Да
Выхода нет, помниДа
Твое первое задание: навредить себе. Порежь руку или вырежи кита. Жду фотоотчётХорошо
Я беру с тумбы лезвие, отложив телефон. Спать и так бы не вышло, а так могу задуматься о своём смысле. Вы спросите, зачем я это делаю? А что мне остаётся, когда ничего не осталось? На протяжении всей игры я смогу прийти к решению, которое точно не изменится. А будет это жизнь или смерть, я не знаю. Подставив кончик к левой руке, сидя на кровати, стискиваю зубы, закрываю глаза. В данный момент вижу и слышу воспоминания: Юра, Арс, бабушка и я. Здесь мы все такие счастливые, такие беззаботные и радостные. Бабушка… Так её не хватает, её улыбки и голоса, смеха и глаз, советов и любви. С ней было безопасно и спокойно. Интересно, что бы она сейчас сказала? Слеза скатывается по щеке, я очень её люблю, даже больше родной матери. Всё же, найдя в себе силы, провожу несколько раз по коже на руке, отдавшись боли. Когда я «игрался» с лезвием, оставив шрам, то больно не было, так как столько мыслей крутилось в голове. И именно они затмевали физический вред, который я себе наносил. Сейчас почти так же — хочется кричать, плакать, резаться, умирать и истекать кровью, как и хочется уснуть тихим сном, проснуться в умиротворённом состоянии и жить дальше. Но уже слишком поздно. На коже остаются несколько кровавых порезов, но я боли не чувствую, чему бескрайне рад, иначе дал бы слабину. Отложив лезвие, фотографирую «рисунок» и отправляю куратору, видя мгновенно статус — «прочитано». Теперь кожа горит огнём, но это даже приятно, поэтому просто стираю кровь салфеткой, ожидая ответа. Физической болью мы компенсируем моральную, потому что жизнь — боль. Ты должен почувствовать, как тебе на самом деле больно Может, этот Андрей прав? Ведь моральная боль должна идти вровень с физической, тогда я обязан создать весы. За всё время я столько раз хотел покончить с собой, что сейчас такая перспектива очень нравится. Нет, я не больной на голову, но… нужно восстановить баланс. Ты должен быть всегда на связиХорошо
Ты в игре?Да
Жди следующего заданияХорошо
После откладываю гаджет, ложась на кровать и прижимая раненую руку к груди. Слёзы успели высохнуть, поэтому остаётся выбросить все мысли и уснуть, чтобы завтра подумать над этим поступком.***
Слава богу утром не встретился с матерью, потому что настроения на контакт с ней нет. Не хотелось бы отвечать на вопросы, которые дико раздражают. Проделав все процедуры, скорее одеваюсь в тёмную одежду, нанизываю кольца и цепляю браслеты. Шагая по холодной улице, меж пальцев тлеет сигарета, а в лёгкие проникает никотин, которые убивает изнутри. По поводу смерти. Знаете, умереть я не боюсь, но вот что будет с дорогими мне людьми? Например, любимый парень и Арс. Что с ними будет? Может, Юра меня и не любит, но наверное, не желает мне смерти, верно? Я бы хотел посмотреть на тех, кто придёт на мои похороны. Слёзы будут, слёзы матери. Несмотря на ссоры, она же любит своё дитя, да? Но в данный момент эта мысль не волнует. Арс… Он будет слишком расстроен, ведь мы столько всего пережили. За все годы мы стали почти родными братьями. И, если бы с ним что-то случилось, то я бы обязательно пустил слезу, потому как этот человек очень дорог и важен. Арсений для меня, как луч света и единственное спасение. И… физическая и моральная боли. Андрей в чём-то прав, ведь эти виды должны идти вровень. Если сердце столько раз страдало, то и тело обязано. Не говорите, что я больной на голову подросток, просто так считаю. Причинить себе вред — не страшно, даже приятно. Только что будет, если кто-нибудь увидит? Нет, никому не позволяю касаться себя, но случайных свидетелей никто не отменял. Телефон в кармане вырывает из мыслей, поэтому скорее достаю и вижу на экране: «Арс». — Арс, блять, не пугай ты так с этими звонками, — выпаливаю, докуривая сигарету. — Что-то случилось? — Прости. Ты же ещё не в школе? — интересуется друг, дыша как-то тяжело. — Нет, конечно, но иду. — Можешь подождать? Мы уже выходим. Чутка опаздываем. — Из-за Еси? — Да. Подождёшь? — Ну, куда я денусь? — Спасибо. Люблю тебя, Шастун. Ответить я не успеваю, потому что вызов завершается. Останавливаюсь и отхожу в сторону, выбрасывая бычок и затаптывая подошвой. Не успеваю я убрать телефон в карман, как приходит новое уведомление. Но прежде ещё раз задумываюсь о смерти. Каково это? В течение 50 дней ты будешь выполнять 50 заданий. Последнее — суицид. Но, чтобы быть готовым, мы будем с тобой проходить все задания. Ни ты, ни я из игры выходить не можем Меня зовут Диана, и дальше вместе будем играть Твоё второе задание: проснуться в 4:20 и смотреть суицидальные видео. Сфотографировать и прислать мне 8:12 Весь текст наводит ужас и страх, потому что смотреть такие видео в такое время я не хочу. Что делать? Отказаться? Но, блять, эта Диана пишет, что выхода из игры нет. Но попытаться стоит.Я выхожу из игры. Я больше не хочу
8:13
Кит запомнил тебя и не отпустит. Выходить нельзя, иначе он найдёт твоих родных и заберёт с собой. Играть нужно до конца и ты поймёшь, что смерть — это не страшно и не плохо. Это просто стадия, а дальше будет новая жизнь 8:15Я понял
8:15
Настроение тут же упало, потому поджимаю губы, а сердце колотится. Ну, что мне теперь делать? А если, действительно, они знают, где я живу и что-то сделают с мамой? Тогда что? Да сука! Но, с другой стороны, мне интересно. Что поджидает в скором времени, какие задания предстоит пройти? Сзади подбегает ребёнок, отчего пугаюсь и округляю глаза. Он прыгает на руки, благодаря чему вижу перед собой знакомые голубые глазки. — Антоша, я скучала, — улыбается широко Есения, чмокая меня в щёку. Эта девчушка всегда рада мне и открыта. Её старший брат подходит и пыхтит на Есю, так как он должен таскать и её рюкзак. А я наблюдаю и тихо умиляюсь, потому что Арс такой… котёнок в данный момент. — Шаст? Идём? — переключил он внимание на меня, хлопая длинными ресницами. — Да, — отпускаю Есю, а она берёт меня за руку, начиная закидывать вопросами, мол, почему я так долго в школу не ходил. С ней не виделся неделю, не считая время, проведённое в больнице и дома после неё. Арс идёт рядом, а мне хочется отвлечься от всех забот и забыть собственные проблемы.***
На большой перемене я, Арс, Димка Позов и Серёга Матвиенко находимся во дворе школы. Стою около лучшего друга, наблюдая за двумя близкими людьми. Димка, парень с карими глазами и очками, всегда казался серьёзным неприступным. А вот сейчас я иного мнения. Он действительно весёлый и хитрый подросток. Его конёк — сарказм. В его зеркалах души я вижу то, что хотелось бы видеть в свой адрес всегда. Увы, от Юрки этого я не дождался. Ещё один весёлый парень, Серёга, кажется надменным человеком, но это не так. На самом деле он добрый и хороший парнишка с кичкой на голове. Именно от этих людей исходит некое тепло, которое невозможно объяснить. Только, несмотря на это, родным человеком я считаю именно Арса. С ним мы столько лет знакомы, что успели стать самыми близкими. Арсений Попов — лучший в мире человек. — Может, погуляем сегодня? — предлагает Серёжа, а его глаза сияют. — Или кто-то чем-то занят? — Ну, я свободен, — пожимаю плечами. — У Арса сестрёнка. — За несколько часов с ней ничего не случится, если побудет дома одна, — отвечает брюнет, смотря на меня. Дима соглашается тоже, посему порешили, что встретимся ещё сегодня. Однако он какой-то задумчивый, даже грустный, но вмешиваться в его жизнь не стану, поскольку сам знаю, что это такое. Как только звенит звонок мы торопимся на урок, а я замечаю интересную вещь. Так как эти двое идут впереди, можно увидеть, что Сережа касается тыльной стороны ладони Димы, как будто поддерживает, но осторожно. Это вызывает лёгкую и добрую улыбку, ведь так прекрасно. Если между ними есть что-то всерьёз, то я буду только рад, так как хотя бы они могут быть счастливыми, если мне не дано.***
Матвиенко предложил покурить на заброшке, которая находится недалеко, а Арс ворчал, что не пойдёт. Во-первых, сигареты, во-вторых, опасно. Но я смог переубедить его, положив ладони на предплечья и сказав: — Мы же вместе, что ты переживаешь? Всё будет хорошо, обещаю. А получил в ответ: — Я за тебя боюсь. Этот взгляд был такой родной и одновременно детский, что я улыбнулся, обнял и поблагодарил. Арсений всегда будет рядышком, потому что я чувствую. Находясь уже на седьмом этаже заброшенного здания, в наших руках тлеет сигарета, пока Арс, скрестив руки на груди, стоит поодаль. Я вижу, что ему некомфортно здесь, но ради меня он всё же стоит сейчас здесь со мной. Но возможно, есть другая причина. — Ответьте, только честно, — подаю я голос, выдохнув дым. Серёжа и Дима, в знак непонимания, свели брови и насторожились. Я ухмыляюсь и кидаю взгляд на лучшего друга. — Успокойтесь вы, мне просто любопытно. Сделав последнюю затяжку, я выбрасываю окурок и направляюсь к Матвиенко и Позову, выдыхая попутно дым. Арс как-то странно оживился и сделал шаг к нам, но молчал. Встав в плотную к Димке, вглядываюсь в его глаза, где всё читаемо и ясно. Зрачки немного расширены и напуганы. — Между тобой и Серёгой ведь что-то есть, так? Не обманывай и не бойся. Позов ухмыляется и по-доброму смотрит, после находит ладонь Матвиенко, переплетает пальцы и крепко сжимает. Я вижу этот жест и по коже бегут мурашки от воспоминаний, так как точно так же делал Юрка, когда мы оставались наедине. Серёжа вздрагивает, но не одергивает руку. — На самом деле мы хотели уже признаться вам, но боялись. Вдруг вы гомофобы и начнёте читать лекции, что всё это неправильно, — смотрит Димка то на меня, то но Арса. Ах, если бы они знали, что первым вошёл в ряды геев я, то сейчас бы так не говорили. — Ни я, ни Шаст не будем менять своё отношение к вам, — приблизился Арс, положив ладонь на моё плечо, а я дарю ему короткую улыбку и возвращаюсь к паре. — Лучше расскажите свою историю. Мне лично интересно, что случилось в прошлом, что они почувствовали и признались друг другу. Это ведь так… сложно. А как было невыносимо мне рассказать о своих чувствах объекту любви. Тогда был мандраж, что меня пошлют нахуй, так ещё и высмеют. Но нет, всё закончилось благополучно и, как мне тогда казалось, взаимно. Например, признаться в собственной ориентации лучшему другу было сложнее, чем самому себе. Я так боялся, что Арс не поймёт и перестанет со мной дружить, а он наоборот принял и обнял. Он всегда так. — По началу мы были лучшими друзьям и была только дружба. Но со временем я начал смотреть на него как-то по-другому. Появилось желание лишний раз дотронуться, обнять и сказать в контексте, что люблю. Ну, я не обращал внимания, потому что казалось, что в этом такого? К тому же мы столько лет знаем друг друга, — говорил Дима, поглядывая иногда на Серёжу. Я стоял и внимал новую информацию, искренне радуясь за них, ведь у них получилось и они смогли. — Я же, тоже не обращал внимания, но когда мне было пиздецки плохо и я чуть ли не умирал, я наконец понял, что без этого человека моя жизнь будет ужасна. А после присматривался, ловил знаки внимания, думал по ночам о Димке и улыбался как дурак, — ухмылка. — А через год скрывать чувства было бессмысленно и он признался в своей ориентации, раз, — загибает Матвиенко большой палец. — В своей любви, два, — указательный. Кажется, им стало легче, а мне радостнее. Хоть кто-то может быть счастливым и любимым, в отличие от меня. А… Арс? За все годы он не рассказывал о симпатии или влюблённости, может, не нашёл ещё? Надо будет спросить. — И как долго вы прятались от нас? — наклоняю голову чуть в бок. — Около трёх месяцев, — ответил Серёжа. — Ну, знаете ли, неизвестно как бы вы отреагировали, узнав, что мы любим друг друга. — Мы бы так и так поддержали, смысл в разрушении дружбы? — пододвинулся Арс ко мне, смотря на влюблённых. — Вы всё равно те же, какая разница дружите вы или любите друг друга. — Я надеялся, что вы благоразумные и примите, — подавленным взглядом смотрит Позов. — Можно вас обнять? — задаю риторический вопрос, бросаясь уже в объятия. Обнимаю этих двоих и подзываю лучшего друга. Четверо парней обнимаются, как старые друзья, показывая, что рады друг другу. Этот момент прекрасен, поскольку мы стоим на седьмом этаже заброшки, обнимаемся и становимся счастливыми. Тогда может, не надо вычёркивать это из своей жизни? Нет. Хватит. Я выполню второе задание и получу третье.