II
Воскресенье. Первая неделя декабря, а Петербург уже был завален огромным толстым опахалом снега. К тому же сегодня была ещё и метель, так что на улице находились в основном только крестьяне. Из-за сильного ветра в этот день не было слышно биение колоколов, так что все наиболее религиозные обитатели замка начали говорить, что сегодня появление антихриста на свет. Арсений, когда ему надоело выслушивать шептание служанок, встал и рявкнул на них, чтоб те продолжали работу. Он вновь сел в кресло возле камина, периодически закидывая туда дрова, и читал книгу. Было скучно, а Анфиса с Ольгой решили, что сегодня прекрасный день для сна, поэтому Арсений был обречен провести этот день в одиночестве, только если к ночи метель не стихнет, тогда можно было бы заехать к кому-нибудь в гости. Все слуги, гувернантки и дворецкие постоянно бегали по замку, как муравьи в муравейнике, но одни шаги граф уже мог узнать из тысячи. Эти шаги размеренно отправлялись к нему. − А-арсений Сергеевич, можно п-погреться т-тут? – заикаясь, спросил Антон, который буквально обмотал ноги тряпками, а наверх завернулся в длиннющие кофты. − Пыль в кладовой протёр? – даже если бы Антон ответил отрицательно, Арсений всё равно бы разрешил. Возле камина по бокам стояли два кресла, а между ними стоял столик, Арсений сидел в правом кресле. Антон не имел право сидеть в графских креслах, поэтому хотел сесть на пол поближе к огню. − Ну, сядь тогда сюда, – Арсений похлопал по широкому и бархатному подлокотнику. – Не нужно на полу холодном сидеть. − Вы слишком добры ко мне, Господин, – смущенно сказал Антон, потирая руками предплечья. Он не стал упираться и сел. Арсений, не теряя момента, решил притянуть его к себе. Слуга упал спиной на графские колени, что повергло Антона в шок. Он прикрыл рот ладошкой, чтобы на его крики не сбежались другие жители замка, а Арсений как будто думал о другом, рассматривая его с головы до ног. − Что за внешний вид? – он поправлял одежду на нём, как на манекене. − У меня были только вещи для лета, а слуги у вас в основном одни девочки, вот поэтому и смогли одолжить мне только женские вещи, – оправдывался Антон, почему он сидит в женских вещах, когда как Арсений уже думал о чём-то своём, смотря на Антона. − Тогда я тебя согрею, – улыбнулся он с явным наслаждением и ещё сильнее обвил руками талию Антона, из-за чего того охватил жар. − Арсений Сергеевич! – он замешкался и наконец-то сел пятой точкой на колени Арсения, и заглянул за кресло, следя за тем, как бы к ним никто не заглянул. − А если нас кто-нибудь заметит?! − Не волнуйся об этом, – вразумил он Антона гладя того по бедру, продвигаясь к поясу и обратно. – Я не хочу, чтобы ты снова заболел. Вдруг метель будет долгой, а ближайший врач сможет только через неделю приехать, – Антон покорно выслушал, и они погрузились в молчание. – Скажи Антон, – начал граф, – а ты почему не на службе? Твои коллеги все молятся в церкви, почему ты не с ними? − Почему вы спрашиваете? – ему явно не была приятна эта тема. − Потому что хочу знать ответ, – не даёт уйти от ответа Арсений. − Мне это не очень интересует… − пробубнил Антон, не смотря на графа. − Это каким образом? Ты же стихи знаешь наизусть,− Антон обречённо угукнул. – Неужели ты только из-за матери помнишь их? − Вера у меня больше с мамой ассоциируется, – начал Антон. - Конечно, я верю, что мы появились не просто так и за нами наблюдает всевышний, но то, что он нас любит, я… не верю, – Арсений на него посмотрел с иронией. – Вы извините, я вас не обвиняю, но вы тоже не особо приветствуете церковь. − Это просто есть, и бороться с этим бессмысленно. Люди же должны существовать для кого-то. Без смысла жизни жить тяжело, ну пусть тогда живут для своего Бога. А почему он нас не любит? Он же дал тебе жизнь и место под солнцем. − Я в одном из балов, которые Вы устраивали, подслушал разговоры ваших друзей несколько вечеров и узнал, что происходило за этот век, – он помрачнел и слегка прижался к барину.− Мне кажется, что нас не может любить создатель, который постоянно посылает то болезни, то страдания. Да и жизнь мне дала мама, которая меня и познакомила с богом. Я лучше буду считать её существом и создателем всего, а место под солнцем дали мне Вы, за что я вам очень благодарен, – под конец он настолько погрузился в себя, что прислонился к графу ещё ближе. − Это же нам наказание за наши грехи. − Это бессмысленно, – он отстранился и уставился на Арсения. – Люди всегда будут с пороками. Мама мне постоянно говорила, что если буду верить и покоряться богу, то жизнь будет ко мне мила, и я в рай попаду. Я верю во всевышнего, но люди всегда будут грешить. Мы ведь рождаемся некрещенными и от женщин, которые до этого придавались плотским утехам, что тоже является грехом. Как мы можем избавиться от греха, когда сами являемся его плодом от и до. − Вот как,− Арсений выглядел как кот, который только осознал, сколько сметаны он заполучил. – И как ты мне такой достался? − Извините… − он стушевался. − За что извиняешься? – Антон замялся. – Я же тебе говорил не извиняться, если не знаешь за что, – парень хотел ещё раз извиниться, но закрыл рот. − Эх, ты, – он по-доброму потрепал его по голове. – Раз ты такой сообразительный, давай я тебя отведу кое-куда, – граф его похлопал, прогоняя с колен, и направился вглубь замка, сказав заинтересованному Антону следовать за ним. Они пошли по коридору, но свернули за угол, куда запрещалось прежде ходить всем, кроме членов графской семьи и гувернанток. Они остановились у большой темной двери. Граф достал ключ из кармана и открыл её. Из кабинета повеял холодный воздух и запах старого леса, в котором мало деревьев и травы. Это библиотека. Антон открыл рот от удивления. Он словно попал в другой мир. Потолок поднялся метра на четыре, состоял из стеклянных шестиугольников, а книжные полки все составляли метра три и все они были забиты книгами, сочинениями и мемуарами старых и современных философов и писателей. − Это наша семейная библиотека, – сказал Арсений, поворачиваясь к нему. По помещению пронеслось эхо, и Антону показалось на секунду, что и у графа вышел пар изо рта. − А зачем здесь так много окон? – недоумевал Антон. − Чтобы в комнату поступало больше света для чтения. Если бы мы в Москве сейчас жили, то окна были бы менее эффективными, потому что тогда тут можно было читать только днем, – объяснял Арсений, провожая их к столу между огромными полками. – Шастун, ты что такой непостоянный? – Антон сначала не понял, что обратились к нему, и ещё долго смотрел в потолок. – Иногда умные вещи говоришь, а иногда два плюс два сложить не можешь, – беззлобно сказал Попов, но Антон походу обиделся. Граф к нему подошел и погладил по щеке. – Ну, ничего, я тебя сюда и привёл, чтоб ты смог соображать всегда,− Антон удивленно похлопал глазами. − Хочешь, я тебе почитаю, что публицисты из Франции думают о Боге? – предложил Арсений, уже зная ответ. Глаза Антона с интересом заблестели, и что-то в душе его стало свободнее. Будто сейчас оковы сбросились, открывая дверь всё большим возможностям. Подобное он ощущал совсем недавно, когда переезжал сюда. Его правда просветят о том, что писали великие люди? Он будет знать то, о чём думали люди знатного происхождения? И даже будет обсуждать это вместе с Арсением Сергеевичем? Он действительно считает, что достоин этого? Антон настолько удивился, что забыл о странном прозвище, которое было дано Арсением. Вообще всех слуг было принято называть по имени. Да ему уже было все равно, пусть хоть шавкой называет, лишь бы продолжать читать про Жан Жака Руссо. Особенно понравилось ему читать про декларацию о правах человека, которая была выпущена после французской революции 1789 года. − Свобода, равенство, братство… − блаженно повторил Антон, смотря на старый пергамент. − Надеюсь, что у нас что-то такое будет, – мечтательно прошептал мальчишка и вдруг вздрогнул. – Ой! Извините, я имел другое… − Да нет, я тоже вот думаю, что нам это необходимо, – оперев голову на ладонь, согласился Арсений, смотря на старинную рукопись. − А как думаете, когда у нас такое появится? − искренне интересовался Антон. − Мне кажется, ещё не скоро, да и если такой день наступит, то в каком-то ином виде, потому что момент уже упущен. Это нужно было делать вместе с другими европейскими странами. Не знаю, что должно произойти, так как сегодняшний экономический кризис из-за крепостного права вроде ещё пока никого не коснулся и все смогли приспособиться, – Попов погрузился в свои мысли, и одна из них его отрезвила. Захотелось сразу затолкать её обратно и не думать о ней. Причин особых нет, тут находится всё его состояние, да и родину он любит, и Император вроде не дурак и не тиран как предыдущий. Антон был просто в восторге от каждого занятия с Арсением. Он любил его голос, он так понятно объяснял, а что самое главное – он спрашивал мнение Антона, чего парень очень стеснялся. Он вполне мог удовлетвориться лекциями. Оказалось, что Господин знает так много вещей, даже Антон не все науки до сих пор понимал. Антону больше нравилась философия и география, а Попову арифметика и логика. Но Антону совершенно не нравилась история, и каждый раз он сидел и скучал. Единственное, что ему понравилось, это французская революция и война Северо-Американских колоний за независимость. − У меня нет цели затолкать в тебя знания обо всем на свете, а лишь утолить твою жажду любопытства, – сказал Арсений, успокаивающе поглаживая его по руке, видя как тот приуныл. − Логика мне не очень даётся! – насупился Антон. − Замечательно! – похвалил граф. – Значит, нам есть куда стремиться, а теперь давай по покоям, ты вон уже носом клюёшь.Ͼ§Ͽ
С того момента изменилось немногое, разве что они стали друг с другом разговаривать, потому что появилась о чём. У них и раньше были темы, но на эти темы нельзя было разговаривать часами. С каждым днём страсть в груди графа горела всё сильнее, и всё реже он мог её сдерживать. Так уже обыкновенных объятий и поцелуев в щёчку становилось мало, и граф с каждым днём становился всё наглее и наглее. В один момент в библиотеке, где они на удивление мало позанимались: всего два сочинения проанализировали, Арсений попросил убрать на место книги. Помещение хоть и было огромным, и с большим количеством окон, в нём было довольно душно. Из-за нескончаемой метели окна не открывали. Они сидели за столом между двух огромных стеллажей. Книги должны лежать на десятой полке, так что Антону нужно было подняться по лестнице. Юноша спускался и поднимался, беря с собой по две книги и не заметил, как Арсений откровенно пялился на него, смотря на его ноги. В какой-то момент желание настолько заполнило его, что вытеснило всё правила приличия и манеры. Он встал и подошёл к нему в тот момент, как Антон спустился на пол. Арсений прислонился вплотную и обнял его со спины. Они были одного роста, но Антон был более худ, и казалось, что сейчас утонет в этих объятиях. − Тебе не холодно? – дышит он горячо в ухо. Антон уже привык к такому поведению у графа, поэтому обыденно ответил. − Арсений Сергеевич, я ещё не все книги разложил. − Попозже. Попрошу Софью здесь убраться, – и начал поглаживать его бока. Антон начал мычать в недоумении, но не стал вырываться, так как объятия очень расслабили его. − Ты ходил в баню сегодня? – Антон угукнул. − Тогда давай, – он отстранился и потянул их к столу, где взял две книги, – в комнату пойдём, там потеплее будет. − Мне не холодно, – резко ответил Антон. − А что так дрожишь? – а Антон не только дрожал, но и весь сжался, поскольку следующей была тема, которую он понимал плохо, и не очень хотел продолжать занятие. Арсений знал, что он врет и решил немного подразнить. Он его крепко обнял и поцеловал за ушком, а руки, без чьего-либо разрешения, гладили и щипали бока сквозь слои одежды. Антон немного начал ёрзать и выпутываться из тёплых сильных рук, так как эти движения почему-то казались другими, более интимными и откровенными. Непонятно как они уже оказались в комнате графа и вовсю целовались. Его руки были уже везде: обмяли ляшки и ребра, а в паху начало твердеть. Тела становились горячими. Арсений никогда ещё не хотел так сильно овладеть этим мальчиком, который так покорно будет принимать его ласку и делать всё, что тот захочет. Антон отвечал, но видно было, что он не умел целоваться и от растерянности положил руки на широкие плечи. Инициатива сильно напирала со стороны Арсения. Антон пискнул, когда Арсений стиснул его в объятиях и поднял вверх. Через секунду они упали на кровать. Попов заглянул в глаза слуге, а тот растерянно смотрел на него. Губы уже были пухлые, несмотря на свет от свечей, зрачки были то узкими, то расширялись. В них читался страх. − Малыш, давай немного развлечемся. Тебе понравится, – лукаво говорил граф, целуя щеку Антона. Но тот смотрел недоверчиво, и, как-то сфокусировав взгляд, посмотрел сверху-вниз и заёрзал недовольно и начал отпираться. − А-Арсений С-Сергеевич… − не договорил, потому что Арсений его поцеловал и покусывал губы. В один момент у Антона расширились глаза, когда во рту он почувствовал язык, а в паху начало тянуть, его стали овладевать противоречивые чувства. Губы часто перемещались влево, в щёку, в ухо, за ушком, потом вниз к шее, к ключицам и ямке между ними, но Антон всё равно чувствовал, что что-то происходит не совсем благоразумное. Арсений отпрянул и посмотрел Антону в глаза. − Теперь-то что дрожишь? – улыбался он. – Всё хорошо будет. Расслабься и всё будет хорошо, – повторял он и опустился вниз, чтобы поднять рубашку Антона вверх, оголяя грудь, и начал целовать ореолы. Антон сдавленно вскрикнул и хотел подняться, но тут же усмирился. Он хотел что-то сказать, но решил промолчать и не перечить барину. Антон быстро дышал, наблюдая за ним, и дрожь вновь настигла его тело, емувсё ещё было холодно. Даже когда Граф перевернул его на живот, он только быстро взял подушку в руки и зарылся лицом туда, чтобы не делать ничего лишнего. Арсению такое поведение не понравилось, и он наклонился на спину к Антону, целуя за ушком. − Эй, Антош, − слуга повернул голову боком, когда Арсений засунул ему руку под штаны, хмурясь, ведь там не было жарко. − Я не занимался такими в-вещами раньше, н-но я постараюсь п-понравится вам, – заикаясь, признался Антон. Арсению льстило, конечно, что Антон не перечил, но сейчас это было как будто лишним. Графу такое поведение было не по нраву. Не нужен ему человек, который отдается ему, только потому, что боится отказать, да и Антон явно боялся сейчас и не знал, куда себя деть. Он повернул его лицом к себе и отполз, давая Антону сесть. − Тош, − позвал он. – Помнишь четвёртую статью декларации прав человека? – слуга покивал головой. – Расскажи. Антон опустил глаза, явно вспоминая эти строчки. − «Свобода состоит в возможности делать всё, что не приносит вреда другому.» − Хорошо. Хочу тебе сказать, что вреда я тебе причинять не хочу. И прошу, выслушай меня, – он приблизился к нему, положил ладонь на него и сжал. – Я тебя люблю уже давно и не могу в себе этого подавить, даже несмотря на большую разницу в происхождении, – и посмотрел прямо в глаза, пробираясь в душу. Антон удивлен и не мог подобрать слова. − Любите как мужчина женщину? − удивлённо спросил он. − И как человек человека, – дополнил граф. – Я вижу, что тебя это неприятно ошарашило, и ты считаешь меня блудным сыном, но принуждать к плотским утехам и видеть твои страдания мне не принесет удовольствия. Только дай знак, я тебе никогда не притронусь, – признался граф и встал с кровати, останавливаясь у окна и скрестив кисти за спиной. После недолгого молчания он слышит, как Антон встал с постели и ушёл, закрыв за собой дверь. Арсений поставил руки на подоконник и тяжело вздохнул. В груди защемило: наверное, ему было больно, хотя он не был ранен от пули, и в комнате никого не было, и у Арсения не было оружия под рукой. Наверное, это была боль из-за отказа в любви. Он подошёл к своему столику и из нижнего шкафчика достал бутылку виски. Так больно ему не было ни разу, даже когда его обругали, когда в пятнадцать лет он подрался с парнем, отстаивая честь девушки. Он не знал, как по-другому утолить боль, он знал, что от этой боли не вылечит ни один другой человек, ни время, но пока он только налил бокал виски и пил до утра, погружаясь в свои думы. Может это и есть божья кара за то, что ложился в постель с мужчиною, как с женщиной. Арсений понимал, что не отпустит, если тот попытается сбежать, а если Антон и попытается, то будет держать. В голове не осталось ни одной здравой мысли. Хочется только обладать, а его возбуждение превращается в гнев. Хочется пойти и затащить к себе, он ведь знает, что сможет доставить ему удовольствие, но он никуда не пошёл, потому что те сильные чувства, как появлюсь резко и неожиданно, так и неожиданно пропали. Его тело овладела сонливость и усталость.Ͼ§Ͽ
На следующий день Арсений проснулся к полудню. Слава Господу, который его покарал, он решил признаться в чувствах зимой, когда особо некуда идти после побега, но, с другой стороны, он не мог отвлечься на какую-нибудь работу, так как вся работа и уборка по дому связана с Антоном и он мог встретиться с ним в любой момент. Из-за похмелья он пробыл в своих покоях до четырех часов дня, позвав служанку за новой одеждой и водой. После он решил наведаться к Антону. Хоть и шанс, что он сбежал, был очень мал, зимние вещи были ему предоставлены. Нужно было изъять. Он вышел в часть замка, где живут слуги, и вошёл в комнату Антона, перед этим постучав ему в дверь. Его там не было. Решил войти и остановился посреди комнаты. Напротив входной двери стояла кровать, поставленная боком, а над ней большое окно, поделённое на три части. Граф осмотрел комнату, отметив чистоту, заправленную постель и чистые полы. Он сел на кровать, которая не скрипела, и скрестил пальцы - погрузился опять в свои мысли, смотря в пол.Ͼ§Ͽ
Антон убирается на кухне и ему помогает Софья. Он расстилает простынь на стол, готовясь к обеду для графской семьи. На кухню зашла Ольга и попросила, чтобы Антон позвал гувернантку в комнату к Анфисе для занятий пианино. Он послушно пошёл к ней в территорию для слуг. Она жила с ним в соседней комнате. Когда он проходил по коридору увидел, что его дверь полуоткрыта, и решил, после того как он постучал и крикнул Евдокии чтоб та шла к Анфисе, войти в свою комнату. − Ой! – он дернулся от неожиданности и тут же закрыл дверь перед собой. Из него как будто духа изгнали. – Добрый день, Господин. − Опять шастаешь без дела, Шастун? – Арсений встал, медленно подходя к Антону и осматривая его с макушки до пят. Настроение царило обескураживающее. − Меня ваша сестра послала за Евдокией, и решил зайти… переодеться. − Эх, Антон, всегда найдешь причины не работать, – говорит он ехидно, с весельем наблюдая, как Антон сконфузился и бегал глазами по полу, будто там можно было найти способ оправдаться. Он выглядел сейчас таким маленьким, пытаясь подобрать подходящие слова. – Может ты устал? – вдруг сказал Арсений, на что слуга опешил и вздёрнул голову. – Ну что вы, нет! Я всё сделаю! – он спохватился, вспыхнув, как пламя, и был готов уже убежать промывать всю пыль в поместье. − Не нужно, – граф похлопал его по плечу. − Делай то, что должен, – и обходит его, направляясь к выходу, так как убедился, что вчерашние события ни как на его рассудок не повлияли, собираясь поехать к Позову, погостить. − Постойте! – развернулся Антон и граф повернулся к нему. – Я хотел сказать…насчет вчерашнего дня, – Арсений обратил на него внимание. − Я…Вы меня ничуть не оскорбили! И я был очень польщен и очень рад вашему признанию. − И только польщён? – ухмыльнулся Арсений. Антон молчал, не потому что не знал, как отказать, а потому что не знал, как выразить свои чувства правильно. − И я принимаю их. Не скажу, что чувствую ровно то же что и вы, но они очень схожи, – они смотрели друг другу в глаза, пытаясь понять, что у другого в голове. Слуга ещё промямлил что-то и хотел проскользнуть к выходу, но Арсений перехватил его за руку и закрыл дверь на засов. Он притянул его к себе за талию и поцеловал, на что получил уже моментальный ответ. Он провёл дорожку из поцелуев ото рта до шеи, на что Антон наклонил голову, чтоб открыть больше доступа к чувствительным точкам, и томно выдохнул. Потом Арсений приспустился, чтобы поднять Антона на руки, и повалил на его же кровать, которая была очень мягкой, придавил его своим большим телом. Всё было хорошо, но к ним в комнату постучали и Антон замер от ужаса. Арсений закрыл ему рот ладонью, нахмурился и прислушался к голосу за дверью. − Антон ты где? Почему еду не раскладываешь? – требовательно причитала Софья, стуча кулаком по двери. Антон быстро задышал и взялся за запястье Арсения, пытаясь вырваться. − Софья, попроси другого слугу вам помочь. Антон сейчас занят, – ровным, но требовательным голосом приказал Арсений. После продолжительного молчания послышались шаги, которые быстро затихли. Антон испугался и думал, что сейчас все начнут все по двору, но Арсений его успокоил. − Не волнуйся, – прислонился он носом к носу, и забрался под рубашку, нащупывая соски, а в его голосе послышалась хрипотца. – Она трусиха, так что вряд ли кому-либо скажет, – и примкнул к губам, которые были очень теплыми. Граф начал ласкать его тело и тёрся пахом ему между ног, из-за чего Антон выгнулся, сам того не осознавая. Ему просто нравилось быть с графом так близко и ощущать, что тот будто сможет защитить от всех бед. В знак этого он обнял его за плечи, притягивая к себе, а Арсений уже снимал штаны, под которым ничего не было. Он охнул от смущения, но Арсений не дал ему передохнуть, как сам выпрямился, чтобы снять рубашку. − У тебя тут есть вазелин? – спрашивает Арсений и Антон отвечает, что тот в одном из шкафчиков. Граф хочет ненадолго встать, на что Антон протестующе хнычет и хватает его руками-клешнями, говоря и недовольно мыча. – Я хочу, чтоб тебе тоже было хорошо, но я не смогу этого сделать, если ты меня на минуту не отпустишь, – Антон грустно сдался и повернул голову к графу, чтобы не упускать его из виду. Арсений вернулся меньше чем через минуту и ласки возобновились. Антон никогда не чувствовал прелести близости, но почему-то он этого так хотел. Арсений закинул левую ногу Антона к себе на плечо, и, набрав пальцем полупрозрачный гель, прислонил к сфинктеру. Антон ахнул, так как он был холодный, поэтому Арсений просто поводил его пальцем, потом уже погрузил внутрь. Антон тихо лежал, анализируя свои эмоции. Больно не было, разве что непривычно и присутствовало странное ощущение. Со вторым пальцем Антон повернул голову в сторону и стиснул зубы. Тело протестовало против инородного тела. Антон попытался расслабиться, но Арсений никак не давал привыкнуть и просунул пальцы до основания. Граф наклонился и начал его целовать, отчего Антон млел и из-за ласк не заметил, как в него погрузили третий палец, отчего Антон открыл рот в немом стоне и обнял Арсения за плечи, притягивая к себе и ища поддержки. Арсений гладил его спину и целовал, говоря всякие глупости. − Мой хороший, – целует его, показывая всю свою любовь. Он вытаскивает пальцы и переворачивает Антона на живот, приподнимая таз. – Давай для начала так, тебе легче будет, – сказал он, придерживая его рукой за спину и набирая в руку ещё больше геля, обмазывая им член и вход, прислоняет головку к сфинктеру и входит во внутрь. Антон мычит и приподнимается на локтях от противоречащих ощущений. Вроде приятно, но и больно, и анус сам по себе сжимается, отчего Арсений стонет. Он ложится на спину к Антону и обнимает одной рукой за плечи, целуя загривок. Когда Антон успокаивается, Арсений делает первый толчок. Он выпрямляется и берет Антона за талию, начиная задавать темп. Шлепки сначала были медленными, но когда Антон начал постанывать, стал ускоряться, приятно ощущая, как он его сжимает. Антон приподнимается на локтях и выпрямляется. Без стыда стонал на всю комнату. − Ах, ах.. – он опустил голову, потом повернул, когда толчки стали резче и громче, потом, не стесняясь, перешёл на полу крик, на что уже Арсений закрыл ему рот ладонью и тот опустился, раздвигая ноги шире, принимая в себе большой орган. − Какой громкий, – пошлые шлепки заполняли всю комнату, а Антон поворачивает голову, чтоб посмотреть на Арсения, на что тот наклоняется и целует Антона, просовывая язык ему в рот. Антон сжимается от удовольствия, вырывая у графа стон. Арсений отстраняется и выходит, заставляя Антона неприятно простонать. Им обоим стало жарко. Арсений приподнимает его таз и опять прислоняет, входит, на что Антон просовывает руку под себя, нащупывая член, и начинает себе надрачивать. Арсений это замечает, хватает его руки и, скрещивая у него за спиной и держась за них, снова наращивает новый темп. Антон выгнулся так, что скоро хрустнет позвоночник, и чувствовал, что приближается к концу. Он чувствует, как нечто, словно узел, появляется у него под животом. К концу он чуть ли не переходит на крик, на что Арсений хватает его за волосы и прижимает к подушке. Простынь уже вся в предьэкуляре Антона и в его поту. По юноше прокатился приятный спазм во всем теле, и он кончил под себя. Расслабился, обмякнув полностью в руках Арсения, а тот отпустил его руки, которые легли мертвым грузом. Арсений, взяв его за талию, наращивает бешеный темп, чтобы быстро довести себя до конца. Антон то от этого мычит, тот постанывает от удовольствия. Спустя минуту Арсений кончил и повалился на Антона. Они отдышались и Арсений, несмотря на то, что они все противно потные, притянул Антона к себе и поцеловал в нос, а потом в губы. − Люблю тебя, – прошептал он на ухо. − А я вас, – так же ответил Антон шёпотом, прислоняясь к шее Арсения. После того как они отдышались, поговорили о мелочах, каждый по очереди пошёл в баню помыться. Антон сменил у себя постельное бельё, а потом каждый разошелся по своим делам. Их отношения изменились в лучшую сторону. Перед ними исчезла недосказанность, какая-то неловкость, потому что они полностью открылись друг другу в плане чувств и мыслей. Арсений наконец-то стал мягче. Не орал, и все начали замечать, что граф Антона как-то выделяет среди всех остальных, что не нравилось остальным слугам.Ͼ§Ͽ
Они праздновали Рождество Христово, пока все слуги бегали по дому, каждый занятый своим делом. Когда Арсений с утра заметил Антона, то велел ему переодеться. На Антона оказывает очень странное чувство алкоголь и делал его более развязным и разговорчивым. Всё готовились к этому празднику, но кто-то явно лукавил. В основном люди, которые делали вид, что верили, потому что это модно или потому что не хотели идти против всех, как это делает Арсений. В замке двадцать пятого числа декабря собрались близкие и не совсем родственники. Добрая половина была родом из Сибири, так же он решил отпраздновать его с верным другом Позовым и его семьей. Прошлое Рождество также отпраздновали, но уже в поместье Позова. Он как раз с ним разговаривал, и мимо проходил Антон, радостно помахав ему рукой, на что граф облился холодным потом и тут же осекся. − Поверить не могу, – изумился Дмитрий. – Арсения потянуло на бобылей. − Не говори никому, – просит Попов. − Конечно, ты же мне хороший друг, можешь на меня никого не нагонять. − Очень рад, – с облегчением выдохнул Арсений. − А если подумать, что в этом плохого, кроме того, что вы попадёте в ад, В этой жизни вам ничто не помешает, так что делай что хочешь, – говорил он, попивая бокал шампанского. − Я бы и без Антона в Ад попал. − Что тебя в нём привлекает? – граф вздыхает, готовясь исповедаться. − Изначально я просто хотел его вытащить из колхоза, ведь он этого заслуживает, да и законы позволяют сделать себе имя с помощью интеллекта, потом в один день понял, что не смогу жить без него, иногда проскальзывали глупости. Я никогда, таких как он, не видел, и сделаю всё, чтобы он был счастлив. Смотрю на него и чувствую, что готов луну ему подарить. − Знаешь, на кого ты похож? – спросил Дмитрий. Арсений отрицательно промычал. − У Николая Гоголя в «ночь перед рождеством» Чёрт украл месяц. Вот ты на него похож, – улыбнулся он. − Ну, я же говорю - в Аду мне гореть, – вздыхает Арсений. − К тому же скоро и статусы вас не будет волновать, – заискивающе намекал Дмитрий, как будто он знал больше, чем граф. − Так-так, рассказывай, что происходит с реформами, – заинтересовано приблизился Арсений, скрестив руки за спиной. − Монарх отправил рескрипт** городничему Петербурга о подготовке крестьянской реформы. − И где они решать вопросы по этой теме будут? − А они создали комитет, но это секрет. − Кто сказал? − Некий приближенный Марии Александровны. − Не думал, что монарх просвещает в такие дела свою жену, – они ещё обсудили политические вопросы, жену Дмитрия и дела на будущий год. Когда прозвенели колокола, то Арсений погрустнел, словно не хотел отпускать этот год, в котором произошло столько прекрасного. Он хотел, чтобы он длился вечно. Почему-то, когда он думал о будущем, в груди неприятно всё сжималось. На удивление его опасения оказались напрасными. В следующем 1858г. слухи Позова оказались правдивыми, и тайный комитет подготовки для крестьянской реформы стал всеобще известен, а через пару месяцев эти комитеты были созданы во всех сорока девяти губерниях. Видимо, они занимались созданием условий, при которых крестьянин могут уйти от помещиков вместе с землёй.Ͼ§Ͽ
Арсений и Антон разговаривали о реформах и неожиданно разошлись во мнениях. Тот самый юноша, который хотел свободы для крестьян, неожиданно отказался от такого щедрого предложения Арсения. − Я тебя никуда не отпускал, Шастун, – поставил тот его перед фактом. − Да почему? – обиделся слуга, вытирая тряпкой пол. − Потому что шастаешь без дела, – издевательски сказал Попов. − Даже если я и позволяю себе «шастать», то по просьбе Арсения Сергеевича, – педантично и с легким уколом заявил Антон, а потом затих, как послушный мальчик. − Раз так, – граф наклоняется и тянет Антона на себя. – Шастать ты больше не будешь, – он встаёт на ноги и наклоняется к Антону, отнимая у него тряпку. – Чт…?! – Он не может поверить своим глазам. – Арсений Сергеевич! − Делать рабскую работу ты больше не будешь. Ты больше не слуга, — морщаясь от склизкой тряпки, но не потеряв лица, заключил Арсений. − Я тогда буду бесполезен! – Антон протестующе замахал кулаками вверх-вниз. − Нет же, а как же твоя рукопись? - вдруг на графа нахлынула нежность. Он подошел к нему, чтобы обнять. − Вы можете найти писаря и получше! – он зажмурил глаза, как будто выдал самый страшный секрет, но Арсений на удивление действовал расчетливо и оборвал истерику на корню. Мужчина резко тянет его за руку, жестко фиксируя Антона на месте и не давая двинутся ни на шаг. − Я выбрал тебя с самого начала, и, если бы меня не устраивала твоя работа, то сменил бы давно, а сейчас тем более не изменю своего решения никогда!— Арсений вдруг показался таким грозным, отчего, казалось, не только Антон, но и все живые существа замерли от этого голоса. − То есть это всё только потому, что я хорошо пишу? – Арсения наполнило раздражение, пока он не увидел в зеленных глазах шаловливый блеск. Маленький провокатор. Антон пытается вырваться, но его попытки были тщетны. Арсений прижал его к себе, словно никогда больше в этой жизни не отпустит, да так крепко, что они выглядели как два сложенных элемента, идеально подходящие друг к другу. Он целовал его, взяв губы в плен, мня бока и поясницу. Из-за чего Антон стонал графу в губы.Ͼ§Ͽ
Их жизнь пролетала на удивление легко, несмотря на то, что они не выставляли отношения напоказ. Сестра была не против, племянница Антона любила. Только разговоры слуг, коих было много, иногда недовольно шептались и распространяли против Антона слухи, так как тоже хотели поблажки как, например, уменьшение числа работы и новые одежды. И эти слухи заходили настолько далеко, что стали касаться их жизней. В один момент Антон начал чесаться в своей постели. Как оказалось, там заселились клопы. Он был очень раздражён, так как старался соблюдать гигиену комнаты. − Антон это от тебя не полностью зависело. Клопы могут очутиться, даже если у твоих соседей они есть. У тебя просто нечистоплотные соседи, – лукаво объяснил Арсений, ведя его за плечи в свою комнату. Теперь Антон будет спать исключительно с ним в одной кровати. Антон задумался о чём-то, но отогнал странные предчувствия. Хоть Арсений и подбадривал его, сам граф был мрачнее ночи в Рождество. Антон проснулся в постели один. Арсений встал пораньше, но Антон почувствовал себя неловко. Обычно слуга просыпается раньше барина. Граф хоть и сказал, что он больше не слуга, но манифест ещё не приняли, да и неизвестно, в каком в виде он будет принят. Позже узнаёт, что Софья и пара слуг куда-то пропали. − Они решили поехать домой навестить свои семьи. Я их отпустил, – сказал Арсений, на чём разговор закончился. Потому что Антон не хотел возвращаться к этой теме.Ͼ§Ͽ
Антон разговаривал с Ольгой насчёт Анфисиного образования. − Так ты считаешь лучше её отдать в женское училище или домашнее образование лучше? – она махала веером и выжидала ответа от Антона. Оля отдавала дань уважения Антону из-за рекомендаций Арсения, но до сих пор обращалась к нему на «ты». − А чем вас не устраивает домашнее образование? − Она освоила рисование, игру на пианино, но другие науки в частности историю и географию она не понимает. К сожалению, ваши уроки, Антон, ей ни к чему. − Но училище открыто всего пять лет, они ещё не настолько развито, – раздражённо трактовал Антон. − Там руководит человек, которому я доверяю. Образование там, конечно, не такое, как во Франции или Америке, но считаю, что инициативу в нашей стране нужно поддерживать. − Надеюсь, вы не пожалеете. На кону стоит статус в обществе вашей дочери, – он взял стопку бумаги, которые нужно принести Арсению, и побил несколько раз об стол, чтоб листы выровнялись. − Да вы же просто ревнуете! – радостно догадалась она. − Вовсе нет! – протестующе вспылил Антон. − Ревнуете-ревнуете, – стояла на своём барыня. – Мою дочь к более компетентным учителям. На дворе 1867 год. Изменилось многое, и отмена крепостного права не была единственным изменением. Ещё было принято много реформ, улучшающих страну, как например постройка новых училищ, которые могут основывать любые частные лица, и допуск женщинам на получение среднего образования. Вот подруга Оли и решила открыть училище для дочерей дворян, а Антон отговаривал её, потому что хотел наработать опыт и квалификацию для работы учителем для одного похожего училища, и, если даже повезет, гимназии. Он хотел сам строить свою карьеру и не сидеть всю жизнь на шее у графа. − Да ладно тебе, – подбадривал потом его Арсений. – Я всё ещё предлагаю тебе позволить мне тебя порекомендовать. − Я хочу подняться по карьерной лестнице сам, без вашей помощи, хочу доказать, что я тоже могу постоять за себя, и Вам не нужно обо мне переживать без отдыха, а лучше заняться своей жизнью. С крепостными уйдёт и дворянское сословие. Крестьяне перестанут выплачивать опрок, и Вы лишитесь заработка, а нам нужно на что-то жить, чтобы нам не пришлось персиковый сад продавать! – насупился Антон, выпрямляясь, чтобы Арсений не смог не обратить на него внимание. − Никакой сад мы продавать не будем, – начал он его успокаивать, − а кроме мужиков у меня были ещё дома, которые я сдаю. Да и я всё ещё состою в министерстве финансов и получаю жалования оттуда. Единственное, что изменилось, так это то, что деньги будем получать сразу, а не после того, как продадим сырьё, которое получили от крестьян. Да, их будет меньше, но мы всё ещё сможем обеспечивать свои хотелки, ходить в кафе и покупать дорогие вещи, – Антона такой ответ не устраивал. − Вроде хорошие вещи случились за последние годы, но жить легче не стало, – Арсений был согласен с ним как никогда. Крепостное право упразднили уже шесть лет как, но за это время по−настоящему независимыми стали процентов двадцать от всех холопов страны. Остальные выплачивали ипотеку, которая давалась на пятьдесят лет. Освободились только самые богатые крестьяне, и, что происходило реже, им помогали их же барины. А большинство либо не имели средств оплатить, либо хозяева обманом мешали крепостным это делать, а государство никак не защищало их. У Арсения была иная ситуация. Из тринадцати деревень только две полностью оплатили кредиты, но Арсений не мог им помочь, так как основные деньги он получал как раз−таки от этих деревень. Да и из-за того, что многие необразованные люди вырвались в города - преступность, в частности ограбления, возросла в разы по сравнению с пятью годами ранее. Именно по этой причине он стал задумываться о переезде, потому что долгое время что-то ему подсказывало, что дальше буде только хуже. И его предсказания начали сбываться. Он предлагал Антону однажды переехать в Италию, на что Антон наорал на него, сказав, что он поспевает с выводами. − Истеричка… – вздохнул Арсений, после того, как Антон ушёл на кухню, захлопнув дверь. Попов через минуту пошёл за ним и притянул того к себе, обнимая за спиной, не смотря на то, что тот отпирался. − Ну что ты сердишься? – тихо, чтобы только они слышали, сказал в ухо граф. – Ты сердишься? – уже по-детски. − Нет. Просто я боюсь, что мы скоро не сможем обеспечить Ольгу и Анфису и вскоре вообще лишимся замка, а на переезд тоже нужны средства. − У Оли есть свое поместье, между прочим, не хуже моего, – начал Арсений. − Да и она мне рассказывала, что хочет открыть кофейню, почему бы и нет,− Антон положил свои руки поверг графских. – И даже если сословия пропадут, то богатые и бедные все еще будут, а я знаю, как обеспечить себе большую прибыль. И не забывай, что я всё ещё генерал-майор и имею связи с влиятельными людьми, моя семья знакома с приближенными Монарха и Князей. Не пропадём, – Антон в объятьях повернулся к нему и обнял, на что Арсений его без требований сжал, как самое ценное, что у него есть, а слова, полные уверенности и надежды, успокаивали. − Я подумаю ещё, – он отстранился и взял Арсения за руки, рассматривая их. − Это не то решение, которое принимается быстро. Позже днём они решили прогуляться по Лесному саду. В Питере была на удивление хорошая погода: тротуары не были в грязи, а просто мокрыми, но не настолько, чтобы обувь могла испортиться. На Антоне весь день был румянец и сияющие глаза, из-за чего граф не мог им налюбоваться. Столько лет прошло, а страсть всё не унималась. Но за восхищением он вдруг заметил, что Антон не только румян, но и вял, а глаза его будто смотрели в никуда. − Антош, что с тобой? – ответ он так и не получает. Арсений, не теряя времени, положил ладонь ему на лоб. – Да ты горячий! – стушевался граф и побежал срочно просить карету, которая отвезла бы их в поместье. Арсений всю дорогу гладил Антона по голове, которая лежала у него на коленях, шепча, что совсем скоро они приедут. Слуги хотели донести его до покоев, но Арсений решил сделать это сам. Он уложил его на свою кровать и снял основную одежду, так как она была вся мокрая от пота, и переодел его. Он послал письмо врачу, чтоб тот поскорее приехал к его подопечному с подозрением на лихорадку. Арсений был раздражен, так как понимал, что Антона поставят в последнюю очередь, ведь заболевание не такое серьезное, но всё же смертельное. Он устало выдохнул и лёг в кресло в своём зале. Опять, опять ему придётся несколько дней провозиться в ожидании, что Антон каким-то чудом сможет сам встать с кровати. Это уже не первый раз происходит: Антон часто болел, а в последние годы он начал заболевать не только зимой и осенью, но теперь и весной, и даже летом. Один раз заболел из-за того, что на ночь оставили открытым окошко, через которое дул летний ветерок. Это были единственные моменты, когда Арсений был полностью бессилен. Никакие связи и никакие деньги не могли привести Антона в чувства, поэтому единственное, что ему оставалось, это заботиться о нём: менять одежду на сухую, платки на лбу и давать тёплое молоко, которого стало в последнее время тоже мало. У Арсения уменьшилось количество людей, которые пасли коров, а покупное молоко было дорогим. Ухаживал и умолял всевышнего, чтобы Антон дотянул до приезда врача. Врач приехал через три дня рано утром. Антону не стало лучше, разве что он пришёл в чувства, но с кровати встать не смог, но мог говорить, что помогло не потерять рассудок. Ольга с Анфисой как назло уехали на юг, поэтому в поместье он был, за исключением глупых слуг, один. Врач подтвердил предположение Арсения об очередной лихорадке, отчего отпустил груз переживаний, скопившийся за эти дни. Ведь были огромные подозрения на ангину. Он дал ему всевозможные лекарства и сказал, что он с неделю встанет на ноги, только должен принимать травы и лежать в покоях. Попов после того, как успокоился, принял решение, что нужно срочно переезжать. Его болезни протекают всё хуже и хуже, а что если он однажды заболеет чахоткой? Графа облил холод по всему телу. Нужно переезжать в теплые края. Однозначно и без обсуждений. Как только Антон выздоровеет, тот сообщит ему о своих планах на них двоих. Следующую ночь Арсений не спал, держа свечу зажжённой и следил, если Антону станет плохо. Но он только ворочался, то скидывая одеяло, то дрожа затягивая обратно. Ему, похоже, снился плохой сон, ведь он лежал с закрытыми глазами и хмурился, то ли от температуры, то ли от того что ему снится. Граф гладил его и менял платки на холодные, гладил по взмокшим волосам, а когда Антон просыпался после непродолжительного сна, то поил его лечебными травами. Антон не мог нормально разговаривать и иногда мешал Арсению его переодевать, так как из-за снятия мокрой рубашки его тело пробирало холодом, и он часто нечленоразборно кричал и пинался. Изредка Арсений открывал окно, поскольку был нужен свежий воздух, но не на долгое время, так как было прохладно на улице. Иногда Арсений и спал сам часа по три. Антон спал примерно также, но через три дня всё начало налаживаться. Он все ещё был слаб, но мог сидеть и есть, читать книги и общаться с Арсением. Граф не боялся заболеть, так как почему-то никогда в своей жизни не болел. Вся его родня удивлялась этому факту, и думали даже, что его боженька благословил, а кто-то хвалил его мать, причитая, что она святая и с этим Арсений был больше согласен. Не то, чтобы Арсений любил убегать от проблем, просто другого выхода он не видел. Конечно, в Росси есть теплые края, но Арсению там не по душе. Хотелось жить где-то в месте похожем на его родной Петербург, поэтому он выбрал юг Франции. Там и тепло и море и красивая европейская архитектура, и медицина более развитая. Как врач и обещал: через неделю Антон выздоровел, но Арсений всё равно наказал ему не вставать с кровати, чтоб не провоцировать только ушедшую болезнь. Антон всё равно встал с постели, так как думал, что Арсений зря о нём переживает. Он хотел пробраться на кухню за хлебом и сахаром, пока Попов куда-то ушёл, кажется за водой, и незаметно ото всех проскользнул кошкой на кухню. Но его как хулигана заметили, и Арсений, смотря сумасшедшим взглядом, подошёл и закинул его на свое плечо, развернулся и молча пошел обратно в их комнату, чтоб сделать юноше выговор. − Арсений Сергеевич, да я здоров! – улыбался Антон, вися на плече графа. – Хоть завтра на Кавказ идти! − торжественно крикнул он хриплым голосом. − Лучше не на Кавказ, а в Марсель, – как бы, между прочим, оповещает граф. − А? Вы это о чём? – Непонимающе спрашивает Антон, когда граф клал его на кровать. Они так и остановились в полу лежачем положении. Попов уже заворачивал его в толстое одеяло. − Видишь ли, – Арсений всё же уложил его в постель и сел возле него, повернувшись корпусом к нему. – Эта твоя далеко не первая болезнь за этот год, а сейчас только конец марта, Антон, – поучительно припоминал граф. − Да и твои симптомы по сравнению с тем, что были несколько лет назад, ухудшились. Так что я принял решение за нас, уж извини. − Арсений, да я же всегда зимой болею! − начал Антон, но решил промолчать, так как заметил, что граф не закончил свою повесть. − Можешь меня возненавидеть, за то, что я украл у тебя твою жизнь, твой дом, твоих знакомых, но я сделаю все, чтоб ты прожил долгую и счастливую жизнь так, как ты этого заслуживаешь, Антон, и я надеюсь, что ты меня когда-нибудь простишь. Через два дня я собираю вещи и мы отправляемая на юг Франции. Сначала я хотел в Испанию или Италию, но там, я слышал, только недавно утихли бунты и волны революций, да и язык ни я, ни ты не знаем, поэтому отправимся во Францию, город Марсель. Я там давным-давно не был. Он пропитан атмосферой Петербурга, только с хорошим климатом, хотя эти вещи трудно назвать одним отличием, – он взял Антона за руку и сильно сжал. – Я не хочу ждать твоей смерти, а хочу быть там, где точно знаю, что тебе помогут. Да, там тоже неидеально, но, если выбирать между двух зол, я выберу Францию и твою жизнь, Антон, – Антон прекрасно понимал его чувства, но всё равно на душе стало тоскливо и холодно. − А как же Ольга? А Позовы? – Антон сел на кровать, смотря прямо в глаза. − Ольга без меня не пропадет. Я тебе в этом клянусь жизнью, – положа руку на сердце, обещал он. – А Дмитрия Темуровича будем навещать. А может и он нас, ведь у него есть поместье там, – Антон на секунду задумался и охнул от ужаса. – Мы что будем жить у них?! − Нет, я продам это поместье и куплю дом в Марсели на берегу Тирренского моря, и он будет не хуже нашего, – Арсений притянул его к себе за шею. − Правда? – на Антона накатила досада. − Конечно, − обнял он в ответ. − Так что не переживай, и дом у нас будет, и друзья нас не бросят. Тем более у меня есть знакомые, так что если друг другу наскучим – не беда, – у Антона пропал дар речи от призвания Арсения. У него осталось ещё столько вопросов по типу на что они будут жить. Он не знал, примут ли их там, всё-таки это другой народ, другая культура, страна и ценности. Вроде там выдают тюремный срок за мужеложство, но почему-то не хотел спорить, ведь побуждения Арсения были донельзя искренними и полны энергии, а любой вопрос воспринимался даже самим Антоном как за вреднечество. Так что он смиренно улыбнулся и согласился с ним, веря Арсению, что вместе они преодолеют все преграды. − Ну-с, − похлопал он по спине Антона, – тогда ждем твоего полного выздоровления и продаем все мои имения, – он это сказал настолько легко, что Антон опешил. – А ты спи давай. Я всё сделаю сам, − и придавил ему на грудь, чтоб тот лег на спину. Арсений вышел из комнаты, закрыв дверь, а Антон повернулся набок, зарывшись до ушей одеялом, и погрузился в свои думы, а потом в объятия Морфея, выбросив некоторые сомнения.Ͼ§Ͽ
На Монарха Александра II случилось покушение. В него выстрелили из пистолета прямо в том самом Летнем саду, где они с Антоном недавно были, на глазах у всех. Новость разлетелась в геометрической прогрессии и на следующий день на ушах стояла вся западная часть империи, а мотив свергнуть действующую монархию, чтобы начать социалистическую революцию, где власть будет отдана рабочим, приводила всех в шок. Арсений воспринял это как знак судьбы. Когда он об этом узнал, по нему прокатился волна ужаса. Антон уже был полностью здоров и граф только вчера получил деньги от покупателей. На первом этаже стояли чемоданы с вещами и завтра они уже должны были уехать. Антон чуть не лишился чувств, убеждаясь в правильности своего поступка и поступка графа. − Антон ты слышал последние известия? − Да, думаю, ты был прав…вообще на счет всего прав, – он положил голову на плечо, ища защиты. − Конечно, − граф его приобнял. – Потому что я всегда прав, – а Антон грустит и перечить не стал, как будто истощён. За всё его существования его жизнь менялась кардинально уже дважды, и он устал от этого. Хотелось какой-то стабильности. Если так продолжить, то через ещё каких−то десять лет они с Арсением переедут в Африку и, если он там потеряет Арсения, то останется совсем один. Только с пониманием, насколько этот мир бесчеловечен и беспощаден. Он на этом зациклился, когда был уже в карете и, не выдержав, заплакал, на что Арсений, ничего не спрашивая, просто гладил его по голове, целуя в висок. И всё. Просто был рядом в трудную минуту. Больше Антону и не нужно. − А мы вернемся когда-нибудь? – спросил Антон спустя неделю пути. Он долго молчал об этом, но очень хотел узнать. − Конечно, будем иногда заезжать, навещать Олю и Анфису. Думаю, они по нам соскучатся, – Арсений обнял его за плечи и притянул к себе.Ͼ§Ͽ
Они переехали в Марсель и прожили там до конца своих дней. Смогли вместе открыть пекарню, с которой имели не плохой доход, и параллельно сдавали дома более богатым людям. Успели объездить всю Европу от Португалии до родного дома. Каждый раз, когда они приезжали в Петербург, подмечали, что дела в обществе не становятся лучше. В 1881 году после убийства Александра II Семья Позовых тоже приняли решение переехать в Марсель, так как у них там был готовый дом, да и старые друзья там жили. Антон не стал преподавателем, но брал отдельные уроки, в чём явно преуспел и был лучшим в городе, так что учеников у него было много. В 1904 году Арсений умер от пневмонии, вызванной долгожданной поездкой в Шотландию, а спустя полгода Антон погиб от несчастного случая: его задавила лошадь, когда он невнимательно переходил дорогу. Оба они были похоронены рядом друг с другом на марсельском кладбище.