по вторникам.

санвон бежит по лестнице вниз, спотыкнувшись несколько раз и чуть не полетев по ступеням лицом. на ходу надевает кофту, которую великодушно хендже ему одолжил и заставил надеть сейчас же. до осени осталось меньше суток и пора уже, по мнению старшего брата, начинать утепляться. выбежав из подъезда, он сразу падает в объятья. такие мягкие и ставшие родными за полгода. его парень зарывается длинными пальцами в волосы, массирует кожу головы успокаивающе. санвон как медуза расплылся и стал ей же по агрегатному состоянию подобным. лужа, проще говоря. осень чувствуется ярко и близко, дышит прямо в затылок. все ощущается нереально, ведь вон как будто вчера снова оказался напоенным в компании выпускников, зажатым во дворе чьей-то дачи, окончательно и беспроигрышно зацелованным. и еще чуть не порвал новый костюм своему выпускнику, до сих пор не понял как и почему. завтра он, говоря излюбленными метафорами взрослых, наступает на последнюю дощечку мостика через болото детства. впереди море, придется плыть. тонуть, захлебываться. – дурак, у тебя утром репетиция. спать надо. – я еле к хендже отпросился, чтобы с тобой встретиться и не получить подзатыльник, а ты меня прогоняешь, – бормочет в плечо чонсону. – репетиция как репетиция. высплюсь потом. – когда? – чонсон тепло ему улыбается, поднимает лицо из своего плеча. – когда рак на горе свистнет. я пока бодр и активен. – дурачок...самый настоящий. однако пять минут спустя он сползал по стенке лифта, клюя носом. чонсон отметил себе, что этого взрослого ребенка надо уложить спать незамедлительно. а пока он просто подхватил его под талию и держит, а то санвон себе нос расшибет. цветы чонсон ему привез. целый букет розовых пион в крафтовую бумагу завернутых. лежали они в машине на заднем сидении, ожидали своего часа - конца линейки. им наверняка здесь душно, солнце греет крышу темной затонированной иномарки. издалека послышался звук колонок и чонсон выскакивает из машины. уж не думал он год назад, что даже после окончания школы он приедет сюда. наверняка и не думал о том, что приедет ради своего парня, учащегося на год младше. парень чуть двигает родителей, встает на место хорошего обзора и замечает рядом мачеху санвона. женщина, приметив его, лучезарно улыбнулась, поздоровалась и погладила пака по предплечью, а чонсон только сейчас заметил, насколько хендже на нее похож. чонсон снимает видео, фото, и все на память: вот санвон машет парню, стоя у микрофона в ожидании очереди рассказывать стишок, вот он поет громче всех и тянет ноты в старании, а вот ведет за ручку первоклашку с колокольчиком в три раза больше нее. и последнее - санвон бежит к нему, уставший, но счастливый. – чонсон, сфоткай нас с санвоном, – физика непривычно видеть таким добрым. он довольно улыбается, обхватив одной рукой плечо сына, а другой - талию жены. щелчок - фото готово. полтора месяца прошло с этого момента, а пролетело как один день. – отвернись. – с чего бы это? – я стесняюсь. этот злой и уставший от занятий одиннадцатиклассник сущая сатана. раскидал на постели свои конспекты, чонсону лечь негде. он хмурится и губы поджимает, все еще держась за края свитера, в любой момент готового оказаться на полу. – хендже еще не скоро придет, почему ты такой закрытый, а? – чонсон прижимается губами к его животу и шепчет прямо в его, дыханием обжигая. – скажи что-нибудь, милый. – в конституции российской федерации утверждается, что россия является правоопреемником союза сср на своей территории. старший тяжело вздыхает. он не для этого решил после выпуска пойти работать к отцу, чтобы потом слушать бредни сумасшедших, которые учит его парень. нужно заставить санвона расслабиться, иначе к концу года он точно перепутает окно с дверью. и чонсон точно полетит за ним, словно бомбочкой в бассейн. он ногой отпинывает тетрадки с конспектами, домашние работы, и все в этом роде, от чего санвон снова злится. – а брюки будешь снимать? – ехидничает чонсон. – "а бьюки будесь снимать?" – передразнивает его вон, кривляясь. – а ты заставь. старший усмехается, глядя в сторону. нет для него ничего проще, чем заставить человека раздеться. но только мальчику это знать нельзя, судя по недавно выясненной информации о том, что он очень ревнив. волосы на его голове электризуются после соприкосновения с свитером и становятся подобными одуванчику. одуванчик в конце октября, как чудно. – иди сюда, одуванчиковая голова. поправив его волосы, чонсон снова принимается за расцеловывание живота своего парня. он даже и не понимает, что он его так притягивает, разве что кожа на пузике сравнима с бархатом. санвон тихо хихикает от щекотки. – ты теряешь драгоценное время. – будто бы ты позволишь мне что-то сделать. – кто знает...ты же не можешь читать мои мысли. – мне бы хотелось знать, о чем ты думаешь. – о тебе. помоги снять брюки. чонсон хотел было еще какую-то язвительную фразочку придумать, но его ошарашили. и он сидит как дурачок с открытым ртом, смотрит на санвона, победно улыбающегося. – что, все? съел? – все еще дразнится младший. – пожалуйста, котенок,– молит чонсон, притягивая к себе. – ты такой измученный. – ах, так ты заметил, что я устаю, перенапрягаюсь и нервничаю? язва сибирская. или все-таки котенок, который мордочкой трется о грудь старшего, пытаясь лечь удобнее? глаза сами собой закрываются, еще и пак ему шепчет что-то на ухо, по спине гладит, под майкой руки его, в комнате сумрак, телевизор монотонно болтает, все вокруг воедино сливается и уплывает все дальше, дальше от вона... – блять. – а? – ничего, спи, я сейчас. затуманенным взглядом он пытается найти причину, почему парень смотался от него, сверкая пятками. свет, включенный в коридоре, прожигает глаза своей яркостью, санвон спешит их зажмурить, встает на ноги, чуть пошатываясь. стучит в запертую дверь так звонко, как ему кажется, как никогда не стучал. – сон-и, что такое? впусти меня. у него лицо мокрое и футболка комком на кафеле валяется. темные волосы взъерошенны. "не смотри, не смотри, не смотри..." – думает старший, повторяя как молитву. иначе со стыда сгорит. постыдного нет, но когда парень стоит перед этим ребенком, которого он себе не всегда позволяет целовать глубже – он не может. ключи в двери щелкают. хендже пришел. санвон усмехается и, развернувшись, уходит загадочно. неясно, с чего чонсон дал именно такое определение его походке. парень замыкается снова в комнате, садится на бортик ванной, пытаясь собраться. – туалетный утенок, выходи, я срать хочу, – стучит хендже. что за семья, не дадут своими личными делами заняться! – пиздец, у меня на новой работе не унитаз, а портал в ад, я всю смену терпел. а тут еще бабка какая-то в очереди про народную медицину рассказывает, стою за кассой и думаю: а зачем я тогда фармацевтику заканчивал? выходи, кому говорят! – да сейчас, сейчас... – вон, че он там делает? ты там дрочишь, а? – ага... – ну, резче давай. не квартира, а сумасшедший дом. как из песни, перепетой масяней. "дом, в котором я живу-у...называется дурдо-о-ом..."