На Бензиновой Тяге | Running On Gasoline

Эндрю несся по автостраде, превышая скорость на десять единиц. Окна были опущены. Фонари вдоль дороги проносились мимо вместе с сигаретой в теребящей ее руке, что только усугубляло слова слишком умного рта, раскрасневшегося и нервно покусанного… Нет. Еще раз. Музыка была выкручена почти на полную. Чуть выше комфортного уровня — на той громкости, при которой мысли вытеснялись из головы Эндрю. Выбивались из нее одна за другой, будто клюшкой, которую держат испещренные шрамами руки — крепкие, когда сжимают металл, и мягкие как атлас, когда сжимают… Нет. Попробуй снова. Эндрю не отрывал глаз от дороги. В машине были только он, Ники и Кевин. Аарон решил остаться в стороне, вероятно, чтобы побыть с Чирлидершей. Эндрю понимал, какую игру тот затеял, и это только сильнее его распаляло. Гнев захлестнула светящаяся вывеска Свиттис, перекрасив его в красный, вишнево-красный, как… …вишенка на вершине фройо Эндрю, приземлившаяся прямо на взбитые сливки. А под ними — мороженое. Он заказал тройной шоколадный брауни с печеньем. И попросил добавить еще брауни поверх, но по вкусу так бы и не сказал. В меню значился авторский фруктовый коктейль из манго и кусочков клубники в качестве топпинга. Кевин заказал его и в кои-то веки съел всю сладость. Такой коктейль мог бы понравиться еще и… …идиоту. Зачем кому-то заказывать фруктовый коктейль, если нужно наслаждаться основным десертом? Как только они расправились с едой и забрали крекеры, Эндрю кратчайшим путем отвез их в Эденс. Высыпал пачку крекеров в рот и насладился наркотической вспышкой, наступившей через секунду после. Осиное гнездо разворошилось в третий раз. Войдя в Эденс, их окружил шум и подпрыгивающие волны звука. Если бы голова Эндрю уже не шла кругом, то сейчас его бы затошнило. Огни вспыхивали всеми цветами. Синим. Желтым. Фиолетовым. Если бы только было немного красного. Вспышка ярких зубов. Некто, чудесным образом влезший в обтягивающие кожаные штаны… …прошел бы рядом. Эндрю не сказал бы, что пялился, но он точно не пялился. Не то чтобы пристальным взглядом можно было убить. Хотя, если бы кто-то мог одним только взглядом убить прямо на месте, его глаза просто обязаны были быть ледяного синего… Хватит. Хватит. Хватит. Убрав столик, Эндрю подошел к Роланду и забрал напитки. Весь клуб гудел. Но он пришел сюда не за танцами. Эндрю остановился перед баром Роланда и уставился на него. — Привет, Эндрю, — сказал Роланд, взбалтывая напиток. — Как тебе новое освещение? Босс добавил еще одну лампу к градиенту. Уверен, теперь ты просто тащишься от этого цвета. Он налил смесь в бокал. Напитком оказался Голубые Гавайи, дополненный насыщенно-красным вишневым Мараскино. — Фуксия переходит в голубоватую малину, затем в индиго, после в насыщенный синий, а дальше в ледяной фиолетовый… Эндрю хлопнул по столу почти пустым стаканом. Роланд тут же замер. Челюсть его отвисла. — Господи. У тебя все нормально? Эндрю подцепил вишню и проглотил ее целиком, с плодоножкой. — Я не заказывал Голубые Гавайи. — Он не для тебя был. — Сейчас был для меня. Роланд рассмеялся. — Ах, пойду сделаю тебе еще коктейлей, или хочешь еще одни Голубые? — Больше никакой голубой хуйни, иначе увидишь красный. И красных тоже не делай. — Как скажешь… только не говори мне, что у тебя… проблемы с твоим голубоглазым Красным? — Роланд, — медленно проговорил Эндрю. Роланд наклонился поближе. — А? — Завались на хуй. Роланд лишь добродушно улыбнулся. Эндрю хотел бы, чтобы люди, которые с ним общаются, перестали приспосабливаться к его грубости. — Но получается, что… На этот раз Эндрю подождал, позволив Роланду закончить фразу. Тот поднял глаза, наливая следующий коктейль. — Это, ну… сам знаешь, — он наклонил голову в сторону места, где они обычно занимались бездушным, односторонним сексом. Эндрю взял бутылку с водой и глотнул из нее. — Не знаю, — категорично ответил он. Роланд вздохнул с улыбкой на лице. — Эндрю, ты что, хочешь, чтобы я спросил, не будешь ли ты против трахнуться в подсобке? — Да. — Зачем? Эндрю выдержал паузу. Роланд закатил глаза и робко улыбнулся ему. Трудно выглядеть невинным или милым, когда собираешься предложить кому-то отсосать свой член, и Роланду это не удалось. — Так, ладно… Дорогой Эндрю Миньярд, не соизволите ли вы пройти со мной в комнату оральных ласк после того, как я доделаю коктейли? — Нет, — ответил Эндрю. — В смысле? Ты разве не к этому клонишь? — Просто подумал, что это откроет тебе глаза на то, какую чушь ты несешь. — Боже, ты сегодня загруженный и веселиться не собираешься, да? Только не говори, что ты до сих пор мечтаешь о том красавчике. — Роланд, — рявкнул Эндрю. Он пододвинул к себе разделочную доску Роланда и подцепил лимон за баром. Затем взял у Роланда нож, несколько раз прокрутил его в руке, а после нарезал лимон на кусочки идеальной толщины. Нож был заточен достаточно неплохо, что радовало. Дробные порезы и блеск металла на фоне перелива цветов. Хорошо, что внутри не было видно облаков, иначе небо стало бы серым, а колени согнулись и свесились за край крыши здания напротив Лисьей норы. Хотя Эндрю мог бы и не стараться. — Нет… — в неверии произнес Роланд. — Нет… да быть не может. Эндрю бросил на него предупреждающий взгляд. И толкнул разделочную доску обратно, но не нож. — Ты… ты правда ждешь его? — Я даю тебе понять, как будет лучше для тебя же, но ты продолжаешь игнорировать. — Ты не можешь просто привести такого парня, а потом взять и сделать вид, что ты вообще не при делах. — Могу. — В смысле, думаешь, он не вернется? Эндрю очень спокойно прошел за барную стойку и встал рядом с Роландом. Он взял стакан и начал наполнять его льдом. Затем отвернул кран и налил немного спиртного. Поскольку Роланд слишком хорошо подходил для оральных игрищ и, похоже, кое-кто еще был слишком доволен их результатами, Эндрю решил не прибегать к своему привычному методу. Роланд нервно рассмеялся. — Как в старые добрые, а? Эндрю оттянул ворот рубашки Роланда и влил туда ледяное пиво. — Эндрю! — выкрикнул Роланд. Пытаясь выпутаться, Роланд попятился и упал. Эндрю наклонился над ним и приставил нож. Он говорил достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь музыку, но не настолько, чтобы расслышали за барной стойкой: — Позволь кое-что прояснить: мы с тобой больше ни разу не трахнемся, и, если мне придется сказать тебе «Нет» еще раз, я возьму наручники и запру тебя в подсобке, где ты проведешь от двух до десяти часов, сожалея о каждом своем решении. — Но ты всегда был не против, — сказал Роланд. Эндрю крепче сжал нож и уперся коленом Роланду в грудь. — Это было три года назад, Роланд. Тебе было двадцать три, мне семнадцать; с меня хватит. Уяснил? Роланд стиснул зубы. — Да. Извиняй, мужик, я все понял. У тебя теперь серьезные отношения. Вы любите друг друга и все такое. С этого момента я умываю руки, просто не ожидал, что ты окажешься не таким толстокожим, как обычно. А сейчас, если ты не против, мне сложно дышать. Эндрю замер. — Ты слезешь, нет? Эндрю выпрямился одеревенело. Он подхватил приготовленные напитки одной рукой. Проходя через толпу, он прочел кое-что в телефоне: «Серьезные отношения — это отношения, в которых вы и ваш партнер намеренно говорите «Да» совместному будущему». Он пролистал до контакта, помеченного в данный момент как «🦊». Не успел он открыть диалог, как на него обрушился удар ярости, подобный солнечной вспышке. Он сглотнул, зажал кнопку выключения и засунул телефон в задний карман. Вернувшись к столику, Эндрю никого за ним не застал. Пропажа Ники была вполне объяснима. В Эденс такое случалось неоднократно. Ники уходил и окучивал кого-нибудь, чтобы заполучить бесплатную выпивку, при этом написывая Эрику какой этот незнакомец болван, а тот отвечал что-нибудь несуразное, типа: «Он может показаться тебе глупым, но я бы позволил тебе точно так же себя обдурить». А Кевин должен был быть на месте. Было что-то в корне неправильное в том, что он целенаправленно избегал алкоголя. Может, он наконец решил удовлетворить свое би-любопытство, посредством пьяного поцелуя с каким-нибудь случайным парнем. Эндрю осмотрелся. Пройдясь по клубу, он нашел Ники, который делал все в точности, как и было предсказано. Он подошел к нему и спросил, где Кевин, на что Ники покачал головой. Вот и последняя капля. В следующий раз, выбираясь куда-нибудь, Эндрю посадит их на детские поводки. Он оттащил Ники от парня, с которым тот флиртовал, и они вместе начали оглядываться в поисках Кевина. Опять. Как и всегда. Сначала Аарон, потом Ники, потом Кевин, потом… Блять, хватит. Попробуй снова. — Эндрю! — крикнул Ники. Он стоял возле двери в переулок, в котором они нашли Нила, потерявшего сознание в свой первый раз в Колумбии. Едкие фиолетово-красные огни сменились яркими неоново-синими. Эндрю поспешил туда. Он невыносимо устал от того, что люди, которых он должен был защищать, постоянно страдают. Он прошагал мимо нескольких человек, расталкивая их, и подошел к двери. Эндрю толкнул ее, и на него обрушилась ночь. Запах травы и мертвенный сумрак, насыщенный кислородом. Окинув переулок свирепым, как у льва, взглядом, он увидел Кевина Дэя рядом с Жаном Моро и Джереми Ноксом. Эндрю остановился и свел брови. — Похоже, мы расстались не на самой хорошей ноте, — говорил Жан, пока Эндрю подходил ближе. — Я не могу дозвониться до него и не знаю, куда он мог деться. Эндрю встал перед ними и сказал: — Да что ты, блять, говоришь. Жан сглотнул. Он выглядел так, будто уже готовился принять удар в лицо. — Нил, — сказал Жан. Эндрю подошел к мусорному контейнеру, схватил ближайший пакет и поднял его. Тот звякнул. В Эденс без изменений. Как всегда, не удосужились переложить стекло в коробку. — Что он делает? — спросил Джереми. — Отойдите, — предупредил Ники. Эндрю взмахнул пакетом и ударил им о землю. Пакет разорвался в нескольких футах от него. Стекло вырвалось из-под тонкого полиэтилена и разорвало его на части. Звук был такой, будто на бетон разом рухнула сотня фунтов льда. Он обернулся. — Каким образом вы двое здесь оказались и зачем? — Мы катались по округе, — ответил Жан. — Искали Нила. Джереми здесь, потому что у него появилась свободная неделя, и нам позвонил Ваймак, потому что, похоже, хочет меня переманить. — Ебаный Джостен, — выплюнул Эндрю. — Издевательство. Нахера нужен «Где Уолли», когда можно поиграть в «Поймай кролика»? — Кажется, я не совсем в теме, — сказал Джереми. — Так вы уже заказали коктейли? — поинтересовался Кевин. Эндрю повернулся и уставился на него. — Если так отчаялся, пойди и спизди коньяк. С кухни. Левая кладовая от входа со стороны дороги. Кевин посмотрел на Эденс, затем вздохнул и перевел взгляд обратно. — Ладно. Погнали. Вы, парни, на машине приехали, да? — Да, но забей на это, — ответил Жан. Подозрительно. Особенно, если учесть, насколько удобным оказалось их появление. — Показывайте, — сказал Эндрю. На парковке Джереми улыбнулся и жестом указал на элегантный черный Maserati Quattroporte. — Да вы прикалываетесь, — вырвалось из Ники. — Неа, — самодовольно сказал Джереми. — Мы приехали сюда на ней. — Я за руль, — сказал Эндрю. — Это не твоя машина, — воспротивился Жан. — А твоя? Жан умолк. Позади них бушевали огни клуба, будто фейерверк по земле пустили. — Я вижу, что ты не покупал эту тачку, Жан, — сказал Эндрю. — А у Кевина был журнал «Экси Энтертейнмент» со статьей о любви Джереми к командному духу и его машине. Кевин? Кевин моргнул, широко раскрыв глаза. — Эм… красно-золотистая Honda Ridgeline? Джереми прищурился. — Правильно… как ты это запомнил? — Так чья это тачка? — спросил Эндрю. — Как бы мне ни хотелось поиграться с тобой и дождаться, пока ты расколешься, мое терпение на исходе, учитывая, что один конкретный идиот имеет склонность испаряться, и, если я сейчас что-нибудь разобью, этим чем-то окажутся стекла дорогущей новой тачки. Жан сглотнул. — Нил хотел подарить ее тебе. Ники издал шокированный звук — нечто среднее между вздохом и криком. — Это так мило, но… — он поморщился. — Вообще не вовремя. — Да, — категорично согласился Жан. — Мы знаем. Эндрю физически раскрыл ладонь Жана и поменял находившиеся там ключи на ключи от второй машины Эллисон — уродливой синей. Раз Maserati — его, жалеть ее не придется. Подумав еще раз, Эндрю снова отнял ключи от синей машины и швырнул их Ники, отсалютовав двумя пальцами при этом. — Приятной поездки на этом уебище. — Куда ты собрался? — спросил Жан. Эндрю обернулся, сходя с бордюра. — Прокатиться. — Один? — Мои призраки поедут со мной. — В последний раз, когда ты ездил в одиночку, пока Нила не было, ты разбил машину, — напомнил Кевин. Эндрю вставил ключ в дверь. Машина выглядела такой же темной и гладкой внутри. Гудела под ним, как какой-то монстр. Они с ней могли бы быть своего рода близнецами. — Я могу поехать с тобой, — вызвался Жан. Он похлопал Джереми по плечу и легонько подтолкнул его в сторону Кевина, а затем взялся за ручку пассажирской двери. Эндрю зло посмотрел на него. И пожалел, что нельзя сделать этот взгляд еще выразительнее, чтобы сильнее отпугивать людей. Жан смотрел на Эндрю; ночной воздух раздувал его черные волосы. — Я буду держать тебя в курсе ситуации и прослежу за полицейскими участками, а еще дорогу покажу. Эндрю залез в Maserati и отпер пассажирскую дверь, чтобы Жан мог забраться внутрь. Он отрегулировал сиденье так, чтобы ноги доставали до педалей, и перевел дыхание. Все пахло новизной. И Эндрю это не нравилось. Он предпочитал запах своей старой машины, которая начинала пахнуть лимонным освежителем воздуха, а заканчивала дымом, зубодробительно-оранжевой джерси с номером десять и ночными поездками. Не новизной, а другим словом, состоящим из трех букв и начинающимся на «Н». Сиденья были обиты плотным и приятным к коже материалом. Детали вокруг сплошь черные или серебристые. Руль приятно лежал в руках. Передачи уверенно переключались под его ладонью. Эндрю осторожно вставил ключ в замок зажигания, и Maserati с ревом завелась. — Просто чтобы ты знал: я вожу так, будто мне плевать, выживу я или нет, и не задумываюсь над тем, где там и кто окажется. Жан пристегнулся. Эндрю сдал назад и выехал с парковки, подрезав при этом другого водителя. Он прибавил скорость как раз в тот момент, когда другая машина чуть было не врезалась в Maserati; раздалась серия раздосадованных гудков. Тачка неслась как вихрь. Сексуально. Она стала бы гораздо сексуальнее, если бы Эндрю был с… Он прибавил газу. Жан неуемно бормотал французские ругательства. — Мы никуда не торопимся! Нужно искать. — Я как раз ищу причину, чтобы не доехать до Вирджинии и не сбить Рико. Эндрю пронесся мимо только что загоревшегося красного света и выехал на автостраду. Сегодня здесь оживленнее, чем обычно. Чтобы разогнаться до семидесяти, ему пришлось бы проскользить между медлительными водителями. Так он и сделал, вдавив педаль газа в пол. — Куда мы едем? — спросил Жан. — Я собираюсь кое-что сломать. Жан на секунду замолчал. — Север в другой стороне. Пылание. Вот что это было. Эндрю пылал. Внутри копошилось желание поджечь лес, чтобы пламя поднялось волнами, наполнило атмосферу углеродом и забрало с собой все человечество. Пускай уебки сгорят, все равно большинство из них кровожадны. — В Лисью нору, — ответил Эндрю. — Думаешь, он будет там? — Я находил его достаточно раз, чтобы знать, что он найдется где-то рядом. — Если только он не превзошел себя и не умер на этот раз по-настоящему, — сказал Жан. Его голос звучал как бумага, обугливающаяся по краям под воздействием огня. Эндрю опустил стекло и зажег сигарету. Попробовал затянуться. Не помогло. С него хватит. Сколько раз он уже повторял себе, что с него хватит? Каждый новый раз все его тело напрягалось, дышать становилось труднее, а жить — страшнее. Возникало ощущение приближающейся смерти, прикасающейся к нему, перебирая позвонки своими костлявыми руками. Затем что-то вспыхивало прямо внутри. Отсутствие Нила. Ужас усиливался в геометрической прогрессии с каждой неизвестной переменной. Эндрю проверил телефон. Никаких сообщений. Двенадцать пятьдесят четыре ночи. Осталось пять дней. Если только они не устали ждать. У Жана зазвонил телефон, и он поднял трубку. — Алло? Привет, — его голос стал менее язвительным, пока он разговаривал с тем, кто был на другом конце. — Хорошо. Хорошо, спасибо. Жан захлопнул телефон. — Джереми сказал, что с Нилом все в порядке. Эндрю резко вывернул руль, едва не столкнувшись с другой машиной. — Да ты солнечный демон, блять, — прошипел Жан. Эндрю заставил двигатель взреветь. Ах, каков же звук. Размеренный. Он понимал эту машину. Если он разобьет ее или обнаружит, что она внезапно исчезла, станет понятно, что все кончено. Вещи либо были в его жизни, либо нет. — Перестань вести так, будто хочешь нас прикончить, — сказал Жан. — Мне нужно кое-что прикончить. — Эй, — позвал Жан. — В Лисьей норе вроде бы есть старое здание, которое собираются сносить?

***

В руках у Эндрю была кувалда, а перед ним — стена. Технический термин гласил, что неиспользуемое здание перепрофилируется. Учитывая, что в нижней части здания уже успели проделать дыру кувалдой, его явно определили под снос. Либо Эндрю не видел разницы между сносом и реконструкцией. Размышления о многофункциональности этой развалюхи только сильнее распаляли его ярость. Прямо как бабочки в своих коконах: непонятно, то ли они растут, то ли уничтожают сами себя. Прямо как… Ебаный Нил Джостен. С каждым ударом по стене Эндрю перечислял все, что ненавидел в Ниле Джостене. От внешности до внутренних качеств. Идиотские кудри в его волосах — слишком яркие и слишком непослушные. Кому нужны настолько голубые глаза? Его уши — слишком чувствительные в местах, на которые даже нельзя было подумать. Его губы — слишком потрескавшиеся. Его шрамы — слишком интересные. Боже, его голос. Эндрю терпеть не мог, когда Нил Джостен, в ущерб себе, раздражал людей, чтобы окружающим было не так стыдно за себя и становилось спокойнее. Кувалда с грохотом отскочила от стены. Кроличьи наклонности Нила. Его установка, что никому не будет дела, если он просто уйдет. Снова, снова и снова. «Один», — подумал Эндрю, с силой ударив кувалдой по нижней части стены. По той самой трещине, которую еще не успели разломать. Тот день — в Колумбии, — когда Нил пропал, а Эндрю накрутил себя, думая, что они найдут его в уборной — вмазанного и удовлетворяющего чьи-то грязные желания. Два: сразу после того, как они решили, что с ним все нормально, а он вывернулся из окна и поехал автостопом обратно в Лисью нору. Три: День благодарения. Тогда Нил вмешался в разговор, который должен был принадлежать только Эндрю. На его месте должен был оказаться Эндрю. Четыре: больница. Нил снова попытался улизнуть. А Эндрю все гадал, куда же он мог смыться и насколько удушающим окажется его отсутствие. Старый кролик, старые трюки. Сразу после возвращения из больницы он вывернулся из еще одного — того самого, ебаного окна. Пять. В тот раз Эндрю нашел Нила, распластавшегося под звездами, и посоветовал ему быть эгоистом. Очевидно, Нил так и не принял этот совет близко к сердцу. Всегда, всегда самоотверженный. Всегда мученик. Эндрю ненавидел его. Каждую его частичку. Каждую песчинку звездной пыли в его теле. Каждую ворсинку его джерси. Каждую струйку голубого цвета в его радужках. Каждую клеточку кожи, составляющую его губы. Каждый нейрон. Бетонные плиты. Достаточно твердые. Каждая из них выдержала несколько увесистых ударов, пока не отслоилась треснувшая часть. Он размахивал тяжелой кувалдой до боли в руках. Эндрю замахнулся. Каждую. Удар. Блядскую. Хрясь. Молекулу. Грохот. Шесть. Зимний банкет. Нил. Пропал. Почти все экси игроки услышали запись, смысл которой, скорее всего, дошел почти до каждого из них. Слухи окутывали Нила, прямо как дым перед его глазами. Спасибо, что они быстро сошли на нет, но Эндрю при любом раскладе не позволил бы Нилу услышать хотя бы отголоски тех слухов, ничего под собой не имеющих. Часть кирпичей осыпалась. Запыхавшись, Эндрю посмотрел через плечо на Жана. Тот прислонился спиной к полуразрушенному участку стены, а рядом стояла кувалда. Одной рукой он держался за нее, а другой — за старый телефон-раскладушку. Набирал СМС. Луна подсвечивала его лицо, на котором вспыхнула небольшая улыбка. Плевать. Эндрю повернулся к стене и снова принялся за дело. Семь. Рождество у Воронов. Как он посмел, как он, блять, посмел. Эндрю вспотел. То ли от жара его души, то ли от кинетической энергии, возникающей при ударе кувалдой прямо о стену, будто о голову Дрейка. Будто о голову Рико. Будто о голову Тэтсуи. Будто об отца Нила. После того, как Нил снова сбежал, Эндрю нашел его у этого самого заброшенного здания. Одного. Напуганного. Потерянного. Восемь, это же восемь? Да поебать. Эндрю занес кувалду прямо над головой и шибанул по стене под углом. От цемента отлетели куски. Кому нужны все эти сучьи цифры, когда важны только две? Сто десять блядских процентов… Сто десять процентов. …и десять. Эндрю единожды ударил в один и тот же непробиваемый участок стены. Дважды. Трижды. Вскоре — уже в седьмой раз. Восьмой. Девятый. Десятый. И вот он — Балтимор. Нила похитили. Ну каков был спектакль — репетиция настоящего похищения. Часики тикали. Мышь пробежала по часам. Маска сползла. А потом появился Нил, который смотрел на Эндрю, будто не узнавая, потому что так оно и было. Время неумолимо шло против Нила. Поэтому не поддавалось отсчету. У Эндрю болели руки. Он разбил стену на куски. Остался небольшой участок, который все еще не поддавался. Толстый. Цемент все никак не начинал поскрипывать. Это было очень неприятно. Эндрю разрывало от необходимости кого-нибудь ударить. И кто вообще сможет забыть сегодняшний день? Фикция. Особенность фикций в том, что они всегда появляются непосредственно перед настоящим ударом. Настоящей потерей. Пропади Нил еще раз — и появится новое число, которое придется держать в памяти. Девять раз Нил уходил добровольно. Пойдет ли в счет десятый раз или отправит все в забвение? Эндрю опустил боек кувалды на землю. Он услышал, как Жан поднял кувалду и подошел к нему. Жан ударил ею о стену. — Господи, какая тяжесть, — Жан отступил на шаг и окинул взглядом участок стены, над которым потрудился Эндрю. — Уже устал? — Ни за что, — ответил Эндрю, поднимая кувалду. — Не думаю, что ты успокоишься, доломав ее. Возможно, понадобится терапия. — Уже. — А у них есть какая-то дополнительная версия терапии для самой терапии? — Хватит, — выдохнул Эндрю. Он снова попытался разломить этот проклятый участок стены. — Что каждый раз приходит тебе в голову? — спросил Жан. — Твое лицо, — сказал Эндрю. — Когда Нил пропадает. Эндрю еще раз замахнулся. Стена так и не проломилась. — Вот это. — Гнев, — сказал Жан. — Наиболее социально приемлемое выражение страха для токсичного человека. Эндрю взмахнул кувалдой и ударил бойком о землю. Он подошел к Жану, вторгаясь в его пространство чуть сильнее, чем им обоим было бы комфортно. — Хорошая попытка, солнечный демон, — сказал Жан. — Я уже знаю, что ты в курсе, что я нравился Нилу слишком сильно, чтобы ты меня покалечил. Он со мной о многом разговаривал, причем даже делился сокровенным. Мне кажется, что он слишком глуп, чтобы понять это, но Нил — как лис. У людей просыпается внутренний инстинкт защищать его, как только он прижимается к их груди. — Он кролик, — сказал Эндрю. — Не думаю, что кролики умеют оставаться, — сказал Жан. — Просто посмотри на себя; разве ты когда-нибудь отвяжешься от него? Эндрю поднял кувалду. Он отбросил ее назад — далеко назад за плечи. Именно это он больше всего ненавидел в Ниле Джостене. Что бы ни случилось, Эндрю всегда будет идти за ним. Всегда будет бояться. Когда кувалда качнулась вниз и соприкоснулась с бетоном, часть его треснула. Стена начала рушиться. Жан распахнул глаза и отбежал в сторону. Эндрю едва успел выскочить из зоны поражения, как стена рухнула на землю. Эндрю швырнул кувалду в обломки. И прокрутил на пальце ключ от Maserati. — Ты не прав и несешь чушь, — сказал Эндрю, садясь в машину. — А как тогда по-твоему? — Нил не пугает. Жан повернулся на своем сиденье. По-настоящему Эндрю пугало, что Нил не вернется. Его пугало представлять все «если». Если десятый раз окажется последним. Если Нил попадет в очередную неизбежную ситуацию, а Эндрю подоспеет слишком поздно, чтобы что-то предпринять. Если все станет так, как станет. Если на этом будет все. Страх исчезнет. Гнев исчезнет. Останется лишь уверенность в том, чем все закончится. Эндрю устал переживать за Нила, но больше всего он боялся, что страх угаснет, затеряется в черной дыре, составлявшей его самого, в месте — в месте, где должны были остаться все чувства. На парковке стояла синяя машина, которую Эллисон взяла напрокат. Она доехала до Лисьей норы как раз перед Эндрю. — Рене пишет, что он в твоей комнате, — сказал Жан. — Какую машину мы с Джереми можем взять? — Синюю, — ответил Эндрю. Жан кивнул. Припарковавшись, Эндрю собрал весь свой гнев в кучу, будто этот зверь был его другом. Больно было только потому, что Эндрю позволял ему делать это с собой. Он захлопнул дверь Maserati. Страшно было только потому, что Эндрю отказался снова отгородиться от мира. Он распахнул двери и прошел по коридору, словно вдоль глотки какого-то существа. Он злился только потому, что Нил специально пытался оттолкнуть его таким тупым, слишком явным способом, и все ради того, чтобы все, кроме него, выжили. Чтобы они не упали духом. Эндрю зашел в лифт и нажал на кнопку этажа. Он не шелохнулся, когда кабина оторвалась от земли. На хуй Нила Джостена. Эндрю вышел из лифта и прошел по коридору к своей комнате. К комнате Нила. К их комнате. Когда он откроет эту дверь, кто-то может пострадать. На этот раз Нил не заслуживал прощения. На хуй его смазливое лицо и его идиотские голубые глаза цвета малинового мороженого. На хуй его шрамы. На хуй шрамы, которые он заработал, пытаясь защитить тех, кого должен был защищать Эндрю. На хуй его. На хуй его. На хуй его за то, что коснулся Эндрю, обхватил, словно жеоду, сделал его мягче, а после разбил без раздумий. У Нила Джостена было достаточно шансов. Ваймак говорит, что в Лисьей норе их дается столько, сколько нужно, но всему должен быть предел. Вон он — предел. Вон он — предел. Предел — это номер на джерси Нила. В какой-то момент люди, о которых Эндрю пытается заботиться, должны начать позволять ему это делать, и если сегодня этого не произойдет, тогда не произойдет никогда. Именно так думал Эндрю, с абсолютной уверенностью и последовательностью. Когда он увидел, что происходит внутри, его мир затрещал по швам. Аарон кричал что-то язвительное и презрительное, а Нил сидел на полу в лужице света, которую рисовали последние остатки солнца. Они оба сидели на полу. Пахло тостами, бурбоном и влагой. Нила практически отчитывали: спрашивали, не хочет ли он умереть. На нем болталась одна из рубашек Эндрю, и он слегка покачивался, когда пытался оторвать одну из рук от пола. С ним было что-то не так, и Эндрю помчался к нему, чтобы выяснить, что именно. Он опустился на пол и пристально посмотрел на ебаного. Нила. Джостена. Эндрю взял себя в руки. Нил убегал уже столько раз, что если он не хотел оставаться, то и не должен был. — Эндрю, — сказал Нил, словно от одного произнесенного имени ему стало спокойнее. Его глаза сияли. Поле светлячков. На хуй Нила Джостена. На хуй его. На хуй. Он не развеет гнев Эндрю, просто произнеся его ебаное имя. Пускай уходит. Не останавливай его на этот раз. Эндрю заставил себя спросить, потому что должен был узнать ответ. — Что ответишь? Нил открыл рот, словно ему было физически больно ответить, хочет ли он умереть. Эндрю поймал себя на мысли, что прокручивает слова снова и снова: будь эгоистом, Нил Джостен. Эндрю тоже старался, он пытался ненавидеть Нила и все с ним связанное. С каждой секундой становилось все труднее, учитывая, что сейчас Нил плакал. Река светлячков. Эндрю ненавидел его. Воплощение сатаны. Он должен вернуться обратно в ад. Нил практически задыхался от собственных слов. Нуждался в чем-то, что вытащило бы его на поверхность. — Абрам, — позвал Эндрю. Это прозвучало гораздо мягче, чем должно было. Неужели Нил сделал это с ним? Спроси Эндрю несколько лет назад, он был бы уверен, что за всю жизнь не сможет стать таким. Теперь же нежность начала выходить наружу так же естественно, как солнце вращалось по эллиптической орбите. Абсолютно, решительно, всецело, основательно, безоговорочно, на хуй Нила Абрама Джостена. На хуй покраснение под глазами и сверкающие, крупные, липкие слезы. Он не заставит Эндрю перестать злиться, похлопав своими прекрасными ресницами. Если он ответит «Да», то уйдет. Все будет так, как будет. Уйдет. В десятый раз, добровольно. Он хочет уйти от тебя, так не мешай. А если не захочет, Эндрю придется убедиться в правдивости его слов. Ложь с невероятной легкостью вытекала изо рта, по которому сейчас стекали слезы. Как же они оба друг друга измучили. Эндрю потратил последние силы. Не испытывать чувств — всегда проще; кому не плевать, уйдет ли Нил? Не мешай ему лететь, светлячку. Пускай затеряется в зарослях. На хуй Нила Абрама Джостена и все с ним связанное. Затем, словно пытаясь вобрать воздух в легкие, находящиеся вне грудной клетки, Нил всхлипнул и выдавил из себя последний ответ: — Я не хочу умирать. Блять. В этот момент трещащий по швам мир все-таки разорвался. Эндрю почувствовал, как внутри что-то перекрутилось, едва не треснув. — Я знаю, Нил. Нил потянулся к пальто Эндрю и сжал ткань. — Прости. Прости меня. Я пытался сделать тебе больно. Я не должен был… Прости, я ненавижу делать тебе больно, — к концу он начал захлебываться слезами. — Я знаю, — сказал Эндрю почему-то немного мягче. Нил притянул его ближе, хотя, похоже, сделал это неосознанно. Эндрю ярко ощутил его запах. От него пахло крепким бурбоном. Это кое-что объясняло. Но и добавляло вопросов. — Эндрю? — спросил Нил. Он принюхался. Ему нужно лежать в постели со стаканом воды. Эндрю начал вставать. Нил вцепился в его пальто, выглядя так, будто от него что-то отрывают. — Подожди, — еле слышно попросил Нил. — Обернешь меня? Эндрю посмотрел на Аарона, который поднял бровь и пожал плечами. Я ни хера не понимаю, чего он хочет. — Я не понимаю, что это значит, — сказал Эндрю. Нил уже даже не пытался остановить слезы. Он рыдал. От него отрывали кусочек Эндрю, чтобы просто посмотреть, что будет. — Мне холодно с ноября, — признался Нил. Дверь шумно захлопнулась. — Что за бред, — невнятно выдал Кевин. Должно быть, на обратном пути они купили выпивку, потому что в руках у него болталась бутылка. — Ноябрь был четыре месяца назад. — Полтора, — поправил его Аарон. — Где Ники? — спросил Эндрю. — В своей комнате, — ответил Кевин. Эндрю оглянулся на Нила и снова наклонился. — Тебя отнести? Несмотря на то, что лицо Нила все еще блестело от слез, он улыбнулся, сказав: — Да. Нил обхватил Эндрю за плечи. Сначала все шло нормально, но потом он отвлекся, пытаясь пощекотать шею Аарона своими волосами, зарылся головой в плечо Эндрю и крепко обнял его. — Эй, — Эндрю с трудом поднял Нила с пола. Пьяным он оказался гораздо тяжелее. — Нам… нужно… — он сдался, когда они оба свалились на пол. Эндрю чувствовал, как Нил прижимается к нему грудью, а его тело сотрясает легкая дрожь. Словно протрезвев от паники, Нил отпрянул от Эндрю. На его лице отражалась та же виновность, которая возникла бы у человека, только что случайно нажавшего кнопку, которая уничтожила весь мир. — Это «Нет»? Сжимание? Эндрю приподнял бровь. — Это не сжимание. Это… это «Да». Беспокойство исчезло с лица Нила. Он снова сгреб пальто Эндрю и притянул его к себе, прижимаясь, где только можно. Когда Эндрю положил ладони на Нила, сначала он делал это механически, словно следуя какой-то инструкции в своей голове. Он медленно перемещал их, боясь сделать что-то неправильно, коснуться чего-то не того, напугать Нила, будто Нил — кролик в его руках. В конце концов, Эндрю расположил руки. Одна легла на голову Нила, на шею, в безопасное место, и притянула его ближе. Другая обхватила его лопатки и прижалась к плечу, тихонько вздрагивающему. Объятие. Это, несомненно, объятие. Неоспоримое объятие. Настоящее объятие. Тела прижимались друг к другу и согревали. Нил снова всхлипнул. — Я не хочу, чтобы ты умер, — он заплакал. — Я знаю. — Ты столько всего знаешь, — произнес Нил. Эндрю прижался к волосам Нила. Тот, вероятно, понял, насколько это было неуклюже для них обоих, и улыбнулся Эндрю. Это была самая беззастенчивая улыбка Нила, которую Эндрю когда-либо видел. Щелчок. Он сохранил ее в памяти — прикрепил на стену, рядом с остальными снимками Нила. Нил перестал улыбаться. — Со мной что-то не так. Я будто включаюсь только во время катастрофы. — Да, с тобой что-то не так, — произнес Эндрю. — Ты пьян. И устал. Поговорим утром. Пойдем. Поднимайся. Нил застонал, когда его попытались поднять. Он вел себя как ребенок, но плевать: ему можно несколько минут покапризничать после того, как его заставляли вести себя как взрослого все эти годы. Эндрю остановился, когда Нил почти оторвался от пола. — Этот стон значит «нет»? — Нет, это не «нет». — Да? — Да. Эндрю поднял Нила на ноги. На этот раз, когда он задал свой вопрос, они все еще шли. Или, по крайней мере, шел Эндрю. Нил шел примерно на двадцать три процента. — Это моя рубашка? — Может, — сказал Нил. — Может… Може-е-ет бы-ы-ыть… Может… Бы-ы-ы-ыть?.. — Кто тебя напоил? — спросил Эндрю. — Эллисон, — с нежностью произнес Нил. — Подожди, ты же не собираешься плохо поступить с этой информацией? — Я никогда не поступаю плохо с любой информацией. — Врешь, — Нил прищурился, когда они дошли до спальни. — Почему все нормально, когда врешь ты? — Потому что когда вру я, это либо сарказм, либо насмешка, и я даю понять, что это неправда. Обычно моя ложь становится очевидной через секунду. А когда врешь ты, то заваливаешься к каким-то Воронам и чуть не истекаешь кровью. — Хм-м… — Нил ухватился за перекладины лестницы. — Думаю, я смогу придумать хороший ответ на это, когда немного протрезвею. — Ты не полезешь наверх, — сказал Эндрю. Нил попытался вытереть свое мокрое лицо. — Я не могу спать в кровати Эндрю, он на меня злится. — Я не говорил, что злюсь на тебя, я сказал, что ты очень пьян, и мы поговорим об этом утром, а сейчас ложись и спи в моей кровати, пока я тебя не вырубил. Нил небрежно улыбнулся, и слезы закатились в рот. Эндрю не помешало бы вытереть его лицо салфеткой. — Направь меня. Господи, блять. Эндрю предложил свою руку, и когда Нил положил свою в его, он провел его к нижней кровати. Эндрю слегка надавил ему на голову, чтобы Нил сел. Нил уставился на нечто за Эндрю. Повернувшись, Эндрю заметил ванильную свечу, влажный воск которой еще не затвердел. Также он увидел тарелку с нарезанным яблоком и намазанные маслом тосты. Эндрю посмотрел на Аарона, который лежал на кровати и смотрел Youtube на телефоне, вставив наушники. Ха. Эндрю не знал, как к этому относиться, учитывая, что он только несколько дней назад начал осознавать, что вообще способен испытывать такие чувства. Нил снова всхлипнул, привлекая внимание Эндрю и укрываясь его одеялом. — Заканчивай, — сказал Эндрю. — Почему ты на меня не злишься? — Потому что ты плачешь, а на плачущих людей трудно злиться. Смех Нила перешел в рваное хныканье. — Тебе все еще тридцать? — Нил, мне двадцать. — Нет — нет, тридцать процентов. — Посмотри на меня, — Эндрю откинулся назад и раскрыл руки. — Видишь? — Вижу тебя, — сказал Нил. Ебаная Эллисон Рейнольдс. — На каком я проценте? — поинтересовался Нил. Эндрю прикусил язык, прежде чем ответить. — Сто десятом. Нил издал нечто среднее между вскриком и всхлипом. Он поднес руки к лицу, будто в попытке удержать слезы. Блять. Эндрю развернулся и посмотрел на Кевина. Тот пожал плечами и глотнул из бутылки, выходя в туалет. Черт. — Абрам, — позвал Эндрю. — Ты практически захлебываешься своими соплями, пора прекращать. Через несколько секунд Кевин передал Эндрю рулон туалетной бумаги, которым тот начал пытаться стереть всю эту гадость с лица Нила. Нил отмахнулся от него и вытер сопли рукавом. Рукавом рубашки Эндрю. Теперь это точно рубашка Нила. — Das ist mir Wurst, — по-немецки сказал Нил. Наверное, ему тоже нужно дать возможность поплакать, а? Чтобы все вышло. Пусть даже с соплями. Эндрю снял пальто и сел на кровать рядом с Нилом. — В чем дело? Сквозь слезы Нил осторожно выдавил из себя ответ: — Я не думал, что после всего ты продолжишь обновлять мой процент. — Ты не останешься без процентов, пока хотя бы какая-то часть меня не перестанет тебя ненавидеть, — Эндрю поморщился, произнеся это. Ненавидеть. Опять. Он прячется за этим словом. Так проще всего говорить. Несмотря на алкоголь в крови, Нил должен был это понимать. Нил разлегся на Эндрю, который не сдвинулся с места под его весом. Он протянул руки, чтобы подобрать груду одеял, спадающую с Нила, а тот повернулся, заглянув ему в глаза. — Ты всегда будешь меня ненавидеть? Однако его «ненавидеть» прозвучало совсем не так, как подразумевалось. — Да, — ответил Эндрю. — Я думал, тебя… это расстраивало. Нил улыбнулся, совершенно беззастенчиво. Он наклонился, очень близко, и неуклюже прошептал: — Я знаю один секретик. Когда ты так говоришь, на самом деле это означает, что ты меня любишь, — а потом снова скатился к Эндрю на колени, будто не он только что достал чеку из гранаты. Эндрю только и мог, что пялиться на него во все глаза. Силы двигаться будто исчезли. Нил поднял руку и ткнул Эндрю в нос. — Хватит, — сказал Эндрю. Нил опустил руку и ткнул теперь носом. — Как кролик. — Мр-рп мр-рп, — буркнул Нил. — Попробуй как лис, — предложил Эндрю. Нил прижался к Эндрю. — Разве они не просто кричат? Типа «А-а-а-а». Гав. Гав. Ип-ип. Бр-ра-ра-ра-ра. Эндрю спрятал лицо за ладонями. Это до ужаса нелепо. — Эй, — позвал Нил. — Эндрю. Эндрю. Эндрю. — Тс-с. — Эндрю, — прошептал Нил. — Эндрю. Эндрю. — Нил, тише. — Эндрю. Эндрю чуть с ума не сходил. «Нил Джостен, ты — парадокс», — подумал он, когда Нил захихикал и растаял в его объятиях. Внутри кого-то настолько стойкого не должно было быть места такой нежности. Все те механизмы выживания, которые он разработал, просто откладывали неизбежное. Однако эта пьяная бессвязность, с которой Нил, наконец, заговорил, и говорил, и продолжал говорить, помогла лучше, чем все то, что Мэри когда-либо заставляла его делать. Наверное, потому, что это общение. Пусть и плохо налаженное. Им двоим каким-то образом удалось создать систему, понятную только им, которая работала, несмотря на любую ложь. Очевидно, эта аномалия — несовершенна, потому что Нилу потребовалось напиться, чтобы наконец признаться в том, чего он хотел. Вторая неизведанная территория: желания. Хотеть — значит ожидать. Значит открываться, цепляться за что-то. Значит держать что-то в себе или передать это в руки другого человека. Это значит многое. Этот Нил, вот такой, болтливый и пьяный — значит многое. В Эндрю таилась обида, как засов, удерживающий закрытую дверь. Его не устраивало, что для того, чтобы проговорить некоторые из этих проблем, Нилу пришлось напиться и расплакаться. И все же он видел лицо Нила, блестящее от слез, и все же слышал его срывающийся голос. Эндрю не хотел ни пьяного Нила, ни ушедшего вглубь себя Нила, ни не-Нила. Он хотел Нила. — Что дальше? — прошептал Нил, еле держа глаза открытыми. Эндрю моргнул и посмотрел на него. — Утром ты проснешься обезвоженным. Глаза будут болеть, и у тебя будет очень, очень сильно болеть голова. На столе будет лежать аспирин, две или три таблетки, и ты их примешь. Нил уставился на него. — А потом что? — Не знаю. — А потом что? — снова спросил Нил. Эндрю закатил глаза. — Потом все звезды упадут с неба, а у растений вырастут рты, и они начнут пожирать друг друга. — А потом что? — А потом я очень сильно разозлюсь на тебя и возненавижу навсегда. Нил улыбнулся. — А потом что? — Не узнаем, пока ты не уснешь. Завтра они поговорят на трезвую голову. Книги Эндрю лежали на его столе. Нил лежал у него на коленях, стараясь не слишком ерзать, после того как спросил, все ли в порядке. Эндрю пришлось ответить: «Да» добрый десяток раз. Он снова зажег свечу, а Нил потянулся и забрал тосты в кровать. Крошки будут повсюду. К тому времени, когда он доел тосты, у Эндрю затекли ноги. Кевин практически рухнул на свою кровать. Это не должно было вызывать ностальгию. Эндрю никогда в жизни не ночевал в гостях. Однако это было знакомо. Походило на дремоту далеко за полночь, когда телевизор еще не был выключен, а звуки смешивались в какофонию, которую уже не разобрать. Это было так же правильно, как приятный дождь, каплями стекающий по телу Эндрю и охлаждающий бесконечный поток подобного магме гнева. Эндрю прислонился спиной к стене, пока Нил опирался на его ноги, держа в руке дольку яблока. Он смотрел на перекладины кровати Нила над ними. В мире не найдется места, в котором погода была бы постоянной. В противном случае Эндрю взял бы с собой дождь, чтобы не пришлось бить кувалдой по ни в чем не повинной стене, лишь бы угомониться. Он прислонил ладонь к холодной стене позади себя. Тяжесть на ногах — противоположность бремени. Нил лежал лицом вниз, положив руки на одеяло. Он начал дышать настолько размеренно, что у Эндрю возникло желание прижать пальцы к точке пульса на его запястье, чтобы перепроверить. Как будто на груди Эндрю уснул кот. Не блядский кот. Нил. Нил бурчал. Или практически бурчал, если учесть, что на заднем плане что-то побрякивало, словно гигантская кошка. Аарон спал в берушах и с открытым ртом. Вентиляция. Должно быть, это кондиционер, гудящий позади и обогревающий их всех. Сквозь разбитое окно доносились звуки полицейских сирен. Он не переживал о завтрашнем дне, хотя кто знает, как все пройдет и что запомнит Нил. В желудке поселилась спокойная ясность. Не важно, что будет завтра. Эндрю понял, чего хочет.