Фоновая музыка играет на всё заведение. Это, на удивление, не очередной говнорэп от Меттатона или заезженный старый рок, которого Санс уже давно наслушался вдоволь, а потому, центр бара пуст, и пьяных монстров не тянет танцевать медляк или слэмить под что-то тяжёлое. Или не тянет до тех пор, пока часы не пробьют полночь, ибо начало нового дня в баре всегда начинается с какой-нибудь жести и грязной перепалки за «нихера». Тем не менее, ныне, за пределами заведения, мрачнеет в ночь глубокий вечер, монстров здесь довольно много и та же музыка легко заглушается смешением звуков из десятков разговоров монстров, ударов, шагов, стуков, звона посуды, всплесков напитков и всего-всего прочего. Но, что всё-таки немного странно, без перепалок.
Санс сидит где-то со стороны, совершенно один, хоть им же и занят целый стол, куда легко можно уместить какую-нибудь компанию монстров. Он сидит там, куда не падает раздражающий свет прожекторов, неоновых вывесок и ламп, неспеша выпивает не первую бутылку горчицы. Поза сидения расслабленная, он в основном растекается на кушетке, подпирая череп рукой. Взгляд не концентрируется на чём-то одном: постоянно смотрит из стороны в сторону, выискивая хоть что-то интересное, ибо Санс, со скуки, уже, чёрт возьми, мечтает посмотреть на очередной идиотский мордобой из-за мелочей. Всё-таки гвардейцев здесь тоже много и, допустим, любое упоминание Асгора в негативном ключе, как правило, всегда ведёт к бойне. Это гораздо лучше всякого кино, а главное — гораздо смешнее и эффектнее, без излюбленных постанов.
Но в баре не происходит нихера, буквально. Монстры приходят, выпивают, уходят. Время от времени взгляд Санса цепляют зияющие красотки в откровенных одеждах… проститутки. Каждый раз они меняются и Санс из всего работающего в подобной сфере персонала знает лишь двух по имени и лицу, и то, потому что одна недавно (примерно неделю назад) спасала его костлявый зад от в хламину пьяного собакоподобного монстра, который наезжал на него из-за куртки и её специфичного запаха, откуда-то вытащил странного рода информацию о том, что он анархист, а вторую, кажется, он находил для своего приятеля, которому очень уж надо было лишиться девственности. Удивительно, что они всё ещё работают сегодня, хотя, как выясняет позднее Санс от того же Гриллби, условия работы — ещё хуже, чем в Королевской Гвардии.
Следом идёт новая бутылка горчицы. Санс понятия не имеет, насколько он пьян. Он просто наслаждается посиделкой в баре с собой. Без его дружков, без его коллег, без его назойливого младшего брата... Стоит ему вспомнить Папируса, как Санс злобно выдыхает. Кажется, почти полночь, он невольно смотрит на часы, над выходной дверью. Брат явно не будет доволен тем, что Санс снова вернётся пьяным домой. Но ему невозможно объяснить тот факт, что иногда он предпочтёт побыть одному и насладиться выпивкой в компании своих собственных тараканов, а не выжидать брата дома. Тем более, что тут такие красивые девчонки, такая хорошая горчица, такие вкусные порции картошек фри с перцем! Для него это глоток свежего воздуха.
— Ты тут сидишь уже о-о-очень давно.
Сладкий голос тянется откуда-то сбоку и сверху, переходит почти в полушёпот и мешается с музыкой из автомата. Если прислушаться, то голос этот совсем не звучит приятно: скрипит и хрипит одновременно, но не затыкается, все льётся, действуя на нервы, как музыка в баре.
Девушка не сводит лисьих глаз со своей жертвы. Она встречается с Сансом взглядами в один момент и замечает в них пьяную дымку. Лицо Санса морщится на мгновение, но незнакомка всё же нагло, не боясь нарушить чужое личное и очень пьяное пространство, садится к Сансу близко-близко, нарочно касаясь бёдрами.
Она ставит локти на стол и думает раздражённо, что этот парень выглядит жалко — как большая часть всех оставшихся посетителей под ночь. Он скорее всего из тех, кто садится поодаль, не ища неприятностей. Но как хорошо, что они находят его сами.
— Выглядишь дерьмовым и одиноким. С последним могу помочь, — она хочет верить, что её анализ поведения Санса верен: что прячется он ото всех из-за подавленности и отчаяния, а в отчаянии монстры творят безумные вещи. Она щёлкает зубами, отводя уши в сторону и наклоняется, терпя мерзкий запах острого соуса и алкоголя.
— Те чё надо? — низким голосом спрашивает Санс, но довольно чётко, не скрывая кислой мины, заподозрив что-то неладное. Ну вот, уже кто-то решил до него доебаться, пока под столом он резко отставил ногу подальше от её. Кажется, он всеми силами хочет тут же отстраниться от неё, ибо ненавидит до трясучки, когда его личное пространство кто-либо нарушает. Дистанция — его стихия, одна из ведущих.
Он смотрит на врага его одинокой ауры и видит, что это — одна из девушек лёгкого поведения, одна из новеньких, кажется. Санс это определяет и по её неумело и дёшево намалёванному лицу, по крайне откровенному наряду, когда бегло осматривает её. Хоть она и выглядит хорошо, но внешность — всего лишь обёртка.
— И с хера ли я сразу «одинок», куколка? — спрашивает с хрипотцой Санс следом и, кажется, всё ещё держит себя под контролем, раз может довольно складно говорить, будучи уже подшофе. — Может, я наоборот не хочу, чтобы до меня кто-либо доёбывался, м? — он на мгновение смотрит в её глаза, но тут же невольно поглядывает на её наряд, взгляд этой женщины кажется каким-то странным.
— Можешь считать, я за тобой следила, — она закатывает глаза. Грубость — одна из условий её «работы», которой она не удивляется, но всё же тянет одну руку под стол, поправляя юбку, едва скрывающую промежность. Её улыбка становится плотно сжатыми губами, и изучающий взгляд пьяных огоньков-глаз немного действует на нервы, но она сама пару минут назад изучала свою жертву подобным образом. — Решила, мы сможем хорошо провести время вместе, — она снова тянет пасть в ухмылку и поправляет чуть лохматые волосы. Санс внезапно перестаёт казаться тем, кого можно легко охмурить, но несколько бутылок алкоголя должны это исправить. — Ты пришёл сюда напиться и забыться, а? Я помогу тебе в этом.
И она оборачивается к барной стойке, крикнув противным голосом, который совсем не кажется томным и соблазнительным, когда не сливается с музыкальным автоматом.
— Ещё два пива этому парню за мой счёт! — нарушает она тихое одиночество Санса. Ловит его снисходительное недовольство и ставит одну ногу на ногу, пытаясь, кажется, принять более соблазнительную позу и подпереть не особо впечатляющих размеров грудь. Алкоголь, в конце концов, подносит горящий бармен, и бутылки чуть звякают, опускаясь на стол.
Санс всё это время молчит, не сумев сообразить, что лучше ответить этой барышне. Он заметно тормозит.
«Хорошо время вместе проводить? Со мной? Она совсем ёбнутая что ли?» — мысленно задаётся он вопросом.
Будь он трезвее, наверняка тут же послал бы её на хуй и свалил куда подальше, без задней мысли, но сегодня был весьма спокойный день и хотелось бы его завершить также спокойно… по крайней мере, в мыслях Санса завершение дня длится до тех пор, пока он не переступит порог между улицей и верандой, далее которой — дверь в дом. Тем более, что ему тут пиво заказывают бесплатно… Разве не прелесть?
— За пиво, кншн, спасибо, но я не хочу тут задерживаться, — пытается быстро говорить Санс, не проглатывая букв, когда он с дамой сопроводили Гриллби взглядами прочь, и, кажется, его новая «приятельница» была этому слегка удивлена. — Я уже и так собирался съёбывать отсюда.
«Сука, а раньше я ей сказать этого не мог? До того, как нам это пиво принесли… точнее, мне?» — и тут его озаряет.
— А ты сама чё, пить не будешь, раз уж подсела? — то ли издевательски, то ли возмущённо, спрашивает скелет, но ухмылки своей он не скрывает. Чуть-чуть подозрительно. Капельку.
— Буду, — отвечает она с задержкой, надеясь, что ее новый «приятель» спишет это на алкоголь. Она не торопится подталкивать бутылки к Сансу, не сводит с него взгляд, и подтягивает заказ к себе, просто открывая крышки обеих бутылок. В баре становится душно. Она кусает губу, явно начиная нервничать. — И даже кое-чем поделюсь, — и эта фраза тянется между ними ещё какое-то неприятное время.
Лиса отворачивается, роется в своей сумочке, размером с собственное самомнение — то есть совсем ничтожное, — и достает небольшой пузырёк с вязкой жидкостью. Заливает поровну в бутылки, совсем не скрывая.
Вот такая резкость точно кажется странной.
— Это поможет нам быстрее расслабиться, не волнуйся, дополнительную плату не возьму, — шепчет она над бутылками и демонстративно облизывает, когда несколько капель темного «чего-то» пачкают ее наманикюренные пальцы. Только после она толкает одну из бутылок Сансу, другую — поднимает чуть вверх, держа за горло. — За что ты хочешь выпить? За одиночество?
И тогда Санс таки набрался воли, чтобы крикнуть:
— Эй!
Санс очень демонстративно отодвигается, мерзотно оттолкнувшись от горла. Может, в его голове это выглядело даже эпично, но на деле его движения были такими, будто его грубо толкают на другой конец кушетки.
— Не так резко, с-сука, — низким тоном гаркает он, не скрывая недовольства. — Я ж даже твоего имени не знаю. — он прищуривает глазницы, смотря за тем, как, кажется, даму перекосоёбило от такого внезапного действия. — И уж тем более… — он скептически смотрит на бутылку с пивом, которую она хотела «сплавить» ему. — Я н-не ебу, чё ты туда подмешала, но пей эту х-херь сама т-теперь, ок? Если ты думала меня стравить или отправить в Нарнию… То… Э… — пьяный череп не может сгенерировать конец предложения. — Катись на хер! — лучшее, что пришло в череп.
«Надо уёбывать от неё…»
Проститутка, ухмыляясь, делает несколько громких глотков собственной мешанины, оставаясь без тоста.
— Можешь называть меня, как тебе нравится, — жмурится она, не настаивая на выпивке. Санс от неё далеко точно не уйдет в таком состоянии, поэтому, противно фыркнув и облизнув губы, пододвигается к нему как можно ближе, шепчет:
— Тебе и подмешивать ничего нее нужно, чтобы отправить тебя в Нарнию. Ты уже, мой дорогой, стоишь в шаге от Нирваны… — и ухмыляется ещё более хищно, оставляя свои ладони на напряжённых плечах. Она оценивает его пьяный вид. — А знаешь, со скелетами у меня еще ни разу не было…
Санс ёжится пару секунд, после чего ухмыляется, будто до этого вообще не было ничего странного:
— Ну сразу бы сказала, что поебаться хочешь, нахуй этот цирк нужен был? — спрашивает он, странно улыбаясь. — Только у меня денег нет на твои услуги, — он сухо смеётся. — найди кого-нибудь другого, голддигерша.
Мягкие пальцы не исчезают с костлявых плеч. Лисьи глаза странно поблёскивают и почти светятся, а выражение лица не меняется совсем, даже когда потенциальный клиент говорит, что совсем не потенциальный.
— К чёрту деньги, — голос срывается на шипение, и тогда она ложится своей грудью на его. — Готова тебе простить деньги за пиво, если поможешь мне помочь тебе закончить эту ночь не так паршиво и одиноко, как мы оба начали, — она вскидывает вызывающе бровь. — Как тебе такое предложение?
На этом моменте начинает играть какая-то рок-песня про секс, причём на полную громкость. Но, кажется, кроме него и этой девицы, сейчас ничего вокруг не существует.
Санс оценивающе осматривает её вновь. Такая красотка, сраная лисица, с прекрасной фигурой, предлагает лёгкий перепихон, да ещё и за бесплатно? Хочет попробовать со скелетом?
«Хорошо, что я мобильник дома оставил, а все деньги уже пропил. Ей… особо нечего у меня брать, если она собиралась меня обокрасть». — Санс сам не понимает до конца, хочет ли теперь он съебать в ужасе, или провести ещё больше времени здесь.
Кажется, хоть он и мыслил относительно рационально, мозг всё равно подмешивает факты, произошедшие ранее и, кажется, скелет даже расслабляется.
На самом деле, Санс и раньше развлекался с проститутками, это уже далеко не его первый раз, да и более того, у него тоже существуют потребности, как и у всех. И его последний раз, не считая почти что ежедневного марафона с рукой, был… достаточно давно. Этой мысли он сильно удивляется.
«Так почему бы и нет?» — решает он.
— Хех. — он поднял руку и небрежно кладёт её на плечи женщины, как бы уже тактильно давая согласие. Кажется, его расслабление было самым громким сигналом, даже громче, чем последующий ответ:
— Веди в приватку.
Матрас жёсткий, засранный какими-то пятнами и торчащими пружинами, но, бросив скептический взгляд на Санса, она не увидела в его пьянеющих глазах и плывущем сознании недовольства. В комнате от стен раздаются тихие глухие басы из бара, и пьяная голова воспринимает их лучше, чем следовало бы. В конце концов, никто из них не жаловался, и, садясь на непривычно костлявые ноги Санса, она обвивает мягкими голыми руками его шею.
— Расскажешь потом, как тебе разовая акция для новичков, — острой мордой она тычется ему в челюсть и проводит по плечам, ожидая от того реакции.
Санс пытается торопливо снять куртку, но в итоге это делается лишь с помощью, после чего её грубо отбрасывают в сторону. В ту же секунду он руками ухватывается за обе ягодицы женщины, сжав их фалангами пальцев. Её попа чертовски мягкая и ненамеренно скелет её мгновенно разжал и сжал снова, наслаждаясь пухлостью и мягкой шерстью.
— Хорошая задница, — подмигивает скелет ей, смотря в глаза. — Резинка, кстати, найдётся?
Лиса ухмыляется такому комплименту и одобрительно дёргает пушистым хвостом.
— Ты это спрашиваешь у проститутки, дорогой, — ей приходится оторвать ладони и достать всё из той же крохотной, но поразительно вместительной сумки, блестящий квадратик. И, вернув свое внимание к скелету вновь, зубами разрывает упаковку. А потом чуть растерянно хмурится на мгновение. — И, хах, на что его раскатывать? Или… — она нарочно ёрзает, удобно втискивая свою задницу в костлявые пальцы и вновь примыкает грудью к его рёбрам. — …Или тебе нужны прелюдии? — ее голос становится приторным и с придыханием.
Санс больше с издёвкой ухмыляется.
— Ага, п-прелюдия, она самая. — одну руку он убирает с ягодицы, она ловко оказывается на спине, именно там, где расстёгивался лифчик, — Не переживай, куколка, много времени это не займёт, — обещает скелет.
Благо, он умело обращался с фурнитурой, и бюстгальтер легко поддаётся снятию, но его сдерживает только тесный контакт между грудями проститутки и грудью, спрятанной под старой красной футболкой.
Другой рукой он юркает под юбку и касается промежности. Он явно не стесняется, а стесняться и нечего.
— Да ты прям горишь, — комментирует он, чуть улыбаясь.
— Кто ж знал, что ты такой несговорчивый, — девушка отстраняется, чтобы ловко собрать длинные с рыжиной, точно в цвет шерсти, волосы, и, как бы между делом, открыть лучший обзор на свою грудь. — Я надеялась, ты согласишься быстро. Так что не смей сейчас заставлять даму ждать, — и она скользит пальцами под футболку, толкая скелета вниз, на матрас, пятна на котором никого сейчас не волнуют. Под пальцами оказываются гладкие ребра — некоторые со сколами, некоторые со шрамами. Лиса на пробу играет с ними, проводя то вниз, то вверх, задирая футболку, насколько это возможно.
— А на что ты р-рассчитывала, когда я этого вообще не планировал, м? — снова усмехается Санс, едва сдерживая смех.
Несмотря на то, что он повален на матрас, а проститутка восседает на нём, фалангами пальцев он чуть теребит её клитор и половые губы, ощупывает, пока сам старается принимать ласки рёбер.
Костлявые пальцы под юбкой непривычные и твёрдые. Лиса опаляет горячим дыханием кости, привыкая к простым и одновременно новым ощущениям.
— Без обид, но ты не выглядишь как тот, кто не поддаётся искушению, — сладко отвечает она на вопрос, не воспринимая его должным образом. Стимуляции под юбкой ощущаются приятнее, и девушка старается удобно приподнять бёдра, заглядывая в глаза-огоньки блядским бесстыдным взглядом.
— Помолчи, — с коротким выдохом отвечает Санс. — Это ты начала.
Что ж, для первого раза ласки рёбер у неё выходят не плохо, но делает она это не очень умело, либо же Санс предпочитает больше… нежности. Но о какой нежности, блять, идёт речь?
— П-Попробуй ещё внутри пройтись рукой, — полушёпотом даёт короткий совет Санс, сильнее задумавшись о том, что со «скелетом у неё ещё не было» и, скорее всего, о «горячих точках» и особо интимных местах у этого вида монстров она просто не знает.
— А… А-ха, — вырывается из груди согласный выдох, и она следует указаниям, не смущаясь и не медля, ныряет пальцами под рёбра, наклоняется, и влажно целует их с внешней стороны, с внутренней гладит пальцами, проводит по костям плавно и заинтересованно, чтобы так же плавно провести языком по нижним рёбрам и подняться выше.
— М… Так?
Совет, в итоге, действительно помогает и по телу скелета начинает разноситься магия, скапливаясь внизу.
— Да, т-так, — выдыхает он.
Санс не церемонится: в дело пошли пальцы. Сначала одна фаланга, затем вторая. Сейчас скелет рад, что у него имеется в подобном опыт, потому он спокойно лавирует пальцами в лоне так, чтобы ничего внутри не расцарапать кончиками, лишь жёстко массируя изнутри и касаясь стенок. Проститутка явно не нуждается в долгих прелюдиях, да и Санс не хочет на этом заострять столько внимания, это, всё-таки, не его девушка. Как-то ненамеренно выходит так, что юбка с неё также снята. Вагинального секрета, которым была покрыта почти вся рука, было достаточно, чтобы начать дело даже без минета.
Полустоны и вздохи лисицы будоражат его слух, язык, пальцы и руки вытягивают звуки уже из него, а эти прикосновения заставляют легко утонуть нетрезвого скелета в похоти.
Когда магии достаточно собирается в тазу, ширококостный даёт волю и материализовывает член. В один момент он резким движением руки даёт понять, что прелюдий достаточно и, когда лисица слезает, Санс тут же стягивает шорты. Неоновый орган красного цвета тут же высвобождается наружу.
— Раскатывай, — Санс наблюдает за её интересом. — Только мой не хер, а резинку, — чуть прыскает он.
Кажется, лиса удивлена тому, что член… светится. Зелёные лукавые и пьяные глаза раскрываются от неожиданности. На губах появляется не то ошеломлённая, не то восхищённая улыбка.
— Вау, — это звучит почти искренне. Если бы не требовательные слова и светящаяся эрекция, она бы осталась рассматривать его член чуть дольше положенного времени. — Наверное, если я попрошу тебя оставить нас наедине, ты явно не так поймёшь, — тянет она с нескрываемым интересом, не отрывая глаз от красного члена. Всё с тем же почти издевательским любопытством она наклоняется, натягивая презерватив на плотную горячую магию, на пробу сжимает в тонкой ладони член у основания, и довольно щурится, когда слышит от Санса ответный выдох. А потом, решая всё же прервать этот момент любознательности, возвращается на своё уже привычное положение, оседлая Санса, направляя член и осторожно насаживаясь, чувствуя, как твердая магия скользит внутри. Лиса шумно выдыхает, упирается коленями в матрас, расставляя ноги шире и вздёрнув для удобства хвост. Её уши оказываются прижаты к голове, и она кусает оценивающе губу, дёргая бёдрами на пробу.
— П-почитай анатомию
скедобных, — он не заметил, как проглотил часть слова, — тебе понравится, — ехидно выдаёт Санс, когда он постепенно входит в неё. — Ух бля… А ты… — он сглатывает слюну, вздыхая. — Ты и впрямь напористая.
Он удивляется, что лиса поглощает почти всю длину, но потом вспоминает, кто перед ним.
Санс ухватывается за мягкие ягодицы и начинает задавать ритм фрикций.
— Е-Ебать!
Он явственно ощущает то, как внутри его орган сильно и приятно сжимают мышцы, но естественные смазки позволяют двигаться чертовски легко. Кажется, будто она из него всё хочет выдавить.
В один миг, фаланги пальцев впиваются в кожу лисицы, минуя шерсть, и Санс легко насаживает её на всю длину, сам же он издаёт хриплый и достаточно шумный выдох.
— Х-хорошо… — хрипит скелет.
Лиса легко подстраивается под быстрый и настойчивый темп. Она толкается бёдрами навстречу, теснее прижимаясь к паху. Пальцы крепко держатся за твёрдые костлявые плечи, она не стесняется издавать достаточно громкие и протяжные стоны, когда член проникает глубже, когда темп становится немного рваным и непредсказуемым. Ресницы дрожат от наслаждения и возбуждения, перекрывая глухие басы из бара за стенами.
Матрас под ними скрипит раз, когда лиса оказывается буквально вжатой в его член. И тогда же движение прекращается.
— Я обязательно почитаю скелеанатомию на досуге, — мурлыкает она, не вставая с члена и лишь плотнее прижимаясь бёдрами и голой грудью к белым рёбрам. Что-то шепнув и хищно облизнув накрашенные губы, она оттягивает ворот футболки скелета и внезапно раскрывает пасть, впиваясь острыми зубами в его ключицу. Глаза лисицы сверкают, прежде чем она зажмуривается, с каждой секундой сжимая челюсти сильнее, пока не слышит треск и не чувствует горячую кровь.
Санс почти на пике. Эта лисица, чёрт возьми, и впрямь профессионал своего дела, почему Санс не замечал её раньше? Как она давно здесь?
Но очень быстро игривое покусывание рыжей обращается болезненным укусом, и Санс громко вскрикивает от неожиданности, когда чувствует, что его ключица жёстко прокушена.
— Ах-хах, с-сука-а! Й-й-ё-ёпты-ыть…!!! — рычит скелет громко, его глазницы на мгновение потухают, он замирает и… внезапно изливается, сжав булки так сильно, как только можно, мозг молниеносно отключается от реального мира, а в ушных отверстиях стоит звон.
Он не успевает сообразить,
— Уху-ху-ху-ху-х, бля-я-я-я-я… — Санс шумно вздыхает, дрожа голосом и немного руками. — Вот это ты конечно… — басом выдаёт он и снова вбирает воздуха во внутрь рёбер своих. — Да-а-а-а… — звучит с удовлетворением.
На какое-то время чувства притупляются, как и мышление, сверху под воздействием алкоголя. Санс явно не ожидал, что проститутка прибегнет к таким методам и, сука, она, кажется, угадала его скрытую черту мазохиста.
Санс смотрит на лисицу.
Лиса морщится, явно чувствуя кровавые царапины и отпечатки на своей заднице. Санс держится за нее так жестоко, будто она собиралась куда-то убежать, не доведя его до оргазма. Хмыкнув этой мысли, лиса ахает, поёрзав снова, издавая рваный тихий вздох.
— Знала, что тебе понравится такое, — лепечет неровным голосом она, облизывая губы от крови. Глаза ее отливают алым и гаснут в тот же момент. — Полагаю, наше время закончилось, — она отстраняется, прикрывает накрашенные веки и рассматривает обессиленное распластавшееся тело на матрасе, не собирающееся двигаться ближайшие полчаса. А может и всю ночь. Лиса хмыкает, вставая с обмякшего члена и поправляет юбку — действие это было больше бессмысленным, чем наоборот. Она также поднимает свой лифчик, цепляя на лопатках застёжки и поправляет волосы, бросая на скелета последний скользящий взгляд. На его ключице отчётливо виднеются следы от острых клыков и несколько сочащихся кровью трещин. — Как тебе программа лояльности?
— Ебейшая, — отвечает Санс, всё ещё балдея. — Давно Гриллби такую хуйню тут намутил? Почему во всех новостях не пишут о такой «акции»? — на удивление, его голос становится более ясным.
Вставать ширококостный однозначно не хочет. Он чувствует себя чрезмерно ослабленным. Хоть он немного и приходит в себя после сочной ебли, пока лисица собирается уйти, и, кажется, даже немножко приходит в трезвость, самую малость. Он просто лежит и втыкает полуоткрытыми глазами в потолок, переводя дыхание. Ключица всё ещё болит и кровоточит, Санс её касается, видит на фалангах пальцев кровь…
— Ебать, укусила ты меня мощно, конечно… — хрипит он. — У тебя, это, бинтов нет? — он пытается приподняться, но, почему-то, ничего не выходит. Слаб.
— О последствиях нужно было думать раньше, дорогуша, — она хихикает мерзко и приторно, как обычно умеют хихикать проститутки. Ослабленный и уязвимый вид Санса её увлекал. Она бы осталась наблюдать за ним подольше, но время — деньги, и будет очень неловко, когда Гриллби обнаружит своего постоянного посетителя вырубленным на матрасе.
Стук каблуков стучит до двери, а потом раздается щелчок.
— Я и правда хорошо провела время, — бросает она, оборачиваясь. — Отдыхай, — и дверь щёлкает вновь, скрывая за собой проститутку и рыжий хвост.
Санс остаётся наедине со своими мыслями, хотя их почти и нет. Тем оно и лучше.
«Бля…»
Какое-то время он пролёживает здесь, отдыхая. Кажется, слабость только усиливается, а кровь из раны, почему-то, не прекращает течь. Тогда приходится заставить себя применить немного магии для исцеления. Когда Санс это сделал, он кое-как поднимается с матраса, одевается, после чего выходит из комнаты. В ней спать Санс не хочет однозначно: хрен пойми, кто тут был до него и кого сюда ещё может принести. Собственный свинарник дома — вот это рай.
Он решает ещё немного посидеть и прийти в себя, прежде чем пойдёт. Как раз чуть больше полночи, а потому, ему хочется посмотреть на шоу пьяных драчунов за «нихера». В итоге, за счёт Гриллби он, вернувшись в бар, опрокидывает ещё тройку бутылок горчицы и встречается с парой знакомых собутыльников, с ними же лицезреет то, как в баре начинают на публику решать конфликты пьяницы, как гвардейцы с пеной изо рта всем доказывают, что Асгор — лучший король, обсуждают последние прошедшие здесь слухи. И только затем отправляется домой, и то, когда бар уже объявлял об окончании работы. А заведение закрывается сегодня в четыре утра.
Причём, Санса так долго не было с вечера, что, кажется, в Сноудине постепенно начинает светать, когда он выходит на улицу.
***
Скелет еле ковыляет до дома, минуя мороз и изрядно пошатываясь из стороны в сторону, еле держась на одном месте. От него за метр несёт горчицей, хоть сам он такого и не ощущает. Только когда он обессиленно поднимается на веранду и видит в такую рань включённый свет в гостиной, то болезненно вспоминает, что Санс живёт далеко не один… и что кое-кто будет сейчас очень не рад его пьяной роже, начнёт читать нотации и выносить мозги.
Да и похер. Санс хочет пойти спать. Как-нибудь с Папирусом, его, безусловно, прекрасным младшим братом, он решает разобраться уже позже, после сна. Санс нащупывает в кармане куртки ключи. Ключи на месте. Его не обокрали, но при таких обстоятельствах, Санс привык ожидать подобное.
Открыв дверь и, тяжело вздохнув, Санс предвкушает, что, скорее всего, его ждёт (и нелепо надеясь в глубине, что Папирус просто от него отъебётся, как та барышня), заходит домой. И тут же спотыкается, когда хочет пройти мимо дивана, не замечая сидящего брата.
В ноги Папса буквально вваливается пьяный брат, и он, если честно, сам не понимает, с какой целью выжидает его, восседая на протертом булькающем диване. Он знает, что выглядит не лучшим образом в помотанной жизнью домашней майке и с усталостью в глазах. Хочется отчитать брата, врезав для закрепления материала или убедиться, что он просто вернулся домой — Папирус не знает. И с этой же неопределённостью на твёрдом лице он застывает, возвышаясь над Сансом.
Вместо приветствия следует сканирующий изучающий взор усталых, но по-прежнему категоричных огоньков в глазницах. Пьяная, ничем не примечательная красная рожа, туманный взгляд и путанность сознания. Папс хмурит брови. Пахнет от Санса чем-то сладким помимо алкоголя, с приторной отдушиной. А на вороте футболки темнеет бурое пятно, заставляя бешенство, приправленное усталостью, смешаться в беспокойство.
— Что ты делал? — его голос такой твёрдый, что Санс, кажется, больно ударяется об него головой. Папс же наклоняется, не сводя с брата такого же твёрдого взгляда, отодвигая пушистый мех куртки и чуть оттягивая растянутый ворот футболки. С лица пропадает и усталость, и беспокойство, когда он проводит холодными фалангами пальцев по отчётливым следам от зубов.
Санс даже не брыкается: его тело окончательно сбоит. Он постепенно вырубается.
— Ничё… — отвечает он расплывчато, смотря на тапки Папируса. — Прост… — говорит он крайне заторможенно, не соображает. — Был… Пил… Гриллби… — разум его совсем заторможен.
И, кажется, в Сансе жизни почти не оставалось, пока он не чувствует прикосновение по той самой ключице…
— Ля, не фрогай… — Санс пытается убрать руку Папируса, но это бесполезно. — Да ёпрст, Босс… — протягивает он злобно и жалобно.
Он прикладывает чуть больше усилий, чтобы убрать руку младшего, но это также бесполезно. Со стороны сцена выглядит даже жалко. Санс не может подняться на ноги и тут же перестаёт пытаться, когда быстро понимает, что не выйдет.
Папирус невольно сжимает челюсти сильнее, но руки убирает, перед этим помогая принять брату шаткую стойку. Красное лицо Санса в момент становится бледным. Папирус отличит своего брата под алкоголем, даже если его разбудят посреди ночи, и сейчас он знает точно: с Сансом что-то не то.
Он хочет нахмуриться со злостью, но настороженность и непонимание берут верх. Заглянуть брату в глаза не получается.
— Санс, под чем ты? — интонация колет со всех сторон. Пьяный Санс бы уже давно пришёл в себя или хотя бы попытался сделать вид, что так и есть. Папс держит его за плечи, чтобы тот не рухнул на пол снова, и трясёт его, будто это поможет прояснить чужое сознание. — Санс! — рявкающим звуком повторяет он. — Что ты принимал и кто тебе, блять, прокусил ключицу?!
— Ч-ч-чё бля? — Санс приподнимает опухшее лицо, чтобы посмотреть в глаза Папирусу, который, вау, и вправду выглядит крайне обеспокоенным, но старшего это нисколько не ебёт, по крайней мере, сейчас. — Ты… свсм ёбнулся, Бсс? — еле выговаривает он, глотая буквы, щуря глаза от противного яркого света потолочной лампы, попадающего ему в глазницы. — Я вс-то шсть бутлок грчцы выпил, — выдаёт следом.
А вот второй вопрос Санс явно игнорирует. Может, даже заведомо. А может, не улавливает его вовсе. Когда Папирус повышает тон, Санс слышит многократное эхо, которое становилось тяжелее в его черепе.
Сбросив в себя куртку, Санс через силу ковыляет до кровати… в виде дивана. Он на миг смотрит на лестницу и каким-то неведомым образом понимает, что сам до неё не дойдёт. Санс кидается на диван так, будто его труп небрежно бросают гнить в морге.
Хочется только верить, что Папирус от него отстанет. Но каждый раз Санс забывает, что не он один тут нестабильный псих. Папирусу очень свойственно доёбываться по каждой мелочи, особенно в подобной вопиющей наглости, когда Санс приходит… таким.
— Ты не можешь просто прийти под ёбаное утро, с трещинами в ключице и бегающими зрачками и уйти от разговора, вырубившись! — широкими шагами Папс вымещает свои эмоции, едва не проломив доски (главное, не кости брата), и за глушительные секунды оказывается возле дивана. Поднимает он брата с необычайной лёгкостью, а тот висит пустым грузом в его руках, и это чрезвычайно пугает. — Если мне не расскажешь ты, расскажет Гриллби, — чеканит он сквозь сжатые зубы, стараясь понизить тон, когда Санс морщится от болевых ощущений. А затем следует тишина, наполненная быстрыми шумными вдохами. Сжимая пальцы на чужих плечах последний раз, Папс оставляет брата на диване.
Всё в один момент становится в десятки раз хуже. Так, будто раньше в их отношениях была сплошная гладкая белая полоса. Папирус подавляет щемящее чувство в груди — ярость, думает он, разочарование. И понимает, что Санс большего ему не расскажет, готовый вырубиться, пока его трясут над диваном. Папирус глухо и раздражённо шипит, скрещивая на груди руки и отворачиваясь, скрывая беспокойную ярость в лице.
Он поднимается по лестнице и знает, что уже не заснёт. Хлопает дверью, будто ночное ожидание брата должно было вылиться в что-то менее паршивое, чем обычно.
Когда тяжёлая неспокойная голова касается подушки, Папс виновато крутит мысль, что рану брата нужно было подлатать хоть немного. Сансу было так больно, когда он просто дотронулся до ключицы… И это лицо, скорее всего, не выйдет у него из головы до утра. Но Папс все же рискует закрыть глаза, наивно не убивая надежду на то, что утром брат сможет ему рассказать правду.
***
Днём Санс, мужественно терпя похмелье, смотрит на себя в зеркало, принимая утренние процедуры (уже не утро, но это кому как). Выглядит он дурно внешне после вчерашнего, да и ощущает себя более вяло, чем обычно. То есть, заметно более вяло. Будто аккумулятор в нём ослаб после последней весёлой ночи.
— Пиздец, ничего не помню, — ворчит он хрипло, моргая и наблюдая за своим выражением лица. — Но перебрал я пиздец… — выдыхает он. — Порог даже для меня, походу.
И тут он обращает внимание на плечо. Хоть он и облачён в красную футболку, цвет свернувшейся крови виден отчётливо. Санс тут же снимает и пихает её в стиральную машину, после чего возвращается к зеркалу и с особым любопытством начинает разглядывать загадочную рану.
— Ебать… — тянет он. — А это…
И тут он вспоминает. Сначала ту мерзковатую проститутку, с которой он занялся сексом, после её укус, от которого он кончил…
— Я даже номер её не узнал. Да даже имени, — прыскает Санс под себя, дебильно ухмыляясь. — Забавная куколка, — звучно хмыкает он и фыркает. — Дикая.
Он более детально осматривает ключицу. Трещины и два чётких клыка. Кровь была тоже засохшей.
— Бля, его бы промазать чем-нибудь… Зудит ещё просто пиздец. И это я ещё терплю героически.
Просто Санс знает, что не стоит чесать какие-либо раны до обеззараживания. Но всё же, зуд… сильнее обычного. Что-то явно нехорошее. Кажется, рана уже грязная. Санс наклоняется к зеркалу, оперевшись руками о раковину, стоящую перед ним, под зеркалом, начиная ещё более детально разглядывать рану, чем до этого. После чего он лезет в нижний ящик, под раковиной, за каким-нибудь хлорогексидином.
Пока скелет неспеша обрабатывает трещины антисептиком, он прислушивается к очень чётким и до боли знакомым шагам, доносящимся извне.
«Твою мать».
Теперь он нервничает по-настоящему сильно. Он более чем уверен, что Папирус не только ждал его всё то время, пока он «тусовался», но ещё и, наверняка, приметил эту ключицу. От его внимательных и зорких глазниц подобное, будучи пьяным, вообще не скрыть. Что ж, грядущий скандал с младшим братом в очередной дерьмовый день неизбежен. С этим стоит смириться сразу.
Санс в черепе продумывает одну отмазку за другой, прогнозируя примерно тридцать вопросов, на которые он сможет уклончиво или неточно ответить (зная, что с Папирусом и это не всегда работает, от него, блять, ожидать можно чего угодно), чтобы не вдаваться в подробности того, что с ним вчера происходило. Рассказать про внезапный секс он точно не может. Не только потому, что с точки зрения его личной безопасности это охуеть как опасно и Папирус иногда может проявить склонность к поведению курицы-наседки (и плевать, что это сугубо женская роль, Папирус для подобного достаточно изящен), но и, в конце концов, это его собственная личная жизнь, которой в праве распоряжаться только он сам! Папирусу вовсе не обязательно знать, с кем Санс проводит время и тем более не обязательно думать о том, кого он там поёбывает. Он же не лезет в
его личную жизнь?! Или же… Во всяком случае, Папирус, скорее, по мнению Санса, уверен в первом.
Скелет тяжело выдыхает. Обманывать Папируса он ненавидит в самом деле, так же ненавидит, как и себя, но другого выхода для сохранения хоть каких-то отношений он не находит. Точнее, он не верит в их существование. Папирусу не нужно знать Санса так досконально. Ему не нужно знать всего того, что Санс намеренно утаивает.
Ещё один вздох. Он понимает, что всё тайное становится явным. Особенно с рвением Папируса досконально всё выяснять, если имеется возможность. Хотя, до запароленного ноутбука с парой-тройкой терабайт видео и фото с ним в самых разных ситуациях, обстановках и действиях, он ещё не добрался. Тем оно и лучше.
Бесит, что Санс приносит только больше головной боли, хотя, казалось бы, какое вообще Папирусу до него должно быть дело? Но своих демонов держать ему не менее сложно и лишь в подобном распутстве он видит хоть какой-то смысл. Смысл высвобождать всё агрессивное дерьмо, что он копит в себе каждый день.
Шаги всё ещё раздаются. Санс не уверен, ожидает ли его Папирус, когда тот выйдет из ванной, внизу ли он и так громко топает по доскам, либо же… да нет, ему не кажется. Папирус дома. Кстати, какой сейчас день? Разве не работа? Хотя, не столь важно. Важно то, что сейчас Сансу необходимо взять себя в руки и как-то пережить очередную семейную ссору.
