Поня: Военное дело

Освоение пути “из земнопони в единороги” и его последствия для социума и военного дела пони

https://i.imgur.com/8U3G08R.jpeg Небольшое предисловие. Вечносвободный/вечнодикий лес — общее название лесов, сформировавшихся вокруг крупных естественных выходов неорганизованной магии, и потому представляющих из себя крайне своеобразный биоценоз. Для Вечносвободных лесов характерно странное изменение флоры и фауны обитающей рядом с выходом магии, характеризующееся постепенным нарастанием в поколениях выраженности магических свойств организмов до определенного критического уровня, после достижения которого изменения останавливаются. Большая часть представителей флоры и фауны Вечносвободных лесов представлены неизмененными до этого критического уровня вследствие миграции прочь от магического источника организмами (древоволки, куролиски, параспрайты, “ядовитая шутка”, “заветное желание”). Хотя, около выхода магии можно встретить и критически измененных существ, весьма плохо чувствующих себя при нормальном уровне неорганизованной магии (“звездные звери”, в том числе “скорпионы”, большие и малые “медведицы”) и потому исключительно редко появляющихся за пределами территорий с повышенным магическим фоном. Обычно естественные выходы неорганизованной магии относительно плотно сгруппированы, а потому образовавшиеся вокруг них леса сливаются в крупные массивы, что создает в вечнодиких лесах значительные площади с вполне обычным или умеренно повышенным уровнем свободной магии, неспособным изменять живые организмы. На таких территориях возможно существование пони и других пришлых в леса живых существ без какого-либо ущерба для здоровья и отдаленных последствий для популяции в целом. Стоит так же отметить, что, вопреки расхожему мнению, вечносвободные леса являются основными местами обитания драконоидов: куролисков, каменных крокодилов и прочих разнообразнейших представителей этой ветви наземных позвоночных Эквестрии. Что связано с завязанностью всего расточительного метаболизма драконоидов на поглощение внешней магии. Не стоит забывать, что истинные драконы и кирины это именно, что исключения, чей эволюционный путь (включая обретение разума) был направлен на одну единственную цель: избавиться от привязанности к естественным источникам неорганизованной магии, и тем открыть для себя дорогу к экспансии за пределы вечносвободных лесов. Но вернемся к пони. Наиболее охраняемыми тайнами кочевниц-торговок всегда были сведения об их торговых маршрутах, что обеспечивало им эксклюзивность в деле торговли многими товарами. Но набирающие на равнинах силу “дорожные братства” заставили торговых понек начать прибегать к услугам “бродячих топоров” (довольно ненадежной, наблюдательной и языкастой братии). К тому же, в это же самое время некоторые другие “беззаконные хвосты” сами активно полезли заниматься торговым делом, формируя “торговые дома”. При этом, в отличие от торговок-кочевниц, “торговые дома” изначально были сформированы из самой беспокойной понячьей публики обоего пола (преимущественно, конечно, из жеребцов) — риск был для них в порядке вещей. Что привело к тому, что, не смотря на все предосторожности торговиц, раскрытие их наиболее сокровенных тайн их же наемной охраной стало вполне обычным делом, как и самостоятельное и независимое открытие новых земель и торговых маршрутов экспедициями “торговых домов”. Началось воссоединение понячьих племен. И начало его именно земное племя: непоседливые полосатые и однотонные безрого-бескрылые жеребцы в поисках выгоды своих “торговых домов” лезли всюду, куда их никто лезть не просил. Многие, конечно, гибли без всякой пользы. Другие же устанавливали связи с иными эквестрийскими племенами, и тем неимоверно богатели, своим примером подбивая следующие поколения “беззаконных хвостов” на все новые и новые свершения. Первым из крупных торговых путей, проложенных движением внетабунных торговцев, был путь “из земнопони в единороги”: несколько крупных рек, протекающих через один из крупнейших Вечносвободных лесов в Эквестрии, с севера обрамляющий Грифоньи Горы и разделяющий равнины земнопони и единорогов. Места эти в те временаа были весьма лихие (да и сейчас они не сахар) и ни одна из рек не текла по нужному маршруту напрямую. А потому, только часть (большую) пути можно было проплыть на лодке — дальше надо было перетаскивать ее и товар волоком к следующей реке. Несмотря на небезопасность Вечносвободных лесов, территории вдоль интенсивно использовавшегося торгового пути были быстро и относительно хорошо заселены: наличие большого количества ценных ресурсов в сочетании с непрерывающимся торговым сообщением привлекали понек-добытчиц. Само собой, что когда путь начал действительно интенсивно эксплуатироваться и приносить и торговцам, и селящимся вдоль него понькам-лесовушкам хорошую и устойчивую прибыль, к нему потянулись банды “дорожных” и “речных братьев”. Довольно быстро от бандюков на торговом пути не стала никакого житья не только торговкам и торговцам, но и непривычным к таким раскладам лесным понькам-добытчицам. Табунные же союзы лесных поняшек были слишком неповоротливы, а института дружины у них, попросту, не было: какое-то время лихая братия грабителей и вымогателей процветала на немалой земнопонячьей части торгового пути. Но вместе с торговками и бандитами по пути “из земнопони в единороги” продвигались и более вменяемые “беззаконные” и “вольные хвосты” (не стоит забывать о зыбкости границ между всеми этими “хвостовыми” категориями пони). И, понятное дело, профессиональные воины старались заработать себе на жизнь привычным делом. А потому, вскорости табуны кобылок-добытчиц обзавелись надежной защитой из собственных дружин. Таким образом, между разбойниками и табунчанками было достигнуто некоторое равновесие, подобное царившему на равнинах. Правда, поток “беззаконных” и “вольных хвостов” отнюдь не уменьшился: конкуренция между воинами, авантюристами и всякой другой сомнительной внетабунной публикой на торговом пути была куда меньше, чем на равнинах. К тому же, даже берега основных рек пути были крайне далеки от полного заселения, не говоря уже о множестве их притоков, кои постоянно открывались новые (благо, добровольных исследователей-авантюристом в то время было через край). В общем, торговый путь был неосвоенным и потенциально очень богатым фронтиром, который пони с большим энтузиазмом и осваивали. Рано или поздно, но эта волна вторичного (вслед за торговцами) освоения пути “из земнопони в единороги” разномастными безрогими авантюристами докатилась и до той его части, которую населяли единорожки. Сказать, что рогатые были поражены, это не сказать ничего. Конечно, с безрогими торговцами они были знакомы уже давненько, но до сих пор безрогие не являлись к ним вот так: всей толпой и со своими правилами и обычаями. И если сжиться с немногочисленными поселениями земнопонек единорожки могли без особых неудобств, то… С внетабунной братией возникла одна малюсенькая, но очень критичная проблемка: единорожки не хотели иметь жеребят от жеребцов-земнопони. Среди рогатых лошадок ценились, в первую очередь, магические силы, а физическая крепость отходила на второй план, и, потому, табунчанки даже в теории не желали видеть в своей семье безрогих жеребят. А значит, фактически, вставала вся система отношений между “вольными/беззаконными хвостами” и табунами: без удовлетворения важнейших потребностей (а жеребцы ОЧЕНЬ нуждались в чпоке) любые другие выгоды теряют всякий смысл. В общем-то, единорожек это устраивало: они не были рады беспокойным и непонятным пришельцам. А вот самих “беззаконных хвостов” — нет. Но и оставаться только там, где им были рады (то есть, в свежеоснованных поселениях земных понек), пришельцы не собирались — слишком большие барыши сулила еще не “осчастливленная” их присутствием половина пути “из земнопони в единороги”. Но как в таком случае поступать? — кобылки, ведь, торговцев, авантюристов и прочих “как-их-там? хвостов” не жалуют. Готовый ответ у безрогих уже был — насилие. Если кобылки не хотят видеть в жеребцах отцов своих будущих жеребят добровольно, то надо изменить их видение силой. Благо, силушки, как и опыта у “беззаконных хвостов” хватало: на равнинах земнопони уже давно творился знатный балаган с применением силушки жеребецкой не по назначению и задиранием понячьих хвостиков без их согласия. Авантюристы, просто, принялись переносить земнопонячьи порядки на единорожек. Вот только отловить лесных поняшек поодиночке, как это можно было проделать на равнинах, было проблематично: в вечносвободных лесах небезопасно, а потому поньки все больше группками кучковались да жались поближе к укреплениям против зверья… Оставался только один способ — вломиться в поселение. Вломиться в поселение можно (попутно прочувствовав на своей шкуре дротики единорожек), обесчестить всех табунных кобылок — тоже (заодно грабанув их и надавав хорошенько тумаков — компенсация за дырки в шкуре), а дальше-то что? А дальше вот что. Дурные поня подсчитывают свои потери, приходят к выводу “Да ну их к Дискорду!” и возвращаются туда, откуда пришли. Умные же начинают думать думу: “Как бы нам и единорожек регулярно чпокать, и дротики из крупа за это не выдергивать?”. Ответ лежал на поверхности, но был очень сложен для пони-варваров (потому-то к нему и шли через множество переходных форм и полумер): безрогим жеребцам надо было стать полноправной частью табуна, его элитой. В итоге, хоть и не сразу, так оно и происходило. Ватаги “беззаконных хвостов” принимались путем прямого насилия, запугивания, обмана, подкупа или постепенного поглощения захватывать единорожьи табуны, где становились их новыми главами, а вожачки и их “советы старейшин” при этом теряли свои полномочия, становясь обыкновенным административным аппаратом при жеребце-правителе. Со временем даже появилась новая, двойная, система родства: родство жеребцов считалось по отцу (что позволило появиться наследованию по мужской линии и принудило жеребцов, реально, стать табунной элитой – теперь всяческое процветание табуна было из личным шкурным интересом), а родство кобыл — по матери (что перекрывало им путь к высшим ступеням иерархии табунов новой формации). Данная система родственных отношений, в наши дни все еще широко распространенная в Эквестрии, внесла изрядный вклад в тот бардак, что ныне творится в системе родства пони, и что делать с которым не знают, похоже, даже аликорны. Понятное дело, кобылкам-единорожкам такое положение дел не нравилось, и они пытались дать отпор новоявленным конкистадорам, да и сами пришлые пони отнюдь не жили мирно между собой — начался период нескончаемых войн на единорожьей части пути “из земнопони в единороги”. Что касается такого, на первый взгляд, странного пространственного ограничения, то у него есть два вполне объективных резона. На территории земнопони новоявленным конкистадорам делать было нечего: там сложился вполне земнопонячий баланс сил между табунными и внетабунными частями поньского общества, а потому перспектив у тех авантюр, что “беззаконные хвосты” проворачивали с единорожками, не было — они вряд ли бы встретили какое-то понимание как со стороны коллег-жеребцов, так и со стороны табунниц. В общем, обнаглевшим поням, просто, наваляли бы, а потом порекомендовали завязать узлом и больше не развязывать. На равнинах же единорогов уже имелись вполне представительные варварские государства, бывшие совершенно не по зубам ватагам “беззаконных хвостов”. Так что, безрогие авантюристы вглубь земель рогатых пони даже и не пытались продвигаться — зона их торговых интересов заканчивалась на торговых поселениях прилесных единорожьих племен. Хотя, конечно, грабительские набеги уже и в то время могли осуществляться на довольно серьезное удаление от торгового пути — речные пути позволяли. Правда, эта активность земнопони еще не была даже бледной тенью того, что позже привело к рождению Эр. Войны на пути “из земнопони в единороги” https://i.imgur.com/p0uLFzh.jpeg Период времени, соответствовавший последнему этапу эпохи варварства на равнинах, на единорожьем участке пути “из земнопони в единороги” проходил под знаком активнейшего освоения его “беззаконными хвостами”. На начальных этапах освоения конфликты пришлых авантюристов и местных единорожек носили нерегулярный характер: в силу ранее описанных причин, “беззаконные хвосты” не могли слишком долго находиться на территории единорогов, что затрудняло организацию и снижало ценность военно-торговых походов на эти земли, а также делало найм на службу к рогатым понькам и всякую авантюрную деятельность в их владениях почти невозможными. Но с все большим освоением земнопоньковой части пути нетабунной братией все более нарастало число “беззаконных” и “вольных хвостов” на его терминальном отрезке. А потому, частота проникновения авантюристов-земнопони на территории единорогов тоже увеличивалась, чему способствовало и основание рогатыми и безрогими пони новых поселений по ходу торгового пути, в том числе, и в условных владениях другого понитипа. Логичным результатом возросшей частоты контактов “беззаконных хвостов” с единорожками стало появление в чьей-то светлой голове идеи о том, что безрогие жеребцы вполне могут сами подчинить табун рогатых своим интересам, причем, на долговременной основе — это сразу бы решило множество проблем земнопонячьей братии и позволило бы ей создать первый плацдарм в мире единорожек. В общем-то, эта идея положила начало целому периоду войн и беззакония на пути “из земнопони в единороги”: с появлением у безрогих якоря в виде смешанных табунов новой формации, земнопони начали тащить в мир единорогов обычаи собственных равнин, адаптируя их под реалии торгового пути. А на равнинах земного племени в то время творился форменный бардак. Первоначально атакам с целью подчинения подвергались слабые, недавно отделившиеся и, в целом, экономически несамостоятельные табуны единорожек-добытчиц на терминальном отрезке единорожьей части пути. Их захват, поглощение и удержание не представляли из себя сложной задачи: такой табун не мог сопротивляться ни топорам ватаги профессиональных воинов, ни соблазну принять помощь богатого “торгового дома”. Но присоединению этих табунов к миру земнопони было важной вехой в развитии военного дела на этом участке понячьего мира. Дело в том, что силы “беззаконных хвостов”-конкистадоров ограничивались не рождаемостью в местных табунах — основным источником авантюристов были равнины земнопони, откуда эта беспокойная братия расползалась по свету в поисках наживы. Эти силы ограничивались наличием возможностей к обогащения и удовлетворению своих потребностей через реализацию приобретенных богатств. Собственно, “бутылочное горлышко” невозможности конвертировать богатства в удовлетворение своих потребностей исчезло: теперь у безрогих авантюристов были “якоря” на торговом пути в виде подчиненных и встроенных в земнопонячий мир единорожьих табунов, где уже не отказывали жеребцам-земнопони ни в приюте, ни в припасах, ни в женской теплоте, более не воспринимая их как странных чужаков. А потому, “беззаконные хвосты”, пользуясь такими селениями как перевалочными базами, бурным потоком устремились на освоения единорожьей территории, пополняя ряды конкистадоров. На этом этапе продвижение орд авантюристов не встречало серьезного сопротивления и, следовательно, шло очень высокими темпами. Вслед за ними шли и земнопоньки-поселенки вместе с только что приобретенными рогатыми товарками. Но, как всегда, полярный зверь подкрался незаметно. Потоки богатств, нежданно потекшие в копыта элиты новообразованных смешанных единорожье-земнопонячьих табунов, и совершенно новый для жеребцов статус глав семей начали стремительно менять вчерашних “беззаконных хвостов”. Во-первых, атаке подверглось прожигание жизни как, кхм, образ жизни. Жеребцы, вдруг, получили доступ к вожделеннейшим для них благам (кобылки, вино, пища) в гораздо больших объемах, чем они в состоянии были потребить, и, что гораздо важнее, теперь они имели к ним доступ постоянно — исчез их дефицит, а потому и поглощать их впрок (эффект “гуляющего матроса”) не было больше совершенно никакого смысла. Во-вторых, также внезапно благосостояние жеребцов-захватчиков стало напрямую зависеть от благосостояния подчиненного ими табуна. А благосостояние табуна добытчиц, по большому счету, зависело от двух вещей: 1) от идущих торговым путем торговцев, и 2) от потока богатств оставляемого в поселении “беззаконными хвостами”, которые пользовались им как перевалочным пунктом. И оба эти источника дохода, имея одинаковую торговую природу, напрямую зависели от того насколько удобную и протяженную часть торгового пути занимают владения табуна. У новой табунной элиты вполне логично проснулись желания отхапать у соседей (таких же бывших авантюристов) кусочек территории повыгодней: от этого их кобылки будут жить гораздо лучше, богаче и радостнее. Правда, у соседей ход мыслей был точно таким же. В общем, началась грызня за территорию между вчерашними конкистадорами, что в еще большей степени увеличило поток “беззаконных” и “вольных хвостов” в эти места: раз есть война, то и наемничкам найдется что на бутерброд намазать. Но это же затормозило дальнейшее экспансию земнопони в земли единорожек: слишком много энергии безрогих уходило на нескончаемые усобицы. Небольшое отступление: О структуре табунов новой формации https://ficbook.net/readfic/12819458/33318862#part_content Этой передышкой воспользовались уже сформировавшиеся табунные союзы рогатых понек, до которых эта ползучая безрогая экспансия еще не добралась, но которые, за счет торговых связей, были прекрасно осведомлены, что у их восточных соседок творится что-то неладное. В деле обороны от безрогой конкисты единорожки пошли сразу по двум путям. Поняшки, живущие восточнее, насмотревшись на действия земнопонячьих конкистадоров, решили принести в жертву независимости чистоту собственной крови. Они пошли по пути найма дружин, открытия своих поселений для “торговых домов” и прочей нетабунной братии. То есть, сами добровольно приняли земнопонячье вторжение, искренне считая, что это и есть наилучший способ от него защититься. С одной стороны, эту стратегию можно считать максимально успешной: единорожьи табунные союзы сохранили свою независимость, значительно усилились и, даже, многие из них превратились в полноценные варварские государства. С другой же, по факту, эти единорожки стали частью земнопонячьего мира, а их табуны разделились на тех, кто имеет рог, и тех, кто его не имеет. Они стали точно такими же, что и восточные лесовушки. Только табун возглавлял не жеребец, а кобыла. И то, и там, и там по-всякому бывало. Живущие же западнее единорожки предпочли свою кровь не разбавлять, и пошли по другому пути. Такие табунные союзы ради повышения эффективности действия своих ополчений стали избирать вождей союза на все больший срок, а их полномочия делать все шире и неоспоримее. В итоге, такие союзы оказывались под абсолютной властью избираемых на значительный срок (иногда пожизненно) советом вожачек диктаторов, которые, как правило, всячески ратовали за консолидацию своих союзов (обычно, через кровосмешение и названное родство), и, в конце концов, превращали их в самый настоящий род, а потом и в племе, племенной союз и, в итоге, варварское государство. Одновременно, диктаторы всячески старались усилить позиции своего табуна, добиваясь его превращения в высшую касту внутри новообразованного варварского формирования, из которой впоследствии и формировалась практически вся родовая элита. Вы уже, наверняка, догадались, что именно из этих единорогов впоследствии и возникли лесные королевства, включая и Рит Поингири. Так или иначе, но оба этих подхода приводили к тому, что земнопонячья экспансия экспансия замедлялась. Первые пони, попросту, создавали тот же самый земнопонячий мир, что восточнее строили сами конкистадоры — огромное количество нетабунных авантюристов с радостью бросалось в этот оживленный резервуар, тем выключаясь из дальнейшей экспансии. Вторые же противопоставляли безрогим грубую силу и нежелание видеть их в своих землях в любом качестве, кроме роли торговцев. Сила земнопонячьей экспансии оказалась уравновешена силой противодействия всех этих факторов. Следствием такого выравнивания сил стал затянувшийся период войн и неспокойствия на торговом пути “из земнопони в единороги”. А, собственно, как и чем велись эти войны? https://i.imgur.com/LSiN6rO.jpeg Пропустим описание первых столкновений, когда все и в пришельцах и для пришельцев было внове, и сразу же перейдем на этап, когда земнопони-конкистадоры уже надежно закрепились на новых землях, а единорожки более-менее свыклись с новыми соседями. Для земнопони-конкистадоров, как только пришедших на торговый путь, так и рожденных уже здесь, основной формой войны (если это можно так назвать) был разбой на торговом пути и на тропках лесовушек, по которым они доставляли добытое из лесных лагерей в поселения, грабительский набег на плохо защищенные поселения или удаленные вглубь леса лагеря добытчиц, а также речное пиратство. Обычно все эти безобразия совершались среднего размера (15-20 бойцов) ватагами лихих поней с каким-нибудь плав.средством в своем распоряжении. С одной, стороны такая численность разбойных отрядов позволяла им справиться почти с кем угодно и не слишком боятся большинство фауны вечносвободных лесов. С другой, отряд был все ще достаточно мал, чтобы его было проблематично вовремя заметить или догнать. Налетчики, обычно, находились в походе от нескольких дней до нескольких недель, за которые совершали (в зависимости от размера добычи) от одного до полудесятка нападений, после чего ретировались вместе с награбленным. Размеры и степень организации лесных объединений того времени еще не позволяли эффективно бороться с данной напастью (заставы “граничниц”, Клыки Рит и речные патрули это все из более поздней эпохи), так что лесной разбой процветал. Нападения конкистодоров на поселения с целью захвата табуна во владение предпринимались довольно редко. Так как, как правило, покорить независимый табун было гораздо проще миром, помогая лесным поняшам и торгуя с ними, тем постепенно, по факту, скупая табун на корню и делая поняшек обязанными пришлым жеребцам — через какое-то время (в течении которого “беззаконные хвосты” встречали радушный прием в этом табуне) кобылку будут сами желать того, чтобы верховенство в их семье взяли такие сильные и заботливые поня. Тем не менее, попытки захватить табун силой порою случались. Такие предприятия, как правило, организовывались пришлыми с равнин и весьма авторитетными воинскими вожаками, но не добившимися каких-то значимых успехов в торговле. Такие поня жаждали славы и почестей, но тяжкий труд колонизации новых земель был не про них и их воинов. Нападение могло предприниматься как на свободный единорожий табун, так и на табун новой формации (когда одни жеребцовая элита пыталась заместить другую). Стоит отметить, что в случае удачного исхода результат захвата разнился в зависимости от организаторов. Пришлые авантюристы, попросту, занимали поселение и вливались в табун, становясь “табунными топорами” (если были способны с табуном справиться). Если же завоевание организовывал другой табун новой формации (что тоже иногда бывало) или у авантюристов имелись мозги, то завоеватели поступали иначе: они вместе с часть дружинников и близким родственником местного вождя (обычно старшим сыном), которому они загодя присягнули, становилась “табунными топорами” завоеванного табуна, вливаясь в уже существующий и всеми признанный род. Что, хоть и ограничивало авантюристскую вольницу, но значительно упрощало для новоявленных “табунных топоров”, недавно пришлых с равнин, жизнь: окружающие сразу же признавали их за законную часть захваченной семьи (хотя, часто и осуждали за излишнее, с точки зрения лесовушек, насилие), а новообретенный род мог обеспечить довольно солидной как политической, так и материальной и военной поддержкой. При этом, местные варвары также не были особенно против подобных перфомансов: как и мирное поглощение независимых табунов, их военный захват расширял владения квазигосударств “табунных топоров”, одновременно пополняя их ряды вчерашними “вольными” и “беззаконными хвостами”. Реконкиста же табунов той частью единорожек, что блюли чистоту своей крови, как правило, большинством варваров торгового пути воспринималась негативно. Связанно это было с тем, что если при переходе между различными объединениями “табунных топоров”, традиционных земнопонек и оземнопоняченных единорожек табун, по большому счету, почти ничего не терял, кроме верхушки (и то не всегда: главы семьи нередко переприсягали завоевателям – им-то важен был собственный табун, а не конкретный варварский вождь), то вот с замороченными чистотой крови единорожками все было не так просто. Те не жаловали понек, “оскверненных” контактами вполне определенного рода с безрогими. Так что, если отвоеванный табун был завоевательницам родственен, то первоначально они очищали его от всех полукровок или заподозренных в полукровости, выгоняя их из семьи или продавая “грязекровых” купцам в качестве “отработчиц”, и только потом возвращали эту семью в лоно своего рода/племени. Если же отбитый табун ранее к союзу/роду/племени не принадлежал, то его либо присоединяли к союзу/роду/племени, предваряя это чистками, описанными выше (выбора-то у “освобожденных” не было), либо превращали в некое военизированное образование, существовавшее во многом за счет средств других табунов племени и выполнявшее функции буфера между ними и безрогими конкистадорами — семья становилась так называемым “пограничным/граничным табуном”. Такие табуны, по большому счету, не имели в варварских государствах единорожек-расисток никакого веса, а их роль и будущее были раз и навсегда прописаны — военизированные порубежные поселения, специализированные на силовом отпоре любым нежелательным в варварском государстве элементам. Что касается их членов (“пограничницы/граничницы”, как их называли сами лесовушки), то их от рождения ждала военная служба, а в родстве чистокровые сородичи им отказывали. Последнее касалось и жеребцов, рожденных в табунах “граничниц”: им, дабы избежать “загрязнения крови”, запрещалось искать близости с чистокровыми рогатыми кобылками, а кое-где и, вообще, находиться на территории племени, исключая территорию “граничных” поселений. Так что, нет ничего удивительного, что такие полукровки (как жеребцы, так и наиболее непоседливые кобылки) валом бежали из “граничных” табунов к куда более толерантным конкистадорам. Особенности боя на пути “из земнопони в единороги” https://derpicdn.net/img/2015/11/13/1021988/large.jpg Изначально способы боя, применяемые земнопони и единорогами, радикально отличались, что было обусловлено их физическими и магическими различиями и своеобразием пройденного ими исторического пути. Первое, что стоит упомянуть это состав бойцов на поле боя. Со стороны той части варваров, что подверглась значительному земнопонячьему влиянию, воинство было представлено практически только профессиональными бойцами, так как другим в ватагах “беззаконных хвостов” взяться было неоткуда, а сами земнопони уже давно склонялись к формуле “воюют воюющие — не воюющие не воюют”, почему при первой же возможности и избавились от практики выставлять табунные ополчения. Со стороны блюдущей свою кровь части единорожек выступало не менее разномастное воинство, костяк которого составляло табунные или родовое ополчения, а вспомогательные силы — ополчения “граничных” табунов. Не редки среди рогатых расисток были и все те же безрогие наемники-‘беззаконные хвосты”, бо расизм расизмом, а воевать кем-то надо — здоровущий и отлично обученный жеребец может поборнице рогатой расы и древко ее же копья под хвост запихать, а потом и еще чего другое туда же/в петлю. Впрочем, не стоит строить иллюзий по схеме “качество земнопоней против количества единорогов” — конфронтации происходили не по понитипам, по сугубо по интересам различных варварских и внетабунных объединений. Так что, бой “беззаконных хвостов” против других “беззаконных хвостов”, единорожек против единорожек или, наоборот рогатых бок-о-бок с безрогими в те времена можно считать правилом, а не исключением. Политика варваров была сложна, многовекторна и часто использовала насилие как инструмент, но вопросы понитипа, не в пример более поздним временам, были гораздо менее важны, чем вопросы непосредственного родства между пони. Тем не менее, описывать методы и средства ведения боя придется опираясь именно на эти две условные общности: ватаги “беззаконных хвостов” и ополчения единорожек. “Беззаконные хвосты”, будучи профессиональными воинами, предпочитали ближний бой, который начинали ударами навязанных на хвост арканов, “змеек”, хвостовых кистеней, зубатых цепей и единорожьим метательным оружием (о чем чуть ниже), а продолжали его традиционным для земнопони оружием с широким замахом, вынуждавшим “беззаконных хвостов” действовать в неплотном строю. Единорожки же ближнего боя избегали, предпочитая закидывать противника разномастным метательным оружием, а в случаи неизбежности копытопашной вступали в нее в плотном строю, ведя бой копьями и прикрывая себя щитами. Так как, подавляющая часть вооруженных столкновений происходила из-за попытки банального грабежа, то основную форму боя на торговом пути условно можно назвать полевой. Причем, очень условно. Ибо, во-первых, леса и реки торгового пути, в принципе, не располагали к “правильному” бою. Во-вторых, как и любые грабители, нападающая сторона в таких “сражениях” предпочитала засады и внезапные удары. Немаловажное место в боях на пути “из земнопони в единороги” занимал бой на воде. Большую часть времени товары транспортировались торговцами именно по рекам, а потому попытки грабежа прямо на водных артериях были в это время в порядке вещей. В отличие от речного судоходства равнин, где основным типом плав.средств были плоты с мачтой или без, по рекам Вечносвободного леса торговцы передвигались в основном на крупных длинных гребных плоскодонных лодках (лодьях), позволявших относительно просто перетаскивать себя волоком между реками, бывших достаточно надежными для длительного путешествия и дававших повышенную защиту (за счет бортов) от местной живности и различных предприимчивых личностей. Атаковать лодью можно было с аналогичной лодки, но это было дороговато для большинства речных пиратов — основная часть “беззаконных хвостов” или имели в своем распоряжении небольшие плоскодонки и плоты, или не имели вообще никаких сколько-либо долговечных плав.средств. Так что, обычно для нападения на торговцев речные грабители сначала перегораживали реку в удобном месте веревками или наспех собранными плотами, и только потом предъявляли свои требования и/или шли в атаку. Если договориться о “плате за проход” с торговцами не удавалось, то авантюристы предпринимали попытку абордажа: с берега или с имеющихся посудин на лодью перекидывался абордажный мостик (просто запрыгнуть внутрь мешал относительно высокий борт) — облегченная копия осадного мостика (об этом ниже). По ним (мостиков пытались перекинуть как можно больше) пираты и предпринимали попытку атаковать команду лодьи. Так как, торговки, вне зависимости от своего понитипа или способа организации предприятия, без охраны не плавали, то на лодке завязывалась копытопашная в традициях земнопони. Теперь несколько слов о “чистоте” всего этого разделения на земнопонячью и единорожью части военного дела на торговом пути., Так сказать, об одном, хм, сплавление военных традиций рогатого и безрогого народов. По мере ассимиляции земнопонячьими конкистадорами табунов единорогов, найма единорожками дружин “вольных хвостов” и “освобождения” рогатыми расистками табунов “граничниц” в табунах волшебного племени начали появляться жеребчики-единороги, видевшие жизнь безрогих воинов (и сравнивающие ее с предстоящей им самим судьбой). В семьях “табунных топоров” таких поней, если выражали желание, сразу обучали как будущих бойцов – земнопоням, в общем-то, понитип был не принципиален: главное для земнопони это конечный результат. В этом земное племя тех и нынешних времен отличается очень мало. А вот в семьях вольных единорожек таких социальных лифтов предусмотренно не было. Так что, там молодые жеребцы-единороги лишь со стороны смотрели на “беззаконных хвостов” и сравнивали жизнь безрогих авантюристов с тем будущим, что их самих ждет. И результаты этого сравнения им не нравились. Потому-то многие из лесных жеребцов-единорогов и прибивались к дружинникам и ватагам “беззаконных хвостов”. По-первости, приходилось им там очень туго. С одной стороны, единорожки всю свою историю воспринимали жеребцов как источники-семени-на-ножках, а потому и воспитание рогатые жеребчики получали соответствующее, ни в какое сравнение не идущее с тем, что было у земнопони. А земные лошадки считали “бродячих хвостов” отбросами – по мнению земнопони, жеребец должен был стремиться к лучшему, знать и уметь вообще ВСЕ и во всем, кроме умения рожать, быть лучше кобылиц. Иначе, зачем он такой в нетабунном обществе “вольных” и “беззаконных хвостов” сдался? С другой, очарованные образом крутых безрогих авантюристов, молодые рогатые жеребчики подавались именно в банды дружинников, наемников, разбойников и охотников за наградой. А там не умеющие обращаться с хвостовым оружием, слабые и невыносливые на фоне земнопони единороги не могли занимать какого-то высокого положения, довольствуясь лишь второстепенными ролями обслуги и сильно вспомогательных бойцов. Но это время очень быстро прошло. С одной стороны, “граничные” и смешанные единорожьи табуны со временем поддавались земнопонячьему влиянию, и воспитание жеребчиков и отношение к сильному полу в них менялось на вполне земнопонячьи. С другой стороны, слабый, по сравнению с мускулами земнопони, телекинез единорогов, прибившихся к бандам авантюристов, был более чем достаточен для обращения с копьем, щитом и дротиком. А копье и щит опасны не только в строю копейщиц, не говоря уже о дротике. Более того, жеребцам-единорогам ничего не стоило обучиться носить доспехи не хуже, чем земнопони, присовокупив к их защитным свойствам еще и единорожий щит. А, со временем, нетабунные единороги открыли для себя полулунный меч: много сил на него не надо (все равно, он не позволял реализовать всю недюженную силушку земнопони), а вот маневренность телекинеза и возможность носить щит — самое оно для мечника. В итоге, жеребцы-единороги стали уважаемыми членами ватаг “вольных” и “беззаконных хвостов”. Земнопони ценили и уважали умелых мечников-единорогов, называя их “танцорами” за их, напоминающее понячьи народные танцы, постоянное движение в бою. К тому же, рогатые авантюристы обеспечивали своих братьев и сестер по оружию более-менее сносным дальним боем (при помощи дротиков), с которым у земнопони все было плохо – единороги стали застрельщиками нетабунных воинов. Ну и, конечно же, не стоит считать, что это движение коснулось лишь жеребцов-единорогов: находились и беспокойные рогатые кобылки, которые наравне с жеребцами вливались в отряды безрогих пришельцев, занимая в них практически ту же нишу, что и их “двурогие” сородичи. В конце концов, движения “вольных” и “беззаконных хвостов”, в первую очередь, были нетабунные, а уж только потом мужские – к ним мог присоединиться любой, кто был готов подчиниться их правилам и удовлетворял их требованиям. Новшества в арсенале https://i.imgur.com/qIAg1Ig.jpeg Столкновение двух различных воинских культур (о том, чем на равнинах воевали варварки-единорожки, будет позже) не могло не сказаться на арсенале, использовавшемся на торговом пути “из земнопони в единороги”. Как уже было сказано, банды осваивающих торговый путь земных авантюристов-конкистадоров в случае вооруженного столкновения предпочитали ближний боа, а вот единорожки, наоборот – дальний. И чем дальше – тем лучше. Каковое противоречие решалось земнопонями банальным сближением с противником. На что рогатые поньки отвечали выстраивая простейший строй копейщиц и удерживая земнопоней на расстоянии быстрыми ударами копий, одновременно прикрываясь (и прикрывая товарок) щитами. И, да, даже ополченки в плотном строю копейщиц представляли из себя грозную силу. От частых и быстрых ударов копий было сложно увернуться даже тренированным “беззаконным хвостам”, а большая дистанция угрозы единорожьего оружия и щиты не позволяли земнопони пустить свое оружие в дело по-настоящему. К тому же, колотые раны, действительно, очень опасны, и часто тут же выводили бойца из строя. Конечно, у протофалангт были свои неизбежные недостатки — малая гибкость и уязвимость флангов. Но обойти защищающихся рогатых понек по флангу было проблематично для “беззаконных хвостов”: как правило, их было гораздо меньше, чем единороже, да и обстрел дротиками строй копейщиц не отменял. То есть, воспользоваться слабостями строя единорожек не получалось. Значит, этот строй нужно было разрушить другими методами. Инструментом для этого стал ослоп — окованная металлом тяжелая дубина или палица (если головка и стержень не являются одним целым) массой от 7 до 12 килограммов на длинном (150-170см) древке. В бою ослоп удерживался зубами, а удары наносились с широким замахом маятникообразными плавными движениями головы. Данное оружие было весьма необычно, так как не предназначалось против пони — из-за феноменальной устойчивости маленьких лошадок к ударным воздействиям, удар, гарантированно убивший бы другое существо, причинял им лишь сильную боль, но значимых ран не оставлял. Основной целью этого оружия был строй копейщиц-единорожек. Воин, вооруженный ослопом мог, оставаясь на безопасном расстоянии, выбивать ударами своего тяжелого оружия копья и щиты из телекинетического захвата, а понек — из строя, иногда отбрасывая их на метр-полтора. В пробитую им в строю брешь тут же устремлялись идущие рядом бойцы-конкистадоры, которые теперь могли пустить в ход свои топоры, клевцы и чеканы. Правда, имелись свои “НО”. Из-за большой массы, чрезмерной длинны и неудобного баланса ослопом могли пользоваться только наиболее сильные и выносливые из жеребцов. А из-за того, что единорожки отнюдь не были дурами, и при виде такого красавца со здоровенной дубиной тут же сосредотачивали весь свой огонь на нем, пони-булавоносцы оказывались вынуждены еще и нести тяжелый доспех (о котором ниже), что еще больше повышало требования к силе и выносливости бойца. Не меньшей проблемой для земнопонячьих авантюристов было и метательное оружие единорогов. Традиционные доспехи безрогих не держали практически ничего из арсенала единорожек, а численный перевес метательниц не давал возможности просто уклоняться от снарядов — слишком плотный был огонь. Первым шагом на пути противодействия рогатым застрельщицам стало перенятие у них же (на самом деле, у единорогов-равнинниц через торговцев-кочевниц) многослойного матерчатого доспеха: покрой остался тот же, земнопонячий, но теперь доспех делался не из 1-го слоя толстой ткани или плетенки, а из 2-3-х. Такой доспех уже надежно держал метательные ножи и мог спасти от скользящего удара “волчьего дротика” или “кроликобоя”. При том, такое усиление доспеха практически никак не сказалось на подвижности бойцов. Для прикрытия головы (земнопони нечем держать щит) стали использоваться маски и шлемы с масками сначала из дерева и ткани, а потом и металлические, которые в обязательном порядке снабжались решетчатыми наглазниками (глаза пони занимают около трети лица, а потому представляют из себя замечательную мишень). Сочетание многослойного земнопонячьего доспеха и маски или шлема стало de facto стандартным защитным снаряжением профессиональных воинов на торговом пути “из земнопони в единороги”, не сковывающим движения, но, в то же время, обеспечивающим приемлемый уровень защиты от дротиков и метательных ножей единорожек. Но если такого снаряжения было достаточно в поле или при штурме, когда условия для него были подготовлены, то вот во время подготовки этих условий у безрогих пони возникали серьезные проблемы: матерчатый доспех совершенно не держал прямые удары “волкобоев” и “заровных дротиков”, а легкие осадные щиты, искусство изготовления которых авантюристы принесли с собой с равнин, решить всех проблем не могли. Отогнать единорожек-застрельщиц от стен конкистадоры-земнопони тоже не имели возможности — они вчистую продували рогатым воительницам в возможностях ведения дистанционного боя. Естественным выходом из этой ситуации было усиление доспеха. Но матерчатый доспех, по большому счету, уже исчерпал возможности по своему усилению — сколько к нему слоев ни добавляй, а железный наконечник дротика пробьет их все. Так что, земные поня пошли другим путем: на матерчатую основу они начали нашивать пластины из твердых сортов дерева. Сначала это были просто дощечки, нашитые на ткань в ряд, но очень скоро они трансформировались в перекрывающие друг друга сверху чешуйки — так на свет появился чешуйчатый доспех или чешуя. Но на этом эволюция доспеха конкистадоров не остановилась: деревянные чешуйки заменялись металлическими, делая доспех еще надежнее и гораздо легче (но и повышая его цену, что оставило свою нишу деревянной чешуе), а кое-кто попытался заменить чешуйчатый нашейник одной фигурной пластиной из дерева или металла, крепившейся сзади к шее ремнями (но большой популярностью это нововведение не пользовалось, т.к. ограничивало сгибание шеи и не отличалось высокой надежностью — технологии еще не позволяли качественно изготовлять такие крупные элементы). Деревянный чешуйчатый доспех весил немало и сковывал движения бойца, а потому обычно его применяли только для осадных работ у стен или для защиты воина с ослопом. С появление металлической чешуи ситуация изменилась: металлический доспех весил куда меньше деревянного, а защищал несравненно лучше, хотя и, по-прежнему, сковывал движения. Так что, дорогущая бронзовая или железная чешуя стала излюбленнейшим боевым доспехом и предметом китча наиболее обеспеченных конкистадоров, в котором они уверенно чувствовали себя как под обстрелом или в копытопашной, так и красуясь перед кобылочками. https://i.imgur.com/zaViXpw.png В отличии от земнопони-конкистадоров, у независимых лесных единорожек доспех не развивался и одоспешивание ополчения было близко к нулю. Это было обусловлено как тем, что до начала освоения пути “из земнопони в единороги” авантюристами поньки-собирательницы войн практически не вели, так и характером вооружения их основных противников. Банды авантюристов были невелики по размерам, а доля застрельщиков в них была очень небольшой, что делало щит и собственную верткость вполне достаточными средствами защиты в дистанционном бою с ними. В случае столкновения же с другими единорожками, на этапе обмена метательными “любезностями” щита и личной уворотливости также хватало. В ближнем бою земнопони большей частью полагались или на оружие (топор, клевец, чекан), которым можно запутать врага (арканы, “змейки”, хвостовые кистени), или на оружие, чья чудовищная проникающая способность делала и более совершенную, нежели тканевые доспехи, защиту бесполезной. При этом, в ближнем бою с другими рогатыми, использовавшими копья, ополченке также не было проку от доспеха. Хотя, формально уже существовали доспехи (чешуя), эффективно противостоящие копейным ударам, но, даже если не учитывать их стоимость, воспользоваться ими единорожки не могли: пока еще примитивные чешуйчатые доспехи были тяжелы и громоздки, а потому предъявляли к физическим кондициям и умениям бойца такие требования, каковым рогатые ополченки, попросту, не могли соответствовать. С другой стороны, значительное развитие получил щит. Теперь щиты были многослойными (обычно, два или три слоя), набивавшимися из расположенных под углом друг к другу слоев относительно тонких досок, между которыми нередко еще прокладывали слой ткани, высушенного мха или тонкой плетенки. Это, с одной стороны, не позволяло развалить щит одним хорошим ударом топора, с другой же стороны, такая сложная конструкция щита способствовала застреванию в нем топоров, клевцов, копий и мечей. Что либо обезоруживало противника, либо давало дополнительный шанс пырнуть его копьем. Само собой, такой, подразумевающий быстрый износ, подход к использованию щита заставлял ополченок носить их с собой попарно. Впрочем, уровень развития ремесел и доступность материалов позволяли лесовушкам изготовлять щиты массово, а, потому, не особо заботиться об их сохранности. Немаловажное место в войнах на торговом пути занимал штурм поселений. Происходило это относительно нечасто, но поражение или победа в таком предприятии могли вести к далеко идущим последствиям для большого числа пони. Так что, отношение к возможному штурму было самым серьезным. Причем, если земнопони предпочитали защищать свои владения в открытом бою, то единороги гораздо увереннее чувствовали себя за стенами поселка. Несколько слов об особенностях укреплений лесных жительниц. Укрепляли лесные поньки практически все, от поселений и лагерей добытчиц до огородов и полей, так как любителей поживиться понятинкой в Вечносвободном лесу хватало, а наглости у них было даже в избытке. Укрепление, обычно, представляло из себя частокол с деревянными помостками для застрельщиц (уж что-что, а дерево в лесу не в дефиците) и деревянными же воротами на петлях, которые в поселениях часто были двойными, разнесенными по довольно длинному хорошо простреливаемому коридору из стен. С внешней стороны частокола поселения и особо важные лагеря добытчиц окапывались узким, но глубоким рвом и обсаживались торчащими вовне деревянными кольями, мешавшими этот самый ров перепрыгивать. Такие укрепления довольно хорошо противостояли как лесному зверью (кроме самого крупного и агрессивного), так и небольшим группкам “предпринимателей”. Как можно заметить, укрепления лесовушек совершенно не походили на привычные для ранин земнопони фортификации. А потому, лихим поням пришлось вырабатывать против них новые методики штурма (длительной осаде весьма мешали “веселые” обитатели Вечносвободного леса). Штурм укреплений мог проводиться с ходу. Но когда требовалось брать более-менее крупное поселение, атакующие начинали дело с возведения собственного укрепленного лагеря, призванного защитить их от лесной живности, которая нередко бродила по ночам около поселений. Укрепления лагеря чаще всего представляли из себя частокол с воротами-волокушами, нередко еще дополнительно обносившийся кольями и/или небольшим ровиком. То есть, фортификации осадного лагеря были бюджетной версией тех укреплений, что сами осаждающие собирались брать. Сам штурм можно было разделить на две фазы: 1) преодоление инженерных заграждений и подготовка пути для штурма воинами-осадниками, облаченными в чешую и прикрытыми осадными щитами, и 2) штурм поселения основными силами, которых защищали от обстрела осадными щитами все те же воины-осадники. Первым препятствием на пути штурмующих был ров, который был слишком глубок для того, чтобы его преодолеть без подготовки, но достаточно узок для того, чтобы через него можно было перекинуть осадный мостик — новое слово в деле осады, появившееся благодаря избытку древесины на пути “из земнопони в единороги”, и представлявшее из себя крепкий мостик из досок или тонких бревнышек, часто оснащавшийся деревянными колышками для лучшей фиксации в земле. Такой мостик было просто собрать, дотащить до рва и перекинуть через него, идя потом через ров как по твердой земле. Хотя, стоит отметить, что осаждаемые отнюдь не оставляли такой способ преодоления их укреплений без внимания: во рвах часто имелся кое-какой запас хвороста и смолистых поленьев, который в нужный момент поджигался броском факела, после чего пройти по штурмовым мостикам было ой как непросто. Правда, этот метод был ненадежен (отсыревшие дрова могли и не загореться или не дать нужного пламени), а потому в не шибко бедных табунах на случай налета каких предпримчивых личностей (да и просто для хозяйственных нужд) обычно имелся запас смолы, которую в берестяной, глиняной или какой другой посуде осаждаемые пытались закинуть на мостики атакующих, а потом поджечь факелами. Бороться с таким безобразием штурмующим было сложно, а потому они часто предпринимали несколько следующих один за другим штурмов, каждый из которых прекращался сразу же, как только осажденные пускали в ход смолу — это экономило силы штурмующих и истощало запас смолы в поселении. Ну, вот, допустим, мостики надежно установлены и жечь их поселенкам нечем. Теперь встает проблема частокола. Но эта проблема была бы действительно серьезной для исключительно кобыльего воинства. Каковых на торговом пути не водилось: даже самые расово верно ориентированные единорожки («Рогатая сила!») не брезговали нанимать для своих кампаний банды мордоворотов любых понитипов. Так что, физически куда более сильные жеребцы, не мудрствуя лукаво, набрасывали на бревна стены арканы и растаскивали укрепление по бревнышку, освобождая себе настолько широкий проход, насколько позволяли штурмовые мостики. Кстати, на таком расстоянии, хоть это и было небезопасно, многие горячие головы из рядов осадников применяли свои арканы и для стаскивания с подмостков защитниц-застрельщиц (если дело выгорит, то у отдыхающих во время основной зарубы осадников будет возможность позабавиться с пойманной поняшкой, а если в ров упадет — позже вытащат, благо разбиться поньке сложно). Если же частокол был, действительно, хорош (что бывало не так уж и часто), то осаждающие пользовались единорожьим опытом, и сооружали таран. Таран лесовиков не представлял из себя чего-то эдакого, фактически это была точная копия единорожьих таранов равнин: единственным новшеством (правда, применяющимся не всегда) стала замена деревянных ручек на ручки из плотной ткани или плетенки, более удобные для удержания во рту (не стоит забывать, что армии в лесах почти всегда были смешанные — не у всех был телекинез, но у многих была силушка земнопоньская). Мостики наведены, стена пробита и бревна откинуты в стороны, осадные щиты установлены, а защитницы отгоняются от пролома арканами и дротиками — время брать поселение. Но пролом закрыт строем копейщиц. Как быть? Если пролом достаточно широк, то можно пойти по проверенному пути — пустить в дело ослоп. Если недостаточно — расширить. Но ослоп не так уж и удобен для очистки прохода в поселение: слишком уж далеко приходится держаться штурмовикам от своего товарища, расчищающего путь (как бы не зашиб), да и остановить сразу же здоровенную дубину не получиться — поселенки могут успеть очухаться и восстановить строй. Но если среди атакующих есть богатые воины, обзаведшиеся металлической чешуей, то можно поступить куда как получше: тяжеловооруженный боец это, по сути, живой таран — такие поня, облаченные в хорошую чешую, влетают в пролом, сминая своей массой строй и сшибая ополченок как кегли, а копья попросту скользят по покрытых металлом бокам, не в силах нанести опасный прямой удар. Ну, а дальше уже дело техники — штурмующие войдут в поселение, и защитницам уже не сформировать строй, в котором они способны противостоять захватчикам, а безрогая часть табуна в уличных боях не противницы ни профессиональным бойцам-земнопони, ни сохраняющим строй единорожкам-копейщицам. Ну, что же, пора подводить итог тому, как феномен “беззаконных хвостов” повлиял на развитие военного дела пони. Но стоит напомнить, что влияние этого нового явления в социуме пони не было равномерным на всех территориях своего распространения. В военную науку земнопони и зебр “беззаконные хвосты” привнесли всего одно, но очень важное новшество — появился институт наемничества. Отдельно стоит рассмотреть итог изменений в военном деле пони на пути “из земнопони в единороги”, так как, будучи на рассматриваемый момент времени локальными изменениями, в дальнейшем они оказали влияние на развитие военного дела всех пони. Во-первых, произошла не только встреча пони разных понитипов и культур, но и между ними, носителями совершенно разных военных традиций, начались регулярные столкновения с использованием оружия. Что в плане развития военного дела привело к их взаимному приспособлению друг к другу. Во-вторых, мощный импульс получило развитие речных сражений, активно стал использоваться абордажный бой. В-третьих, был изобретен чешуйчатый доспех и сформулированы идеи применения тяжелого защитного снаряжения. В-четвертых, произошло осознание строя как боевой единицы, появились оружие и методики боя направленные не против бойца, а против строя. В-пятых, впервые среди бескрылых стали использоваться смешанные армии пони разных понитипов. Пони осознали, что их различия и умение ими пользоваться могут быть ключом к победе на поле боя.