Антон
Внутри отвратительное чувство, будто бы сделано что-то неправильное, нельзя было, а я сделал. Я не понимаю, что творилось со мной, когда мы с Арсом… Он ведь мой лучший друг, самый близкий человек, которого считаю родным. Это всё алкоголь, что был выпит нами, а после… вспоминать страшно. В глаза даже стыдно смотреть, не то, чтобы говорить. А если попытаться вспомнить, что я говорил в ту ночь… стыдно как. Я просил, чтобы я был только его, принадлежал только ему, потому что пытался отвлечь от того, что он увидел. Арс видел мои порезы. Чёртовы порезы и шрамы. Блять. А я ведь не хотел, чтобы кто-то когда-то это увидел. Помню и то, как Арс шептал на ухо о чём-то, когда всё закончилось. Как бы я ни напрягал память, ничего не получается. Последнее, что помню — наш поцелуй, а дальше темнота. Да, я уснул с ним в одной кровати, но поутру быстро сбежал в свою комнату, хотя изначально не понял, что произошло и как я там оказался. Яркой вспышкой представлялись картинки и звуки, отчего становилось стыдно. Я посмотрел на своего Ангела, спящего лицом ко мне, улыбнулся слегка, но после, быстро одевшись, убежал. В зеркале был не я, а кто-то другой. Это другой Антон, который позволил себе всё это, который разрешил себя целовать, забрать невинность, получив взамен тепло, не хватающего мне. Так ненавижу до сих пор себя за произошедшее. Сейчас за одним столом я сижу с ним — с парнем, с которым недавно был секс, переросший в ни во что. Родители, сидящие рядом, смеются и говорят о своей дочери, а я сижу и не молвлю ни слова. Просто нечего говорить, зная, что в глазах Поповых я добр, а вот в собственном отражении… я так жалок и несчастен, что и не описать. В горло не лезет ничего, а когда родители Арсения начинают вести себя, как счастливая семья, то сдерживаться сложно. У меня никогда такого не было. Мать и я — чужие друг для друга. В нас нет того, что есть в этих прекрасных людях, подарившие дитя на свет, перед которым мне так стыдно. Я идиот, что поцеловал, просил и не останавливал. И идиот, что предал нашу дружбу. Ведь между друзьями нет той близости, что была совсем недавно. Ненавижу себя. Родители Арсения и Есении начинают диалог с дочерью, а моё сердце разрывается от огня внутри. Он сжигает дотла то, что жило там, а теперь сжирает любовь. По венам растекается яд, заражающий всю плоть. Кипит злость и обида, что никогда у меня не было такого. Я вижу, как Еся смеётся с шутки отца, как Арсений слегка улыбнулся, глядя на сестричку. А у меня, сука, всё хуёво. В моей жизни нет той любви, какой хотелось бы; нет искренности и чувств, которые дарили бы покой; нет отношений, что приносили бы толику радости. У меня ничего нет. И не будет никогда. Я вскакиваю со стула, сжимая ладони в кулаки, бубню что-то вроде «Извините» и убегаю прочь из дома. Наскоро надеваю куртку и ботинки, вылетая из того места, где царит уют. Мне больно элементарно от ревности. Да, я ревную, что не чувствую себя в Воронеже в родной квартире нужным и любимым. Матери не нужен я, а она — мне. Надоело играть определённую роль, а потом плакать в комнате, скрючившись. Хватит театра с меня! Бегу по мокрой асфальтированной дороге, не зная, куда. Перед глазами пелена солёной воды, в груди и сердце — острая боль. Стараюсь не думать о матери, но как же, сука, воспоминания врезаются в память, сшибая стену. Я сидел у окошка, в ожидании мамочки, которая вот-вот должна была вернуться с работы, гадал, когда же придёт, и представлял, как смогу обнять. Однако предвкушения меня маленького были разрушены, когда мама возвращалась и не реагировала на мои объятия и слова, что я скучал. Она просто выдыхала, говоря, что очень устала. Убирала мои руки с себя и уходила. Вот так просто. Уходила. Тем самым, разбивая маленькое сердечко. Такое происходило не раз и даже не два, а я, как дурак, надеялся, что мамуля меня обнимет и чмокнет в щёчку. Наивным ребёнком я был, пока не понял окончательно, что быть одному — лучший выход. Поэтому я отталкиваю её, поэтому не хочу быть рядом, поэтому не могу ответить уже на её объятия, и поэтому не желаю разговаривать с ней. Подобное поведение мамы в детстве — не единственная причина, почему мы не можем ладить сейчас. Дыхание стало тяжёлым, прерывистым, потому останавливаюсь, поняв, что прибежал к речке, куда Арс привёл впервые. Блять, и он всплывает в моей памяти. Ну, зачем я им всем? Почему мне не дают сдохнуть и уйти уже? Почему всегда кто-то спасает и дарит шанс на жизнь? А если я не хочу им пользоваться? Не хочу страдать и выживать, мечтая умереть и быть в вечном одиночестве. Но никто, сука, не понимает, насколько мне больно! И даже эта семейная идиллия вывела из себя, потому что я устал и ненавижу всё то, что делаю. Всегда со мной что-то не так, всегда есть то, что мешает. Да даже убить себя не могу, так как находится преграда, которая просто переносит день смерти. В кармане куртки я нахожу лезвие, моя игрушка, стискиваю зубы и крепко сжимаю находку в левой ладони. Слёзы текут по щекам, капая на мокрую землю. Журчание холодной воды придает особое чувство. От этого я не умру, но сделаю себе больно, — как сказано в полученном задании. Чувствую, как острые грани проткнули кожу и теперь капли крови вытекают из открытой раны. Сердце стучит как бешеное. Больно. Больно физически и больно морально. Нахуй я вообще родился, если всё равно уже скоро умру? Зачем нужно было это? Чтобы я настрадался и понял, что не хочу быть актёром театра под названием «жизнь»? Человек, которого я смог полюбить и которому отдал сердце, не любил меня — не получилось. Парень, которого я считал лучшим из лучших, отказался от меня, променяв на другого. Конечно, мне было сказочно рядом с ним, но тогда я ещё не знал, что наши отношения были хорошим временем. А для меня Юра стал смыслом, который сейчас потерян. И больше никто не вернёт меня к жизни. От переполняемой боли я разжимаю ладонь, беру в правую руку и острой гранью наношу увечья так, что мгновенно остаются красные следы. Уже не так больно, потому что левая рука в крови. На тыльной стороне ладони появляются всё новые и новые порезы, глубокие и опасные. Но мне плевать. Плевать, что плохо, больно, ужасно и смертельно. Эта жизнь мне больше не нужна. После я на запястье делаю то же самое, дабы унять не боль, а воспоминания, что яркими картинками показывают фильм, делая мне только хуже. Там мама и я. Она игнорирует меня маленького, относится равнодушно и хладнокровно, а я проливаю слёзы и выдавливаю из себя: — Мама… Этот голос такой подавленный и грустный, что мама могла бы отреагировать, но она просто не слушает. Ей всё равно на собственного ребёнка. Тогда зачем сейчас, когда я вырос, что-то менять? Из-за такого отношения я привык быть один и справляться со всем самостоятельно. Новые порезы — новые воспоминания. Бабушка. От этого ещё больнее. Моего лучика больше нет со мной, моей звёздочки. Нет той, кто называл меня цыплёнком и сыночком. Моей бабушки просто нет. Она заменила мне мать, отца и всех, кого можно. Находясь с ней рядом, мне было плевать на то, что творится вне нашего мира. Я любил держать бабушку за руки, водить подушечками пальцев по её ладоням, улыбаться, а душевно чувствовать и знать, что время утекает сквозь пальцы. Мне тогда было непонятно, что я могу взять и потерять бабулечку, просто в один момент. А, когда я узнал про смерть её, то я сломался в одночасье. Она стала моими родителями, которым всю жизнь было на меня всё равно, ведь отца у меня нет, а матери — похуй. Юра. Моя любовь. Я всё ещё люблю его. Всё ещё хочу быть с ним. Но это невозможно, поскольку он любит другого, а я просто лишний в его истории, — как Арс однажды сказал. Он тоже влюблён, тоже терзает себя, тоже мечтает и ждёт, но, видимо, мы так и останемся в неведении. Наша любовь, наверное, не предназначена для вечного счастья, хоть в нас и живёт его имя, но никогда вместе ни один из нас с человеком не будет. Как только боль становится невыносимой, я останавливаюсь и фокусирую взгляд на «рисунке». Часть руки, начиная от тыльной стороны ладони, в крови. Она капает на землю, а я не чувствую себя виновным, словно всё это делал вовсе не я, а я отключился от этого мира, пока не понял, что сделал. С щёк так же капают слёзы, сердце так же разбивается на миллиарды осколков, память всё так же приносит разочарование. Любовь, превращённая в порох, растворяется в воздухе, которым дышу. Очистив лезвие, я убираю его в карман, но пугаюсь, когда слышу своё имя голосом родного человека: — Антон! Губы размыкаю, слёзы продолжаю лить, рукой не двигаю. Сзади подбегает Арс, хватает за плечо, разворачивая к себе. Голубые глаза наполняются ужасом, как только видят окровавленную руку и красные от слёз зелёные очи. — Ша-аст… — тянет он разочаровано, смотря на кровь. Я сглатываю, делаю шаг назад, говоря сквозь пульсирующую боль внутри: — Зачем ты здесь? Зачем ты пошёл за мной? — с каждым словом голос становится грубее и громче. Слёзы текут с новой силой. — Антон, — сделал он короткий шаг вперёд. — Давай спокойно поговорим. — О чём?! Я не хочу этого! Не хочу, чтобы ты опять слышал, какой я депрессивный подросток, у которого всё хуёво! Разве тебе не хорошо со своей семьёй?! Нахуй я тебе? — Антон, пожалуйста, перестань. Ты важен мне. Важнее всех. Нет, ты не мальчик, у которого всё ужасно. Пожалуйста, Тош… — последнее предложение сказано с мольбой и влагой на глазах. Я стою и не могу пошевелиться. «Тоша». Так меня называла лишь бабушка, говоря это с любовью в голосе. Тихий океан напротив заставляет молчать и дальше. — Никогда не думай, что ты мне не нужен или ты никто для меня, ладно? — прикасается он к моей правой руке. — Котёнок, — дотрагивается ладонью до мокрой щеки. — Пожалуйста, Антон, не отталкивай меня, — слезы заблестели в голубых зеркалх души. — А то, что произошло между нами той ночью, доказало ещё раз, что я не смогу бросить тебя, даже если захочу, — по его щеке скатывается слеза. — Зачем? — одергиваю руки и шагаю назад. — Ты разве не знаешь? — громко спрашивает Арс. — Разве не помнишь то, что я сказал тебе тогда? Как бы я ни пытался вспомнить разговор после секса, не получается. Я чуть свожу брови, показывая, что не понимаю. — Может, так будет лучше, — баритоном итожит Арсений, поворачиваясь спиной. — Так скажи ещё раз! — Действительно, хочешь знать? — поворачивается Арс лицом ко мне. — Сможешь потом смотреть мне в глаза и быть по-прежнему моим другом? — делает шаги навстречу. — А думаешь, легко смотреть сейчас, помня то, что было? — громче, чем он, спросил я. Арсений молчит, смотрит в глаза и, сука, молчит. Я уже наплевал на всё, даже на боль физическую и моральную. — Арс, не молчи! Тишина. Тишина. Тишина. — А-арс! Он поджимает губы, смотрит в глаза и не молвит ни слова. С моих щёк стекают слёзы, с руки — последние капли крови. Я делаю один шаг вперёд, сжав левую ладонь в кулак. Сердце колотится как ненормальное и быстро останавливается, — подобного не было никогда. — Прости, что твои слова не сохранились в моей памяти. Но как бы я ни хотел, не могу вспомнить, — хриплым голосом прошу прощение, остановившись в шаге от него. — Уверен? — снова тот же вопрос. Это заставляет замолчать, пошатнуться и не почувствовать земли под ногами. Мы стоим напротив друг друга, смотрим в глаза и молчим. Груди вздымаются и поднимаются, дыхание прерывистое, сердца разбиты. Впервые в жизни я хочу, чтобы он ушёл и оставил меня в покое. Как бы мне плохо ни было, я всегда желал оказаться рядом с Арсом, дабы не чувствовать себя одиноким и брошенным, всегда рвался к нему, хотел быть рядышком и быть кому-то нужным. Да, порой я вместо того, чтобы побыть с лучшим другом, проводил это время с Юрой. Но тогда мне хотелось быть только со своим парнем, забыв обо всех на свете, даже об Арсении. А этот человек не бросал меня никогда, не обманывал и не предавал, а я… я просто не достоин его. Скоро моя жизнь закончится, и каждый заживёт спокойно, не вспомнив даже о неком Антоне Шастуне.***
Прошло несколько дней, за которые я успел нанести себе вред, тыкая иголкой в руку, слушая депрессивную музыку и рисуя вновь кита на листочке. Уже завтра я буду в Воронеже, где необходимо выполнить новое задание, а именно залезть на мост. Мне бы хотелось сделать там шаг и упасть, стать на несколько секунд не собой, а кем-то другим. Чтобы потом нашли моё мёртвое тело, а я наблюдал и видел всё. С Арсением мы не разговариваем, так как никто из нас не хочет делать шаг навстречу. Я не чувствую вины или чего-то ещё, хотя знаю, что тоже виноват. Будто бы я опустошён и не нашёл себя. В глубинах всё умерло и было похоронено, словно никогда там и не существовала жизнь. Я просто мёртв внутри. Рядом сидит Арсений, который не обращает на меня никакого внимания, а я делаю это в ответ. Пиздец, блять. Я теряю или потерял единственного друга, который при любых обстоятельствах был со мной. А я такой эгоист и придурок, что даже не могу извиниться. Не могу, блять, просто сказать «Прости меня»! Но эти слова не будут иметь истинного смысла, поскольку в сердце не болит и не бьёт мечом. Левая ладонь перебинтована, а причина объяснена Поповым тем, что был не осторожен с ножом. Только Арс и знает, что случилось, потому что он догадывается о моих играх с лезвием. И знает, что только таким способом у меня получается заглушить боль. А ещё… скоро я начну ходить к психологу, чтобы что? Чтобы мне вправили мозги и вернули к жизни? Нет. Уже ничего не поможет выбраться из пучины мыслей о смерти.***
Мама вела себя крайне странно, когда я вернулся. Например, бросилась в объятия, целовала и говорила, что очень скучала. Накормила шарлоткой и напоила вкусным зелёным чаем, — а ведь это мой любимый пирог и вид горячего напитка, не считая чёрного кофе. Она улыбалась, рассказывала о чём-то радостном и спрашивала, как я провёл время вне родного города. А я хлопал ресницами, не понимая, с чего она ведёт себя так. Тем не менее, я поделился воспоминаниями из поездки, утаив про ссору с Арсом, ночные прогулки и пьянки. Не хотелось бы, чтобы она когда-либо узнала об этом, иначе откажется вовсе. Время «3:06». Я иду к мосту, поставив цель — стоять там до тех пор, пока не пойму что-то для себя. Осталось немного, потому делаю глубокий вдох и выдох, посмотрев на перебинтованную ладонь. Вспоминается наш с Арсом разговор на повышенных тонах. Сердце закололо. Вот я идиот. Идиот, что накричал на того, кто всё ещё остался в моей жизни и не уходит. А, возможно, скоро уйдёт, учитывая моё к нему отношение. Но мне так было хорошо с ним в ту ночь, несмотря на то, что испуг взял вверх утром. Всё равно было волшебно, когда мы целовались, лёжа на постели; когда я выцеловывал его шею с множеством родинок; когда слышались стоны из наших уст; когда ладони скользили по коже и сжимали бока; когда Арс припечатал меня к стене, впившись в губы. Всё это я помню, но что было по завершении? Подхожу к перилам, и этот воздух проникает в лёгкие, растворяется в алой крови и вплетается в вены. Хотел бы я встретить здесь рассвет или проводить закат, чтобы увидеть творчество художника. Шагаю к самому краю, слыша частое сердцебиение. Смотрю вниз и вижу в отражении воды фонари, которые сопровождают водоём вдоль. Вода чёрная и манящая, что хотелось бы прикоснуться, а лучше — утонуть. Очень хорошо, что я не умею плавать, значит не смогу цепляться за жизнь. Тело пойдёт ко дну и кислород будет выходить из лёгких, становясь пузырьками. Жизнь пройдёт фильмом перед глазами; любовь всполыхнёт в сердце, которое вот-вот прекратит работу; прошлое не догонит, а будущее останется где-то вдалеке, в то время как настоящее будет длиться до тех пор, пока очи не закроются навсегда. И всё это может произойти со мной в день смерти, но я не хочу воды. Способ убить себя был придуман давно, посему будет воплощён в жизнь. Арсений… Мой лучший и близкий друг, знающий мои слабости и тайны, но не знающий одного. Игра. Он про неё не знает. Смотря на то, как водоём тянется вперёд, представляю в водах бриллианты. Бриллианты Арсения. Они такие чистые, настоящие, без капли лжи, красивые и яркие. Пожалуй, это самые красивые очи, которые я встречал, хотя раньше считал таковыми пару карих глаз, встречаясь с Юрой. В Арсе можно утонуть и можно потерять себя, задумавшись обо всём. Например, кто ты и что из себя представляешь, для чего ты был рождён и что для тебя прекрасное. Ответы на эти вопросы будешь искать вечно, плутая в невероятном мире Арсения Попова. Совесть и сердце не дают мне покоя, потому достаю телефон из кармана куртки, захожу в ВК и записываю голосовое сообщение в нашем с Арсом чате.Арсений Попов
Голосовое сообщение:
[Арс, извини, что так поздно, но я хочу сказать. Пожалуйста, прости меня за… Я не могу не думать о том, что произошло у той речки. Не хочу терять тебя и, чтобы ты злился… Пожалуйста, поговори со мной. Пожалуйста, Арсений.]
3:19
Арса нет в сети сейчас, но он прослушает и, возможно, ответит как проснётся. В груди что-то скрежещет, отдавая в мозг криком, что он не простит. Я обязан объяснить всё.Голосовое сообщение:
[Сюш, пожалуйста, прости меня, я такой идиот… Знаешь, где я сейчас? На мосту. Стою и думаю над своей жизнью и о тебе. Не спрашивай, зачем и почему я здесь. Это и неважно. Наша ночь… да, мы выпили, да, потеряли голову, но это не значит, что я игнорирую тебя или не хочу разговаривать. Просто… ты ведь знаешь, что этого у меня никогда не было, и… как-то странно, ведь мы друзья, а теперь кто? … Пожалуйста, ответь на сообщения, я хочу услышать твой голос. Ладно, Сень? Я буду ждать.]
3:26
Я выдыхаю, вспоминаю, что необходимо сфотографировать вид, дабы задание было выполнено, тут же отправляю куратору и убираю телефон в карман. Ещё пару минут стою и просто не думаю ни о чём, даже об Арсении. Дышу воздухом, понимая, что совсем скоро лишусь того, что имею, ведь сегодня второе ноября. Восемнадцать заданий позади. Тридцать два впереди. Умру в декабре. Хочу, чтобы снег выпал в этот день и падал хлопьями на моих похоронах. Надеюсь, моё желание сбудется, но оно не последнее.