Анна разглядывала наброски, сделанные Гилбертом. И судя по наброскам она во сне ворочилась. Лицо на каждом лице различается: от расслабленного до хмурого, от грустного до радостного. Запечатлел он Россию ,конечно, на славу.
Гилберт будучи спящим напоминает труп. Кожа бледная, кое-где видны синие пятна, как и просвечивают вены. " А я говорила, что надо загарать! Лежит у меня не то призрак, не то труп" — подумала про себя Анна, складывая обратно наброски.
Конечно, она знала о маленьком хобби Гилберта. Прознала о нем, когда он после второй мировой обосновался у неё. Срался он с ней по поводу и без, доводя её до белого коления.
— Аня, не расстраивайся, он просто грубиян своеобразный, — успокаивала сестру Беларусь. Беднягу потрепали старший и младший Байльшмидт. Отчего Наташа походила на пугало, а не на девушку. За родню обидно и больно, а этот прусс выводит своим бесстыжием. Анна, тогда ещё РСФСР не могла это просто так оставить.
— Он меня просто бесит! Хамло неблагодарное! Пусть радуется, что выжил! Иначе его бы раздербанили до смерти! — ругалась глава союза, метая молнии в разные стороны. Эмоции вечно держать под контролем тяжело, но всё ломается стоит Экс-Пруссии начать с ней устроить ссору.
— Аня, не горячись, ну не будет с него! Забудь, не обращай внимание! — причитала Наташа, гладя сестру по руке.
Ещё где-то месяц Гилберт скандалил, а потом затих. Было ли затишье перед бурей или он угомонился — сказать было сложно. Он начал ухлестывать то за Ольгой, то за Наташей. И чего это он пытался добиться — Анне было не ясно. Ну, главное что было тихо.
И в одну из летних ночей РСФСР не спалось. Её мучала бессонница. Ещё и Америка позвал её на личную беседу, без посторонних. По дому разносились чьи-то шаги. Естественно, Анна, как хозяйка дома, поднялась с кровати. Взяла лампу и пошла на источник шума.
Она обошла комнаты подопечных — тихо. У сестер проверила — тихо. Звук доносился откуда-то снизу. Анна ступала по скрипучим доскам, а потом начала спускаться по лестнице. Копошение на мгновенье прекратилось. И тут внезапный грохот!
— Scheiße! — раздался голос рядом с лестницей. Анна спустилась тут же, и судя по матерному ругательству, это Гилберт снова что-то задумал.
— Что случилось?! — спросила РСФСР поднеся к груде досок свет. Гилберт оказался придавлен одной здоровой доской, что стукнула прямо по хребту.
— Тебя это не касается, Russisches Schwein, — выругался Байльшмидт, сверкая красными глазами из под досок. Брагинская прыснула от смеха.
— Что случилось?! Что за шум?! — спросила обеспокоенно Оля, смотревшая вниз на сестру и Гила.
— Прости, Оленька! У нас медведь шатун решил поломать лестницу, — сказала Анна и рассмеялась. Оля смотрела с непониманием, пока Гилберт пытался вылезти из под груды досок.
— Кто вообще в чулане хранит доски?! — выругался из под завала пострадавший.
— Эти доски лежали спокойно в чулане и никому не мешали. И спрашивать я должна, зачем ты вытащил их сюда, — сказала РСФСР, отойдя от смеха.
Оля постояла, посмотрела, да и пошла обратно в комнату. Лучше лишний раз не нервировать Анну с Гилом, иначе от дома останутся только щепки. Брагинская принялась доставать шатуна из под завалов. Обнаружились по мимо досок ещё и доски с гвоздями. Повезло, что не убился.
— Это ж как надо на себя всё уронить, а?
— Отвали! Я сам разберусь!
Брагинская пожала плечами и собрав в кучу доски, под удивленный взгляд Гилберта, занесла их обратно, как и гвозди с молотком.
— Ну вот и всё, если тебе что-то требуется так сразу и скажи. Нет, под покровом ночи в темноте будем лазить, чтобы все полки попадали. Повезло, что запасы Оли на себя не опрокинул, клуша.
Гилберт проглотил слова от возмущения. "Она меня за маленького принимает или чего?" — читалось на его лице. Анна проигнорировав этот испипиляющий взгляд повела на кухню.
Экс-Пруссия притих и изредка кряхтел. Чтож, в чем-то она права. Но признавать это на все сто он не собирается! Анна достала аптечку и от туда бинты и йод. Гиберт молчал, невыражая какого-либо недовольства на действия хозяйки.
— Дай руку сюда, — сказала Брагинская в полголоса.
— А как же "пожалуйста"? Разве у вас не чтут вежливость? — съерничал немец, давиться словами пришлось в этот раз Анне.
Она молча взяла его руку и принялась обрабатывать ранки от заноз. Пинцетом вытаскивала занозы из руки. Гилберт стиснул зубы и только на стуле подпрыгивал от боли. "Так тебе и надо, нечего было по складам в ночь лазить!" — подумала про себя РСФСР, продолжая обрабатывать раны.
— Как там брат? — проговорил немец и осекся. Черт, он сказал это вслух?!
— Завтра и узнаю, если надо, — отозвалась Анна.
В тишине они так просидели до окончание процедур. После чего Брагинская повела Гила в его комнату спать. Чтобы он в чулане не искал, ей никак не давалось понять: зачем ему понадобились доски?
***
Разговор с Америкой прошел туго. Он говорил о всем и одновременно ни о чем. А при вопросе о Людвиге, тот молчал. Как вобла, ей Богу!
СССР пришла домой уставшая и измотанная, но кое-как нарыла информацию. Людвиг жив! Истощен правда, но раз продолжает ерепенется — есть ещё энергия. Зайдя на порог дома, она ничего не услышала.
— Все опять по-делам разбежались? Ясно...
И оказавшись в прихожей, из-за дверей в гостиную показалась перебинтованная седая макушка. В коридоре снова был срач, снова доски валяются.
— Опять? Тебе ночью мало было? Решил убиться?
— Тебя то это волновать не должно!
— Не хочешь новости услышать по поводу брата? — спросила Анна и выгнула бровь. Гил затих. — Вообщем, солдаты сообщают, что Людвиг жив. Истощен он от того, что почти еду и воду не таскают. Америка что-то пытается у него узнать.
— И это всё?!
— Всё, — ответила Брагинская. Надев тапочки она прошла на кухню. А из гостиной раздалось недовольное бурчание. То ли её проклинает, то ли Штаты, а может двоих сразу.
Анна поставила чайник. Достала из холодильника творог и принялась есть. Заедать стресс не правильно, но пока не придумали как это перебарывать. В кухне показался хмурый Гилберт.
— Это точно всё? — спросил хриплым голосом прусс.
— Да, увы, больше информации не смогла выведать. Распроссы и допрос это всё-таки разное, — отозвалась Анна. На свободный стул сел Байльшмидт.
— Ясно, — ответил немец и лег на стол.
Пару минут было тихо, пока свист чайника не нарушил тишину. Анна встала из-за стола и подошла к плите. Из гарнитура она достала две кружки. Брагинская разливала ромашковый чай.
— Мне без сахара...
— Как скажешь.
***
Вечером Гилберт так же был спокоен. Говорил он мало и больше спал. Когда часть стран разошлась, он одошёл к Анне.
— В чем дело?
— Можно с тобой поговорить с глазу на глаз?
Они вышли во внутренний двор. Сейчас на небе сгущались тучи, ночью будет дождь. Брагинская никак не могла понять чего это Гил чудит.
— Можно кое что попросить?
— И что же?
— У тебя есть мольберт?
— Мольберт? Тебе зачем? — спросила Анна. У нее глаза вот-вот выводятся из орбит.
— Мне планшет с холстом ставить не на что, а на стуле неудобно...
Брагинская стояла молча... Мольберт? Именно поэтому он эти несчастные доски терроризировал? Гилберт резко стал хмурым.
— Ну если тебе нужен мольберт, достанем, — ответила Анна, Гилберт оживился.
— Хорошо, мне надо что-то сделать взамен?
— Только ответь, ты эти доски волочил чтобы мольберт сделать?
Гилберт стушевался, а на лице выступил румянец. Чтож, маленький бзик открылся. Какой-то прогресс появился. Ну и клуша же он конечно! Чуть этими досками не убился!
— Ясно, вообщем, достану я тебе мольберт, только в чулан не лезь больше, — сказала девушка. Гилберт с румянцем выглядел намного живее, чем без него.
***
За все время пока Гил жил в доме с другими республиками он много чего успел нарисовать. И пейзажи на рассвете и закате. Но портретов делал только с Аней, даже пытался Наташу нарисовать, но это было как-то сложно сделать. Если РСФСР привыкла к пристальному взгляду Экс-Пруссии, то вот Арловская шарахалась от него. Так что вся комната оказалась усыпана портретами с Анной. И все разные: и в форме есть, и в домашней одежде, и в зимнем пейзаже, и в летнем, и в мифологическом.
Что только Анна не находила в комнате Гила. Прячась там от всех кого-только можно было. После развала все разбежались. А её теперь кидают из стороны в сторону как футбольный мячик. И только в его комнате спокойно... Только тут.
Пребывая в воспоминаниях о той поре, она даже не почувствовала как руки Экс-Пруссии обняли её за талию. И когда Гилберт положил голову ей на плечо, Россия аж дернулась.
— Мамочки, напугал!!! — выругалась девушка.
— Я проснулся, тебя нет. Хорошо что в своей комнате нашел, — ответил Гилберт и скукожился от иллюстраций в руках у Анны.
— Просто решила посмотреть на то, что ты рисовал.
— Лучше выкинуть...
— Что?! Но почему?!
— Да старьё это! Я уже лучше рисую, и я нарисую столько новых картин! Сколько тебе и не снилось — пробубнил Гилберт.
Анна лишь хохотнула. Вот ведь актер а! И немного наклонилась к Гилу, чтобы тут же резко оказаться на полу и начать заливаться смехом. Гилберт от такого перформанса пребывает в шоке.
— Ты че чудишь?!
— Ха-ха, Гилберт, врунишка! Ты же и раньше хорошо рисовал!
— Погоди, ты чё...
— Да слышала я твой разговор с братом! Кстати, а что это за картины?
— Кхм, я позже тебе их покажу, правда, — промямлил что-то Экс-Пруссия. Как-то язык путается, когда на тебя смотрят такие счастливые аметистовые глаза.
Аня приблизилась, Гилберт поддался вперёд. Их губы соприкоснулись, бежать никуда не нужно. И весь мир сузился до маленькой комнатки художника.
