю. Но этого, прости, понять не могу. Каждый раз что-то новое из-за естественных вещей! Сначала ты удивлялся животу, потом прибавке в весе, потом груди, теперь молозиву! Что дальше?! Сколько можно? Ничего страшного не случилось, все хорошо было! Нет, надо было вскочить и убежать прятаться из-за естественных вещей и двух капелек! Если ты не был готов к беременности, так надо было так сказать, что нет, не готов, хочу быть вечно худым и красивым, не хочу ничего терять ради детей! В чем проблема, Петь?       Петь так и замер, глядя на Игоря большими, напуганными, ничего не понимающими глазами.       Почему Игорь так с ним говорил? Почему злился? Петя не понимал. Он ведь и так много делает сейчас, с многим справляется… почему Игорь злится? Он был готов, он точно был готов, и он привыкает к тому, как меняется его жизнь, что она не будет прежней. Привыкает, что постоянно что-то болит, привыкает, что волнение за детей — норма его жизни. Что он теперь во многом ограничен, в отличии от Игоря, который мог жить ту же жизнь, что и до, а Петя вот — в новом теле, в новом мире, в новом всем.       Петя вдруг не ощутил ничего, кроме бесконечной обиды, боли и одиночества.       Он сказал неуверенно:       — Ты не понимаешь, о чем говоришь.       — Может быть. И я еще не понимаю, нахрен портить вечер очередной истерикой по пустяку.       Петя сглотнул ком обиды.       — Отлично. Теперь еще можешь не понимать, почему ты сегодня спишь на диване.       Игорь тяжело выдохнул, откинув голову назад.       — Хорошо. Отлично. Хочу напомнить, что это не я тут беременный и не я тут нуждаюсь в том, чтобы кто-то постоянно был рядом.       Петя сжался, ощутив, что будто бы не имел никакого веса, будто бы он был абсолютно нуждающийся, что это ему все только ему нужно. Не Игорю. Он резко встал, чтобы уйти. Из спальной не глядя выкинул в гостиную подушку и плед, захолонув дверь и закрыв на замок. И всхлипнул, утерев линувшиеся слезы от обиды. Это он-то на пустом месте? Он?       От злобы его перетряхнуло, и он спешно залез в кровать, пытаясь в чем-то спрятаться, чем-то укрыться.       Он не на пустом месте! У него все, все не так! Вся его жизнь поменялась и совсем не в лучшую сторону! Да, он любит этих детей, бесконечно любит, но и Игорь их любит абсолютно так же, однако без бонусов в виде декрета, отсутствия работы, болящего тела, токсикоза и кучи всего! Не он вынужден ходить к врачам, бояться плохих новостей и считать толчки. Не его размазывает с любых мелочей, не он со всего рыдает!       Это он, Игорь, разозлился на пустом месте!       Пете просто сложно принять, насколько другое его тело, сложно принять, что оно работает не на него, а на выживание детей.       И ему, так уж вышло, очень сложно было объяснить это все Игорю, сказать, что он не прав, потому что все, что он чувствовал — это разрывающую обиду, чувство несправедливости. Он уткнулся лицом в подушку, спрятав сипы и всхлипы, плечи задрожали. Обидно было до жути, что Игорь решил, что влиять на его волю в таком Петином состоянии со всеми этими гормонами — хорошая идея. Обидно было выслушивать все это.       И страшно, невероятно страшно было, что вдруг это не просто всплеск агрессии, что это искреннее Игоря ко всему этому отношению, что он злится на Петю, считает его неготовым, плохим папой, неподходящим.       Страшно, очень страшно, что весь его блестящий мир был лишь хрупким куполом, прикрывающим реальный порядок вещей.       Игорь глянул на валяющиеся подушки, дернул ручку, выругался — дверь закрыта. Он был слишком злой, чтобы сейчас что-то анализировать, поэтому молча собрал подушку с пледом и пошел на диван. Включил телик, поудобнее устроившись, и попытался для начала расслабиться.       Сначала, стоило ему отпустить ситуацию, он снова начал думать о деле — что, как и кому. Когда, как, успеют или нет, что завтра лучше предпринять, что Диме дать… Голова болела от мыслей, в теле чувствовалось напряжение от непонятного раздражения. Выдохнув, он встал, достал бутылку недопитого вина и немного пригубил. Немного, чтобы не стать пьяным, но чтобы расслабить мозг.       Пока алкоголь действовал, Игорь воспринимал эту ситуацию, как обычную ссору.       Но когда тело чуть расслабилось, из головы прошли все мысли о работе он вдруг осознал страшное.       Это нихера не простая ссора.       Не сейчас.       Он подскочил, снова подошел к спальной, дернул ручку — закрыто. Нихрена не просто ссора. Да, бывало, Петя выселял его на диван (а в условиях квартиры Игоря — на пол), но закрытых дверей еще не было. Ему вдруг даже стало страшно стучаться или звать его, но он тряхнул головой. Блять, ну уж нет. Он тут не просто дров наломал. Он тут целый лес наломал!       Он постучался, стараясь звучать спокойно, ласково:       — Петь… Петенька… ты не спишь?       В ответ — тишина. Игорь закусил губу, стукнувшись лбом о дверь. Отошел, нервно походил по квартире, написал Юле: «я такую хуйню наделал, ты бы знала!!!». Просто, кажется, ему было важно это кому-нибудь написать.       Поглубже вдохнув, он снова вернулся к двери и снова постучался.       — Петь… Выйди, пожалуйста, давай поговорим, ок? Я хуйню спорол с нихера. Просто все… — он сжал зубы, хотел начать оправдываться, но понимал, что Пете сейчас его оправдания нужны меньше всего. — Просто я идиот. Херни сказал. Это все неправда. Петь, пожалуйста, — он бессмысленно дернул ручку, сжав губы. Вообще-то такую дверь выбить легче легкого, но пугать Петю не хотелось. Он уже напугал тем, что заставил против воли того подчиниться.       Игорь просто стоял и скребся в дверь, как обычно это делал Рыжик, который сейчас дремал на стуле на кухне и ничего его не волновало.       — Петь… Ну пожалуйста. Если это повиснет и я завтра пойду на работу никому лучше не будет, — протянул он, бессмысленно дергая ручку и в паузах прислушиваясь к звукам за дверью, стараясь распознать хоть какую-то активность.       Он стукнулся лбом о дверь и тяжело выдохнул.       — Петь… Кис… Родной мой, я херню сказал и сделал, пожалуйста, выйди и поговорим. Хочешь пощечину мне отвесь, или пни, или еще что… Только выйди.       Наконец, он услышал шорох за дверью. Напрягся, весь оживился, губу закусил, молясь всем Богам, чтобы Петя вышел. Даже не ради себя, а ради него. С его нынешний чувствительность психикой, со всеми этими подсчетом толчков им только не хватало, чтобы Петя провел ночь, накручивая себя.       Он услышал шаги и снова — тишина. Он снова заговорил:       — Петь, хороший мой, открой. Просто поговорим.       Тишина, и снова — шум шагов, а после скрип замка. Игорь затаил дыхание, когда Петя приоткрыл дверь и, когда он открыл ее полностью, Игорю хотелось в крике ужаса убежать. Он его таким зареванным видел лет семь назад, во время всех этих срывов, ломок, но после настолько сильно он никогда не плакал. Даже губы от слез опухли еще сильнее. Игорь растерялся и захотел сначала пойти разбить себе лицо о раковину от понимания, что Петя плакал из-за него, это он его довел до этого. И когда! В беременность, когда Петя и без того не высыпается, мучается бессонницей и бесконечно тревожится о их детях.       Игорь растерялся, аккуратно потянулся к нему, как Петя заговорил:       — Ты не имеешь никакого права так говорить! Вообще ты ничего не понимаешь, если смеешь так думать! Ты даже трети не знаешь того, от чего я отказался! У меня теперь все другое, все! Я, мое тело, моя жизнь! И больше ничего, ничего у меня не будет как прежде! Пока ты можешь ходить на работу, а после работы ходить пить пиво с друзьями, я буду сидеть дома и прислушиваться к тому, чтобы дети нормально дышали, что с ним точно все в порядке, потому что детская смертность в младенчестве — неебаться высокая! Это я буду ночью кормить их, буду укачивать, днями буду рядом с ними, всегда! Успокаивать, укачивать, кормить и играть! Я буду в истерике, когда кто-то впервые поранится! Это я буду трястись над ними, если кто-то заболеет! Это теперь мой мир полностью сузился до детей! У меня все поменялось! Все! Я всем жертвую ради детей! Своим телом, здоровьем, образом жизни! А ты смеешь мне говорить, что я не готов?!       Петя резко сделал шаг вперед, будто хотел ударить или пнуть, но в итоге только обессиленно опустил плечи, глядя на Игоря с отчаянием.       Игорь на миг замер, растерялся, осознав, как сильно он ранил Петю этими словами. Намного сильнее, чем ему казалась сначала. Намного сильнее. Петю — его прекрасного Петю — который так много делал, так старался, он обвинил в том, что он якобы не делала ничего.       Петя загнано всхлипнул:       — И если ты смеешь мне указывать на мои чувства, запрещать мне что-то чувствовать — то это ты не готов даже к той части изменений, что тебя ждет. Это ты не готов, что я меняюсь из-за того, что со мной происходит. Не я.       Его голос дрожал, глаза блестели слезами, и Игорь вдруг осознал: Петя оправдывался. Слова Игоря так сильно его задели, он так в них поверил, что пытался оправдываться. Будто было бы в чем.       — Кис… Хороший мой… Конечно это так, — кивнул Игорь, хоть и местами был не согласен, будто бы Петя считал, что Игоря, как отца, вообще в его жизни не будет. Но Игорь прекрасно знал: обычно Петя так никогда не думал. Он говорил это, потому что этим его напугал Игорь. Потому что он поставил его в уязвимую, нуждающуюся позицию. Потому что поставил себя так, будто у него был выбор быть с детьми или не быть. — Иди сюда, ко мне. Вот так, — он обнял его, нежно погладив по дрожащей спине. — Ты очень много делаешь, и я тебе часто об этом говорю. Я знаю это, прекрасно знаю. Я хрень сказал. Хороший мой, давай, расслабься немного, все хорошо. Идем в кровать, — он подхватил Петю под коленки, взяв на руки, и Петя почти испугано вздрогнул, будто Игорь напугал его, но ссора не могла при всем желании затмить всего, что Петя чувствовал к Игорю, всего хорошего, что Игорь для него сделал, и он, почти интуитивно, тут же прижался к Игорю, зная, что, несмотря на то, что он порезался о него, только в нем сейчас он мог найти покой.       Игорь унес его обратно в кровать, с сожалением заметив то подобие гнезда, что Петя пытался вокруг себя сообразить, и аккуратно уложил его в него, и сам прилег рядом, не переставая обнимать, гладить и говорить, как сильно его любит и ценит, что лучшего супруга у него и быть не могло, а у их детей — папы. Петя тихо плакал в его плечо, дрожа, но Игорь чувствовал, что его немного попустило, он стал расслабляться, так что, уложив свою ладонь на его живот, Игорь осмелился пошутить:       — Надо уже успокаиваться, а то ты, наверное, рыбок уже так взболтнул, их до конца жизни на американских горках укачивать будет.       И — о чудо — Петя, сквозь слезы, тихо засмеялся в его плечо. Облегченно выдохнув, осознав, что Петя, кажется, чуть пришел в себя, откинул голову назад, продолжая нежно гладить Петю по волосам, прижимая к себе и шепча, как сильно он его любит.       Вскоре Петя прям вот так и вырубился — весь зареванный. Игорь тяжело выдохнул. Нашел, блин, когда скандалить… Петя беременный, ему и так тяжело, а тут еще и Игорь! Он выругался себе под нос, аккуратно встал, сходил за своей подушкой и улегся в кровать, обняв Петю и прижав к себе, надеясь, что завтра они поговорят, Игорь все объяснит… Сонный, он написал Прокопенко, что на завтра берет выходной, подумав, дописал: с Петей все в порядке, с детьми тоже! А то Прокопенко любит о них волноваться…       Хотя…       Глянув на все красное, заплаканное Петино лицо Игорь не считал, что все хорошо…       Он удобнее примостил его возле себя, обнял и позволил себе заснуть.       Утром Игоря ждал сюрприз. Вполне себе ожидаемый, но Игорь будто бы забыл о таком течении обстоятельств, которые оставляли его полностью безоружным. Это тебе не закрытая дверь. Есть вещи, которые жалобными словечками не откроешь…       Игорь проснулся и сразу обратил внимание на пустое место рядом. Он нахмурился. Для Пети сейчас это было не свойственно. Если была возможность — а особенно во время беременности — он валялся с Игорем так долго, как мог. Обнимая, лезя целоваться и подставляя свой лицо под нежную ласку. А тут…даже место холодное! Взволнованный, растрепанный, все еще немного сонный, он встал с кровати. Наконец натянул трусы и даже майку. Вышел в гостиную, осмотрелся, заглянул на кухню. Петя сидел за столом, закутавшись в плед. Очень помятый, немного опухший после ночной истерики, в закрытой позе. Игорь посмотрел на него и прошел вперед:       — Доброе утро, кис. Ты как?       Петя поднял на него уставший взгляд, только кивнул и сделал это. Допил кофе и ушел из кухни. Игорь проследил за ним. Петя вернулся в спальную. Это была не обида. Это было хуже.       Петя снова начал от него прятаться.       Игорь, рассеянный, сел на стул. Вот и пиздец подкрался… Что делать с обидой — ясно. С закрытой дверью, в принципе, тоже, но с этим… Игорь, учитывая нелегкую Петину жизнь, часто встречался с этими «прятками», когда Петя был слишком перегружен. Это было после ломок, после лечения и, конечно, в первые месяцы беременности. Игорь выучил, что к Пете ни в коем случаем нельзя подходить, обнимать, трогать и по минимуму говорить. Иначе его можно довести до вполне реального нервного срыва со всеми последствиями. Вообще-то такие штуки у омег случались очень редко и, обычно, из-за серьезных проблем в жизни, но у Пети психика наркотиками похерена вдоль и поперек, а тут еще сверху гормоны из-за беременности. Так что такие прятки с ним случались каждый раз, когда его эмоционально крыло, когда все ему казалось опасным, когда тревога превышала все разумные пределы, и лучшее, что можно было ему сделать — закрыться от всего и спрятаться. Но раньше-то они появлялись без вины Игоря. А сейчас исключительно по его милости. Вот это осознать было сложнее всего…       Игорь потер веки, провел рукой по спутанным волосам.       Конечно ему хотелось пойти за ним и начать ползать в ногах и просить прощения, но он знал, что этим сделает хуже и доведет его до нервного срыва.       Еще и выходной взял на свою голову! Почесав затылок, он глянул время, выпил кофе и вырвал лист из блокнота, написав Пете записку. Аккуратно зашел в спальную. Петя заметил его, вздрогнув.       — Я возьму вещи и уйду, — предупредил Игорь, наспех хватая телефон и комок своих шмоток, которые вчера разобрать, конечно, он не успел.       Петя следил за ним настороженно и нахмурился, когда Игорь подошел чуть ближе. Петя сжался, чуть отполз. Совсем как дикий котенок. Игорь аккуратно положил записку рядом на тумбу и ушел, прикрыв дверь. Рыжик заинтересованно на него посмотрел и побежал на кухню. Игорь наполнил ему миски, погладил по голове и принялся одеваться, написав Прокопенко: «отбой, выходной не нужен». Да, лучшее, что он мог сейчас сделать — это оставить Петю одного.       Когда дверь за Игорем закрылась, Петя еще около получаса просто сидел на кровати. В себя он пришел с первыми толчками проснувшихся малышей. В этот раз они толкались не так сильно, и Петя нежно погладил свой живот. Прилег поудобнее и потянулся к записке на комоде, прочитав ее.       «Петя, еще раз прости за вчерашнее. Я очень виноват и плохо понимаю, как извиниться перед тобой. Вчера взял выходной, но вижу, что тебе сейчас не до чего. Отдыхай, не забывай пить и кушать. И кормить Рыжика! Очень люблю тебя. Прости».       Петя вяло улыбнулся и отложил записку, укрывшись одеялом и закрыв глаза. В таком состоянии он не мог ни злиться, ни обижаться, он был только очень благодарен Игорю за то, что тот не остался дома, а оставил его одного. Петя сам ненавидел такое состояние, когда от всего плохо, когда нет сил, когда тревожно и страшно, но знал, что бороться с этим бессмысленно. Лучшее, что он мог сделать — это дать себе отдохнуть. Вскоре к нему пришел Рыжик и, будто какой-то обеспокоенный, нервно потоптался рядом, пока не улегся у него под боком, внимательно на него глядя зелеными большущими глазами. Петя лениво погладил его и улыбнулся.       Тоскливо было, хоть душу из себя вырывай и выкручивай, как половую тряпку, надеясь, что хоть так вся грязь стечет. Он помнил, что Игорь вчера извинился, признал ошибку и — в глубине души — Петя знал, что Игорь не думал о нем ничего такого. Что он искренне его любит и уважает. Петя еще знал, что вчера тоже был не прав, говоря, якобы его, как родителя, будет в сто раз больше для детей, чем Игоря. В начале это будет отчасти правдой, но он не верил в то, что Игорь будет ходить пить пиво после работы, меньше волноваться о детях или не будет вставать их кормить.       Просто…       Петя прикрыл глаза, тяжело выдохнув. Просто у Пети не было никого, к кому можно было бы прийти после ссоры, высказаться, поплакаться или просто побубнить. Это казалось чем-то таким важным — высказаться не Игорю. Просто сбросить весь этот стресс, все эти страхи, сказать вслух. Тете Лене жаловаться по таким пустякам не хотелось. Теперь у него, конечно, была Юля, и Петя был уверен, что она с радостью все косточки ему обмоет, но Петя еще не чувствовал с ней достаточно уверенности, чтобы вот так все ей рассказать.       Разве что сейчас… Петя поджал губы. Они с мамой сейчас стали намного лучше общаться. Если у Пети возникали вопросы по поводу беременности — она во всем помогала, рассказывала, объясняла и поддерживала. Сама спрашивал те вопросы, о которых бы Игорь просто не смог бы додуматься! Впрочем, о таком мог бы додуматься только человек, который сам прошел через беременность.       Он никогда особо ничего не говорил ей про их отношения, не звонил по таким мелочам — не было привычки. Стоило признать, Игорь единственный человек, к которому Петя всегда шел и все рассказывал, всем делился. Поэтому и к этой ссоре он относился — на уровне разума — спокойно. Знал, что эта мелочь ничего не стоит на фоне того, кем был для него Игорь, сколько он сделал. Но последствия, особенно в беременность, удручали даже самого Петю.       Тяжело выдохнув, он удобнее устроился и, взяв телефон, нажал на номер матери в фейстаме. Хотя бы начнет говорить… Не пойдет — ладно. Он хотя бы постарался.       Телефон почему-то взял отец. Петя удивленно вскинул бровь.       — Пап? Это ж мамин телефон… — удивленно сказал он, хотя внутри сомневаясь, что не прочел «мама» как «отец» (раньше, в самый острый период их отношений, он был просто Юрий Андреевич, но уже давно перекочевал в «отца») из-за своей рассеянности.       — Мама занята. Ей передать что? — спросил он, как всегда хмурый.       Петя тяжело выдохнул и качнул головой. Нет так нет.       — Нет, ничего не надо, просто поболтать хотел. Ладно, пока…       — Стой. Петь, ты че… плакал?       Петя даже растерялся. Сколько он помнил — отец его слезы всегда игнорировал. Даже в детстве, когда он на площадку его отвел, а Петя колено разбил, он просто хмуро смотрел на то, как Петя в слезах и соплях сидел и выл на всю площадку. Никогда отцу не было дела до его слез, он всю жизнь считал, что это его способ привлечь внимание, которого он якобы не заслужил.       Петя хотел ответить: «нет» и сбросить. Но с другой стороны… Отец вроде пытается. Давно пытается, Петя видел, но только после того, как узнал о его беременности у него это начинало получаться по-настоящему.       Петя решил тоже попытаться.       — Ночью. Уже нет.       Юрий Андреевич нахмурился, поерзал будто.       — Почему? — спросил в итоге он. Для кого-то — сухо и без интереса, но Петя знал, сколько в этом «почему?» усилий. Пете подумалось, что его отца в детстве тоже всегда просто игнорировали, и он, наверное, просто не знал, что теперь делать с плачущим Петей. Деда по отцовской линии Петя запомнил как очень сурового, хмурого человека.       — Игорь всякой хрени наговорил, — промямлил неуверенно Петя. И заметил, как нахмурился его отец, заметил даже возмущение на его лице! — Он не со зла. Просто у него работа тяжелая ща и много, наверное, поэтому.       — Между прочем, Петь, я твою мать ни разу до слез не доводил. А тем более в беременность.       — Ага, потому что дома появлялся раз в день пожрать, — буркнул Петя.       — Ну рассказывай теперь, раз уж начал.       Петя поерзал немного, помялся, но неуверенно рассказал. Может, чуть больше в свою сторону все повернул, может больше в сторону Игоря, Петя не знал. Не знал, но понимал, что так он проживает момент наиболее безболезненно. Отец его внимательно выслушал и в итоге сказал:       — Игорь не прав, это да. Но не понимаю, че он как истерчика себя повел. Нормальный мужик вроде…       — Да у него работа… дело сложное…       — Мозги мне не дури, Петь. Я твоего Грома видел и общался, и видел, как он с тобой себя ведет. Ты, думаю, и сам знаешь, что тебе с мужиком повезло сказочно, так что если он так себя повел — причина реальная была. Не в тебе, но че-то, значит, по делу там у него происходит. Серьезное.       Петя едва не побледнел. А если… если отец прав? Если у Игоря что-то страшное случилось, а он не говорит, не хочет Петю пугать? Все ведь верно, Игорь любые Петины капризы терпел. Даже когда Петя с дуру его ночью растолкал и заявил, что ему так хочется домашних хрустящий вафель, а Гром, который отроду вафель не готовил, в сонном бреду полез в гугл рецепт искать. Так что Гром определенно не тот человек, который бы расстроился из-за сорванного секса и Петиной истерики. У Пети таких истерик — тьма тьмущая была за беременность, и еще будет, и Петя видел, Игорь не злился, не бесился и даже не раздражался. Таким спокойным был, всегда с ним ласковым.       — Ты прав, наверное… — сбивчиво сказал Петя, растерянно погладив свой живот. — Но почему он мне не сказал? Мы ведь семья!       Юрий Андреевич чуть подумал и в итоге сказал:       — Петь, а ты лучше и не лезь. Встань на его место, подумай. Тебя не хочет напрягать, волнуется. Ты беременный, тебе сложно. Не хочет тебя грузить. Не доставай из него эту информацию клещами. Если он так решил, значит, так надо.       Петя качнул головой.       — А тут ты не прав, у нас другие порядки дома, пап. Я знаю, что ты так всю жизнь делал: все от нас с мамой скрывал, любые твои проблемы. Когда на деньги ты встрял по тому делу ты в итоге родительский дом отдал, лишь бы они к нам в гости не пришли и мы не узнали, что больше не миллионеры. Знаю. Не осуждал тебя — ни тогда, ни сейчас — знаю, что это был твой способ защитить нас. Но у нас по-другому. Мой способ его защищать — это помогать во всем. Да, пап. У нас так. Не только альфа омегу защищает, но и наоборот. Возможно, эта та причина, по которой… — он осекся. Хотел сказать «та причина, по которой Игорек в сауны не ездит», но знал, что это больное место, в которое бить сейчас нельзя. Отец с ним по-хорошему, искренне. — Та причина, по которой мне с ним «сказочно» повезло.       — Ну, тут дело ваше… Но ты подумай уж, если у вас такие вот отношения, то почему он решил что-то скрывать? Не навредит ли это тебе?       Петя растерялся, немного подумал и качнул головой.       — То, что я себя сейчас веду, как хрустальная ваза, не значит, что я в самом деле хрустальная ваза. Когда у меня начались преждевременные, я был спокойнее Игоря в сто раз.       Отец усмехнулся:       — Потому что из тебя растили, Петь, воина, а не плаксу.       Петя выдохнул.       — Ваше воспитание было настолько же отвратительно, насколько и прекрасно.       На самом деле, после диалога с отцом Пете стало намного легче, лучше и проще. С души как камень упал. Да, в самом деле, ему надо было посмотреть на ситуацию с этой стороны. Что случилось у Игоря, что он так себя повел? Вот в чем был весь вопрос.       Игорь на работе себе места не находил, ему уже даже не до дела было, ему вообще не до чего было. В голове был только Петя и ссора. Игорь знал, что Петю лучше вообще не трогать. Даже не писать. Тогда Петя, один на один, без шума, сможет успокоиться и прийти в себя. Но как же самому Игорю было невыносимо дожидаться хоть чего-то… Самому уже хотелось начать от всех прятаться, лишь бы полегче стало! В голове он снова и снова, снова и снова прокручивал эту ситуацию и их диалог, вспоминал, как на него смотрел Петя, что говорил, как себя вел, утешая себя тем, что да, ссора, да, до истерики, но в целом ничего страшного не произошло. Тем более он успел объясниться, извиниться, да и вообще, не могла одна ссора взять и все разрушить! Но менее гадко от этого он себя не ощущал.       Он Юле сам на себя уже пожаловался, и та, что странно, среагировала спокойно:       «ну да, ты поступил как говно, но ничего ж страшного. купи цветов, еще чего, извинись, поговорите и все будет ок».       Игорь тяжело выдохнул. Он знал, что Юля дело говорила и что вот так ситуация и выглядит со стороны — хреново, но ничего страшного. Но что поделать со своими чувствами Игорь все равно не понимал! Было паршиво и тоскливо.       Так что домой он пришел с большим букетом цветов, Петиными любимыми булочками и еще коробку конфет купил. Ну это просто Петю сейчас на шоколад очень потянуло, так что он дома не задерживался.       Тяжело выдохнув, он открыл дверь и заглянул. Было тихо. Это как раз привычно — Петя часто дремал, когда Игорь домой возвращался, правда в доме обычно стоял запах от еды. Петю готовка расслабляла, так что готовил он исправно, а еще — очень вкусно. Тяжело выдохнув, Игорь скинул обувь, кожанку и кепку, провел рукой по и без того растрёпанным волосам и пошел в спальню, потоптался у двери, а после неуверенно толкнул ее, заглядывая внутрь.       Петя поднял голову, оторвавшись от ноутбука и посмотрел на него. Спокойно, без страха, не сжался и не дернулся. В плед был по шею завернут, но в целом Игорь считал его состояние как очень даже сносное. Петя даже первым отозвался:       — Привет.       — Привет, — кивнул Игорь, проходя вперед. Петя посмотрел на цветы и улыбнулся. Игорь аккуратно присел рядом и, впервые за день, смог улыбнуться в ответ.       — Красивые… Дорогие, наверное?       — Цена тебя касаться не должна, ты знаешь, — улыбнулся Игорь и протянул Пете букет. Тот принял его, рассмотрел и вдохнул поглубже запах. Петя в начале отношений заверял, что любит лилии, а потом выяснилось, что все-таки розы. Просто они же такие избитые! А Игорю будто было не все равно, какие цветы Пете покупать — главное, чтобы самому Пете нравилось.       — Спасибо, — улыбнулся Петя и тряхнул головой, осмотрев комнату. — Сил совсем не было ни прибраться, ничего… Даже не расчесывался.       — Ничего, в твоем состоянии это нормально. Я поем и приберусь.       — Не надо. Ты и так устаешь на работе, а я дома сижу…       — Но сегодня ты сидел дома и, так уж вышло, судя по тебе, устал в три раза больше меня. Это нормально. Я приберусь сам.       — Там есть нечего, — выдохнул Петя. — Я доел все, что там было у нас… Голод вообще пробил жуткой.       — Ну и отлично, — улыбнулся Игорь. — У тебя такой праздник редко бывает. Тогда я приготовлю че.       — Нет, я сам приготовлю, надо хоть что-то сделать, — качнул он головой, поглядывая на коробку с булочками в руках Игоря. Тот, заметив его взгляд, протянул ему ее. Петя снова покачал головой. — Сначала поужинаю, потом нормально поем с чаем их… Грех их просто так есть.       Игорь кивнул и, выдохнув, подсел к нему ближе, приобняв и погладив по животу. Петя не отпрянул, наоборот, поерзал, ближе прижался, положил голову ему на плечо.       — Прости, — повторил Игорь в его макушку, поцеловав волосы.       — Все хорошо, — отозвался Петя, погладив Игоря по руке. — Просто… больше лучше чтобы такого не было…       — Конечно не будет, кис, ты чего? — Игорь улыбнулся, взяв его руку в свою, нежно поглаживая. — Я с горяча херню спорол… Это вообще все хрень, что я сказал. Я знаю, что ты пиздец, как много отдаешь ради них, ради нашей семьи. И это нормально, что ты смутился молозива. Я ведь знаю, как у тебя сложно с твоим телом, а особенно сейчас… Знай, что меня это совсем не смутило. Так что если так случится — бежать никуда не надо. Хочешь, глаза закрою, чтобы ты вытер.       Петя тихо промычал и потерся щекой о его плечо.       — Горь… что у тебя случилось?       — Не понял, — Игорь растерянно моргнул.       Петя поерзал и посмотрел на него.       — Я не верю, что ты просто так, ни с чего, вот так завелся… Ты к этим концертам вроде привыкший. У тебя что-то случилось, что ты так среагировал? Расскажи мне.       Игорь глупо моргнул и качнул головой.       — Петь, клянусь, ничего не случалось у меня… Я б тебе сказал.       — Тогда не понимаю… Я с отцом поговорил, он сказал, мол, ты нормальный мужик, по херне истерить не стал бы, значит, есть что-то еще… Мне тоже так подумалось. Я же тебе концерты и по более мелким вещам устраивал, а ты только ржал. Хотя смеяться над беременным совсем не этично!       — Я ржу только когда ты совсем что-то невыполнимое мне предъявляешь, — улыбнулся Игорь, потрепав его по пояснице и потерся носом о его висок.       — И все равно. Что именно вчера такого было, что ты так психанул? И еще кое-что… Больше никогда так не делай. Ту штуку с голосом. Это иногда может быть уместно, но не когда я беременный… Не знаю, как описать. Я будто постоянно нахожусь в режиме защиты себя и детей, и когда заставляют делать что-то против воли — даже такое мелкое — внутри включается тревога, что случится что-то плохое, что мне или детям навредят…       Игорь поджал губы и крепче его обнял.       — Прости, малыш, я и не подумал о таком… Знал, что херню сделал, но чтобы настолько… И вы меня, рыбки, извините, — он нежно провел по круглому животу.       Петя улыбнулся, удобнее устраиваясь в его руках, и Игорь чувствовал, что Пете стало намного легче, что он расслаблялся, медленно возвращался в свое обычное состояние. Немного игривое и крайне ласковое.       — Теперь будешь знать, — кивнул Петя, потеревшись о него щекой. Игорь усмехнулся, подмечая, что Петя пытался наверстать упущенную ласку. И Игорь ее ему с радостью давал: тут погладит, тут поцелует, чувствуя, как Петя весь расслаблялся в его руках. — Горь, ну не бывает так… Ты может меня тогда все это время терпел, а на самом деле раздражался и злился, а сейчас стерпеть не мог?       Игорь качнул головой.       — Нет, я к этому спокойно отношусь. Знаю, что это не на пустом месте. Да даже если на пустом — значит, что-то не так, внимания хочется. Я это все понимаю. Меня это совсем не злит.       — Значит тем более так не бывает, что обычно тебе норм, а тут ты взбесился! Может подавители так сыграли?       — Да я их месяц назад пил, — удивился Игорь. Гон провести, было принято решение, на подавителях. Игорь во время гона диким был, больно, конечно, Пете никогда не делал, но они его силы оценивали трезво: провести с Игорем три дня в кровати Петя уж точно не сможет. Либидо у него, может, и было диким, но оргазм он достигал быстро, и больше часа в постели ему бы не понравилось. Да и такой аттракцион схватки тренировочные бы часто провоцировал — а это уже опасно. — Я… ну… может быть… — и смолк, нахмурившись.       Петя встревоженно на него посмотрел.       — Горь? Не таи ничего.       — Да я просто не знаю, насколько уместно такое говорить, — нахмурился Игорь.       — Все уместно, если тебя это тревожит.       Игорь поджал губы и кивнул. Подумал немного, поерзал, и неуверенно начал:       — Я просто… тоже очень боюсь. Много нервничаю и волнуюсь. В целом хорошо себя чувствую, но постоянно при этом будто в напряжении…       — Из-за чего? — изумился Петя.       Игорь кивнул в сторону его живота.              — Я тоже знаю… знаю, что случиться может что угодно. И что вообще в детях нельзя быть уверенным, пока им там лет двадцать не стукнет, что они случайно не убьются. Я читал… помнишь? Что даже при родах ребенок может умереть! Потом я утешаю себя: мне же сон снился, а он вон как сбывается! Значит, будут с нами… А потом… Я… — он сглотнул, неуверенно сказав, думая, что не имел на это право: — ты вчера про это же говорил. Что тебя будет больше, чем меня. Я очень этого боюсь. Боюсь, что буду как мой отец. Боюсь, что они тебя будут больше любить, чем меня, потому что я на работе. И даже если я буду уделять им все свое время — этого все равно мало. Я думал, что не имею право жаловаться на твои слова, когда я тебе такое говно на лопате вчера в лицо ткнул, но… ты сам спросил. Мне очень страшно, что я стану отцом, который перепутает свою любовь с чем-то другим и я буду… как мой отец. Я его люблю, но не хочу быть таким, как он. Но боюсь, что даже если буду стараться — ведь он тоже старался — выйдет, что я буду просто дядей. Дядя, который целует папу, дядя, который отвез на аттракционы. Дядя. Но не отец.       Он сглотнул и почувствовал, как крепко Петя сжал его руку в немом жесте поддержки.       — Горь… дядя ты только для меня, — он улыбнулся, а после стал серьезнее. — Прости меня, Горь, я и не подумал, как тебя это ранит… Я так не считал и не считаю, я просто от обиды, что вынашиваю я, и вся это гормональная встряска на мне. Что ты сможешь любить детей адекватной любовью, а не гиперопекающей с вечным зудом в жопе. Понимаешь? Я понимаю твои страхи, — он кивнул. — У меня есть схожие. Боюсь быть таким, как моя мама. Но про тебя могу сказать точно: как твой отец ты не будешь. Как твой муж говорю. Да, у тебя работа, ну так и декрет не вечный, а они вообще в сад пойдут. Им главное до трех, чтобы отец вообще был. Обнимал, целовал, ходил с ними гулять. Они это запомнят. Совсем мелким вообще насрать, кто их там укачивать будет. Хотя я предпочтительнее только потому, что от меня молоком будет вонять, — он улыбнулся. — А если дома у них вечером всегда будет отец, который с ними поиграет, отец, который заберет с сада, отец, который будет носить их фенечки, отец, который придет на утренник — они будут любить его и им всегда будет хватать его любви. Это я тебе обещаю. Понимаешь? Ты сам подумай, Горь, ты когда осознанное впечатление об отце сделал? По своим первым годам жизни или может в момент, когда уже под лет десять было?       Игорь растерянно кивнул.       — Ну вот, — Петя широко улыбнулся. — Тебе просто надо не совершать тех ошибок, что совершил твой отец. Просто быть с ними и уделять им побольше своего времени. Для них же мы — весь их мир. Понимаешь?       — Наверное… — Игорь улыбнулся и посмотрел на Петю. — Спасибо большое, Петь, мне нужно было это услышать… У меня мозг как заел на этом «я буду на работе, а не дома».       — Глупыш, — Петя потерся носом о его скулу. — у них будет лучший отец, я в этом уверен. А ты больше вот так не делай, ок? Я тебе все свои тревоги рассказываю, даже самые глупые, и ты мне то же самое. Ок?       — Да я как-то не знаю… — Игорь дернул плечом. — Как мне тебе такое говорить, когда ты сам места себе не ходишь?       — Ртом, — хмыкнул Петя, и Игоря, внезапно, такой ответ больше, чем устроил.       — Спасибо, — улыбнулся Игорь. — Я очень тебя люблю. Так рад, что мы с тобой встретились, что прошли через весь тот ад и что могу называть себя твоим мужем.       Петя посмотрел на него с нежностью, погладил его руку ласково, которой он сжимал его ладонь. Подался вперед, чмокнул в губы и сказал:       — Я тоже очень тебя люблю. И рад. что мой муж ты, а никто другой. Уверен, лучше быть просто не могло. Прокопенко целое золото воспитали!       Игорь широко улыбнулся и кивнул.       — И правда. Они знатно постарались. Они меня здорово выучили с омегами обращаться.       — Правда?       — Ага. Я же всегда видел, с каким уважением Федор Иванович к тете Лене относится, и он меня всегда учил по-особому к вам относится.       — Надо тогда мне их поблагодарить, что такого джентльмена мне тут выучили.       Игорь довольно улыбнулся и погладил его по животу.       — Как знали, что у меня три омеги в итоге будет, что надо будет с ними по-особенному… Да, рыбки мои?       Петя улыбался, потеревшись носом о его нос. Кто-то из ребят толкнулся, и Игорь широко улыбнулся, мягко проведя ладонью по животу, чувствуя их движения.       — Да, — выдохнул Петя, прикусив нежно за нижнюю губу. — Давай я поесть приготовлю, а ты уберешься?       — Конечно. А вечером позвольте мне зализать прощения.       Петя улыбнулся и дернул плечом.       — Может быть…       — А по поводу этих мелочей не волнуйся, Петь. Ты беременный, все окей. Я вообще сначала не врубился, че за реакция странная. Настолько мне это естественным показалась.       — Эх, мне бы сейчас пригодился твой чистый разум, — кивнул Петя, положив голову на его плечо и обняв, давая себе немного времени вот так посидеть расслабиться, полностью успокоиться и понять, что все хорошо.       Да. Все хорошо.