ID работы: 12819485

Own It

Слэш
NC-17
В процессе
651
автор
Размер:
планируется Макси, написана 301 страница, 13 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
651 Нравится 295 Отзывы 301 В сборник Скачать

8 letters

Настройки текста
Примечания:
      Громкий хлопок двери, донёсшийся с лестничной площадки, заставил его нехотя раскрыть глаза. За окном привычно светило ярчайшее солнце, пробираясь в холодную комнату и делая её более уютной, тёплой; где-то этажом выше всё так же бегали дети, постоянно прыгая и сотрясая идеальный потолок, а на огромной кровати, с головой укутавшись пуховым одеялом, неизменно лежал Джисон, с первых минут пробуждения выпустивший тяжёлый вздох.              Он перестал спать в наушниках, научившись находить прелесть в тишине, которая помогла ему лучше слышать внутренний голос разума, а не страхов; перестал избегать себя, часами просиживая у зеркала и принимая отражение таким, каким оно было – грустным, усталым, сломленным, но полностью им. Каждый день Джисон старался понемногу избавляться от слабостей, мешавших жить полноценно, не позволявших закрыть дверь прошлого и уверенной походкой зашагать навстречу будущему. Он по-прежнему сворачивал на середине пути до Инчхона, не находя достаточно сил доехать до дома, до финальной точки, тем не менее медленными, спокойными шагами подходил всё ближе.              Чанбин, частенько навещавший его в свободное время, твердил о плавности темпа: «не торопись, для всего настанет подходящий час – твой уже близок», – говорил старший, заботливо трепля отросшую копну волос, и всегда переключался на менее загруженные темы, которые расслабляли Джисона. Чанбин поддерживал его практически во всём и неважно, касалось это личных переживаний или же бытовых вопросов, как: «Ты поел? Если ещё нет – я заеду, поедим вместе», и Хан не мог быть ещё сентиментальнее, чем в подобные моменты. Он до глубины души, а иногда и до слёз, был благодарен старшему, всё сильнее становившемуся настоящим братом. Благодаря новому окружению его жизнь приобретала краски – чёрный, к сожалению, тоже считался цветом.                     Джисон перевернулся на спину и уставился в потолок, вспоминая события минувшей ночи, казавшейся нереальной, выдуманной и по началу – невозможно прекрасной. Какими искренними глазами смотрел на него Минхо, как ослепительно улыбался, душевно смеялся; как звучал голос старшего – нежно, мелодично, тихо, и как тот робко удерживал его в своих руках; как жадно целовал. Джисон, при всём огромном желании, никогда не смог бы забыть момент, когда Минхо сам притянул его ближе и обнял, даря ощущение настоящей безопасности, обволакивающего тепла, пробравшегося вплоть до костей. Это было похоже на внезапно захватившее в плен пламя, которое сильнее полыхало, гонимое ветром. Джисон чувствовал себя так, словно оказался в самом центре пожара или, как он сказал Минхо – вулкана, окружённый медленно стекающей лавой, не позволявшей ему выбраться. И сейчас, находясь в одиноко холодной квартире, лёжа на просторной кровати, он мог признать, что выбираться совсем не хотел.              Джисон с радостью бы получил ожоги, с удовольствием сгорел в объятиях Минхо, если старший позволил ему сделать это. Он бы хотел попытаться узнать лучше, услышать обо всех переживаниях, помочь избавиться от сожалений, которые тот хранил глубоко в себе и не желал отпускать. Хан впервые ощущал мучительную необходимость быть рядом с человеком, вселявшим в него сотни разных эмоций, которые выпали из жизни на долгие годы. Время с Минхо всегда неумолимо проносилось, крепко заседая в памяти, чётко отпечатываясь на сердце и оставляя после себя остро-сладкое послевкусие. Оно не ощущалось горько, ведь каждый совместный момент был наполнен беззаботными улыбками, а именно остро, потому что осознание неизбежного било без промаха – Минхо не примет его чувства.              Минхо, в котором многие видят превосходный авторитет, к которому прислушиваются и боятся; Минхо, способный одним лишь взглядом нагнать страх, заставить холод пробежаться по телу и безмолвно опустить на дно; тот самый Минхо, всегда кидающийся острыми комментариями, с виду безучастный, незаинтересованный в других и до безобразия опасный, о котором отзываются с лёгкой паникой, на которого смотрят с восхищением и который о себе говорит, как о плохом человеке, называясь ужасным – Джисон видел в нём только хорошее. Для Джисона он был словно далёкий, неприкосновенный, запретный плод – слишком сладкий. Настолько, что вызывал зуд.              В глазах Хана старший был закрытым, но очень заботливым человеком, внимательным, понимающим. Он не раз видел, как Минхо ворчал на Сынмина, игнорировал просьбы Чанбина, а после всё равно поступал исключительно в интересах команды, выполняя незаметно. Даже то, что старший не винил его в случае с ДиКеем и взял полную ответственность на себя, хотя сейчас Джисон понимал и признавал, что вина лежала на нём и периодически она его сжирала, Минхо продолжал относиться к нему без презрения, словно ничего и не случилось. В периоды их выездов в горы, где старший помогал оттачивать навыки стрельбы и заноса, обучал новым трюкам на склоне, рассказывал истории из прошлого, не включавшие в себя смертоносные части, Хан замечал, с какой болью Минхо давались тяжёлые воспоминания о людях, которых не смог защитить. В такие моменты Джисон видел в его глазах сожаление, обиду, злобу и самое главное – человечность. Минхо был намного сострадательнее, мягче и живее, чем предпочитал думать, поэтому Хан, сколько бы раз не пытался себя остановить, тянулся к теплу старшего, с каждым новым днём желая получить больше.              Возможно, он действительно хотел сгореть в Минхо безвозвратно, чтобы избавиться от чувств, которые старшему не нужны, и это правда стало бы идеальным выходом из ситуации, в которой он застрял: позволить обычной заинтересованности перерасти в нечто большее, во что-то трепетное и лёгкое; в что-то под названием «влюблённость», уносившая его всё дальше и дальше и дальше, потому что Джисон не видел никакого края, конца – лишь необъятный простор – холодный, болезненный, тяжёлый, тёмный, с огромной преградой в виде крепости, которую пробить он бы не смог, поэтому просто смотрел, как это самое трепетное находило утешение не в нём. И как же хорошо, что крепость скрывала это от его глаз, потому что Джисон не был уверен, что хватило бы сил на лицезрение чужой радости. И как же чертовски лживо сейчас выглядели для него все описания любви, ведь то, что он чувствовал не было лёгким и трепетным, не было и грёбанных бабочек в животе, приятного покалывания в пальцах, головокружительного счастья, ничего. Джисон чувствовал лишь печаль и тяжесть от собственного идиотизма – безответно влюбиться в человека, изначально давшего понять, что у них ничего не выйдет; он чувствовал обиду за себя и на себя, потому что снова повис над пропастью, на грани потери недавно вернувшейся личности. В книгах и фильмах, за которыми он любил периодически проводить время, почти и не говорили о мучительной любви – неразделённой, и что самое смешное – первой, ведь Джисон никогда прежде не испытывал подобных чувств, ему было не до них, тем не менее сейчас он её переживал, но она, почему-то, шла вразрез со всеми «волнительно, прекрасно, красиво». Единственное, с чем Хан мог согласиться, припоминая слова знакомых и цитаты о первой любви – Минхо он запомнит надолго. На очень, очень, очень долго.              Смехотворно.                     Дверной звонок, раздавшийся по всей квартире неожиданно и громко, заставил Джисона вздрогнуть и вернуться в реальность, где солнце по-прежнему светило ярко, на потолке всё ещё не было трещин, а тепло губ Минхо призрачно ощущалось на его собственных, напоминая о первом и последнем, неповторимом. После череды назойливых звонков, он неохотно выполз из пригретой постели и лениво поплёлся к двери, сразу открывая её.              – Ты мог войти сам, – прохрипел Хан, впуская внутрь, виновато улыбнувшегося гостя. – Чем обязан в столь раннее время?              – Час дня, Джи.              – Я проснулся не так давно.              Феликс прошёл на кухню с двумя пакетами, из которых исходил приятный аромат свежей выпечки и мяса – Джисон только тогда осознал, что полноценно не ел порядка суток. Окна в гостиной больше не были открыты настежь, сохраняя тепло квартиры, но на кухне всё ещё оставалась приоткрытая створка, пропускающая свежий зимний воздух. Хану до сих пор было сложно держаться в реальном времени, он периодически уходил мыслями в прошлое или забегал далеко вперёд, возвращаясь в разбитое настоящее, где цели и мечты по-прежнему казались расплывчатыми, без устойчивой почвы под ногами, но он старался находить баланс – в жизни, настроении, в себе. Неспешными, маленькими шагами Хан двигался до крошечного просвета желаемого будущего, до версии себя, которой он сможет гордиться. Это было тяжело, но выполнимо.              – И всё же, чего ты так рано? – спросил Джисон, включая кофемашину, и сел за стол, начиная раскрывать пакеты с едой. – О-о, рёбрышки на обед – это luxury. Thanks, bae.              – Скоро общий сбор. Так и знал, что ты забудешь, – усмехнулся Ликс, открывая для себя газировку и доставая свою порцию. – Как прошла ночь?              – Зависит, о какой именно части ты спрашиваешь.              – Настолько насыщенно?              – Kind of. Тачки угнали успешно, но за нами погнался полицейский хвост и это был даже не Чан, поэтому пришлось разделиться: Нини и Чанбин-хён разъехались по разным сторонам, а мы с Минхо… – Джисон резко замолчал, прочищая горло. В голове снова всплыл образ взбудораженного старшего, смотревшего на него чересчур громко для незаинтересованного человека. – Минхо помог мне удрать.              Феликс пристально следил за тем, как друг срезал мясо с рёбер и торопливо поедал кусок за куском, он был уверен, что тот даже нормально не жевал, на автомате орудуя вилкой. Джисон не говорил, не смотрел, не пытался разрядить обстановку и отвести тему, чтобы не столкнуться с вопросами, как зачастую делал это, он просто сидел, стеклянными глазами уставившись в тарелку. Звук кофемашины, сообщивший о готовности, также был проигнорирован.              – Opposites attract, yeah?              – Наверное, – голос Джисона звучал намного тише обычного, ниже, почти безжизненно. Феликса подобное напрягало.              – Это не моё дело, поэтому отговаривать тебя я не стану, но он отличается от всех людей, которых ты, возможно, встречал в своей жизни. Сколько бы не следил за ним, всё ещё не могу понять, что у него на уме.              – Его легко понять. Он даже не пытается ничего скрывать.              – Перед тобой, наверное, так и есть, но для других он крепкий орешек, расколоть который по силам только Крису.              – Спелись? Родные края сближают, – усмехнулся Хан, вставая с места и поворачиваясь к кофемашине. Чанбин поведал о их связи во время отсутствия старшего. – I don't give a fuck to be honest. Пора бы привыкнуть, что всё хорошее – мимолётно.              – Что планируешь делать?              – Ничего.              – Я не про него. Где собираешься осесть? – Феликс исподлобья взглянул на то, как Хан вернулся за стол и медленными глотками начал пить кофе, смотря в окно. – Пока не истекло время, не хочешь отказаться от корейского гражданства и вернуться в Америку? В этот раз я поеду с тобой.              – Звучит заманчиво, ещё было бы куда возвращаться. Жизнь на две страны, но нигде не ждут.              – У тебя есть мы – Хёнджин, Чанбин-хён, я. Всегда за тебя и за тобой, в последнем отвечаю лишь за себя.              Джисон слабо улыбнулся, продолжая наблюдать за жизнью города – привычка, выработанная в ходе принятия неизменной судьбы. В Лос-Анджелесе он часто зависал у окна, изучая поведение гуляющих людей, смотрел, как солнце скрывалось за горизонтом и город менялся, словно перенося в совершенно иное пространство, где всё казалось насыщеннее, опаснее, откровеннее. Хан мог днями напролёт сидеть на подоконнике, периодически прерываясь на новую порцию кофе, и наблюдать за сменой временных суток, потому что это отвлекало от угнетающих мыслей, перечёркивало тяжёлую ношу и давало возможность уйти в себя без панических атак. Сейчас же Джисон практически забыл о них, он забыл о многом, и всё благодаря людям, появившимся в его жизни.              Даже Чану благодарен, – вскользь подумал Хан и неверяще рассмеялся, но от этой мысли отказываться не стал. Он был ему благодарен за толчок навстречу страхам, от которых Джисон бегал долгое время. Толчок оказался жестокий, несравнимый ни с чем, но именно он спровоцировал необходимое освобождение. То, чего мы боимся – делает нас сильнее. Неоспоримый факт.              И из-за столь незначительной мысли о старшем Джисон почувствовал себя некомфортно. В глубине души он понимал, что поступал неправильно по отношению к Чану, который и не подозревал об их поцелуе, но в то же время не чувствовал сильной вины. Минхо позволил ему сделать это. Минхо, который мог оттолкнуть сразу, послать, ударить – раз уж на то пошло, не сделал ничего, чтобы предотвратить, наоборот – потянулся сам, привнося новые оттенки, целуя со страстью. Минхо, который его даже не отверг.              Джисон понял это только сейчас.                     – Не будем обо мне, как-нибудь справлюсь, – он развернулся к Феликсу и поставил кружку на стол, снова принимаясь за еду. – Если так подумать, то с момента нашего возвращения, мы с тобой ни разу нормально говорили. My bad, sorry.              – У тебя своих переживаний хватает, всё в порядке.              – В любом случае, как ты поживал? Чем занимался? На кого отучился? Как давно родители вернулись в Сидней?              – Wow, slow down. По одному вопросу за раз, – рассмеялся Ликс, убирая пустой контейнер обратно в пакет. – Они улетели сразу, после выпуска из школы. Почти в одно время с вами.              – Ты остался здесь совсем один, – проговорил Джисон, получая подтверждение в виде кивка, и накрыл лицо ладонями, выдавая страдальческие звуки. – Теперь я чувствую себя ещё большим подонком за то, что не выходил на связь. Прости, Фел.              – Nah, all good. Я ушёл в IT, закончил экстерном. Точнее, мне впихнули диплом и вытурили после того, как в начале третьего курса я случайно внедрился в систему KAKAO.              – Ты что? – Хан от услышанного поперхнулся и закашлялся, поднимая на друга удивлённые глаза. Ликса реакция позабавила. – И как можно было случайно взломать?              – Это была практика, окей? Нам нужно было найти уязвимые места серверов, ну я и нашёл… все. То, что после меня их система полетела – вина не моя.              Джисон смеялся заливисто, качая головой. С какой лёгкостью Феликс говорил обо всём – его поражало. Он знал, что друг всегда был с техникой на «ты», иногда не задумываясь решал сложные задачи в школе и жульничал в играх, когда честным путём победа им не светила, но не догадывался, что Ликс был настолько гениален. Это заслуживало восхищения.              – Тебе за это не прилетело?              – Э-э, не особо. Скажем так: мой талант оценили по достоинству и предложили хорошо оплачиваемую работу, а больше в жизни ничего и не происходило. Джинни всегда держал в курсе о тебе, поэтому я более менее имел понятие, как вы там.              – Ещё раз прости. Я правда сожалею, что не поддерживал связь.              – Я понимаю, Джи, не переживай. Сейчас мы снова вместе, не так ли? Для меня это важнее.              Джисон благодарно улыбнулся, и Феликс переключился на другую тему. Они не говорили о прошлом, о команде, а говорили о сменившихся вкусах в фильмах, играх, взглядах, навёрстывая опущенные годы общения, по которому оба скучали в одинаковом количестве – сильно. Раньше их невозможно было разделить, даже дни рождения шли друг за другом, но обстоятельствам удалось это сделать, поэтому Джисон был безгранично рад, что Феликс не держал на него зла, с радостью вновь впуская в свою жизнь.              За пустой болтовнёй они просидели порядка часа, перед тем как Ликс сказал, что ему нужно заехать по делам до общего сбора, и в это же время Хёнджин написал, что приедет к Хану. Им обоим было интересно узнать, что у Хвана происходило с Сынмином, поэтому Джисон пообещал вытащить из того всю информацию и поделиться. Коварные близнецы – сказал бы Хёнджин, если услышал их.                     – Эй, Джи, – Феликс завязал шнурки на ботинках и поднялся к колен, всматриваясь в весёлое выражение друга неоднозначным взглядом. – Если бы над Минхо снова нависла опасность, что бы ты сделал в этот раз?              – Смотря какая. Думаю, что если на него направят ствол и я окажусь рядом, то бессознательно закрою собой. Как и всех, в принципе.              – Так серьёзно?              – Yeap, к чему вопрос? – ответ не прозвучал, вместо этого Ликс пожал плечами и продолжил одеваться. На подкорке сознания Джисон поймал себя на мысли, что чужие жизни теперь стали дороже собственной, которая, если подумать хорошенько, особо никогда цены и не имела.              Феликс накинул куртку, достал из внутреннего кармана ключи и дёрнул ручку двери вниз, вновь оборачиваясь на приподнявшего бровь Хана.              – Если я скажу, что защищу тебя и Хёнджина при любых обстоятельствах, ты мне поверишь?              – Конечно. У тебя всё нормально? Странные вопросы задаешь, – Джисон недоверчиво покосился, получая в ответ яркую улыбку, которой обладал только Феликс.              – Просто хочу, чтобы ты помнил об этом. Не один Минхо может предоставить тебе безопасность. Я ревную! Мою любовь ты отверг, а его-              – Да-да, я тебя понял. Иди уже, – Хан мгновенно расслабился, поддаваясь игривому настроению друга, с хохотом вылетевшего из квартиры.              Феликс всегда был таким – быстрым, лёгким, неуловимым и переменчивым, словно ветер, но исключительно тёплым, потому что Джисон не мог припомнить ни один момент из прошлого, где жизнерадостный друг предстал бы перед ним грустным, холодным. От него всегда веяло радостью, искренностью, на нём держалась вся дружба, которую Хан ценил и лелеял, потому что без неё уже не видел себя. Хёнджин и Феликс – те самые люди, в которых он не посмел бы усомниться.              Никогда.                                                        

Вы:

инфа на четвертого

Питер Хан, 24 года

кореец американского происхождения

в сеуле находится порядка двух месяцев

сорвал аукцион ди

государственная неприкосновенность

данные засекречены

             Mr. R:       Хорошо       Что с Хваном?              

Вы:

ничего интересного

(Вы поделились файлом)

      

      

      

ДОСЬЕ

      

      Имя: Хван Хёнджин       Дата рождения: 20.03.00       Место рождения: Сеул, Южная Корея       Образование:       2006-2015 – закрытая юношеская школа Ёндэ;       2015-2018 – старшая школа Чхондам;       2018-2022 – Калифорнийский государственный университет Нортриджа, факультет – бизнес и маркетинг       Особые приметы: Родинка под левым глазом, два прокола в левом ухе и один в правом, не выходит на улицу без колец, на момент составления досье цвет волос – блонд       Дополнительно: Является единственным наследником корпорации Хва, один из спонсоров помощи больным детям; собственное дело – покупка/продажа автомобилей с 2021, имеется стабильная база клиентов и хорошая репутация. Не появляется перед прессой, не посещает вечеринки, свободное время уделяет на выставки, галереи, музеи. В собственности имеется две недвижимости, три машины; связь с семьёй поддерживает регулярно.       *       *       *              он чист и скучен, обычный богатый затворник. кстати, перенял несколько тачек у минхо, ну разве не крут и опасен? бойся его~~       конец рапорта       обращайся, дед       с тебя 5к$, как только прочтешь, а я узнаю точно, во сколько ты закрыл документ :)       твой единственный и неповторимый Ивел~              

      

             Woori Bank:       Пополнение счёта: +5.000.000 ₩       Баланс: 5.039.500,90 ₩                            – But Felix never bad… Да?                                                 

————

      

      

      

      Сынмин довольно сидел на спине Чанбина, пытавшегося замерить давление в шинах, постоянно припрыгивая, как на фитнес-мяче, напрочь игнорируя все летевшие угрозы. Чонин помогал Феликсу устанавливать камеры по всему маршруту, Хёнджин же сидел с двумя старшими, в деталях рассказывая им о встрече с Рэйсом.              – Только я не понял, знает ли он, что я с вами. При знакомстве ещё руку сжал настолько сильно, у меня из глаз чуть слёзы не потекли.              – И после его ухода – тоже, но не переживай, мечта моя, я буду любить тебя любым, – радостно прокричал Сынмин, находящийся недалеко от них, которого Чанбин всё же смог скинуть с себя и моментально замахнулся.              – Клянусь Богом, Ким Сынмин, когда-нибудь ты доиграешься и я убью тебя.              – Моя новообретённая любовь не даст меня в обиду, ха.              Чан ещё какое-то время наблюдал за словесной перепалкой, желая Хёнджину сил и крепкой нервной системы, который, подавив в себе улыбку, вернулся к рассказу. Он говорил всё, что вспоминал – начиная от странных, изучающих взглядов до вопросов и неоднозначных предложений. Хван так же не упустил момент про косвенное упоминание старших.              – Воруем, – усмехнулся Минхо, продолжая спокойно есть чипсы. – С какой стороны посмотреть, конечно.              – Воруем у вора, – Чан открыл рот и потянулся за чипсиной, которой его дразнил младший. – Тебя не тронули, главное?              – Нет.              – Отлично, Рэйс бы не стал рисковать своей репутацией и вредить тебе. Можешь быть благодарен известной фамилии.              – Уже. Впервые в жизни, если честно, – Хёнджин приподнял губы в полуулыбке и не громко вскрикнул, когда на него навалился Сынмин, повиснув на спине.              – Осталось понять, как у них получилось быстро выйти на нас, – сказал Минхо и хотел продолжить, как Хван внезапно хлопнул в ладони и стянул Сынмина со спины, усаживая на колени, чтобы не отвлекал.              – Помощник Рэйса прервал нас единожды, это было уже под конец. Он упомянул какого-то Ивела и сказал, что вторглись на четвёртую базу.              – Помощник Рэйса об этом сказал при тебе? – Чан выгнул бровь, получая подтверждающий кивок. – Либо они и правда не знают о твоей причастности, либо намеренно позволили услышать, но пока склоняюсь к первому.              – Меня больше волнует новое имя. Ивел? – Минхо опёрся локтями о колени и повернул голову в сторону сидящего рядом Чана, который вяло пожал плечами. За спиной старшего начали звучать приближающиеся голоса остальных, а после обладатели показались сами и Минхо, неосознанно, переместил взгляд на Джисона, присоединившегося неизвестно когда. – Феликс, ты же давно гуляешь в клубе Рэйса.              – Ага. Что такое?              – Слышал когда-нибудь про Ивела? – все взгляды разом устремились на идущее трио, но Минхо, не моргая, следил лишь за одним из них. Феликс задумчиво почесал затылок.              – Не думаю, но могу попробовать поискать? Что с ним?              – Он доложил Рэйсу, что с базы стащили тачки. Наверное, и имена уже слил. Вы же говорили, что у Рэйса хорошая защита – значит, на него работает умелый хакер, – Хёнджин, как только слова слетели с уст, посмотрел на друга. – Эй, Ликс, ты же часто гоняешь на сборища задротов, нет никого не уме?              – Ивел? Такого точно не слышал, но попробую что-нибудь нарыть. И если он работает на Рэйса, то, возможно, в базе смогу зацепиться хоть за что-то.              – Превосходно, – Чан встал со стула и подойдя ближе к Феликсу, похлопал того по плечу, пробегаясь взглядом по всем. – Не будем терять время. Полагаю, камеры все установлены? Пора устроить тест-драйв.                     На сегодня команда собралась на заброшенном заводе с огромной площадью, позволявшей им спокойно разогнать тачки для проверки. Каждые сто метров установили камеры, проезжая мимо которых, никто не должен был засветить лицо, а ещё лучше – минимально показать машину. Для успешного выполнения плана необходимы не только высокоскоростные тачки, но и умелые водилы, поэтому, пока Чан расположился у монитора, следя за фиксированием лиц, Минхо внимательно наблюдал за техникой вождения.              Первым проехал Чанбин. Из пятнадцати камер его лицо чётко поймали четыре, чему он доволен не был, но принял замечания спокойно – его ролью на главной миссии будет отвлечение, поэтому и появляться вместе со всеми ему не придётся, тем не менее Бин захотел проверить себя. Вторым по очереди поехал Чонин, к которому Минхо сел на пассажирское после первого круга, чтобы корректировать стиль вождения. Его зафиксировали восемь камер и на трёх лицо заметно без смазок. Чан с максимальной концентрацией следил за передвижением через мониторы, записывая общее время, ушедшее на полный круг, скорость и отмечая слабые стороны. Чанбин сидел рядом с ним поодаль от младших, довольно кричавших в поддержку и травившие шутки в сторону друг друга. День проходил весело.              – Нини, это было ужасно. Разучился кататься? – поспешил крикнуть Сынмин, как только Чонин припарковался и вышел из тачки вместе с Минхо, направившегося прямиком к дуэту у мониторов. – А я так расхваливал тебя перед нашими гостями из Америки. Какой позор.              – Если под «расхваливал» ты имел в виду ставки на время, то подтверждаю, – усмехнулся Хёнджин и повернулся к старшим. – Чан-хён, какое у него время?              Чан недоверчиво покосился на четверых, уж больно воодушевлённых младших, смотревших на него с предвкушением, и взглянул на секундомер.              – 3:25.              – Гоните деньжата, олухи! – злорадно рассмеялся Сынмин, довольно накидываясь на ничего не понимающего Чонина, замеревшего с недовольством на лице. – Ваше высочество, с вас в двойном размере.              – С чего я должен больше? – возмутился Хёнджин, но из портмоне всё равно достал две купюры по пятьдесят тысяч. Джисон с Феликсом отправили деньги на счёт.              – Ты серьёзно спорил на моё время?              – Всё хорошо, Нини, я защитил твою честь, – не переставал смеяться Сынмин, одновременно закрываясь от кулака Чонина. – Они сказали, что ты проедешь за четыре минуты и больше, а я назвал время меньше.              – Потому что, стоило ему сесть в тачку, ты начал заливать нам в уши, – не прекращал спорить Хёнджин, кидая бейсбольный мяч в Сынмина, присевшего на корточки от истерического смеха. – «Плох в поворотах, не умеет въезжать на полной». Отмена свидания.              – Oh shit, точно, – Джисон прикрыл рот ладонью и состроил самое сострадательное лицо, кивая. – Good luck, bro. Мы верим, ты справишься обязательно.              – Не переживай, Ханджи, я оставлю ему незабываемые впечатления.              – Только будь нежен, а то он слишком чувствителен.              – Приму к сведению.              Чонин с долей отвращения наблюдал за происходящим, пока Хёнджин готов был провалиться под землю, пряча лицо за спиной улыбающегося Феликса. Сынмин с Джисоном, к всеобщему удивлению, каждый раз быстро находили между собой контакт, подхватывая самые разные темы и действия. Никто не поспевал уследить, как они с безобидного разговора переходили на смехотворный, иногда – абсурдный. Больше всех от их командной работы страдал Хёнджин.              – Ким Сынмин, твой черёд. Время веселья подошло к концу, – крикнул Минхо, кивая на тачку. – Покажи нам, как должен откатать умелый водитель.              – Ну-у, хён, я не стою вашего внимания. Все мы знаем, что гонщик из меня так себе, – попытался слиться младший, но один грозный взгляд не оставил ему никакого выбора. – Может, я лучше буду +1 у кого-нибудь?              – Позиция занята. Sorry not sorry, – улыбнулся Феликс и подмигнул, довольно помахав рукой Киму.              – Минхо-хён, серьёзно, ты же знаешь, что моё красивое лицо будет на всех камерах, они не устоят перед моим очарованием. Давай не будем тратить время и посадим за руль профессионалов.              – Ким Сынмин.              – Да-да, иду.              Несмотря на все речи, результат Сынмина почти не отличался от Чонина – можно было даже сказать, что оказался лучше. Он успешно объехал все начальные камеры и держал высокую скорость на поворотах, идеально дрифтуя, своевременно разгоняясь и отворачивая лицо в нужное время, однако на половине пути стал сбавлять, намеренно замедляясь у камер и ярко улыбаясь. Чан смеялся, наблюдая за действиями младшего, а сидящие по бокам от него Минхо с Чанбином готовы были накинуться с кулаками – особенно первый, потому что Бин ожидал чего-то подобного.              – Расчётливый, ленивый засранец, – усмехнулся он, фотографируя глупое выражение Сынмина на экране.              Тачка остановилась медленно и так же неторопливо из нее вышел довольный Сынмин, мгновенно пустившийся в бег, стоило Минхо двинуться в его сторону. Никто не видел, что делал старший, заловивший Кима за колонной, но истошные, драматичные крики о помощи слышали все, не переставая смеяться.              – Душу отдал, – выдохнул Сынмин, подходя ближе и держась за живот. Хёнджин, чья очередь была следующей, уступил ему место на кресле-мешке, который они с собой привезли. – Дьяволу.              – Я тебя слышу, Ким Сынмин.              – Ещё немного и я точно поверю, что за мной слежка, – компания вновь рассмеялась, за исключением самого Кима, гримасничавшего за спиной Минхо.                     Наверное, только Джисон не был заинтересован в заезде Хёнджина, который прошёл к тачке медленно, выдерживая прямую осанку, словно шёл по подиуму, а не по разваливающемуся зданию, и так же неспешно сел за руль, пристёгивая ремень. Хван бросил взгляд на Минхо, поднявшего руку, и стоило ей опуститься, резко надавил на газ, сразу меняя передачу.              По всему помещению стоял громкий скрежет шин и мощный рёв мотора, все глаза были устремлены на белую тачку, пролетавшую мимо камер, точнее – под ними. Хёнджин обходил каждую из них, вплотную проезжая у стен в слепых зонах. Чан с Чанбином наблюдали за заездом с довольными улыбками, не замечая на экране лицо, лишь периодически всплывавшее размытое пятно. Минхо, в свою очередь, не нашёл ни один промах в вождении, одобрительно кивая, и неосознанно повернул голову в сторону Джисона, смотрящего в телефон. На секунду в его голове проскользнула мысль, что Хан сможет проехать ещё лучше, и эта незначительная мысль пробуждала внутри необъяснимое чувство гордости, но он поспешил от неё отмахнуться, как только перед ним с противным, протяжным свистом остановилась тачка.              – Чёрт, кажется, я влюбился больше, – выдохнул Сынмин, не сводя очарованных глаз с Хёнджина, захлопнувшего дверцу и шедшего в их сторону.              – Ни одного засвета, восемь камер поймали лишь белое пятно, – крикнул Чан, показывая большой палец. – Это сильно. Молодец.              – Спасибо. Скрываться от камер – дело привычное, – смущённо улыбнулся Хёнджин, давая пять Джисону, вставшему с места. – Let's go, King.              – Я наконец-то увижу Джи в полной красе, – воодушевился Феликс, радостно похлопывая Чонина по плечу. – Чан-хён, могу я потом взять его запись на память?              – Sure.              – Давай, малой, утри нос Ким Сынмину, – довольно поддержал Чанбин, получая со стороны шокированный взгляд и прилетевший бейсбольный мяч. – Я тебе руки оторву.              – А причём здесь я? Ты понимаешь кого и с кем сравниваешь?              – Говно с конфеткой.              – Вот именно! Как можно было сравнить сладкого меня с… без обид, Ханджи, я не считаю тебя говном, но… – Джисон прошёл мимо Сынмина с весёлым выражением, сохраняя лёгкую надменность и насмешливость.              Атмосфера изменилась почти мгновенно, стоило Хану приблизиться к тачке и сесть в салон. Особенно мощно смену прочувствовали Чанбин с Минхо, сидевшие рядом с Чаном; со стороны младших на них короткий взгляд бросили Феликс и Сынмин, который усмехнулся под нос, выдавая тихое «будет жарко».              Джисон не торопился трогаться с места, медленно пристёгивая ремень и настраиваясь – для него всегда было важным ощутить машину, поэтому он не стал отказывать себе в удовольствии слиться с железным конём воедино. Минхо давно уже опустил руку, сигналя стартовать, но младший даже двигатель не завёл, продолжая тянуть время.              И оно действительно тянулось. Мучительно долго для Минхо, который приковал пристальный взгляд на Хана, посмотревшего на него в ответ с тенью слабой улыбки. Она не была яркой, не ослепляла и не спирала дыхание, как раньше, но точным попаданием приходилась по сердцу, заставляя саднить. Минхо казалось, что он мог чувствовать, как болезненно оно сжималось, словно Джисон держал его сердце в своих руках и мстительно передавливал, вынуждая столкнуться с тем, через что прошёл сам. Сомнений, что вчера он причинил младшему боль, у него не было. И вроде бы Минхо не должен был чувствовать ничего, но собственная боль лишь усиливалась.              В голове Хана пролетали десятки мыслей на огромной скорости, с какой ему предстояло проехать круг. Он не переживал за своё время, точно зная, что умело объедет все камеры – призраками их с Хёнджином прозвали не просто так, однако внутри поселилось странное ощущение нервозности, словно ему необходимо показать навыки перед судьёй, будто проходил аттестацию, влиявшую на дальнейшую жизнь, и не имел право на ошибку. Джисон ловил плотно зафиксированный на себе взгляд Минхо и не мог не радоваться, прекрасно осознавая наличие бессмысленных надежд – они исчезли в тот миг, когда Чан взглянул на него и приподнял бровь, кивая на дорогу, а затем повернулся к Минхо, сразу разорвавшего зрительный контакт. В груди заиграло неприятное чувство вины и чтобы от него избавиться, он резко нажал на газ.              С первых же секунд разгона Джисон ощутил прилив адреналина и жгучую уверенность. Закрытое пространство никак не мешало показать силы в полной мере, именно поэтому он даже не пытался тормозить на разворотах, выполняя заносы, которым его обучил Минхо. Жёлтая тачка молниеносно проносилась вплотную к стенам, теряясь среди колонн и избегая камер. Джисон объезжал слежку по тому же принципу, что и Хёнджин – под объективом, прибавляя скорость на максимально допустимую. Ладони вспотели от напряжения, дыхание стало хаотичным, иногда учащаясь или вовсе пропадая на короткие секунды, пока руки ловко переключали передачу и удерживали руль; ноги казались невозможно тяжёлыми, постоянно в ожидании команды, но Джисон выжимал исключительно газ.              Он миновал последнюю камеру, закреплённую на колонне, проезжая под ней, почти касаясь зеркалом, и резко затормозил с громким скрежетом, оставляя после себя чёрные полосы. Чанбин, всё это время смотревший не через экран, встал со стула и с гордой улыбкой начал хлопать, когда Джисон открыл дверцу; младшие зашумели, не скупясь на подколы, что среди них появился выпендрёжник, а Минхо продолжал сидеть молча, но не мог не почувствовать приятное тепло, растёкшееся в груди.              – Ещё раз.              Семь пар глаз одновременно устремились на Чана, расслабленно прокручивавшего в пальцах ручку. Шум спал мгновенно, стоило старшему поднять серьёзный взгляд на Хана, успевшего выйти из тачки. Все молчали, не смея заговорить в напряжённой тишине, даже у Чанбина не нашлось слов для защиты.              – Я не ясно выражаюсь? – спросил Чан тоном, не терпящим возражений, и вскинул правую бровь. – Ещё раз.              – Окей, но скажи, хотя бы, что не так, – к всеобщему удивлению, Джисон говорил спокойно, собираясь снова сесть за руль. Он повис на дверце, борясь с желанием посмотреть на сидящего рядом с Чаном Минхо, чей взгляд его буквально сжигал.              – Ты проехал за две с половиной минуты, как и Хёнджин, но засветился на трёх камерах. Wasn't you a King, Peter?              Пропуская мимо ушей насмешливые ноты в речи старшего, Хан вернулся в салон и тронулся с места, не дожидаясь сигнала. Ему было обидно не из-за слов Чана, не потому, что заставили ехать круг; обида – скорее озлобленность, появлялась на себя – попасть на камеры, имея хороший опыт теряться из виду, было неприятно, поэтому он выжимал газ, пролетая мимо камер ещё быстрее, чем до этого, тем не менее на финише его ждал повтор.              – Снова, – Чан был непреклонен и говорил, не поднимая взгляда. – Это всё, на что ты способен?              Джисон проезжал круг за кругом, каждый раз останавливаясь, чтобы увидеть, как старший безразличным взмахом ладони показывал ехать снова. Всем было не до смеха – младшие опасливо косились на Чана, смотревшего на экран, и неуверенно переглядывались между собой, не решаясь комментировать. Чанбин, сидевший по правую сторону, периодически бросал на друга неодобрительные взгляды, но упорно молчал до тех пор, пока Чан не отправил Хана на пятый круг.              – Он же нормально проезжает, хён. Даже если и попадёт на несколько камер – не страшно, сможет без проблем оторваться.              – А если не сможет? Что будешь делать, если за ним выедет несколько машин? – Чан повернулся к Минхо, неотрывно следящему за передвижением жёлтой тачки. – Его навыков достаточно, чтобы я остановился?              Минхо не ответил, продолжая смотреть на Джисона, остановившегося на несколько секунд, чтобы его отправили на очередной круг. Он не смотрел в экран, не лез в споры, как Чанбин, лишь периодически бросал взгляд на секундомер, отмечая, как быстро младшему удавалось объехать не малую площадь. С каждой секундой голоса сбоку сливались в непонятную какофонию, в конец исчезнувшие под давлением мыслей.              Минхо всегда был умелым игроком, использовавшим лишь голову. Ему нравилось играть, прыгать выше головы, преодолевать невозможные планки, рискуя всем и ставя на кон абсолютно всё, потому что присутствовала уверенность в победе. Выигрыш – вот, что имело настоящее значение, и ради него в ход шли всевозможные трюки и ловушки. Минхо не останавливался на своём пути, откидывая мешающиеся факторы, поэтому никогда не проигрывал, и эту черту характера он наблюдал в Хане.              То, с каким терпением Джисон наматывал круги, даже не зная результата и ошибок, не подозревая о том, что камеры его и не видели вовсе – снова откидывало Минхо в прошлое, где он был таким же. Эта схожесть его не отталкивала, как случалось зачастую, потому что он терпеть не мог людей, напоминавших ему слабую версию себя; схожесть с Джисоном, наоборот, как бы не хотелось признавать, оказалась приятна. Она лёгкая, почти воздушная, невесомая, со своими сложностями и камнями преткновения; наполнена пониманием, уважением, состраданием, эмоциями – всем, что Минхо давно потерял по отношению к людям, не входившим в близкий круг. Самое страшное, что эта схожесть переполнена чувствами, которым он дал волю прошлой ночью, когда жадно целовал и крепко прижимал к себе.              Вспомнив, как Джисон идеально выглядел в его руках, Минхо неосознанно провёл языком по губе и вновь вернулся в реальность под непрерывный рёв мотора – Хан больше не останавливался, чтобы узнать результат, он продолжал обкатывать круги дальше.              – Он же разобьётся на такой скорости, – донёсся обеспокоенный голос Сынмина. – Какое у него хоть время?              – 1:43, – ответил Чанбин, снова накидываясь на Чана. – Это не смешно, хён.              – А похоже, что я смеюсь?              – Лучше бы смеялся. Смотри, у него время шикарно подходит под зашифрованное признание: 143 – i love you, – вставил Сынмин, пытаясь разрядить обстановку, но суровый взгляд быстро остудил пыл.              А Джисон, тем временем, ушёл на восьмой круг. С безразличным лицом он стирал покрышки, не заботясь о перегреве и продолжая наращивать скорость. Моментами тачку заносило сильнее и несколько раз он оказывался на грани аварии, почти влетая в стену, но до последнего держал концентрацию, не позволяя сбиться; не желая разбиться. Вид перед глазами уже начинал расплываться и сливаться, он едва замечал колонны; голова кружилась от повторных трюков, гудела от мыслей, тем не менее Джисон не собирался сдаваться так просто. Ему не хотелось позорно проиграть Чану, который явно пытался преподать ему очередной урок – в этот раз он был более чем заслуженный.              – При всём моём уважении, Бан Чан, ты перегибаешь, – Чанбин не повышал голоса, но говорил с нажимом, давая понять свою позицию. Он даже отбросил суффикс, обращаясь только по имени, что допускал крайне редко. – Этих навыков хватает.              – Видимо, не очень.              – Ты издеваешься? Он буквально мог влететь в стену.              – Он опытный, не переживай.              – Его лица нет на камерах, – прикрикнул Чанбин, раздражённо ударяя кулаком по столу. – Хён, ты-              – Что думаешь, Минхо? – Чан снова повернулся влево, сталкиваясь с неоднозначным взглядом Хо, но эти глаза ему хорошо были знакомы, он знал каждое выражение на лице младшего, поэтому продолжал смотреть с вызовом. – Уверен, он сможет проехать ещё раз пять.              В памяти Минхо, моментов, когда Чан на него давил, практически и не было. Может, пару тройку раз старший говорил обидные на тот период, но правдивые слова, от которых хотелось бежать прочь, потому что правда всегда колола глаза; возможно, Чан делал то, что несло за собой болезненные последствия, но они были направлены на благо, поэтому сейчас, оказавшись оттеснённым к краю обрыва, Минхо не видел другого выбора, кроме как сдаться – не признать поражение и полететь вниз, а дать отпор. Слова «проигрыш» в его жизни не существовало.              – Можешь сменить его за рулём.              Хан стремительно близко подъезжал к предполагаемому финишу, и так же стремительно быстро Минхо шёл к нему навстречу, останавливаясь прямо на пути. Увидев перед собой старшего, Джисону пришлось резко вывернуть руль и сменить направление, потому что вовремя затормозить он бы не смог, но даже так тачка проехала непозволительно близко. Со свистом остановившись, Хан выбежал из машины и торопливо двинулся к Минхо, начиная осматривать с ног до головы.              – Эй, ты в порядке? – проговорил он с паникой в голосе и страхом в глазах. – Я мог тебя сбить, зачем вышел?              – Но не сбил, расслабься. Ты молодец.                     Чанбин сидел молча, пытаясь успокоиться и перевести дыхание, которое сбилось за напряжённое время, наполненное переживанием за Джисона. Он переводил взгляд от младшего с Минхо, по-прежнему стоящих у тачки, до Чана, ни разу не посмотревшего в их сторону. Ни для кого в команде не было секретом, что Хан засматривался на Минхо и питал какие-то чувства, но никому не было известно, что чувствовала вторая сторона; никому, кроме Чана. Чанбин больше в этом не сомневался.              – Неужели нужно было доводить до такого? – тихо спросил он, снова переводя глаза на двоих. – Впервые вижу, чтобы тебе ответили.              – Прилетали ответы и похуже, – на губах Чана появилась горькая усмешка, от которой у Чанбина неприятно отдалось в груди. Ожидание неизбежного.              – Мне хочется верить, что я понимаю твои мотивы, но иногда кажется, что не понимаю вообще ни черта. Серьёзно, хён, неужели это действительно необходимо? Чего ты добиваешься?              – Он хочет свободы.              – Ему никто не мешает.              – Ни одна птица не выберется из клетки самостоятельно, Бин. Ни один человек не способен вытащить себя со дна, пока не появится кто-то, готовый протянуть руку помощи. Не мне тебе об этом говорить.              Чанбин смотрел на Чана долго, пытаясь прочесть на непроницаемом лице хоть что-то; хоть малейший намёк на какую-то эмоцию, но не видел ничего. Никакого сожаления, сострадания, переживаний, страхов – ничего, только пугающая пустота, как во время их первой встречи. Он прекрасно понимал слова друга, был согласен, поэтому не мог даже возразить, чувствуя бессилие и обиду. Чан не думал о себе. Снова.              – И что дальше?              Чанбин привык. Ему действительно хотелось думать, что он давно свыкся со многими заскоками друзей, их взглядами на ситуации, позициями, мыслями, которые, порой, доводили его до нервного тика. Он предпочитал не встревать в их споры, не лезть в отношения, осознавая дальность – старшие находились на другом уровне, в своём маленьком мире, неподвластный для понимания других, тем не менее иногда считал нужным вставить отстранённое и независимое мнение, как сейчас.              Он наблюдал за тем, как Чан медленно поднял голову и посмотрел в сторону Минхо, который ни на секунду не отводил взгляда от Джисона, словно тот мог исчезнуть в любую минуту. Чан смотрел бездушными глазами, будто сквозь; смотрел так, будто мир рушился и не было никакого шанса на спасение, как перед лицом неизбежного. И Чанбин понимал, почему. От этого становилась больнее.              – Что будет, когда птица выберется?              – Обретёт свободу выбора.              – А клетка? – Чан отвернулся, замирая взглядом на экране, где хорошо было видно Минхо. Он улыбался Джисону, неловко переминавшемуся с ноги на ногу и отвечавшего со смущением, и эту улыбку Чан не видел мучительно долгие годы. Та самая, которая раньше озаряла его дни.              – А с клеткой ничего не будет. Она продолжит стоять, может, её уберут, отдадут, выкинут, но ничего с ней не случится. Лишь потреплется с годами, – грустная улыбка, усталые глаза. Чанбин не выносил этого. Не на людях, всегда казавшимися сильными, ведь когда они сдавались, создавалось впечатление конца; когда они опускали руки, вера в собственные силы пропадала с ними.              – Птица может прилететь вновь.              – Но клетки уже не будет. Такова жизнь.                     Сынмин поспешил снова развеять давящую атмосферу и в этот раз его подхватили все, начиная вразнобой кричать Джисону комплименты, кто-то – шутки, а особо находчивые – подкаты. К младшим присоединился и Чанбин, оставляя Чана позади, потому что слова не находились, а голова казалась слишком тяжёлой для размышлений.              – Ханджи, твоё сердце свободно? У меня есть подходящая кандидатура.              – Прости, но рядом со мной ты припеваючи жить не будешь. Не Хёнджин, к сожалению.              И общий гогот быстро заполнил помещение, словно не было никакого давления, напряжения; ребята смеялись громко, высмеивали друг друга ещё громче, затевая безобидные драки. И всё было как всегда, за исключением одного.              Минхо стоял позади Джисона, снова засиявшего ярко. Он наслаждался его смехом, тёплыми вибрациями в голосе и едкими нотами при сарказме; вслушивался внимательно, очарованно наблюдая за быстрой сменой выражений, увлечённой жестикуляцией и улыбкой. В какой-то момент Минхо начал улыбаться сам, но не понял этого, пока не заметил Чана, одиноко сидящего в стороне. Старший смотрел на них нежно, слегка приподняв уголки губ, и этот вид заставил Минхо проснуться – опомниться, потому что он никогда не осмелился бы произнести вслух, что забыл про Чана, с головой уходя в… во что?              – Какое у меня время? – спросил Джисон у Чанбина, для чего-то прихватившего с собой секундомер.              – 1:45.              – I love Minho, – вставил Сынмин, но никто не воспринял его слова всерьёз, качая головой. Джисон и вовсе не понял шутку, поэтому отстоялся в стороне, когда на того накинулись с претензиями.                     В кого?       Минхо знал ответ – он был ясен, как день. Хотел ли признавать его – вопрос уже совсем иной – более сложный, требовавший выдуманных в голове споров, размышлений и одобрений, поэтому он снова от него отмахнулся, стирая с лица улыбку и уходя к Чану.              Чану, встретившему его привычным теплом нежных объятий, с ударившим в нос ароматом морского бриза, который казался родным – был родным, но смешивался с посторонним. Минхо, который всегда находил покой в запахе старшего, не замечая другие; Минхо, который буквально зависел от запахов и относился к ним слишком щепетильно, сейчас не мог определить точно, кого чувствовал. Нет, даже не так.              Он не мог понять, к кому именно тянулся, на ком хотел сделать акцент. И это его жутко бесило.                                          

————

      

      

      

      

             Минхо сидел на диване, взглядом прожигая угасающий огонь камина. В голове стоял настоящий круговорот мыслей, больше похожий на торнадо в лице одного человека, к которому всё и сводилось – он чувствовал сильное влечение.              Он бы не сказал, что за последние месяцы жизнь подверглась кардинальным изменениям, но они всё же были – новые лица, связи, больше ответственности, опасностей и рисков, которые терзали тяжёлую голову, не позволяя расслабиться; больше смеха в их узком кругу, улыбок, беззаботности и тепла, потому что ребята стали сплочённее, живее и намного радостнее, чем когда их было четверо и иногда заезжал Чанбин. И на первый взгляд не поменялось ничего, но стоило заглянуть за занавес, копнуть чуть глубже, и открывался совершенно иной вид, особенно для Минхо, знавшего себя лучше остальных – сильным изменениям подверглось его сердце.              – Хан, чёртов, Питер Джисон, – устало прошептал он в воздух, откидывая голову на спинку дивана.              Джисон – настоящее ходячее противоречие для израненной души Минхо.              Он мало говорит, когда компания собирается вместе, но это компенсируется его действиями – поможет починить, отогнать, накроет, если станет холодно, и много других незначительных вещей, которым не придают внимания, но Минхо знал обо всех. Хан не часто высказывал своё мнение на всеобщее услышание, при этом всегда внимательно слушал точку зрения остальных и тщательно всё анализировал. Минхо замечал в нём все качества, которыми не обладал сам, поэтому тянулся, желая перекрыть эту пустоту. Джисон действовал на него как наркотик, испробовав который, хотелось всё больше и больше, зарабатывая зависимость. И похоже, что Минхо совсем не был против подсесть на него.                     Из холла донёсся звон лифта, и по всей квартире раздались тихие шаги. Минхо повернул голову, ожидая.              – Не спится? – Чан прошёл в гостиную, не удивляясь, что младший ещё не спал. Они разъехались в разное время, поэтому он и понятия не имел, что делал и во сколько Минхо вернулся домой.              – Слишком много ненужных мыслей.              Старший снял с себя куртку и положил её на подлокотник дивана, а сам сел рядом с Хо, который сразу же уложил голову к нему на колени. Треск брёвен в камине не позволял тишине приобрести тяжёлый оттенок, потому что, пусть каждый из них был тяжёлой личностью по отдельности, вместе они приобретали лёгкость. В их взаимоотношениях не было места недосказанности, обидам, бессмысленным ссорам, но с каждым днём что-то из этого проскальзывало, давая трещину в идеальности. Они были превосходными актёрами, идеальными партнёрами, когда имелась аудитория, когда стояла необходимость показать гармонию, потому что без зрителей игра спадала, маски исчезали, как и идеальность, являя их фальшивость – они не были идеальны, не умели читать мысли, всего лишь хорошо изучили поведение друг друга, запомнив всевозможные эмоции, поэтому могли провести остальных. Они легко вводили всех в заблуждение, но никак не себя. Не друг друга.              – Ты же знаешь, что ближе тебя у меня никого нет? – тихо спросил Минхо, закрывая глаза из-за нежных прикосновений к волосам. Он готов был спать сутками напролёт, если старший будет избавлять его от стресса лёгким массажем.              – Знаю, – в тон ответил Чан, смотря, как напряжённое лицо младшего сменялось расслабленным.              – И что заменить тебя не сможет никто?              – Да.              – Ты же знаешь, что мне не нужен лишний груз? Это не про меня. Мне хватает только тебя. Мне нужен только ты.              – Только если ты правда так считаешь. Я не хочу снова видеть твои страдания, малыш.              Минхо резко распахнул глаза, встречаясь с нежным взглядом Чана. Слабый свет исходящий от камина красиво падал на его лицо, окрашивая бледную кожу в золотой. Чан словно светился.              Он был светом Минхо на протяжении долгих лет. Тем самым единственным источником света, который помогал не сбиваться с пути, направляя вперёд, защищая от темноты и оберегая от страхов. И даже сейчас, Чан – первый человек, который всплывает в голове при словах «уют» и «дом»; он всегда будет стоять первым, не имея достойной конкуренции, потому что нет и не будет больше людей, которым Минхо сможет раскрыться полностью, обнажиться не просто телом – душой. Чан всегда будет лидировать, но…              – Ты помнишь наш первый поцелуй? – тихо спросил он, поднимая голову, и сел на колени, рукой проводя по волосам старшего.              – Я бы не посмел его забыть.              – Мы можем повторить? Могу я тебя поцеловать? – Чан кивнул, всматриваясь в неуверенность в родных глазах, и по привычному положил руки на талию.              Минхо по сей день помнил тот момент: как сильно трепетало сердце и громко стучало в ушах, готовое взорваться; как мягко ощущались губы Чана, целовавшего его нежно, прикасавшегося осторожно, будто боясь разбить. Он хорошо запомнил сам поцелуй – первый, волнительный, самый искренний и долгожданный; поцелуй, который сейчас не мог воспроизвести. Минхо подался вперёд, как привык делать в повседневности, соприкоснулся кончиками носа, но больше приблизиться не получалось. Он замер в несчастных миллиметрах, которые раньше мог с лёгкостью преодолеть, и сильно сжал плечи Чана, давя в себе всхлипы; пытаясь удержать слёзы отчаяния, бессилия, говорившие намного громче слов.              – Люблю, – прошептал Минхо, немного отстраняясь.              Он смотрел в карамельные глаза напротив, видел в них горящий огонь, чувствовал заботу и поддержку, и от этого по всему телу пронёсся страх – за них, которые всегда были неразлучны, и за будущее, таившее неизвестность, но убегать больше не было сил.              – Люблю, – ещё тише прошептал Минхо прямо в приоткрытые губы Чана, снова пытаясь поцеловать, и уткнулся носом в шею, обнимая, принимая реальность собственного положения.              – Знаю, малыш. Я всё знаю.              Крепкие руки обвили дрожащее тело, обнимая в ответ, но прикосновения этих самых рук были самыми успокаивающими. Так же, как и аромат его одеколона – свежий морской бриз. Сейчас Минхо чувствовал лишь его.              – Я боюсь.              – Я никому не позволю вновь сломать тебя. Я с тобой, малыш.              «Малыш» – разница в год, но именно с Чаном Минхо действительно ощущал себя ребёнком. Дитё, что пряталось за маской независимого взрослого. С Чаном он хотел быть этим ребёнком, потому что чувствовал себя в безопасности. Всегда. И он бы хотел сохранить это ощущение, продлить его, однако у жизни всегда имелись свои планы, как и у сердца, которому невозможно было приказать.              Минхо любил играть, потому что в нём всегда жила уверенность в победу. Он не был тем, кто мог сойти с пути из-за промаха, неудачи или давления, поэтому не понимал людей, опускавших руки – особенно тех, кто делал это в пользу слабостей. Подобное было тяжёлым для его понимания – сделать шаг назад, уступить в борьбе, потому что Минхо привык побеждать во всём. Даже в борьбе головы и сердца.              – Люблю.              И так, обычно, проигрывают. Позволяют слабостям взять контроль и утянуть на дно – прямо как Минхо, полетевший вниз с обрыва.                                   

      

————

      

      

      

      – Хён, ты когда-нибудь любил?              Чанбин поперхнулся от неожиданного вопроса, но поспешил откашляться и взглянул на Джисона, лежавшего на полу, с недоумением.              – Если бы у меня было время, то, думаю, с радостью испытал нечто подобное. Хотел спросить совета?              – Скорее, как избавиться от этого чувства.              – Зачем избавляться?              – Потому что они только мешают.              Джисон смотрел на потолок Чанбина, радуясь, что на нём имелись небольшие трещины – они напоминали ему, что не всё в жизни может быть гладко. Это напоминание особенно хорошо вписывалось сейчас, когда всё в нём кричало о безысходности, о необходимости сделать шаг назад, сдаться и не терзать никого. В первую очередь он не хотел причинять боль Минхо, которому пришлось бы делать выбор, а затем и Чану. Перед ним он чувствовал вину за поцелуй и весь сегодняшний день не находил покоя, поэтому, когда Минхо возник перед тачкой и начал хвалить, смеяться, улыбаться – вовсе начал избегать зрительного контакта. Последнее, чего хотел Джисон – чтобы Минхо поймали на измене. Но считалось ли это изменой?              – Если ты целуешься с человеком, у которого уже есть любимый, то это, получается, измена? – спокойно спросил Хан, переворачиваясь на бок и встречаясь взглядом с Чанбином, смотрящим на него с подозрением и ещё большим смятением.              – Зависит от человека. Кто-то и косой взгляд сочтёт за измену, а кому-то и на половую связь всё равно.              – Сложно.              – В жизни из лёгкого мало что имеется. Но к чему ты об этом спрашиваешь? – поинтересовался Бин, проходя к дивану с большим подносом еды. Джисон даже не двинулся с места, продолжая лежать по середине гостиной. – Мне казалось, тебе нравится Минхо.              – Так и есть.              – Тогда зачем спрашиваешь про измену?              – Потому что у него есть любимый?              – Хён с кем-то встречается?! – от удивления прикрикнул Чанбин, получая от младшего подозрительный взгляд. – Почему я не знал об этом?              – Прикалываешься? Если ты таким образом хочешь меня приободрить – знай, что получается у тебя плохо, – пробурчал Джисон, снова переворачиваясь, но уже к спиной старшему. Он был благодарен Чанбину за многое, тем не менее не хотел получать жалость. Ему она ни к чему, он сможет преодолеть свои чувства.              – Нет, правда. Я не думал, что у Минхо-хёна появился кто-то.              – Кто-то, с кем ты не только работаешь, но и дружишь уже неизвестно сколько. Кто-то, кто загонял меня сегодня до звёзд перед глазами. Не напоминает никого?              – Малой, я очень устал и не понимаю твоих загадок, – вздохнул Чанбин, потирая глаза. – Ты можешь прямым текстом сказать, при чём там Чан?              – При том, что он парень Минхо.              – За исключением того, что они не встречаются?              Джисон никогда в жизни не подрывался с места настолько быстро, как сейчас. Он уставился на Чанбина с подозрением, пытаясь уловить в выражении шутливый подтекст, но не видел ничего, кроме твёрдости, уверенности. Старший же смотрел по-прежнему с долей непонимания, но быстро соединил пазл и рассмеялся, получая осуждающий взгляд.              – Я первое время тоже думал, что они вместе, но это не так, – говорил он, забавляясь с реакции Хана, который застыл в шоке, даже не двигаясь. – Понимаю, в это тяжело поверить, однако правда именно такая.              – Они буквально слиплись. Мне кажется, если я хорошо напрягу мозг, то обязательно вспомню их поцелуй.              – Это особенность их связи, но они не целуются, насколько я знаю – когда-то в прошлом слышал. В их отношениях вообще лучше не копаться, иначе можно перегреть голову. Тебе придётся сложно, если захочешь стать ближе к Минхо-хёну.              – Да я несколько минут назад думал о том, каким говном являюсь, ломая чью-то любовь, а сейчас ты говоришь, что мне придётся сложно? – усмехнулся Джисон, поднимаясь на ноги. – Сложнее уже точно не будет. Мне надо покурить.              Выскочив на балкон в одной кофте, Хан сразу поморщился от пронизывающего ветра, но всё равно достал сигарету и подкурил, глубоко затягиваясь. В груди чувства смешивались в неразборчивую смесь, порождая ещё больше мыслей, вопросов, однако одно он знал точно – Минхо его не оттолкнул. Минхо, который целовал нежно и жадно одновременно, не отверг его чувства, оставляя между ними просвет.              Джисон упускать его не собирался.       
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.