Гарри и Салли

«Благослови тебя Господь, пьяница Чак Земекис! Спасибо, что запил горькую и не повёл свою благоверную на " Призрака оперы» — немолодая женщина сложила ладони в молитвенном жесте и благодарила всех существующих богов за шанс быть здесь, в самом большом театре на Бродвее. Она и не представляла, что разменяв шестой десяток без памяти влюбится, и в кого, совсем молодого парня, годившегося ей в сыновья. Утончённый, одет в строгий классический костюм, рубашка застегнута до последней пуговички, а о стрелки на брюках, кажется, можно порезаться, ботинки начищены так, что в них можно увидеть собственное отражение. Женщина нервно пригладила шейный платок, боясь, что по сравнению с ним выглядит неряхой, несмотря на классический крой платья. Окинула взглядом зал — никто даже близко не выглядел как незнакомец, и снова продолжила наблюдать за ним, — о, до чего хорош! Каштановые волосы зачесаны назад, обнажая миру безупречно очерченные скулы, аккуратный носик с едва заметной горбинкой и невероятно чувственные губы, которые он в процессе просмотра мюзикла периодически покусывал. Он смотрел на сцену то сосредоточенно, то грустно, то просто сидел с отсутствующим взглядом. Для неё было загадкой, почему он, как и она, ходит на мюзикл пятый раз подряд. Женщина старательно высматривала возможную пассию парня, но ошибки быть не могло, он посещал театр в гордом одиночестве. Что до неё, то посетив театр впервые по пригласительному, сразу обратила внимание на этого красивого парня и в последующие разы приходила, надеясь встретить его и, счастье, всегда видела его здесь. Билеты на мюзикл стоили баснословных денег для простого соцработника от 150$ — 250$, и она бы продолжала молча вздыхать по парню, но последняя сотня долларов в кошельке не давала надежд на новый поход в театр и она решила действовать, — наивно и по-женски глупо, — подойти и завязать разговор. До начала мюзикла оставалось несколько минут и женщина подошла к парню, робко коснувшись его плеча. — Молодой человек, это ваше место? — волнуясь и запинаясь спросила она, зачем-то сунув ему под нос свой билет. Она вобще сидела в противоположной части зала. — Наверное, моё, раз я здесь сижу — грубо отрезал парень, даже не взглянув на билет. — Простите — пролепетала она, не сумев двинуться с места. Ноги приросли к полу, а сердце, казалось, оборвалось и повисло на тонкой ниточке. «Уходи, уходи! Что застыла?» — кричал разум, но тело не повиновалось и задрожало. Неожиданно парень повернул голову и посмотрел на неё снизу — вверх, должно быть, сканируя внешний вид великовозрастной дуры, что вцепилась в билет, и усмехнулся. — Пошли, — он встал и обошёл её, огибая ряды, направился к выходу, ни разу не оглянувшись назад. Она не верила в своё счастье и на дрожащих ногах поспешила за ним, не представляя, как объяснит своё жалкое поведение. Он вышел из здания театра и остановился на пешеходном переходе, дожидаясь зелёного знака светофора, где женщина его нагнала. Они перешли дорогу вместе и направились под навес летнего кафе, что находилось неподалёку. Вечерело. Вдоль дороги, местами, в фонарях зажигался свет, подсвечивая прохладный сентябрьский воздух. Парень уселся за столик и жестом подозвал официанта. — Кофе со сливками, — холодным тоном произнёс он. — Что желаете, мэм? — участливо поинтересовался Стив, так было написано на бейдже. — И мне кофе, пожалуйста, — она прилежно сложила руки на коленях и отрицательно качнула головой, когда официант предложил меню, а вот парень взял его и с безразличием принялся его листать. — Почему «Призрак оперы»? — спросила она, когда молчание затянулось. — Почему я? — тут же спросил он и, как ей показалось, зло сверкнул глазами. У него зелёные глаза, подумала она, задыхаясь от счастья, большие и бездонные, а реснички пушистые, будто выгорели на свету. Когда принесли кофе, он сделал маленький глоток из чашки оттопырив мизинец и она робко улыбнулась ему. — Ты слишком неактивная для поклонницы, что преследует меня пятый день подряд. Он не спрашивал, ставил перед фактом. А она смущённо разглядывала свои сморщенные руки, сожалея, что годы молодости покинули её безвозвратно. Что она могла сказать? Зачем оправдываться? Он и так всё понял. Конечно, он не свободен, а поклонницы помоложе осаждают его как неприступную крепость, что говорить о ней, чья жизнь в большей части прожита? Спасибо, что сделал одолжение. — Что-нибудь ещё, сэр? — Меренговый рулет с ягодами. Как же ей хотелось посмотреть на него, насладиться его красотой, но собственная робость и дерзкий тон парня не давали надежд. — Ладно, смотри, пока я курю, а то так и уйдёшь с приклеенным к заднице стулом, — сказал он и чиркнул спичкой. Она решилась и посмотрела на его пальцы, — длинные, изящные, сжимающие выцветший коробок спичек, странно контрастирующий с элегантным внешним видом парня. Красивые губы выпускали кольцо дыма, а сердце женщины бешено колотилось и превращалось в труху каждый раз, когда он мельком кидал на неё холодный взгляд. — Ваш заказ, сэр. Он чуть ковырнул рулет вилкой и тут же отодвинул от себя тарелку с лакомством, которого женщина раньше не пробовала. — Я не буду это есть, уберите — категорично заявил он. — Сэр, он будет включён в счёт. — Я знаю, — он гневно поджал губы, — уберите я сказал. Какой смысл угощать, если она никем ему не приходится. Он докурил и потушил окурок в пепельнице, перегнулся через стол, она тут же уставилась на свои руки. — Я больше не приду в театр, поняла? — Да — прошептала она. — Посмотри на меня — приказал он. Она посмотрела, в груди страшно защемило, зелёные глаза вынимали душу и она соглашалась со всем, что он говорил, слово «нет» исчезло из её лексикона. — И сюда я больше не приду. — Я поняла. — О, милый платочек, подаришь на память? — он потянул за край шейного платка и он с лёгкостью развязался, единственный подарок от бывшего мужа. — Конечно… На его лице появилось некое подобие улыбки. — Забавная ты женщина. Прощай. И он ушёл, оставив счёт, который она оплатила и украла со стола кружку, из которой он пил.