Чудовища Мэшвилла

      И как давно это было? Кажется, лет двадцать назад?       Они прошли практически как в тумане. Финн и не помнил, как перевёлся в другую психиатрическую клинику, не помнил ни коллег, ни пациентов, не помнил, как написал блестящую книгу по теме двойственности сознания. Он не помнил и то, как ушёл с этого направления, и стал обычным библиотекарем, живущим самую обыденную и размеренную жизнь. Примерный отец, гора превосходной карьеры за плечами, и жутко поседевшие волосы. Когда-то они были рыжими, но от предыдущего цвета остались лишь кончики. Серая голова с молодым лицом не сильно и сочеталась, но именно таким стал Финн Кальтенбреннер, живущий вне времени, полоумный отпрыск чудовищ, едва не ставший ещё одним узником больницы. Он иногда и сам не понимал, кто же он — обычный мужчина или притворяющийся им чудовище?       Зеркало. Невероятно уставшие серые глаза с синяками и слабая бледногубая улыбка. Он старался улыбаться своему отражению, старался не думать об ужасах той ночи, старался жить своей размеренной жизнью. Встречаться с уже съехавшей от него дочкой Оливией. Спокойно разбирать разные книжки, иногда читать их приходящим детишкам, учить их жизни, рассказывать всё, в свою очередь, Оливии, расчёсывать каждый день пушистую кошку Офелию. Но перед глазами порванные крылья… Перед глазами острые зубы и длинные пальцы, раскрывающие его плоть, освобождая кровь.       Финн очень давно покинул Мэшвилл. Ранее маленький портовый городок умер двадцать один год назад, как и часть Кальтенбреннера, как и часть Оливии. Там погибли все, кроме них. Возможно, сам Финн должен был умереть там. Кто точно должен был жить, так это его дочь… Темноволосая Оливия с глазами-изумрудами, свет его скверной жизни, стимул к существованию. Он помнил каждый момент, связанный с ней: как они бродили по магазинам, выбирая новую одежду, как иногда ходили в кино, как он покупал ей мягкие игрушки, имеющие для каждого ребёнка большую ценность. Как читал ей сказки перед сном, как успокаивал и целовал в лоб. Как она плакала и смеялась — он помнил всё, и, видя её сейчас взрослой и строящей свою жизнь, Финн не мог не гордиться. Не мог не думать: «Это моя девочка». И эта гордость не прекратилась бы никогда. Да… Пусть она строит свою жизнь. И не думает так много о Мэшвилле, как думает он, Финн Кальтенбреннер, выродок, почти что псих с чёрными руками. В последнее время почерневшими настолько, что это нельзя было игнорировать. Они ужасно сильно болели, тряслись, сколько кружек он уже разбил из-за этого?       А перед глазами те же картины… Перед глазами Он. Нужно найти Его. Нужно расставить всё по местам. Тогда они даже не попрощались. И как же он скучал…       Мэшвилл определённо звал. Финн только недавно узнал, что этот городок вновь пытаются восстановить. Туда приезжают люди, останавливаются в новой гостинице на холме (что, по мнению Финна, конечно, не лучшее место для постройки отеля), кто-то работает в круглосуточном магазинчике, в основном с продуктами и какими-то безделушками. Там, где раньше стояла маленькая школа, теперь был пустырь. Несколько домиков… Возвращаться туда, казалось, было бессмысленно. Кому захочется жить в городке, большую часть которого занимает кладбище? Но что-то звало… Что-то тянуло туда, что-то взывало к нему, просило прийти снова. Финн чувствовал это каждый день на протяжении двух лет, и последние полгода дались тяжелее всего. Не помогало совершенно ничего, и постепенно спокойная жизнь стала превращаться в настоящий ад, наполненный страхом сойти с ума, страхом смерти… Страхом перед Ним. Перед Его длинными, острыми пальцами, чернее рук Финна, чернее ночи. Он не уйдёт просто так, и Финн понимал это, но с каждым днём к Нему тянуло всё сильнее, будто магнитом, и с этим нельзя было бороться.       Оливия сильно удивилась, узнав о намерениях отца, но не сказала ничего против. Вот только настояла на том, чтобы поехать с ним вместе. Девушка никаких уговоров не слушала, просто отказывалась. Небольшой отпуск они спланировали заранее, распределили бюджет и отправились в путь, не забыв при этом пушистую кошку Офелию, которая просто отказывалась оставаться дома: она будто специально каждый раз садилась на чемодан и сумки. Финн даже задумался, а вдруг Мэшвилл зовёт с собой и её? В любом случае… Финн и не хотел бы, чтобы за ним увязались ни дочь, ни кошка. Хотелось лишь найти, возможно, Его могилу. Может, Его самого. Он был бы рад узнать в итоге Его судьбу, однако Оливии с Офелией там было делать нечего.       И всё же… Поезд отправился, увозя всех троих, по ржавым дорогам, сквозь солнечные лучи проводил их прямо к туману, прямо к серости, прямо к тяжёлому воздуху, из-за которого даже заядлый курильщик бросит свою привычку; к разрушенному городку, полному трупов, к кладбищу, к глухому лесу, к холму, где собрались все чудовища и разрушили время.       Прибытие было лёгким, и обустроиться было совсем просто. Шли месяцы, Оливия периодически уезжала обратно, Финн же никак не препятствовал, лишь ждал её, вместе с Офелией, и думал… Может, стоило бы посетить и гостиницу? Но он даже не знал, что хуже: тихое кладбище или отель, который в количестве трупов посоревновался бы с землёй мертвецов. Пару месяцев было тихо. Весна прошла легко, а лето ещё лучше. Он даже не так часто вспоминал ужасы ночи, и ничего не слышал о Нём, и не решался искать, однако… Наступила осень. Хлынули дожди, гремя под свист ветра, подхватывающего ещё живые листья, и осень довольно скоро сменилась зимой. Не было и середины октября, как выпал снег… И Финн почувствовал.       Шагая ночью по льду, мужчина снова услышал зов. Его зов. «Финн…»       В хриплом рыке не слышалось ни радости, ни удивления. Финн даже остановился проверить, может, Он позовёт его вновь?       Но была лишь тишина… Это повторилось снова, через несколько дней. В невероятно сильный снегопад, которого даже двадцать лет назад не было. Тогда-то Финн понял: нужно искать, и начать с кладбища.       Дни и вечера пролетали совсем незаметно. Он видел знакомые имена тех, кто хотел когда-то его убить, тех, кто когда-то был его другом, того, кто был его братом. Могила Вольфганга стояла обособленно, как, впрочем, и всегда держался его брат. Действительно ли он планировал умереть в этом месте, как и отец? Почему не убежал, когда была такая возможность? Загадка… Как и другая — единственные вещи, оставшиеся неизвестными самому Финну, который, если знал не всё, то о многом догадывался. Была ли у Вольфганга привязанность к этому месту? Был ли он действительно так предан делу, что не послушал его? Был ли он под чьим-то контролем?       Последнее предположение отлетело в сторону само собой. Вольфганг был в здравом уме, и до последнего исполнял только свою волю. Иначе бы он не кричал… Лишь отойдя от надгробия брата, он увидел следующее имя. «Тед». Так назвали его, даже не удосужившись проверить его фамилию. Финн ненавидел Петерсона больше жизни, и это было взаимно, но он бы не смел, зная о нём всё, называть его лишь тремя буквами. Тед. Кто придумал это имя? Почему никто не удосужился узнать его? Почему он имеет право скрыться в таком неловком, мерзостном прозвище, почему бы ему не умереть Петерсоном, жалким прихвостнем Винфорда, растлителем и убийцей?       Недели, дни, месяца, и вот уже начало календарной зимы. Финн всё искал и искал, чувствуя, как постепенно начинает сходить с ума. Искать Его, каждый раз натыкаясь на три ненавистные буквы, слышать Его голос, Его зов, слышать, как приближается хлопок Его крыльев, видеть Его острые чёрные руки было невыносимо. Тянуло, к Нему тянуло, что-то дёргало за нить его сердца, впиваясь, вскрывая в несчастном старые раны и образовывая новые.       Тень…       Финн оглянулся, пытаясь поймать её, бегущую сквозь могильные камни. Это Он! — Постой! — крикнул он, подымаясь, стараясь подбежать как можно быстрее, перепрыгивая через надгробия, как делала и сама Тень. — Постой же! Пожалуйста!       Тень и не думала ждать, в её помыслах не было желания оглядываться, показывать Финну фонари своих глаз, он бы лишь утвердился в том, что уже знает, кто это.       Финн выбивался из сил. Как бы он ни старался, тень всё отдалялась. В глазах уже темнело, а руки сковывал холод, пробирающий, несмотря на движение, до костей, и остающийся там. Финн остановился, сам того не желая, и упал на колени. Тень вдали спустя секунду остановилась сама и всё же оглянулась на него. Глаза-фонари блестели ярче звёзд в эту ночь. Нет сомнений, это Он. — Уильям…