Представь нас вместе

Дорога вилась бесконечной серой лентой. Лань Ванцзи не видел перед собой ничего, лишь обрывки фраз из послания Вэй Ина, наполненные тревогой, вставали перед глазами. Он отправился в путь, как только сообщение Вэй Ина попало ему в руки. И мчался к территории Юньмэна, стремясь как можно скорее оказаться там. Он попал в бурю, которая едва не снесла его с меча, и вынужден был остановиться. Это отняло у него слишком много времени. Ещё больше ему потребовалось, чтобы отыскать одинокую хижину расположенную в нескольких десятков ли от Юньмэна. Хотя Вэй Ин прислал весьма точные указания, где именно он и Ваньинь находяться, крошечная хижина посреди леса была не тем, что можно было обнаружить так легко. Вэй Ин бросается навстречу ему, едва его ноги касаются земли. Он мчиться вперёд, словно всё это время провёл только ожидая его. Ванцзи раскрывает для него объятия и обнимает так крепко, словно это объятие может унять зудящее под кожей предчувствие чего-то ужасного. Ванцзи смотрит на него ничего не спрашивая, но Вэй Ин — его душа, он с одного взгляда, с полу-вздоха, понимает, и поджав губы, качает головой. Он берёт Ванцзи за руку, переплетая пальцы и ведёт за собой, к двери скромной хижины, попутно пытаясь рассказать, что происходит. Всё происходит будто во сне. Ванцзи едва разбирает слова, которые Вэй Ин говорит ему. Кровь бьётся в висках, сердце стучит так, что не слышно других звуков. Тоска по капле вливается в каждую жилу и вену, питает силой каждый мышцу и волосок, огненным шлейфом протягивается вдоль позвоночника. Он потерял так много времени. Он боится сбить весь свой настрой, если увидит Ваньиня. Ни одно известное заболевание и проклятие не действовало подобным образом. Это было немыслимо. Лань Ванцзи шагает внутрь, и замирает, едва переступив порог. Он сжимает руки в кулаки так сильно, что пальцы заломило от боли. Ванцзи стоял, неестественно выпрямив спину, и смотрел перед собой. Внутри — крохотная темная комната, места в которой хватает лишь на небольшой столик с огарком чадящей свечи, таз с кувшином. В углу невысокая широкая постель, на которой неподвижной изломанной куклой силуэт, прикрытый одеялом. Не человек — куски разрозненных, разбитых деталей. Цзян Ваньинь лежал в постели, его спутанные черные волосы разметались по подушке, утратив свой блеск и здоровое сияние. Под глазами залегли глубокие тени. Щёки ввалились. Он был таким худым. В комнате стоял спёртый запах крови. В ведре возле постели лежали окровавленные тряпки. Создавалось впечатление, что здесь пребывает тяжело раненый больной. Дыхание Цзян Ваньиня вырывается с хрипами, которые звучат так, как будто он испытывает боль даже в забытие. Лань Ванцзи едва не падает на колени. Вэй Ин коротко прижимается к его боку и тихо отходит, предоставляя возможность свыкнуться с увиденным. Его тяжёлое молчание накаляет атмосферу. Ванцзи осторожно подходит к изломанной фигуре и поколебавшись, бережно берёт тонкую кисть, проверяя течение ци. Это хуже, чем он мог представить. До прозрачности бледная кожа, под которой отчётливо видно сплетение артерий и вен, отдаёт потусторонним холодом. — Ваньинь, — безшумно шевелятся его губы, — как же так? Дыхание Ваньиня прерывисто и тяжёлое. Не удержавшись, Ванцзи пальцем ведет по его щеке, задевает нижнюю губу. Цзян Чэн вздрагивает вполузабытие. Ванцзи аккуратно сжимает его ладонь. Она холодная и твёрдая, словно вытесана из камня. На плечо ложиться рука Вэй Ина. — Ему совсем плохо, — тихо говорит Вэй Ин, чуть сжимая пальцы на плече Ванцзи. — Я должен найти лекаря. Присмотришь за ним? Лань Ванцзи молчит. Взгляд его приковал к измождённому лицу Цзян Ваньиня. Он так давно не прикасался к нему. И вот какое страшное обстоятельство привело его к нему. — Если хочешь я могу остаться, но я подумал, что ты захочешь сам. Лань Ванцзи чуть шевельнулся, будто отмер, и отстранённо сказал: — Хочу. Я присмотрю. — Хорошо, хорошо, — рассеянно бормочет Вэй Усянь. Рука его несколько раз ласково проводит по волосам Цзян Ваньиня. — Я вернусь так скоро как только смогу, — зачем-то говорит он, словно желает оттянуть момент своего ухода. Ванцзи почти не понимает его слов. Всё его внимание сейчас отдано мужчине, распростертому на постели. Почему-то он чувствует вину, хотя и не был причастен к тому, что произошло с Ваньинем. Он даже не совсем понимает, что именно происходит с Цзян Ваньинем. Какое-то проклятие? Или болезнь? Никогда прежде ему не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. Но если бы он был более внимателен и решителен. Если бы не медлил так долго… Если бы… --------- Вэй Усянь мчится вперёд так, словно его преследуют демоны. Он знает, что Цзян Чэн в безопасности под присмотром Лань Чжаня, но медлить больше нельзя. Они и так потеряли слишком много времени. Он надеется, что состояние Цзян Чэна не ухудшиться. Ему кажется, что он движется слишком, слишком медленно. И готов почти разрыдаться от облегчения, когда знакомые стены, наконец, оказываются в поле видимости. Указ отданный Цзян Чэном ещё до своего отбытия из Пристани лотоса, выполняется неукоснительно. Вэй Усянь едва успевает приблизиться к воротам резиденции, как несколько суровых на вид адептов выступают вперёд и заступают ему дорогу. Никакие уговоры и просьбы не действуют на них и он теряет ещё больше и без того драгоценного времени. Пока знакомый голос, с высокомерно-капризными нотами не раздаётся позади него: — Что ты здесь делаешь?! Дядя запретил пускать тебя! Вэй Усянь вздыхает. Этот ребёнок… Почему именно сейчас он должен был встретиться с ним? Он, что стоит на страже перед воротами Пристани лотоса? В любом случае ему некогда разбираться с этим. Далёкая мысль, что Фея должна быть где-то поблизости от своего сварливого хозяина вспыхивает в голове Вэй Усяня, и тут же теряется под гнётом волнения. — Мне нужен лекарь Юй, — бескомпромиссно припечатывает Вэй Усянь, отвечая не то Цзинь Лину, не то адептам, всё ещё преграждающие ему путь. Дрожь всё же проскальзывает в его голосе, но он давит её. Это всё так утомительно. Почему Юй Фэн не отозвался на его послания? — Лекарь? — подозрительно хмурится Цзинь Лин. — Что происходит? Почему тебе нужен лекарь Юньмэн Цзян? Ты… — внезапная догадка вспыхивает в глазах юноши. — Это из-за дяди? Ты знаешь где он? Что с ним? Вэй Усянь не успевает ничего сказать. Один из адептов будто смягчившись, услышав о своём главе, говорит, что лекарь Юй отбыл в Мейшань ещё несколько дней назад. Вэй Усянь судорожно подсчитывает сколько ещё времени ему потребуется чтобы добраться до Мейшань Юй и обратно. Возможно, ему удастся убедить нынешнего главу клана показать записи о болезни Цзян Чэна, которые так тщательно скрывает от него как сам Цзян Чэн так и его лекарь. В любом случае у него нет выбора. — Что всё это значит?! — настойчиво вопрошает Цзинь Лин. Он скрещивает руки на груди, заступая Вэй Усяню дорогу и хмурится… Так знакомо. Позади него, словно почувствовав настроение хозяина, задорно гавкнув и впрямь появляется его чудовище. Вэй Усянь сотрясает неконтролируемая дрожь, отнимая у него возможность говорить. Цзинь Лин подаёт одному из адептов Юньмэн знак и тот уводит Фэю за собой. — У меня нет времени всё объяснять тебе, — чуть спотыкаясь в словах говорит Вэй Усянь. — Не сейчас. Но если ты вдруг, решишь проследить за мной, то я ничего не смогу с этим поделать. --------- Лань Ванцзи наощупь находит в тазу с прохладной водой тряпку, отжимает и начинает аккуратно вытирать испарину со лба Цзян Ваньиня. Осторожно убирает прядь волос, позволяя прикосновению задержаться, прежде чем провести пальцем по виску к челюсти. Беспокойство скручивает его лёгкие, едва давая возможность дышать. Прошло почти два дня как Вэй Ин отправился за лекарем и всё ещё не вернулся. Всё это время Цзян Ваньинь почти не приходил в сознание. Краткие мгновения пробуждения, сопровождающиеся кровавым кашлем, приводили лишь в ещё большее отчаяние. Ванцзи прикасается к щеке мужчины: к счастью, хотя бы жар спал. Ваньинь больше не горит. Во сне Цзян Ваньинь издаёт сдавленный скулящий звук. Лань Ванцзи замирает. Ещё один стон срывается с потрескавшихся губ. Лань Ванцзи вглядывается в бледное лицо. Никогда прежде ему не приходилось видеть Ваньиня таким беззащитным. Лань Ванцзи позволяет себе ещё несколько мгновений созерцания. Спустя несколько вдохов, ресницы Цзян Чэна начинают трепетать, и спустя ещё несколько мгновений он медленно открывает глаза. Цзян Ваньинь смотрит в потолок, словно пытаясь осознать, что происходит. Морщинка привычно ложиться меж нахмурившихся бровей. Затем следует стон, боль вспышкой пронзает его черты. В ушах Ванцзи звенит. Рот Цзян Ваньиня открывается, но вот звуков никаких не издает: голос, словно пропал. — Ваньинь? — подаёт голос Лань Ванцзи, склоняясь над ним. Цзян Ваньинь медленно моргает, пытаясь восстановить зрение. А затем его лицо искажается страданием: брови сильно сдвигаются к переносице, губы сжимаются. — Ваньинь, — повторяет Лань Ванцзи мягче, чем когда-либо прежде. Цзян Чэн поворачивается к нему, хмурясь ещё сильнее, по-видимому, всё ещё пытаясь понять, где он находится. Боль вновь пробегает по его лицу. Слабый, жалобный стон срывается с губ Цзян Ваньиня, словно ему было больно даже смотреть на Ванцзи. Словно его присутствие рядом забирало его жизнь. Сердце Ванцзи сжимается в иступлённой агонии. — Ты, — беспомощно выдыхает Цзян Ваньинь из последних сил, и, превозмогая боль, пытается поспешно отстраниться от протянутой руки. Цзян Ваньинь выглядит потрясенным, увидев его, почти испуганным. Прежде чем Ванцзи успевает предпринять что-либо, или понять, что происходит, Ваньинь разражается мучительным кашлем. Он отчаянно хватает ртом воздух, как умирающий. Это выводит Лань Ванцзи из оцепенения. Он спешит к Цзян Ваньиню, обхватывает его плечи, помогая перевернуться, чтобы он не захлебнулся кровью. Словно во сне Ванцзи бережно удерживает Ваньиня в своих руках, переживая вместе с ним мучительный приступ. Убирает выбившиеся пряди волос с его лица и растерянно наблюдает, как Цзян Чэн давится, извергая поток цветов. Прежде ему не приходилось видеть этого. Прежде Ваньинь кашлял лишь кровью. Он смотрит, как Ваньинь тяжело глотая и хватая ртом воздух каждый раз, когда появляется шанс, только чтобы отхаркнуть и выкашлять очередную волну белых цветов, обагрённых кровью. Цзян Ваньиня ломается пополам, одна рука прижимается к груди там, где она испещрена шрамами, спрятанными под одеждой, другая — сжимает горло, и он не может останавиться. Он почти не дышит. Ванцзи продолжает цепляться за него, как будто таким образом может удержать его душу в теле. Ваньинь похудел. Он давно не прикасался к нему. Так давно, что это кажется сном. Всё, что связывало их кажется лишь сном. Сильный, сокрушительный кашель не прекращается. Он чувствует как внутри Цзян Ваньиня, что-то надрывается и не знает, чем помочь ему. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным. Это мучительное время, когда Цзян Ваньинь кашляет и борется с самим собой за дыхание, прежде чем силы покидают его и он снова заваливается на спину. Он тяжело дышит, глаза его блестят от слёз. Ванцзи вновь тянется за платком, чтобы вытереть кровь с губ и подбородка Цзян Ваньиня, и тогда… — Уйди! — отшатывается Ваньинь, шипя. — Не трогай меня! Он выглядит совершенно разбитым и пойманным в ловушку. Ванцзи не нравится быть причиной этого. Его жадное, глупое, эгоистичное сердце жаждет увидеть тоску по нему в этих невозможных глазах. Желание. Что-то, что будет отличаться от отчаяния и паники, которые так яро горят теперь. В конце концов Ванцзи отступает. Он с болью в груди наблюдает как слёзы выступают на глазах Цзян Чэна, как он судорожно всхлипывает и хватается за грудь, чувствуя как плоть медленно разрывается от напора растущих в нём цветов. Ванцзи переводит взгляд с Ваньиня на беспорядок вокруг. Столько крови и… лепестков? Он сдавленно выдыхает. Хотя Вэй Ин и предупреждал его об этом, видеть всё собственными глазами оказывается куда хуже. Ванцзи словно чувствуя эту боль на себе. — Зачем ты здесь? — выдыхает Цзян Чэн смиренно, почти обречённо. Они смотрят в глаза друг другу, и Лань Ванцзи едва различает во взгляде Цзян Чэна лихорадку. Ванцзи хочется коснуться его, но он думает, что это будет очень неуместно, а потому не двигается с места. — Хочу помочь, — осторожно отзывается Лань Ванцзи, смещаясь чуть ближе. Цзян Чэн дёргается, словно собираясь сбежать, и Ванцзи снова покорно замирает на месте. — Стой там, где стоишь! — голос Цзян Ваньиня глух и срывается. Ему не хватает дыхания, и он делает глубокий вдох, мотая головой, выставляя руку вперед. — Если хочешь помочь: забирай Вэй Усяня и уходите, — бросает Цзян Чэн отречённо и безразмерно устало, и утомлённо прикрывает глаза. — Это всё, что вы можете. И так много в его голосе осуждения, горечи и боли. Но возможно, что это Ванцзи слышит свой внутренний голос, нашёптывающий ему то, что его вина перед Ваньинем никогда не будет забыта и прощена. Лань Ванцзи замирает словно от пощёчины. Цзян Ваньинь пристально смотрит на него. И от взгляда этого пробирает холодом. — Ты не веришь мне, — говорит Ванцзи чуть громче шёпота. Это не вопрос. Подтверждение самому себе. Напоминание. Лёгкая улыбка трогает бледные губы Цзян Ваньиня. Это почти пугающе. — Разумеется, нет. Почему я должен? — до дрожи спокойно отвечает он. И это действует много хуже крика. Боль пробегает по лицу Лань Ванцзи, его брови чуть хмурятся, уголки рта опускаются. Он стоит там, где его поразили слова Цзян Чэна и не двигается. Цзян Ваньинь прав. У него нет ни единой причины доверять ему. Он — тот кто отнял у Цзян Ваньиня его любимого человека. Тот кто забрал его счастье из собственного эгоизма и жадности. По его вине Цзян Ваньинь долгое время был лишён возможности даже поговорить с Вэй Ином. Хотя они с Ваньинем никогда не говорили о своих чувствах, Лань Ванцзи знал, что тот любил Вэй Ина. Знал, и всё равно предпочёл разлучить их. Лань Ванцзи чувствует тоску сворачивающийся под кожей и до боли прикусывает язык. — Я сожалею, что разочаровал тебя, — слова даются ещё тяжелее, чем в обычные дни. Ванцзи чувствует как они шипами застревают у него в горле. Он впивается в мужчину взглядом, в отчаянии сжимая руки в кулаки. От желания снова оказаться рядом и прикоснуться к Ваньиню покалывает кончики пальцев. Теперь у него нет на это права. Цзян Чэн усмехается. Не злобно, не горько. Простое движение губ, в котором больше нет силы прежних бушующих эмоций. — Как благородно. Не сожалей, Ханьгуань-цзюнь, — равнодушно бросает он, и Лань Ванцзи едва не отшатывается от этого официального тона как от пощёчины. — Не нужно. Я привык к разочарованиям. Моя жизнь полна разочарований, — прерывисто выдыхает Цзян Ваньинь, горько усмехаясь. А затем утомлённо прикрывает глаза, словно даже это лишает его сил. Слова Цзян Ваньиня приколачивают Лань Ванцзи к месту. Он не знает, что сказать — а сказать определённо что-то надо. Если бы рядом был Вэй Ин, он бросился бы к Ваньиню, и несмотря на протесты и угрозы, обнимал бы его и уверял в обратном. Вэй Ин определённо нашёл бы подходящие слова. Его объятия и прикосновения были бы желанны Цзян Ваньинем. В отличии от его собственных. Потому что к нему самому, очевидно, Цзян Ваньинь не испытывает ничего кроме отвращения и злости. — Ваньинь должен отдохнуть, — сухо говорит Лань Ванцзи, отступая вопреки собственным чувствам. Он ощущает словно чьи-то пальцы сжимают его сердце. Ему невыносимо чувствовать на себе неприязнь этого человека. Невыносимо слышать смирение в этом голосе. Видеть, как увядает этот человек, который всегда был воплощением молнии и борьбы. Снова чувствовать свою беспомощность. Он снова предпочитает отступить. --------- Лань Ванцзи молчит. И Цзян Чэн молчит. И нет ничего уютного в их молчании. Непробиваемая стена молчания с каждым днём давит всё сильнее. Цзян Чэн почти скучает по назойливости Вэй Усяня, который куда-то запропостился, оставив вместо себя своего драгоценного мужа. Ванцзи всё время рядом, он помогает и заботится, но держится отстранённо. Цзян Чэн знал, почему Лань Ванцзи здесь. Для этого могла быть лишь одна причина. Всё в этом мире Лань Ванцзи делал ради Вэй Усяня. И может быть из жалости к нему самому. Жалости, который была ему не нужна. — Лань Ванцзи, — хрипло говорит Цзян Чэн однажды собравшись с силами. Впервые он назвал его по имени после возвращения Вэй Усяня к жизни. Впервые он обращается к нему без удушающего гнёта чувств. Лань Ванцзи покорно замирает, ловя каждый вздох. — Пора это прекратить. Так не может продолжаться, — говорит он, и его сердце почти обрывается — вот уже в который раз. Ванцзи молчаливо делает едва уловимое движение, чтобы приблизиться, и Цзян Чэн выставляет руку перед собой словно защищаясь. Не подходи. Не говори. Цзян Чэн знал, что должен отпустить Лань Ванцзи. Тогда и сейчас. Так он и делает. Это была не его судьба, не его мужчина — у него никогда не было ни шанса. Но своей жадностью он пытался взять то, что ему не принадлежало. И вот теперь судьба мелко мстила ему. В эти дни он обычно выкашливает целые цветы, а не только лепестки, и их листья и стебли ещё сильнее царапают и разрывают ему горло. Ему приходится прикладывать больше сил, чем раньше, просто для того, чтобы сделать вдох, как будто его легкие активно работают против него. Находиться с Лань Ванцзи почти невыносимо. Это всё равно, что не переставая принимать яд и противоядие друг за другом. В один момент он чувствует, что почти умирает, а в следующее воскресает. Он устал находиться на грани. Присутствие Ванцзи рядом поддержит его жизнь на чуть большее время, чем Цзян Чэну было бы отведено, не будь Ванцзи рядом. Но есть ли в этом смысл? Его золотое ядро не справляется. Цзян Чэн постоянно чувствует холод и дрожь внутри. Лань Ванцзи должен прекратить всё это. Он должен позволить ему уйти. Всё должно идти своим чередом. — Зачем ты делаешь это? — спрашивает его Цзян Чэн. — Ведь я знаю, что ты презираешь меня, так почему ты всё ещё здесь? — Я никогда не думал так, — тихо возражает Лань Ванцзи. Он делает один вдох. А затем — шаг вперед, словно решаясь на что-то. Цзян Чэн решительно хмурит. — Ваньинь прав, давно нужно было это прекратить. Не перебивай меня, пожалуйста, — тихо говорит Лань Ванцзи. Глаза у него шальные и умоляющие. Цзян Чэн, готовый уже дать отпор, опускает руку. — Говори. Что он хотел услышать? Что он надеялся услышать? О, так много всего… Ванцзи не подходит ближе, как если бы боялся, что не сдержится. Цзян Чэн смотрит на него и видит, как сжимаются его кулаки, как проступают вены от скрытой силы. А потом Цзян Чэн слышит его. — Я должен был сказать об этом давно, — тихо говорит Ванцзи, и от его слов веет отчаянием. Ванцзи смотрит прямо в глаза Цзян Чэну. И он этого взгляда всё дрожит внутри. — За всю боль, что я принёс тебе, я прошу прощения, — Лань Ванцзи склоняется в поклоне. Цзян Чэн рассеянно думает, что эта сцена что-то напоминает ему. Он точно так же прощался с ним и Вэй Усянем когда-то за воротами Пристани лотоса. Может быть Лань Ванцзи всё же решил уйти? Но он не уходит. Выпрямляясь он тихо продолжает говорить: — Все ошибки совершённые мной никогда не найдут искупления. Но тогда… Я думал, что поступаю правильно. Мной овладела растерянность: Вэй Ин вернулся из мертвых, и это казалось подарком судьбы. То как я поступил… — монотонно говорит Лань Ванцзи. Цзян Чэну хочется закрыть глаза и там, в темноте, под веками, исчезнуть. Оставить вместо себя пустую оболочку, а самому раствориться. Но он продолжает послушно слушать. — Ничто не сможет оправдать меня. Но тогда думал, что отпустить тебя — это правильно, — продолжает Ванцзи, и слова его становятся всё уязвимее. — Что нельзя удержать всё одновременно. Я убеждал себя в этом, — голос его на мгновение прервался. Сердце Цзян Чэна стукнуло в надежде услышать то, чему он не должен был верить. Но он так отчаянно хотел. — Мои чувства к Вэй Ину, — говорил Ванцзи уже без малейших сомнений, — это вечная преданность. Я всегда буду чувствовать это. Цзян Чэн замирает, стискивая пальцами рукава. Всегда. — Но, Цзян Ваньинь… — доносится до Цзян Чэна сквозь шум в ушах, — только ради Ваньиня, я смог бы отпустить его. Цзян Чэн растерянно моргает, совершенно сбитый с толку словами Ванцзи. Лань Ванцзи не умел красиво говорить. Смысл его слов с трудом доходит до Цзян Чэна. — Почему? — спрашивает он, хмурясь. — Из жалости ты готов отказаться от любви всей своей жизни? Стоит ли это того, Лань Ванцзи? Даже ты не можешь быть настолько благороден, самоотвержен и безрассуден. Я того не стою. — Это не жалость. Никогда ей не было. Моё желание быть здесь не имеет ничего общего с жалостью. И Цзян Ваньинь стоит много больше, чем может вообразить. Искренность мерцающая в глазах Лань Ванцзи почти убивает. — Сможет ли Ваньинь простить меня? Позволит ли остаться? Ванцзи смотрит на него своими пронзительными глазами и во взгляде его переплетались тысячи вопросов. Наступает долгая тишина, и только звуки затруднённого дыхания Цзян Чэна эхом разносятся по комнате. Цзян Чэн переводит дух ища в сердце отблеск былого гнева и не находит. В этом больше не было никакого смысла, не так ли? Нет смысла злиться. Прошлого всё равно не исправить. Как не исправить чувств. В конце концов он всегда знал как Лань Ванцзи относился к Вэй Усяню. Он никогда и ничего не обещал ему.