***
Небо кроваво-красное отныне над головами жителей некогда сильной и крепкой, в своей справедливости, Пристани Лотоса. И всё же как несправедливо пал великий клан Юньмэн Цзян, чей народ и правители подверглись кровавой резне без шанса на милость завоевателей, а на плечи выжившего наследника Главы Ордена пала слишком тяжелая ноша — не та, что должен нести ребёнок: слишком юный, потерянный и сломанный. Цзян Чэн к своей ноше готов не был, но и она не была последним ударом в его по-сути своей мягкое и доброе сердце. — О чём думаешь, шиди? — шепчет Вэй Ин сухими губами еле слышно, стоя на краю скалы с которой его тело вот-вот упадёт во тьму, окончательно убивая в себе остатки дорогого когда-то Цзян Чэну, человека. Его названого брата, недостижимого идеала, глубокой и беспощадной любви, его Усяня. — О том, что через минуту потеряю всех кого когда-либо любил, а вина тому твой героизм и предательство. — голос Чэна словно сталь, царапающая камень. До последнего не покажет слабости, гордость стелет ему дорогу в будущее, не давая даже оглянуться. — Знал бы ты…как мне хотелось просто быть рядом с тобой, А-Чэн, — шаг за шагом приближаясь к самому краю продолжает Усянь. — просто идти вместе по одному пути до самой своей смерти и после неё оберегать вопреки всему и вся. Цзян Чэн не может слушать предсмертные бредовые речи брата. Его рвёт на части между желанием столкнуть проклятого тёмного мага, виновника смерти его клана, семьи, его собственной души и сердца, и тем, чтобы схватить Вэй Ина за руку и больше никогда, ни в этой жизни и ни в следующей, не отпускать. Но эта строка должна оборваться, забыться всё что причиняло боль, такую острую и сильную, что слёзы страдающего могли бы затопить целые города. Глава Ордена Юньмэн Цзян выставляет меч перед собой, упираясь остриём любимому человеку прямо в грудь, туда где трепещет от тоски и усталости сердце Старейшины Илин. — Ты и представить себе не можешь, как мне это знакомо, Вэй Усянь. — оружие в руке содрогается от неуверенности и мужчина даже не в силах больше смотреть своему брату в глаза, опускает взгляд полный горя, дабы тот не увидел чужой слабости. — Пообещай мне: если мы встретимся в следующей жизни, и после неё, хоть в каждой из дарованных нам судьбой, ты пройдёшь мимо. — А-Чэн… — Вэй Ин отрицательно мотает головой, не найдя слов, кроме имени названого брата. Не может такого быть, чтобы они не были рядом во всех существующих пространствах и измерениях Для Вэй Ина это что-то противоестественное и незаконное. — Дай обещание и сдержи хотя бы его! — вскрикивает Цзян Чэн, срываясь на истерический, почти женский, вопль. — Я умер тогда, в объятиях Пристани Лотоса, вместе со своими родителями и своим народом. Запомни это, будет так и никак иначе, Вэй Усянь, Вэнь Нин принёс тебе в лодку стоящую у причала мёртвое тело, без души и дыхания! И с тех пор ты более никогда не встречал своего брата, со дня его смерти ни в одной из жизней мы больше не связаны. Старейшина Илин, Великий Тёмный Заклинатель Вэй Усянь не дал своему брату ни одного обещания после того как не смог сдержать то единственное которое, он был уверен когда-то, выполнит. И сейчас слова застревают в горле противным колючим комком, ведь пообещать подобное — в очередной раз солгать. Налитый кровью взгляд пробегает по пурпурным одеждам Главы Ордена, практически на автомате выискивая ранения и нанесённый ущерб. «Ничего серьёзного» — мелькает в голове мужчины, от чего он кивает сам себе, даже немного расслабляясь, но в ту же секунду натыкается на взор пары таких родных…таких любимых глаз своего шиди. — Ты грубиян, А-Чэн, и варвар. Как можешь просить меня о подобном? Думаешь, мне кто-то даст вторую жизнь? — дерзкая ухмылка на красивом но обезумевшем лице ловко скрывает выражение глубочайшей скорби по тому с кем и чем ему придется попрощаться. — Но так и быть, я соглашусь если и ты в ответ пообещаешь мне выполнить одну мою маленькую прихоть… Могу я быть столь самонадеянным? — тёмный заклинатель пятится к каменному обрыву за чертой которого только тишина и его, Вэй Усяня, прощение которое у своего возлюбленного никогда не сможет попросить. Цзян Чэна, было готового лопнуть от злости и возмущения охватил ужас. Только сейчас он заметил куда движется его брат и впервые за долгое время наконец-то смог верно расшифровать язык его тела. — Не смей туда… — но голос Старейшины перебил его тихое возмущение. — Я клянусь проходить мимо тебя в каждой из уготованных нам жизней, только ответь на один вопрос. — ему остался лишь шаг до свободы. — Да ты же упадёшь сейчас! Остановись и я отвечу! — гневно выкрикивает А-Чэн, инстинктивно делая шаг вперёд и с тихим звоном роняя Саньду. Вэй Усянь остановился на самом краю, да так что пятки тяжёлых ботинок больше не касались твёрдой поверхности склона. Он мягко, не скрывая той теплоты и нежности что испытывал к собеседнику и которую прятал глубоко в душе всю сознательную жизнь, взглянул на шиди. Последняя попытка запомнить каждую мелочь, каждое движение и вздох, черту лица, воскресить в памяти тепло ладоней и мягкость губ. — А ты любил меня когда-нибудь, А-Чэн? У Цзян Чэна словно все бабочки в животе умерли и воскресли вновь. Он открывал и закрывал рот от невозможности вздохнуть, словно рыба выброшенная на берег. Какая любовь? О чем этот безумец говорит и о чем думает? Искреннее взрослое чувство или подростковое взбалмошное воображение, что двигало ими когда юные Вэй Ин и Цзян Чэн прятались в укромных уголках Пристани и прикасались друг к другу не самым невинным образом? Когда дарили друг другу первые, самые нежные поцелуи и ласки, обнажаясь полностью как физически так и духовно, думая лишь о том как бы утолить жажду тепла близкого человека. «Детская шалость или любовь, а чем я был для Вас, Великий Старейшина Илин?» — перед глазами Цзян Чэна пелена из слёз а в голове один лишь вопрос набатом. Но хотел бы Вэй Усянь получить его в ответ на свой? И что бы сказал? — Если бы не любил, то был бы счастлив. — усталый вздох младшего из братьев уносит по ветру последний шанс зацепиться и не отпускать эту жизнь. — Теперь сможешь, А-Чэн — с тёплой улыбкой на губах шепчет Вэй Ин делая шаг назад. Цзян Чэн лишь закрыл лицо руками и беззвучно заплакал.***