Враг в моей постели

* Прошло шесть лет с последней их встречи, и все эти годы Эймонд ни дня не переставал думать о Люцерисе Веларионе. Лелеял свою ненависть в ожидании этого самого момента. Счастливый случай или злой рок снова свели их в пустом темном коридоре Красного Замка. В тусклом свете факелов две тени нервно метались по стенам. Они остались только вдвоем в этом потаенном уголке – беззащитная жертва угодила в ловушку. Эймонд с наслаждением почувствовал под руками хрупкое упрямое тело, когда швырнул его спиной о стену. Какой сладостный момент, чтобы, наконец, поквитаться. – Не так быстро, бастард! – для убедительности Эймонд еще раз встряхнул Люцериса и приложил лопатками о твердый камень. – Отпусти меня! – мальчишка яростно вырывался. Он был испуган, его мелко потряхивало, взгляд лихорадочно метался с лица Эймонда за его спину, словно пытался найти спасение. Но бежать ему некуда, сейчас он совершенно беззащитен, и Эймонд намерен насладиться этим моментом сполна. – Ты забрал кое-что у меня, и я собираюсь вернуть долг, – голос был полон ликования. Большие детские глаза Люцериса распахнулись еще шире. – Ты не посмеешь! – Еще как посмею! – ладонь Эймонда с неторопливой угрозой легла на тонкую шею. Он чувствовал под руками лихорадочный пульс. – Ты всегда такой смелый, когда за тобой стоят король и Деймон. Но сейчас они тебе не помогут. Здесь только мы с тобой! Люцерис нервно глотал воздух, его ноздри раздувались от негодования. Дрожь утихла, и он по-новому окинул Эймонда взглядом, прикидывая свои шансы. – Я закричу, и прибежит стража! Эймонд снова усмехнулся. – Кричи, сколько вздумается. Ты слишком далеко забрел, и никто тебя не услышит. Люцерис нервно облизнулся, в глазах мелькнула обреченность. Остается лишь покориться и ждать неизбежного. И все-таки он продолжал бороться. – Ну тогда сделай это! Вырежи мне глаз или убей меня! Чего ты ждешь? Сделай это прямо сейчас! – теперь во взгляде кроме испуга появился вызов. Эймонд ожидал, что щенок станет плакать, молить о пощаде и звать мамочку, но такой ответ нравился ему даже больше. Это тот самый мальчишка, что когда-то набросился на него, защищая брата, и полоснул ножом по глазу, и с тех пор не покидал его мысли ни на один день. Эймонд одновременно испытывал ярость и восторг. Сломать его будет еще забавнее. Он боролся с соблазном достать кинжал, исполосовать на лоскуты это хорошенькое личико, вырезать глаз… или оба глаза, теплые бархатистые, в длинных ресницах… вырезать его дерзкий язык… искупать руки в его крови, а потом перерезать горло. Получит ли он тогда желанное удовлетворение? – Не искушай меня, бастард, – прошептал он глухо, и слова застряли в глотке. Он сжал руку на горле, придавил сильнее, заставляя взгляд Люцериса испуганно метаться. Представил, как будут смотреться на бледной коже пурпурные следы от его пальцев. Он может задушить его прямо здесь, голыми руками. Обе ладони легли на плечи, на тонкие ключицы. Он может сломать их, словно хрупкие птичьи кости. Столько возможностей, что кружится голова. Он почти не пил вина сегодня, но чувствовал опьянение от чужой близости, от смеси беззащитной слабости и непокорности. Эймонд наклонился ближе к его лицу, ловя ртом учащенное дыхание. Рот Люцериса приоткрыт и влажно блестит. – Лучше не искушай меня, – снова прошептал он, касаясь выдохом чужих губ. – Ты не посмеешь, – теперь искорка непокорности ярче разгорелась в глазах мальчишки, – я знаю, что ты не сможешь! Он был уже не так напуган, и это бесило, Эймонд чувствовал, что упускает момент. Эта дерзость распаляла даже сильнее, чем страх. Эймонд снова встряхнул его за плечи и ударил спиной о стену. Мальчишка в его полной власти, и все равно смеет бросать ему вызов. Эймонд может наплевать на все последствия и прямо сейчас осуществить желанную месть. Как же часто он мечтал об этом моменте. И теперь открылось столько возможностей, что хотелось растянуть удовольствие. Он угрожающе навис над своей жертвой и произнес, упиваясь собой: – Я не хочу спешить, собираюсь насладиться твоим страхом, – сжал пальцами подбородок Люцериса, провел большим пальцем под нижней губой, чуть касаясь ее, оттягивая вниз. Представил, как эти дрожащие губы обволакивают его палец… ощутил легкое головокружение. Игра становилась все заманчивее. – Хочу, чтобы ты каждый миг трясся от страха, гадая, когда я нанесу удар. – Ты просто безумец! Эймонд довольно улыбнулся, будто услышал комплимент. – Да, и ты даже не догадываешься, на что я способен. Но я тебе покажу. Он навалился на Люцериса, чувствуя грудью, как учащенно бьется чужое сердце в клетке ребер. Ему хотелось схватить его голыми руками, вырвать из груди, ощущая, как оно продолжает трепетать в ладони, хотелось вырвать все внутренности, выпустить кровь, завладеть этим телом, осквернить всеми способами. Растоптать его невинность… Кровь прилила к паху, и его плоть налилась каменной твердостью.Таких упоительных ощущений не вызывал у него ни один любовник. Чувствует ли это мальчишка? Нужно остановиться сейчас же, он едва способен держать себя в руках. Эймонду плевать на последствия, но не хочется из-за внезапной несдержанности лишить себя удовольствия. Он произвел нужное впечатление – теперь и Люцерис будет думать только о нем. Отпрянув, Эймонд снова заглянул в глаза Люцериса, изучая его реакцию. Тот настороженно наблюдал, но не пытался вырваться. Он понял, что сейчас Эймонд ничего не сделает, как бы ему ни хотелось. Люцерис снова нервно облизнулся, и теперь этот жест показался нарочито соблазнительным. Эймонд склонился ниже, почти касаясь его губ своими. – Мы еще встретимся, мой маленький лорд Стронг, – пообещал Эймонд и на прощание почти нежно коснулся пальцами гладкой щеки. Люцерис шумно вдохнул. Эймонд с сожалением оставил его одного в темном коридоре. Ушел, поборов искушение обернуться. Он долго будет смаковать воспоминания этого вечера, даст им настояться, чтобы следующая встреча оказалась такой же захватывающей. * В Замке на Драконьем Камне подросший Люк обосновался в покоях, которые некогда принадлежали его отцу. Не настоящему отцу – ни для кого не секрет, что он порождение чресел Харвина Стронга – а тому, кто дал ему свое имя, заботился о них с братьями в детстве, играл с ними, учил летать на драконе, но оставил о себе так мало воспоминаний. Люку хотелось знать больше о Лейноре Веларионе, а потому он исследовал его покои, в которых еще хранились его вещи, и неожиданно обнаружил, что у них есть нечто общее. В одном из сундуков он нашел любопытный старинный том, похороненный под давно забытой одеждой. И хотя в книге не было ни единой надписи, а лишь картинки, Люк сразу понял, что это древняя валирийская книга. В его детстве подобные рисунки украшали стены Красного Замка. Тогда он еще не понимал, что делают люди, сплетающиеся в странных позах, а когда расспросил про них своего старшего дядю Эйгона, тот со смехом сообщил, что они трахаются. Люк тогда ничего не понял, а после гобелены перестали его интересовать и превратились в часть привычной обстановки. Но теперь он все понимал и как следует смог оценить рисунки. В отличие от гобеленов Красного Замка в этой книге были изображены одни лишь мужчины. По двое, по трое… даже впятером они сплетались в изысканных позах, каждая линия их тела была наполнена совершенством и величием, словно они не совершали нечто греховное и низменное, а исполняли какое-то таинство. Их великолепные тела казались одновременно изящными и сильными, лица с тонкими чертами воплощали собой настоящую валирийскую красоту, и в этих крепких подбородках, высоких скулах и длинных серебристых волосах Люк начал замечать черты своего второго дяди, Эймонда. На самом деле в рисунках не было портретного сходства, но как только эта мысль поселилась в голове, Люк уже не смог от нее избавиться. Последний раз он видел своего дядю несколько лет назад на свадьбе Эйгона и Хелейны, уже тогда тот был высоким и сильным, как взрослый мужчина. Должно быть, теперь он стал еще мужественнее и привлекательнее. Люк не знал, о ком думал Лейнор Веларион, когда рассматривал эти картинки, но его самого одолевали непристойные фантазии о дяде. Том самом, который ненавидит его за нанесенное увечье, и наверняка мечтает о кровавой расправе. Такие мысли делали возбуждение только острее. Он днями и ночами терзал свою юную распутную плоть, представляя двух или трех светловолосых красавцев с лицом Эймонда, которые сплетаются во всевозможных позах. Как бы он хотел, чтобы хоть один мужчина на картинке был таким же тонким и темноволосым, как он сам… И воображение услужливо подсказывало то, чего не могла дать древняя книга… В его фантазиях Эймонд был безопасен. Немного грубый и властный, но всегда делал лишь то, чего желал Люк. Настоящий Эймонд хотел его убить. А после встречи в темном коридоре Красного Замка Люк понял, что Эймонд хочет сделать с ним и что-то другое, такое темное и непристойное, что этого не покажет ни одна картинка, и мысли об этом распаляли его еще больше. * Почти вся королевская семья приехала на Драконий камень: король с королевой, их дети и внуки прибыли по приглашению принцессы Рейниры и принца Деймона, чтобы лично выбрать яйцо для новорожденного принца Мейлора. Пока его родственники обменивались поцелуями, любезностями и бессмысленными разговорами, Эймонд издали наблюдал за принцем Люцерисом. Несколько лун прошло с их памятной встречи, и опьянение того вечера немного стерлось в памяти. Сейчас он плохо помнил ту смесь злости, возбуждения и азарта, которые туманили ему голову. Что тогда на него нашло? Он ничего не смог бы сделать в Красном Замке, не сможет и теперь на Драконьем Камне. Но как затаившийся хищник пристально наблюдал за своей добычей. Люцерис замечал его взгляд, о, Эймонд был уверен. Пусть и пытался казаться невозмутимым и беспечным. Здесь он был дома, под защитой своей семьи, и даже в самых смелых мечтах Эймонд не посмел тронуть его хоть пальцем. Но Эймонд верил, что Люцерис не знает покоя, он напряжен, все время озирается и ждет чего-то – все как он и обещал. И пусть мысли об этом приятно будоражили, он испытывал глубокое неудовлетворение. Наконец, оказаться так близко с предметом своих мечтаний и не иметь возможности ничего сделать. Люцерис словно почувствовал его досаду. Его настороженность таяла, с каждым новым взглядом смелел и глумливо улыбался. Эймонд гневно сжимал кулаки, но прятал свое раздражение за безупречной вежливостью. В сравнении с Красным Замком крепость на Драконьем Камне казалась слишком мрачной и пустынной. Но Эймонду нравилась его подавляющая торжественность, резкие линии башен, грубая красота драконьих изваяний, густая дымка над вершинами вулканов… В этом месте чувствовалась сила. Это был замок его предков, и Эймонд ощущал странное родство с ним. Здесь он мог бы чувствовать себя, как дома. Замок тоже принимал его, раз решил преподнести такой подарок. Прогуливаясь в одиночестве по пустынной ночной галерее, Эймонд заметил вдали темный силуэт. Он сразу же узнал эту фигуру, и сердце забилось с предвкушением. Он торопливо огляделся, проверяя, нет ли поблизости стражи, приблизился и оперся спиной о каменную балюстраду. – Опасно гулять ночью одному, племянник, – проговорил Эймонд с довольной ленцой. Люцерис опирался локтями о перила и смотрел на черные волны, бьющиеся о берег. Их ритмичный рокот действовал умиротворяюще. Эймонд подумал, как было бы приятно засыпать под этот звук. Люцерис давно заметил приближение Эймонда, но отреагировал на чужое присутствие только теперь. Выпрямился и открыто посмотрел в его лицо. – Чего мне опасаться в собственном доме? – беспечно отозвался он. Эймонд подошел еще ближе. В лунном свете глаза Люцериса казались почти черными. – Ты ждал меня? – спросил он. – Вышел прогуляться в надежде на встречу? – Не льсти себе, дядя, – теперь он ухмылялся, маленький наглец. – Просто люблю ночные прогулки. Похоже, и ты тоже. Ни следа от того дрожащего мальчишки, которого он зажимал у стены в пустом коридоре Красного Замка. Знакомое пламя полыхнуло в груди Эймонда. Он был уверен, что Люцерис ждал именно его. Ждал, вместо того, чтобы прятаться за материнской юбкой или спиной Деймона. – Неужели ты наконец-то решил вернуть мне долг? – спросил Эймонд, стараясь скрыть предвкушение в голосе. – Можешь не смотреть так сурово. Я знаю, что ты мне ничего не сделаешь. Эймонд никак не мог обрести контроль над ситуацией. Эта ночь была так не похожа на первую. Что-то изменилось с прошлого раза, и Эймонд не знал, злит его это или будоражит. – Я просто жду подходящего момента. В первый раз подействовало, как надо, поэтому он снова навис над Люцерисом, прижимая его своим телом к перилам. В этот раз мальчишка не пытался вырваться, а продолжал наблюдать с интересом. Он чувствовал защиту родных стен, или это Эймонд перестал казаться опасным? – Мне кажется, что ты вовсе не собираешься убивать меня или калечить, – самоуверенно сказал Люцерис. Уголок губ насмешливо вздернулся. – Думаю, на самом деле ты хочешь затащить меня в свою постель, – голос опустился до соблазнительного шепота. Чертов ублюдок! Кровь Эймонда вскипела от гнева. Он выдал себя с головой. Не стоило в прошлый раз разбрасываться пустыми угрозами… – Зачем тащить тебя в постель? Я могу сделать это прямо здесь. Он красноречиво толкнулся пахом, заставляя Люцериса почувствовать свою налившуюся плоть. Люцерис задушено вскрикнул. Покорно откинулся локтями на каменный парапет, позволяя Эймонду придавить его, сунуть твердое бедро между ног… он даже приглашающе развел их пошире. – Ты только угрожаешь, но ничего не сделаешь… – Люцерис продолжал дразнить его, но его голос звучал уже не так нахально, в нем появились возбужденные хриплые нотки. Эймонд с яростью припал к приоткрытому рту и прикусил нижнюю губу. Вдалеке послышались шаги и бряцанье доспехов. Эймонд резко отпрянул. Двое стражников патрулировали галерею. Они почтительно поклонились принцам и прошагали мимо. Люцерис проследил за ними взглядом, оттолкнулся от парапета и направился следом. Эймонд с досадой сжал кулаки. В первый раз он сам отпустил жертву, теперь она ускользнула из его рук. – Продолжим разговор в другой раз, – крикнул он вслед Люцерису. – Буду ждать с нетерпением, – мальчишка издевательски улыбнулся и помахал на прощанье рукой. * Король не оставлял попыток подружить своих детей и внуков. Эти попытки казались Люку трогательными, если бы не их бесплодность. Какой бы странный танец ни танцевали они с Эймондом, друзьями им не стать. Но он не хотел огорчать деда и доказывать, какой нелепой кажется его затея. Визерис уже не мог самостоятельно совершать дальние поездки, поэтому решил отправить своих детей и внуков, чтобы они посетили великих лордов, от имени короля оказали им честь своим присутствием, наградили и выслушали прошения. Джейс и Эйгон отправились вместе в Долину Аррен, а Люку и Эймонду предстояло посетить Риверран. Старшие братья ладили не в пример лучше. Они одновременно вылетели из столицы на своих драконах. Когда же Люк прибыл на Арраксе в Королевскую Гавань, то узнал, что Эймонд уже отбыл в Речные земли. Люк завидовал Джейсу и Эйгону, они сумели преодолеть навязанную родителями вражду, не были связаны ни кровавым долгом, ни темным вожделением, и могли хотя бы пристойно общаться друг с другом, если не стать приятелями. У них с Эймондом совсем другая история. Когда Люк подлетал к Риверрану, он издали заметил громадную фигуру Вхагар на берегу Камнегонки – она не помещалась внутри стен. Сам он приземлился в просторном внутреннем дворе под изумленные и восхищенные возгласы обитателей замка. Слуги проводили его в Великий Чертог, где лорд Гровер Талли уже беседовал с принцем Эймондом. Люк учтиво приветствовал лорда, а потом обменялся с дядей вежливым кивком. Сердце учащенно забилось, когда он оказался рядом с Эймондом спустя несколько лун после их встречи на Драконьем Камне. Тело наливалось жаром от воспоминаний, щеки пылали, а руки потели, когда Эймонд оказывался рядом. При мысли о том, что он желает Люка так же сильно, как и он его, вскипала кровь. Но они в дипломатической миссии, что бы ни происходило между ними, сейчас этому нет места, а потому нужно выбросить все лишнее из головы и не отвлекаться. Вечером лорд Талли устроил в честь высоких гостей славный пир, пригласив речных лордов из окрестных земель. Рядом с Люком сидела дочка лорда Пайпера, и он весь вечер галантно ухаживал за ней. Эймонд сидел на дальнем конце стола, Люк старался не глядеть в его сторону без надобности, но знал, что тот не сводит с него глаз. Когда он беседовал с лордами и леди или танцевал с их дочерьми, все время чувствовал, как тяжелый взгляд буравит затылок. Ему казалось, что взгляд Эймонда темнеет всякий раз, когда Люк любезничает с юной леди, и прилагал к тому еще больше усилий. Он мог быть образцовым юным принцем, который очаровывал всех, и только дядя смотрел на него так, словно собирался проглотить целиком. Но Эймонд быстро разгадал его затею. Он тоже мог играть роль галантного принца, и если леди находили Люцериса очаровательным и милым, то Эймонд заставлял их сердца биться чаще. Он хорошо это понимал, низко склонялся к уху, чтобы прошептать комплимент, держал за руку или спускал руку на талию ниже, чем позволяют приличия. И все время следил за реакцией Люка. Это одновременно забавляло и злило. Люк хотел, чтобы все внимание Эймонда было направлено только на него, и в то же время понимал, какую опасность оно таит. Они впервые оказались так близко за долгое время, но это ничего не меняло. Эймонд не посмеет приблизиться к нему в присутствии стольких лордов, леди и рыцарей, а значит, ничего не случится. И все же Люк не смог избавиться от томительного предвкушения. Он не верил, что Эймонд упустит такую возможность и не попытается ничего сделать. Люк надеялся на это и был готов. Люка разбудил тихий шорох. Он мгновенно вскинулся с постели и увидел нависающий над собой силуэт. Длинные волосы серебрились в лунном свете, проникающем сквозь неплотно закрытые ставни, лицо скрывали тени, но он все равно мог разглядеть хищную улыбку. Люк выхватил кинжал из-под подушки и приставил к его горлу Эймонда. – Я вижу, что ты меня ждал, – довольно проговорил Эймонд, и от его тона по телу Люка пробежали мурашки. – Я опасался, что ты настолько безумен, чтобы напасть на меня под чужим кровом. – Едва ли лорд Талли предполагал, что нужно защищать его почетных гостей друг от друга. Люк сильнее надавил кинжалом на шею Эймонда, под острой кромкой лезвия проступила темная капелька крови. – Лучше тебе уйти, здесь не место для таких игр… Люк закричал от резкой боли, когда Эймонд внезапно вывернул его запястье и отобрал оружие. Теперь острие кинжала прижималось к собственному горлу. – А я думаю, момент самый подходящий, – Эймонд дразняще провел лезвием по коже. – Только не говори, что не думал об этом. Люк дернулся, и Эймонд сильнее стиснул его запястье. Все еще до конца не верилось, что Эймонду хватит безрассудности подобраться к нему ночью в чужом замке, но вот он здесь, на его кровати. В тайне он надеялся на это, а сейчас стало страшно. – Ты не посмеешь! – зашипел Люк. Губы Эймонда яростно припали к его рту, язык скользнул внутрь, и Люк едва не задохнулся. Он пытался вырваться, но сопротивление лишь распаляло Эймонда, он навалился всем телом, придавливая его к подушкам, лезвие плашмя прижалось к шее. Языки грубо сталкивались и боролись друг с другом, острая кромка зубов царапала губы. Люк пытался оттолкнуть Эймонда, но позволил лишь глубже проникнуть языком в свой рот. На нижней губе проступила кровь, Эймонд слизал ее и разделил вкус на языке Люка. Учащенно дыша, Эймонд оторвался и посмотрел на него. На губах играла мрачная улыбка, единственный глаз хищно блестел. Он медленно, едва касаясь, провел лезвием кинжала вниз по горлу, к ямке между ключицами, а потом ловким движением разрезал завязки ночной рубашки. Люк испуганно вскинулся. – Что ты творишь? – Не дергайся, если не хочешь, чтобы я тебя порезал. Лезвие медленно тянулось вниз, лаская голую кожу. Эймонд неспешно разрезал его рубаху и откинул полы в стороны, обнажая учащенно вздымавшуюся грудь. Кончик лезвия обвел напряженный левый сосок. Люк замер, боясь сделать хоть одно движение. Эймонд продолжал завороженно чертить линии, едва касаясь кожи лезвием. Потом отпустил правое запястье Люка и положил ладонь на середину груди. Теперь он мог почувствовать, как сильно бьется его сердце – от страха и предвкушения. На шее Эймонда виднелся след крови, там, где Люк его порезал. Но сам он был очень осторожен, едва касался клинком, не желая поранить. Тогда Люк вскинулся вверх, чувствуя, как острие впивается в кожу под левым соском, и прижался нетерпеливым поцелуем к губам Эймонда. Тот отбросил кинжал и обхватил его лицо обеими руками. Этот поцелуй тоже был похож на поединок, но теперь в нем в боролись на равных. Люк запустил пальцы в густые волосы Эймонда, намотал на кулак и резко дернул. Тот зашипел и снова укусил его, слизал кровь, размазал языком по губе, по подбородку. Отпустил губы с яростными поцелуями накинулся на шею, спустился ниже к ключицам. Люк застонал, когда Эймонд облизал тонкий порез на груди, а потом накрыл губами твердый сосок. Он стиснул плечи Эймонда, вцепился в него, как утопающий. Голова шла кругом от вкуса и запаха крови, от ощущения жадных поцелуев на теле, нетерпеливых рук, шарящих по коже. Люк вскрикнул, когда почувствовал прикосновение ладони к паху и резко вскинул бедра навстречу. Тонкая ткань нижних штанов не могла скрыть, как напряжен его член. Эймонд глухо рассмеялся. – Вижу, ты уже готов раздвинуть для меня ноги. Люк попытался лягнуть его в пах, но Эймонд удержал его, придавил ноги коленями и навис сверху. Люка накрыло паникой, он снова попытался вырваться, но теперь Эймонд стиснул оба его запястья и своим весом вжимал в постель. – Помнишь, ты сказал, что на самом деле я хочу не отомстить тебе, а затащить в постель? – Эймонд едва не мурлыкал от удовольствия. – Что ж, ты не прав, племянник. Я хочу всего сразу. Но зачем торопиться с местью, если мы можем славно развлечься? Ты тоже хочешь, правда? Люк не был так напуган, когда кинжал прижимался к его шее. Он не верил, что Эймонд по-настоящему собирается его ранить… а вот сделать нечто другое… Сколько раз он фантазировал об этом над своей валирийской книгой с эротическими картинками, но когда момент настал, понял, что не готов. Похоже, он не настолько смелый, каким хотел казаться. Эймонд словно почувствовал его сомнения. Он наклонился ниже, вглядываясь в лицо Люка, ища ответы на невысказанные вопросы. Сейчас он поймет, что Люк просто трусливый мальчишка, и уйдет, бросив его наедине с сожалениями и неудовлетворенным желанием. – Если я сейчас отдам тебе долг, – выдохнул Люк, – ты оставишь меня в покое? – Нет. Теперь этого мало, – с неотвратимой решимостью проговорил Эймонд. – Я получу все. Люк облизал пересохшие губы и наконец выпалил: – Ты только грозишь, но ничего не делаешь, дядя. – Мелькнувшее на лице Эймонда изумление придало ему храбрости. – Давай уже, порежь меня, убей или трахни, только перестань попусту болтать! – Наглый ублюдок, – прошипел Эймонд сквозь зубы и снова накинулся на него с яростным поцелуем. Люк ощутил ликование. Да, ему по-прежнему было страшно, но он упивался вкусом власти. Каждый раз, когда он бросал вызов, Эймонд не мог сдержаться. Какую бы игру они ни затеяли, они играли в нее вместе. Эймонд оторвался от его губ, резким рывком перевернул на живот и прижался сзади. Теперь Люк чувствовал, как горячая твердая плоть прижимается к ягодицам. Он застонал от нетерпения, подаваясь навстречу. Но Эймонд не спешил овладеть им, даже не пытался раздеть, просто навалился сверху, неистово двигал бедрами, вбиваясь пахом в ягодицы Люка, терся об него сквозь одежду, и Люку оставалось лишь прижиматься ноющим членом к матрасу, чтобы унять нетерпение плоти. Эймонд сжалился над ним, просунул руку под живот, приподнял навстречу своим яростным толчкам, и сжал член Люка сквозь штаны. Люк мучительно застонал и уперся кулаками в постель, теперь он оказался зажат между бедрами и рукой Эймонда, толкался то вперед, то назад. Ему так хотелось, чтобы Эймонд снял с него штаны, прикоснулся к обнаженной пылающей плоти, но не мог попросить, а лишь захлебывался стонами. Ни разу, удовлетворяя себя, Люк не испытывал такого оглушительного наслаждения. На миг он потерял всякие ощущения – не слышал ни собственных стонов, ни дыхания Эймонда, не чувствовал его прикосновения, просто провалился в ослепительно-белую блаженную пустоту. Когда пришел в себя, ощутил, как в последнем рывке над ним содрогается тело Эймонда, как теплая влага семени просачивается сквозь тонкую ткань одежды. Эймонд рухнул сверху, придавил его к постели, и Люк едва успел повернуть голову, чтобы не воткнуться носом в подушку. Он приходил в себя, чувствуя дыхание Эймонда на своей шее, тяжесть его тела, которая казалась уже не такой приятной, липкие следы своего и чужого семени. Наверное, нужно что-то сказать? Очередную дерзость, которая мгновенно заводит Эймонда, или наоборот что-то нежное и приятное. Он почувствовал себя глупо. Наконец Эймонд пошевелился, коротко ткнулся губами в его обнаженное плечо и отвалился от Люка. – Еще увидимся, племянник, – просто сказал он, поднимаясь с постели. Люк обернулся через плечо, посмотреть, как он уходит. Он вовсе не ждал от Эймонда ласковых слов или объятий, но такое обращение вывело его из себя. Эймонд оставил за собой последнее слово. Люк был измучен, тело погружалось в приятную усталость, и все же он испытывал глубокое неудовлетворение. Эймонд снова поиграл с ним, просто подразнил, обещая нечто большее, но так и не дал этого, оставляя невысказанное обещание новой встречи. * Мама настояла, чтобы Люк немного погостил в столице. Она хотела, чтобы король больше общался с любимыми внуками, но своего наследника Джейса не желала отпускать от себя надолго, а остальные братья были слишком маленькими. Возвращение в Красный Замок вызывало тревогу, от которой в животе сжимался тугой узел. Люк ни о чем не мог думать, кроме Эймонда. Воспоминания о прошлой встрече вызывали на языке горечь, а мысли о новой пугали и волновали. Эймонд снова делал вид, что не замечает своего племянника. Он был подчеркнуто вежлив и отстранен на публике и даже не пытался настигнуть Люка наедине. Спустя несколько ночей, которые Люк провел в напряжении и томительном ожидании, он уже начал верить, что наскучил Эймонду. Возможно, Эймонд получил, что хотел. Это удивляло, ведь он взял так мало. Возможно, его разочаровало то, как легко Люк сдался, и теперь уже не вызывал прежнего интереса. Вместе с принцами Люк обучался наукам у Великого мейстера Орвиля, и в его кабинете проводил самые мучительные часы. За все дни, что он провел в Красном замке, только здесь они с Эймондом оказывались так близко, и при этом оставались бесконечно далеки. Эймонд едва обращал на него внимание. Эйгон откровенно скучал или пропускал занятия, он тоже не замечал племянника, но на это Люку было наплевать. Эймонд оказался прилежным и старательным учеником. Он был прекрасно образован, хорошо знал числа, историю, философию. Пожалуй, Люк мог превзойти его лишь в валирийском – мейстер Герардис хорошо его обучил, и дома они часто говорили на этом языке. Но даже здесь Люк умудрялся ударить в грязь лицом, когда забывал знакомое слово или путался в произношении, чувствуя на себе внимательный взгляд Эймонда. А может эти взгляды просто мерещились Люку, потому что он ждал их, в тайне надеялся, что Эймонд наблюдает за ним так же пристально, как он сам. Спустя несколько дней единственной их близостью было прикосновение руки Эймонда к спине Люка, когда он проходил мимо. Оно было таким мимолетным, что казалось случайным, но Люк надеялся, что это не так. Почему же Эймонд не пытался ничего сделать? Неопределенность сводила с ума. Стоило догадаться, что Эймонд выбрал эту тактику, чтобы поиграть с ним. Он ведь когда-то обещал, что нападет, когда ты меньше всего ждешь. Люк расслабленно откинулся на край ванны, закрывая глаза и погружаясь в горячую воду. После тренировки все тело гудело от боли и усталости, но ему казалось, что в фехтовании он делает успехи. Сир Кристон был все еще резок с ним, оправдывая свою жестокость необходимостью, а потому Люк предпочитал тренироваться с сиром Эрриком, тот был отличным рыцарем, никогда не отказывал ему и никогда не был груб сверх меры. Люк почувствовал чье-то присутствие и приоткрыл глаза. Он решил, что вернулся слуга, но вместо него увидел Эймонда. Тот присел рядом с ванной на корточки и с улыбкой его рассматривал. Люк резко дернулся от неожиданности и плеснул воду на рукав Эймонда. Хотелось нырнуть в ванную с головой. – Ты спятил! Уходи! – возмутился он. – Пейт пошел за водой и сейчас вернется… – Я не задержусь, – с ленцой ответил Эймонд, касаясь воды кончиками пальцев. Его взгляд скользнул по голому телу Люка, и тому снова хотелось прикрыться, он был раскрасневшимся, с узкой грудью, маленькими розовыми сосками… совсем не такой мужественный и привлекательный, как Эймонд. Но тот рассматривал его с интересом. Однажды он уже видел полуголым, может быть, ему нравилось это зрелище. – Зачем ты пришел? – спросил Люк, выпрямляясь. Если Эймонду нравится, пусть смотрит! Эймонд сунул руку в воду и легонько погладил изнанку бедра Люка. – Ты уже несколько дней в Красном Замке, а у нас до сих пор не было возможности пообщаться наедине. Люк затрепетал от легкой ласки. Усилием заставил голос звучать ровно: – Ты ни разу не проявил такого желания. – Возможно, я ждал тебя. – Он лукаво посмотрел на Люка, и рука медленно поднялась по бедру к тому месту, где оно соединяется с телом, – Похоже, ждать мне придется очень долго, а потому я пришел сказать, что жду тебя сегодня ночью в своих покоях. Люк проглотил возмущение от такой откровенности. Легко притворяться, что ты лишь плывешь по течению, когда все решения принимает Эймонд, но сделать шаг самому… – С чего мне это делать? – упрямо спросил Люк, – если тебе хочется, сам и приходи! Эймонд под водой погладил его член. – Я и так всегда прихожу первым. Люк упрямо пожал плечами, стараясь ничем не выдать свое волнение, но член под неспешной лаской уже начал твердеть. – Я буду тебя ждать, – пообещал Эймонд и убрал руку. Он исчез так же быстро, как появился. * Эймонд был зол и весел одновременно. Столько времени потратил, чтобы поддразнить мальчишку, завести его до предела равнодушным видом, случайными взглядами и прикосновениями. Он замечал его полные надежды глаза, нервное покусывание губ, легкую дрожь ладони, когда они сидели рядом за столом, и был уверен, что Люцерис только и ждет любого знака внимания, а стоит поманить, упадет в руки, как спелый плод. А получив откровенное приглашение, появится в его покоях, едва солнце скроется за горизонтом. Но минуло несколько часов после заката, сменилась вторая стража, а Люцерис так и не появился. Упрямый идиот, решил, что может на равных тягаться с Эймондом. Но характера ему не занимать, и это будоражило. Эймонд решил больше не ждать удобного случая, он уже настроился этой ночью получить все, о чем столько мечтал, а потому сам отправился в покои Люцериса. Подкрадываться к спящему становилось привычкой, но Эймонду нравилось, когда он мог застать его в момент полной беспомощности. Люцерис посмел заснуть! Эймонд даже рассмеялся, несмотря на злость. И все же он не переоделся в одежду для сна, а значит, его ждал. Эймонд лег рядом на кровать и бесцеремонно начал расстегивать пуговицы на его камзоле. Люцерис заворочался и открыл глаза. Сначала недоуменно поморгал, но быстро пришел в себя и рванул прочь. Эймонд молниеносно схватил его и придавил к подушке. – Что ты делаешь?! – закричал Люцерис. – Я же сказал, что хочу видеть тебя этой ночью, а ты ослушался, и мне пришлось прийти самому, – мягко упрекнул Эймонд. – Я и не собирался тебя слушаться! – возмутился Люцерис. – С какой стати ты мне приказываешь?! Уходи! Эймонд не обратил внимания на его возмущение, одной рукой прижимал его к постели, другой продолжал расстегивать одежду. – Перестань! – Люцерис снова попытался убежать. Эймонд резко навалился на него и поцеловал в сжатые губы. Люцерис мотал головой, пытаясь вырваться, пришлось схватить его лицо двумя руками и поцеловать, как следует. Наконец губы покорно сдались под его напором, впуская внутрь настойчивый язык. Но когда Эймонд попытался задрать его нижнюю рубаху, Люцерис его снова отпихнул. – Прекрати! Глаза Люцериса гневно блестели, темные волосы растрепались, припухшие губы в тусклом свете казались такими темными, словно выпачканы кровью. – Ты же знаешь, что сопротивление меня только возбуждает. – Эймонд надавил ладонью на грудь, удерживая его на месте. – Я могу взять тебя силой. Люцерис перестал дергаться, медленно закинул руки на плечи Эймонда и томно произнес: – Тогда я не доставлю тебе такого удовольствия и отдамся добровольно! Эймонд зарычал от вожделения и ярости, схватил его под коленями и стащил с подушки, навалился сверху, накинулся, покрывая жадными поцелуями-укусами лицо, шею, обнажившуюся грудь, живот… Чем ниже он спускался, тем нежнее становился. Когда его язык нырнул в ямку пупка, Люцерис сладко застонал, его живот подрагивал, пульс учащенно бился. Эймонд медленно распустил шнуровку на штанах и спустил их с ног. Той ночью в Риверране он не разглядел его как следует в темноте, зато теперь мог любоваться всласть. В желтом свете свечей кожа отливала мягким медовым тоном, бархатистый пушок ниже на животе спускался темной дорожкой к густым волосам в паху. Его руки и ноги были еще по-мальчишески тонкими, но длинными и ловкими, с крепкими мускулами. Аккуратный член наливался кровью и вставал из гнезда курчавых темных волос. Эймонд уткнулся в них носом, вдыхая запах тела и мускуса. Люцерис осторожно положил руку на макушку, словно подбадривая, погладил. Их взгляды встретились и не отрывались друг от друга, когда Эймонд осторожно обхватил губами головку его члена. Длинные волосы упали, занавешивая лицо, и он раздраженно откинул пряди за спину. Эймонду хотелось, чтобы Люцерис хорошо его видел. Он несколько раз получал подобные ласки в борделе, куда его водил Эйгон, но никогда не делал этого сам, и даже не представлял, что захочется. А теперь его пронзала незнакомая нежность, которая смешивалась с непреодолимой жаждой обладать, поглотить его целиком, сделать своим и никогда не отпускать. Люцерис все-таки закрыл глаза, запрокинул голову, вцепился в подушку. Его гибкое юное тело извивалось от наслаждения, пока Эймонд все увереннее ласкал его языком, забирал глубже в рот, выпускал и целовал нежную кожу в изнанке бедер. Люцерис задергался в его руках, пальцы сжимались и разжимались, из открытого рта вырывались хриплые стоны. – Эймонд… Эймонд, я уже… сейчас… Эймонд был благодарен за своевременное предупреждение, но не собирался выпускать его и проглотил все до капли, это был странный опыт, но этой ночью Люцерис принадлежал ему целиком – со своим податливым телом, бесстыдными стонами и горьковатым семенем, и Эймонд хотел насладиться сполна. Когда все закончилось, он еще лежал между разведенных бедер, целовал и поглаживал влажную от пота кожу. Люцерис прикрыл глаза и глубоко дышал, приходя в чувство. Эймонд утер с края губ капельку семени, с сожалением оглядел распростертое под ним желанное тело и поднялся. Он уже спустил одну ногу с кровати, когда Люцерис распахнул глаза. – Куда ты собрался? – удивился он. – Час уже поздний. Люцерис резко вскинулся и схватил его за руку. – Ты хочешь просто уйти, сейчас? – он растерянно нахмурился. – В чем дело, Люцерис, ты не удовлетворен? Люцерис сдвинул брови, посмотрел в лицо Эймонда, потом на выпуклость в его паху. – Это ты не удовлетворен и собираешься уйти. Эймонд попытался высвободить свою руку, но Люцерис не отпускал. – Ты ведь сам не хотел, а теперь тебе мало? Люцерис встал коленями на постель и обвил руками шею Эймонда. – Во что ты играешь? Почему ты только дразнишь, а потом уходишь? – отчаянно прошептал он. –Почему просто не возьмешь меня? – Ты в самом деле этого хочешь? – С каких пор тебя волнует, что я хочу? – Люцерис лукаво улыбнулся. – Драконы не спрашивают, они просто берут, что пожелают… Эймонд отчаянно застонал, припал к его губам и снова повалил на кровать. Было бы проще, если бы Эймонд просто раздвинул ему ноги, вогнал твердый член в узкую дырку и неистово оттрахал, так чтобы мальчишка мог только рыдать и молить о пощаде. Разве не этого он хотел столько времени? Разве жажда обладания имеет что-то общее с нежностью и заботой? И все же он осторожно, следя за каждой гримасой боли или удовольствия, ласкал и растягивал Люцериса пальцами, вводя их глубоко и неторопливо. Пришлось смазать их маслом для лампы, ничего другого в покоях не нашлось. Руки казались слишком липкими, большими и грубыми, но Люцерис покорно подавался им навстречу, словно стремился вобрать в себя. Когда Эймонд погрузил в него три скользких пальца, сгибая и дразня, он представил, как загоняет внутрь всю ладонь, сжимает внутри кулак, яростно трахает, глядя, как плотное кольцо мышц облегает запястье… выдержал бы это Люцерис, смог бы принимать его так же охотно, как сейчас пальцы? Возможно, когда-нибудь они попробуют... Но сейчас будет достаточно его члена… Он должен быть осторожен, он никогда не делал этого раньше, ни с женщинами, ни с мужчинами. Должно быть это приятно, потому что Люцерис сладко жмурится, покусывает губы, тянется за его пальцами, когда Эймонд задевает какое-то тайное местечко глубоко внутри. Люцерис уже не стонал так довольно, когда в его заднице оказался член. Он болезненно морщился, терзал зубами свои губы и часто дышал через нос. Короткие ногти впились в плечи Эймонда, но эту боль не сравнить, с той, что он сейчас испытывал. Эймонд сознавал, что он слишком груб и неосторожен, но больше не мог себя сдерживать, мальчишка сам напросился, сам раздразнил его, а теперь получает то, что хотел. Он знал, что этим все кончится, еще тогда много лун назад в темном коридоре Эймонд мог зажать его, грубо взять у стены без всякой подготовки, и тогда было бы намного хуже. С тех пор он научился обуздывать ту темноту, что поднималась в нем каждый раз, когда они оказывались рядом, но она не ушла до конца. И все же он сдерживался, замирал, глубоко погрузившись в тело Люцериса, сливаясь с ним в единое существо, а тот удушающее сдавил его шею руками и скрестил лодыжки на пояснице. Он не просил пощады, не просил остановится, наоборот, подавался вперед за каждым толчком, должно быть, получая от этого акта собственное извращенное удовольствие. Эймонду всего было мало, он хотел еще более полного и тесного слияния, ему недостаточно наслаждаться одному, он желал, чтобы Люцерис снова забылся в ласке, чтобы этой ночью испытал нечто такое, чего никогда не забудет, и не сможет получить ни от кого другого. Эймонд перевернул его на живот, приподнял за бедра, и снова вошел, теперь уже легче, Люцерис принял его вполне охотно. Его голова повернулась, прижимаясь щекой к подушке, светлая кожа раскраснелась, губы блестели от слюны, темные волосы крупными кольцами прилипли к вискам и затылку, пальцы комкали простыни… Эймонд вошел так глубоко, что его пах прижимался к ягодицам Люцериса. Он лег грудью на его спину, целовал за ухом, обводил языком мочку, краешек рта, и Люцерис повернул голову, чтобы поймать поцелуй. Теперь он был возбужден не меньше, и Эймонд ласкал его член в едином ритме с толчками своих бедер. Люцерис принимал его так хорошо, словно был рожден для этого… создан для того, чтобы с наслаждением извиваться на члене собственного дяди, пока тот неистово вдалбливает его в постель… Оргазм был таким мощным, что казалось, вместе с семенем выплеснулись и его мозги. С глухим рыком Эймонд уткнулся лбом между лопаток Люцериса и замер. Он почувствовал липкое пятно на ладони, и с удовлетворением понял, что даже в тумане страсти заставил Люцериса кончить еще раз. Эймонд приподнялся и посмотрел на неподвижно лежащего под ним мальчишку. Люцерис закрыл глаза, медленно дышал. Его ноги были широко раздвинуты, и Эймонд заглянул между ягодиц, осторожно прикоснулся к опухшей, покрасневшей плоти, глядя как вытекает его семя. Он уже испугался, что натворил дел, но к счастью крови не было. Эймонд подошел к умывальному столику, смочил из кувшина полотенце и обтерся, снова намочил и вернулся к постели. Люцерис не шевелился, пока Эймонд обмывал его сзади, но после повернулся на спину и потребовал: – И живот тоже. Эймонд с усмешкой подчинился. Люцерис, прикрыв глаза, наблюдал за ним с довольным и сытым видом. Эймонд немного успокоился. – Иди сюда, – сонно позвал Люцерис, поднимая руки. Эймонд покорно опустился в его объятия и положив голову на плечо. Вслепую нашарил откинутое одеяло и укрыл их обоих. Поднявшись над облаками, Эймонд парил в безбрежной пустоте, наслаждаясь одиночеством, которое делил лишь с Вхагар. Все беды и тревоги оставались внизу, а в вышине он становился другим человеком, свободным и всемогущим. Даже спустя шесть лет после того, как он оседлал Вхагар, каждый полет не утратил новизны и восторга. Эйгон и Хелейна любили летать вместе и часто звали Эймонда присоединиться, но он не хотел ни с кем делить эти мгновения. Поля и леса далеко внизу превратились в пестрое лоскутное одеяло, замки казались детскими игрушками, а широкая Черноводная превращалась в узкую серебристую ленту. Эймонд чуть потянул поводья, направляя Вхагар вниз, и произнес команду вслух на валирийском. Эйгон хвастался, что Солнечному Огню даже не требуется говорить команды, он улавливает их мысленно, и Эймонд порой завидовал ему. Да, его дракон самой большой и грозный, но они еще так мало времени провели вместе и их связь не такая крепкая, как у тех всадников, что растут с драконом, вылупившимся из яйца. И все равно он бы не променял ее ни на кого другого. Он чувствовал невероятную мощь, когда летел верхом на Вхагар, никто в мире не мог с ним сравниться! В небе над рекой Эймонд заметил темную точку, слишком крупную, чтобы оказаться птицей. Вхагар дернулась навстречу, и он не стал ей препятствовать. Она почти не реагировала на драконов его братьев и сестры, но внезапно ее что-то заинтересовало, и Эймонд догадался, чей этот дракон. Вскоре он убедился в своей догадке, рассмотрев дымчато-розовое тело Арракса. Он улыбнулся с предвкушением и заставил Вхагар лететь навстречу еще быстрее. Под ложечкой приятно засосало, когда он вспомнил их любовные утехи. Эймонду хотелось повторить все на следующую же ночь, но он пощадил Люцериса, дав ему время, чтобы оправиться, а этот идиот уже спустя два дня забрался в седло. Люцерис тоже его заметил и припустил навстречу. Арракс подлетел к голове Вхагар, осторожно понюхал, что-то прощебетал на драконьем языке и взметнулся вверх. Эймонд услышал радостный смех Люцериса. Маленький дракон порхал вокруг, словно игривый мотылек, беспрерывно мельтеша крыльями, то подлетал к ее морде, то оказывался под брюхом и снова взлетал выше. Она лишь раздраженно рычала, но без настоящей злости – новый знакомый оказался слишком юным и быстро ее утомил. Эймонд с интересом наблюдал за Люцерисом в полете. Когда Рейнира с детьми еще жила в Королевской Гавани, дракон Люцериса был слишком мал, чтобы его оседлать, потому сейчас Эймонд впервые видел его верхом. Пусть он наполовину Стронг, кровь Таргариена сделала его прирожденным драконьим всадником. Он уверенно держался в седле, закладывал лихие виражи и повороты, легким движением руки направлял поводья, и Арракс беспрекословно подчинялся всем командам. Дракон и всадник были единым целым. Похоже, Люцерис наслаждался вниманием Эймонда и нарочно красовался перед ним. Они снизились над рекой, и вдруг Арракс, сложив крылья, рухнул вниз головой. Эймонду пришлось чуть наклониться в седле, чтобы рассмотреть получше. Дракон неудержимо падал, но едва долетев до поверхности реки, резко сменил направление, расправил крылья и заскользил над водой, касаясь ее то одним концом крыла, то другим. А потом снова поднялся вертикально и по спирали взмыл вверх. Эймонд наблюдал с восхищением. Для Вхагар такие трюки остались далеко в прошлом. Он не испытывал зависти, но мог оценить виртуозность другого всадника. Если Вхагар воплощала мощь и величие, то Арракс – легкость и быстроту полета. Наконец Люцерис угомонился, поравнялся с Вхагар, так, чтобы седла всадников оказались почти на одной линии, и полетел рядом. Он с гордой улыбкой смотрел на Эймонда, ожидая его одобрения. Эймонд оставался невозмутимым. Люцерису вскоре надоело просто медленно лететь рядом. – Давай же, догоняй! – закричал он и лихим задором умчался прочь. – Ну давай, покажем им, на что способны, – проговорил Эймонд, и пустил Вхагар в погоню. Как только она настигала Арракса, тот снова пускался наутек. В этом юном драконе было столько жизни и задора, что он готов был играть с ней целый день. Эймонд невольно заразился азартом, и снова пускался в погоню. Он удивился, насколько наслаждается совместным полетом. Когда они утомились, то опустились на отдаленном каменистом берегу. Вхагар сразу же свернулась и закрыла глаза, Арракс пытался привлечь ее внимание, но потом заскучал и снова взмыл в воздух. Довольный Люцерис, с раскрасневшимися щеками и сияющими глазами, посмотрел на своего дракончика, а потом на Эймонда, словно ожидая похвалы. – Фиглярские трюки, – сухо заметил тот. – Но тебе ведь понравилось, признайся, дядя! – небрежный тон его ничуть не смутил. Он подошел ближе, заглядывая в лицо Эймонда, чтобы уловить его настоящее настроение. – Я думал, недавние упражнения в постели на несколько дней удержат тебя от седла. Люцерис смущенно вспыхнул, но все же быстро нашелся: – Ничто не удержит меня от полетов. Эймонд схватил его за руку, резко дернул на себя и обнял за талию. – Тогда ты готов и для других поездок? Люцерис испуганно огляделся. – Здесь? Нас могут увидеть! Эймонд осмотрел пустынный каменистый берег, ближайшая деревушка примерно в двух лигах. – Только чайки и драконы, – уверил он. Люцерис снова огляделся по сторонам и облизнул губы, борясь с искушением. Потом повернулся к Эймонду и согласно кивнул. – Только в это раз будь осторожнее. – А ты, оказывается, неженка, лорд Стронг! В глазах Люцериса блеснул вызов. Он обвил шею Эймонда руками и настойчиво поцеловал. – Ладно! В пекло нежности, – заявил он, его взгляд возбужденно потемнел. – В этот раз не сдерживайся. И все же Эймонд не сумел исполнить угрозу, когда Люцерис распластался под ним на расстеленном между камнями плаще, такой настойчивый, зовущий, жадный до ласки. И он, не сдерживая нежности, покрывал все его тело бессчетными поцелуями, задыхался от нахлынувшего благоговения, склонялся перед ним на коленях, словно совершал богохульное таинство, и только чайки были ему свидетелями. * Теперь, когда между ними уже не осталось никаких физических преград, Люк решил, что может поделиться с Эймондом своим давним секретом, и выудил со дна сундука валирийскую книгу. Он немного смущался, когда признался Эймонду, что люди на картинках всегда казались похожими на него. Эймонд довольно улыбнулся. – Я рад слышать, что ты давно дрочил на меня, племянник, – подразнил он, – но я совершенно не вижу сходства. Они все какие-то уродцы. – Ты просто не разбираешься в искусстве! – проворчал Люк. Впрочем, книгу Эймонд рассматривал с искренним интересом. Люк успокоился, что над ним не смеются, присел на кровать рядом и начал комментировать: – Мне нравится вот эта поза, и вот это тоже выглядит заманчиво. – Он что засунул туда язык?! – изумился Эймонд. Люк подавил смешок. Похоже, что хотя бы в теории он знает о любовной науке больше, чем дядя. – Я подумал, мы могли бы попробовать кое-что, – осторожно предложил Люк. Эймонд удивленно вскинул бровь. – Да, я знаю, некоторые позы выглядит слишком причудливо и сложно, требуется немало опыта и сноровки, – поспешно разъяснял Люк, – но мы могли бы начать с чего-нибудь простого. – Я вижу очень мало картинок, где всего два мужика, – недовольно заметил Эймонд. – Надеюсь, ты не предлагаешь позвать кого-нибудь еще? Я не привык делиться. От ревности в его голосе Люка пробрала возбужденная дрожь. – Нет, конечно нет! – он успокаивающе погладил бедро Эймонда. – Мы можем просто импровизировать. – Только не жалуйся, когда я завяжу тебе ноги узлом на затылке, – пообещал Эймонд и повалил смеющегося Люка на постель. * Эймонду нравилось играть с Люцерисом в жестокие игры – в одно мгновение он одурманен страстью, в другое уже холоден и отстранен, а то и вовсе делал вид, что на несколько дней забыл о его существовании. Воздержание давалось ему большим трудом, и он надеялся, что Люцерис испытывает такие же страдания. Но он не собирался выдавать свое нетерпение. И чем дольше ожидание, чем слаще потом воссоединение. Он предвкушал новую встречу, пока не зная, когда она случится, хотелось быть непредсказуемым даже для самого себя, чтобы сделать страсть острее. В этот вечер он снова решил остаться в своих покоях за книгами. Мало кто мог поверить, что грозный принц Эймонд любил такие тихие моменты наедине. Он совершенно не ожидал, что кто-то посмеет его потревожить, а потому удивился, услышав, как открылась дверь, и в комнату вошел Люцерис. Эймонд смерил его вопросительным взглядом, а Люцерис изумленно замер. Эймонд вспомнил, что снял глазную повязку, и теперь Люцерис увидел, что скрывается под ней. Его потрясенный взгляд не отрывался от сапфирового глаза Эймонда. Захотелось тут же прикрыться, но Эймонд сдержал порыв. Люцерис медленно подошел ближе и протянул руку к лицу. Эймонд схватил его запястье. – Что ты здесь делаешь? Люцерис тяжело сглотнул, не отрывая взгляд от сапфирового глаза. – Это… это выглядит так роскошно, – прошептал он и облизнулся. – Ты находишь роскошным увечье, которое мне нанес? – хмуро спросил Эймонд, все еще стискивая его руку. Он был раздражен, что его застали в момент, когда он был к этому не готов. Люцерис поморгал, словно стряхивая наваждение. – Нет… вовсе нет, я про твой сапфир! Он делает тебя таким привлекательным… и опасным… Эймонд был польщен, но не подал виду. – Ты прав насчет опасности. Так зачем ты пришел? – Ты знаешь, зачем я пришел! – раздраженно вздохнул Люцерис. – Мне надоело тебя ждать! – Когда я тебя приглашал, ты не приходил. Может быть, я устал бегать за тобой. – Я тебе не верю! Эймонд поднялся с кресла и угрожающе навис над Люцерисом. Он все еще не желал признаваться ни ему, ни себе, как рад этому внезапному появлению. Его должно злить, что Люцерис увидел его глаз без повязки – однажды он собирался и сам его показать в особенный момент, а его застали врасплох, и эффект испорчен. Но его подкупило искреннее восхищение Люцериса. – Не стоило приходить без приглашения… Люцерис не дал договорить, бросился к нему на шею и пылко поцеловал. Эймонд лишь покорно раскрыл рот, но долго не мог оставаться безучастным. Он прижал к себе Люцериса и приподнял, подхватив за задницу. Люцерис тут же обвил его ногами. Мальчишка оказался совсем не легким. Не прерывая поцелуя, Эймонд понес его через комнату в спальню и бросил на постель. Они сплелись в неистовых объятиях, и долго обменивались поцелуями, укусами и вздохами. Почувствовав, как юркая ладонь пробирается к нему в штаны, Эймонд отбросил ее, повалился рядом на постель и закрыл глаза. – Что ты делаешь? – послышался возмущенный возглас. – Ты собрался спать? – Время уже позднее, я устал. – Эй, как ты можешь спать, когда я здесь! – Люцерис толкнул его коленом в бедро. – Я не ждал сегодня гостей, а ты пришел без приглашения. Эймонд открыл глаза и хитро покосился на Люцериса. Лицо мальчишки пылало от возмущения. Он решительно взобрался на бедра Эймонда и медленно поерзал. Их поцелуев было уже достаточно, чтобы возбудиться, а после такого член Эймонда был полностью готов. – Все еще собираешься спать? – с коварной улыбкой спросил Люцерис. Эймонд с большим усилием сохранял спокойствие. – Я устал и не хочу двигаться, – пробормотал он. – А что если я все сделаю сам?– Люцерис низко наклонился и самоуверенно посмотрел ему в лицо. Эймонд ответил пристальным взглядом. Внутри шевельнулся интерес. Они уже много чего попробовали из книги Люцериса, но такого не делали еще ни разу. – Уверен, что сумеешь меня удовлетворить? – поддразнил Эймонд. В глазах Люцериса зажегся азартный огонек. Он склонился к лицу Эймонда и прошептал, касаясь губ жарким дыханием: – Я буду стараться изо всех сил! Эймонд положил руки ему на бедра. – Тогда покажи, на что ты способен, мой маленький лорд Стронг. Люцерис оказался очень старательным и немного неловким. Это скорее забавляло, чем раздражало Эймонда, но он был возбужден и покорно подставлял тело неторопливым ласкам. Люцерис, сидя на его коленях, медленно поглаживал ладонями грудь и живот, то вверх, то вниз, задевал твердые соски, теребил их между пальцами, наклонялся, чтобы смочить слюной и дразняще прикусить. – Ты такой красивый, – восхищенно шептал он, заставляя сердце Эймонда биться быстрее. Его пыл не остался безответным. Эймонд чувствовал медленно тлеющее желание, которое разгоралось внизу живота все жарче, а ласки Люцериса становились смелее. Мальчишка быстро входил во вкус. Не разрывая взгляд, Люцерис сунул в рот два пальца и тщательно облизал, а потом провел ими между ягодиц Эймонда. Незнакомое прикосновение заставило немного дернутся, и все же Эймонд покорно развел бедра. – Этого будет недостаточно, – хрипло сказал он, ощущая тугое проникновение влажных пальцев. – Там, на ночном столике… Не прерываясь, Люцерис протянул свободную руку и нашел стеклянный флакон. Выдернул пробку зубами и щедро начал лить масло на свои пальцы, на пах и бедра Эймонда, на покрывало. Эймонд хрипло рассмеялся. – Что ты творишь? Ты испачкаешь всю постель. – В пекло постель! Люцерис мстительно вонзил пальцы глубже, чтобы отвлечь Эймонда от всяких глупых мыслей. И вскоре тому стало не до шуток. Он зашипел от резкой вспышки болезненного удовольствия, впился пальцами в бока Люцериса и выгнулся на постели. Люцерис навалился сверху, удерживая его на месте. Мучительно медленно он двигал пальцами, доводя Эймонда до исступления. Эймонд не ожидал, что это будет настолько приятно, но не желал признаваться Люцерису, что получает такое удовольствие от одних его пальцев. – Если ты собираешься возиться всю ночь… – прохрипел он. – Я уже закончил. Люцерис уверенно перевернул Эймонда на живот и навалился сверху. Он был меньше Эймонда, и все же первое проникновение оказалось таким болезненным, что пришлось закусить подушку, чтобы сдержать стоны. Но Эймонд был воином и привык испытывать боль, еще в юном возрасте стойко перенес жестокое увечье от этого самого парня, а теперь и вовсе стыдно скулить всего лишь от его члена в заднице. Но ощущение было таким незнакомым и чужеродным… Он завел руку за спину, снова вцепился пальцами в бок Люцериса, надеясь, что на белой коже останутся следы пальцев. Люцерис сдерживался, двигаясь медленно и осторожно. Эймонд не был с ним таким терпеливым в первый раз. Это сводило с ума. – Проклятье! Давай же, двигайся, – рычал он, резко двигая бедрами навстречу осторожным толчками. – Это все на что ты способен? Голос звучал жалко. – Ну хорошо, – пробормотал над его ухом Люцерис. Он намотал на кулак прядь волос Эймонда, запрокидывая голову назад, прикусил кожу в изгибе плеча, и вонзился так глубоко, что в глазах проступили слезы. – Вот так… Нравится? – шептал ему на ухо Люцерис, исступленно вколачиваясь в его тело с влажными шлепками. – Да, проклятый ублюдок, вот так, не останавливайся, – вторил ему Эймонд, поддаваясь бедрами на каждый яростный толчок, стискивая и царапая кожу на бедрах Люцериса, сталкиваясь с ним раскрытыми ртами в коротких поцелуях-укусах. Все закончилось слишком быстро, едва он потерялся в удовольствии, как Люцерис резко замер и кончил хриплым вскриком, прижимаясь лбом к спине Эймонда. Жжение между ягодиц теперь стало нестерпимым, потная кожа неприятно липла. Люцерис просто лежал на нем, не вынимая и больше не двигаясь, и Эймонду пришлось самому довести себя до конца. Наконец Люцерис коротко поцеловал в плечо, вытащил член и упал рядом. Эймонд заерзал, чувствуя, как чужое семя стекает по бедрам. Люцерис приподнялся на локте и как-то робко посмотрел на него. Эймонда это позабавило. И куда делись дерзость и самоуверенность? – Ну, тебе было хорошо? Понравилось? – с надеждой спросил Люцерис. – Я лежу на мокром покрывале, и твоя сперма стекает у меня из задницы, – проворчал Эймонд, – мог бы и позаботиться обо мне сначала… – Да, прости… Люцерис соскочил с постели и побежал к умывальному столику. Он очень мягко и бережно обтирал тело Эймонда, и раздражение быстро улетучилось. Эймонд положил руку на бедро Люцериса и мягко улыбнулся. – Мне было хорошо. Люцерис засиял. – Хорошо! Это замечательно! Он быстро чмокнул Эймонда в губы и лег рядом, устроив лицо в изгибе плеча и обняв его за пояс. Была уже глубокая ночь. Люцерис сладко сопел под боком, а Эймонд не мог сомкнуть глаз. Поясницу и задницу саднило, но это была приятная боль. Он усмехнулся и повернулся к своему любовнику, разглядывая его лицо. Во сне он казался еще моложе, беззащитнее. Эймонд убрал со лба челку. А ведь он совсем зеленый юнец. Эймонд привык относиться к нему как к врагу и никогда не думал, как о ком-то, к кому можно испытывать нежность и привязанность. Если бы Люцерис попросил прощения или показал хоть каплю раскаяния, могло бы у них все сложиться по-другому? Эймонд помрачнел. Ход собственных мыслей напугал его. Он слишком размяк в последнее время. Эти дни были похожи на сказку, но сказки нереальны. И то, что он так легко позволил ему сегодня… Они не возлюбленные, не друзья, а лишь враги, которые трахаются. И ему все еще придется потребовать у Люцериса кровавый долг. Он ничего не забыл. Самому себе он готов был признаться, что уже не хочет этого, но справедливость должна быть восстановлена… Эймонд ощутил во рту вкус желчи. Вся эта ночь, все предыдущие ночи теперь представились одной большой ошибкой. Он раздраженно толкнул Люцериса коленом. Тот заворочался и сонно потянулся к нему, решив, что Эймонд хочет еще раз. – Тебе пора уходить, – сухо сказал Эймонд. – Но ведь еще глубокая ночь, – проворчал Люцерис. – Поэтому и пора, – Эймонд снова растолкал его. – Одевайся и возвращайся к себе. – Эймонд, ты не можешь вышвырнуть меня посреди ночи! – возмутился Люцерис. Теперь он окончательно проснулся. – Именно это я и делаю. Лицо Эймонда оставалось бесстрастным. Люцерис посмотрел на него с обидой, а потом, понимая, что тот серьезен, выругался и поднялся с постели. Не переставая цедить сквозь зубы проклятья, собрал с пола свои вещи, торопливо оделся и ушел, громко хлопнув на прощание дверью. Эймонд тоскливо откинулся на подушку и закрыл глаза, но сон так и не пришел этой ночью. * Люк был все еще очень зол на Эймонда, но ему хотелось попрощаться. Несколько дней назад с Драконьего Камня прилетел ворон – мама писала, что пора возвращаться домой. Люк оттягивал этот момент, как мог, выжидая подходящего случая, чтобы подступиться к Эймонду. Но больше откладываться возращение нельзя, а Эймонд некстати уехал на охоту вместе с молодыми лордами и рыцарями. Он даже не думал приглашать Люка или поговорить с ним перед отъездом. И это разозлило еще больше. Собираясь домой, Люк решил, что так даже лучше. Они хорошо проводили время, но теперь оно закончилось. Чем дольше они будут вместе, тем крепче будет становиться привязанность, и лишь больнее будет потом. Взлетая над Королевской Гаванью, он окинул прощальным взглядом город, не зная, когда вернется сюда в следующий раз, и что будет его ждать. Возвращение в столицу не сулило ничего хорошего. Люка ждало разбирательство за титул лорда Дрифтмарка, и он чувствовал себя ужасно. Если бы дело касалось только его, он бы с радостью отказался в пользу Веймонда Велариона. Но речь шла о его долге перед семьей, о наследии, которое необходимо сохранить и продолжить, и он не мог руководствоваться личными желаниями. И все же ему хотелось куда-нибудь спрятаться. Он постоянно ощущал на себе осуждающие взгляды, представлял пересуды за спиной ¬– бастард-самозванец, который отбирает у законного наследника то, что принадлежит ему по праву. Волнение отвлекало от мыслей о Эймонде, и все же Люку не терпелось снова его увидеть. Конечно же тот вел себя сдержано и высокомерно, как дядя со своими малознакомыми племянниками, которых не особо жалует. Люк ожидал такой игры на публике. Даже в самый разгар их страстного романа Эймонд вел себя точно так же, когда они были на людях. Иногда их взгляды пересекались, и сердце Люка билось быстрее. Решалась судьба его наследства, а он не мог выбросить мысли об Эймонде. Люк желал, чтобы все побыстрее закончилось, этот фарс, этот позор, публичные обвинения. Он знал, что все на него пялятся с осуждением, мысленно поддерживают Веймонда. Наверняка, Эймонд тоже злорадствует – наконец-то бастарда поставили на место. Появление в тронном зале короля вызвало целый шквал эмоций, Люк был напуган и опечален его тяжелым состоянием, и в то же время безмерно счастлив, что дедушка поднялся со смертного одра, чтобы снова спасти его и свою любимую дочь. Ему было немного стыдно за то облегчение, что он испытал, когда король снова встал на его сторону, и для него все обошлось так легко. Люк и представить не мог, что суд окончится кровавой трагедией. Но глубине души он был рад смерти Веймонда – назидание всем, кто посмеет выступить против и бросить в лицо Рейнире и ее детям их позор. Люк надеялся, что Эймонд тоже запомнил этот урок. Воссоединение семьи за ужином получилось тягостным, в напряженной обстановке они исполняли последнюю волю умирающего короля и играли свои роли. Были милыми и любезными, говорили друг другу теплые слова, поднимали тосты, шутили, словно на самом деле радовались встрече после долгой разлуки. Постепенно Люк расслабился и даже начал наслаждаться вечером, глядя, как все смеются, а Джейс танцует с Хелейной, и подумал, что все не так уж плохо. Они могли бы уживаться вместе, не вцепляться друг другу в глотки, не угрожать оружием, вести вежливые разговоры – это уже не мало. Кто знает, может быть, время излечит и эти раны. Эймонд сидел напротив на другом конце стола, повернувшись мертвым глазом за повязкой, и Люк не мог распознать его выражение. Иногда казалось, что Эймонд внимательно за ним наблюдает, и тогда к щекам приливала кровь. Когда король поздравил внуков с помолвкой, Люк снова поймал на себе тяжелый взгляд Эймонда и понадеялся, что тот ревнует. Но скрытое напряжение копилось весь вечер, и когда король их покинул, вылилось в гадкую потасовку. Эйгон задался целью разозлить Джейса похабными шутками, но его брат держал себя в руках и с честью избегал неприятных ситуаций. А потом появилась эта проклятая свинья... Люк забылся, почувствовал себя безопасно и уютно, немного выпитого вина ударило в голову, и все вокруг казалось проще, чем на самом деле. Когда Люк увидел, как перед Эймондом поставили новое блюдо, он просто не смог сдержать смех. Такой суровый собранный Эймонд, а рядом дурацкий поросенок. Словно Розовый ужас снова вернулся во всем великолепии, чтобы напомнить о себе. Люк представил нынешнего Эймонда верхом на свинье с крыльями и снова прыснул. В детстве они были такими идиотами! Он надеялся, что Эймонд тоже вспомнит розыгрыш и посмеется. Но он по-прежнему оставался таким серьезным, что Люку стало еще смешнее. Он надеялся, что позже они смогут посмеяться вместе… Но надежды на это рассыпались, когда Эймонд произнес свой тост… Люк был очень зол, ему, как и Джейсу, тоже хотелось кинуться в драку, особенно когда Эйгон приложил его головой о стол. Вино и ярость ударили в голову, хотелось поквитаться с обоими братьями, которые наплевали на все попытки короля объединить семью и открыто выражали свое презрение… Он был даже рад, что Деймон вмешался и прервал потасовку, которая могла обернуться очередным унижением. Это позволило Люку немного остыть, но злость никуда не исчезла. Эймонд слишком демонстративно пытался доказать ему, что между ними ничего не осталось, а значит, что на самом деле он лгал! Люк не пошел в свою комнату, а направился прямо в покои Эймонда, где провел несколько жарких ночей, но сейчас, пока ждал его, старательно отгонял воспоминания. Когда Эймонд появился, Люк сразу же накинулся на него с возмущениями: – Зачем ты это устроил? Твоя шутка была слишком грубой! – А я думал, именно такие ты и любишь, – невозмутимо отозвался Эймонд. – Ты посмеялся надо мной, я ответил той же любезностью. – Как ты можешь сравнивать? Я просто посмеялся над детским розыгрышем, а ты прилюдно нас оскорбил. Эймонд мгновенно оказался рядом, схватил Люка за волосы на затылке и больно потянул. – Конечно же, это такая мелочь для тебя, которая ничего не значит, и можно легко забыть! – проговорил он со злобой, опаляя дыханием лицо Люка. – Привык, что любая выходка сходит тебе с рук! Можешь насмехаться, калечить, отнимать чужое наследство. И тебе ничего за это не будет! Ты мне отвратителен, бастард. Люк смотрел на него с болью. Все это время, что они провели вместе, он надеялся, что ненависть Эймонда остыла. Но он просто запрятал ее поглубже, а сейчас облил ею с ног до головы. Люк понимал его злость и обиду, ему хотелось найти слова, чтобы все исправить. – Эймонд, пожалуйста… – произнес он, не зная, о чем просит. – Все не должно кончиться вот так… Эймонд резко дернул его за волосы, запрокидывая голову назад, впился в губы коротким злым поцелуем, а потом отшвырнул от себя. – Ничего не изменилось, Люцерис, – сказал он холодно. – Нам было весело, но не думай, что это что-то значит. Возвращайся к своей невесте и мамочке, и будь счастлив. Или нет. Мне плевать. Люк ушел, не оборачиваясь. В глазах копились слезы, но он сдерживал их, как мог. Он должен был быть готов к такому исходу, и все же надеялся, чтобы им удастся хотя бы спокойно попрощаться. Но это все к лучшему, больше не нужно цепляться за надежду. Чем злее их разрыв, тем легче будет его пережить. Новости о смерти короля и коронации Эйгона накрыли Люка невыносимым ужасом. Еще вчера казалось, что наступило хрупкое затишье, а сегодня война оказалась прямо на пороге. Но его мама всеми силами пыталась ее предотвратить. Люк надеялся, что не подведет ее, и все же, увидев над стеной Штормового Предела Вхагар, сразу понял, что провалил свою миссию – Эймонд во всем его превзойдет, как бы они ни старался. И все же он старался с честью выполнить задание, возложенное на него королевой. Последняя встреча с Эймондом все еще отзывалась болью, но он не сумел подавить мимолетную радость, когда увидел его в Великом Чертоге лорда Баратеона. Он старался быть хорошим посланником, старался не думать о том, что его определили, а новость о помолвке Эймонда с дочкой Баратеона ранила сильнее, чем провал миссии. Эймонд наблюдал за ним с довольной улыбкой. Ему нравились беспомощность и унижение Люка. Люк постоянно чувствовал на себе его взгляд, сам оборачивался и не мог сосредоточиться на послании. Он понимал, что если бы вместо Эймонда прибыл кто-то другой, он бы так не растерялся, нашел нужные слова, действовал увереннее. Но присутствие Эймонда сковывало его волю. – Если я сделаю то, чего требует твоя мать, на какой из моих дочерей ты женишься, мальчик? – требовательно спросил лорд Боррос. Люк снова почувствовал на себе внимательный взгляд Эймонда. – Милорд, я не свободен жениться. Я уже обручен. Он не сдержался и опять взглянул на Эймонда. Почему он так улыбается? Знает, что Люк вернется домой ни с чем? Знает, что помолвка Люка лишь политический шаг, а он сам ни о ком не может думать, кроме Эймонда? – Значит, ты прибыл с пустыми руками, – недовольно проговорил Баратеон. Люк понимал, что даже если бы он согласился жениться на всех дочерях разом, это бы ничего не изменило, эту битву Эймонд уже выиграл. – Лети домой, щенок. И скажи матери, что лорд Штормового Предела не послушный пес, который накинется на ее врагов по первому свисту. Слова лорда Борроса звучали оскорбительно, но Люк не подал виду и ответил с достоинством: – Я передам ваш ответ королеве, милорд. Он уже развернулся, чтобы уйти, но лорд Боррос его остановил. – Подожди, мальчик! Я может и не доволен твоим посланием, но все еще чту законы гостеприимства. Снаружи ужасный шторм. Не желаю, чтобы меня обвинили, если с тобой что-то случится. – Он махнул рукой, призывая слугу. – Проводите принца Люцериса в гостевые покои и принесите горячей еды. – Благодарю, милорд, – искренне ответил Люк. Он надеялся, что еще не все потеряно, и наутро удастся поговорить с лордом Баратеоном еще раз. – Вы тоже можете остаться на ночь и переждать грозу, принц Эймонд, – услышал Люк слова лорда, и его сердце затрепетало. Судьба или злой рок давали ему еще один шанс. Люк уговорил слугу, который принес ужин, показать ему покои Эймонда. – Я просто хочу поговорить со своим дядей, – жалобно попросил он. Когда он вошел, Эймонд нервно мерил комнату шагами, заложив руки за спину. Он не удивился, увидев Люка, как будто ждал его, а может сам подумывал о том, чтобы прийти. Люк почувствовал прилив уверенности. – Зачем ты пришел? – мрачно спросил Эймонд. – Возможно, это последний раз, когда мы видимся с тобой. Мне не хотелось прощаться с тяжестью на душе, – признался Люк. – Я в прошлый раз сказал тебе все, что хотел, – сухо ответил Эймонд. Люк подошел совсем близко, не отпуская его взгляд, и заявил: – Я тебе не верю! Посмотри на меня и скажи еще раз, что ты меня ненавидишь! Эймонд дрогнул. Возможно, его тронуло упорство Люка. Возможно, он просто устал бороться и не желал упускать последний шанс. Он печально вздохнул, обхватил ладонями лицо Люка и поцеловал. В этом поцелуе не было злости, только боль, отчаяние и невыразимая нежность. Люк упрямо цеплялся за Эймонда, когда тот хоть на миг отстранялся, словно боясь, что он сейчас уйдет. – Можешь ненавидеть меня, можешь забрать мой глаз или убить меня, я тебя не отпущу, – в отчаянии шептал Люк. Эймонд, успокаивая, целовал его лоб, щеки, губы. – Проклятый идиот, что мне с тобой делать? – Просто отведи меня в постель, – взмолился Люк. В их словах слишком много боли, и они ничего не исправят, но если они окажутся в знакомых объятиях, то не нужно ничего говорить. Эймонд обнимал и целовал его так же не неистово, как раньше, и Люк знал, что он тосковал не меньше. То, что их связало, так просто не разорвать. Эймонд отбросил плащ Люка, повалил его на постель и пытался расстегнуть застежки на дублете, но Люк обвил его руками и прижал к себе, не давая двигаться. – Я здесь, здесь… – тихо рассмеялся Эймонд. – Я никуда не уйду. Не мешай мне тебя раздевать… или лучше помоги! Люк улыбался, расшнуровывал завязки, стаскивал с Эймонда рубаху, помогал расправиться с собственной одеждой, а потом снова приникал с поцелуями и обвивал в удушливых объятиях. В первый раз удовольствие было слишком быстрым и отчаянным, оно почти не утолило взаимный голод, а только растравило тоску. Второй раз был долгим и неспешным. Они отбросили все сомнения, преграды, оставили за стенами Штормового Предела все, что их разделяло, и предавались страсти так, словно не было на свете ничего важнее друг друга. У них нет будущего, так зачем отказывать себе в том, что они могут получить сейчас? Гроза бушевала за окном, скрадывая их крики и стоны. Когда они утомились, Люк тесно прижался к Эймонду, приникнув щекой к груди, и тот обнял его, нежно поглаживая по спине, целуя темные вихры на виске. – И что теперь будет? – тревожно спросил Люк. – Будет война, – устало ответил Эймонд. – И мы никак не сможем ее предотвратить? – Мы с тобой? – Эймонд посмотрел на него с усмешкой. – Боюсь, что нет. Война началась задолго до нас. – Тогда давай просто останемся здесь и притворимся, что ее нет, – отчаянно попросил Люк. – Это не та буря, которую можно просто переждать. Люк вздохнул, и Эймонд обнял его крепче, продолжая успокаивающе гладить по спине. – Не отчаивайся. Мы не знаем, что нас ждет, – задумчиво сказал Эймонд, прижавшись подбородком к макушке Люка. – Мы вернемся домой и посчитаем союзников. Возможно, ваша сторона соберет их больше. И драконов у вас больше. Кто знает, возможно, в итоге нам придется отступить. Но сражения все равно не избежать. – Я не хочу сражаться с тобой! – воскликнул Люк и торопливо вытер со щеки слезу. Ему не хотелось быть слабым перед Эймондом, но он не мог сдержаться. Эймонд улыбнулся. – Тебе не придется со мной сражаться, твой дракон слишком мал. – Я не хочу, чтобы ты погиб! Эймонд погладил его по щеке и стер еще одну скатившуюся слезу. – Меня не так-то просто убить. Люк отчаянно прижался к нему и всхлипнул. – Ну-ну, ты же такой храбрый, мой лорд Стронг. Не плачь, эта наша последняя ночь вместе. Давай запомним ее до конца жизни. Люк проглотил слезы, приподнялся с груди Эймонда и отчаянно его поцеловал. Он молился, чтобы гроза не кончалась, и им не пришлось никогда покидать этот замок.