***
Вот и закончился последний урок, а впереди целых два выходных. Для Юнги это означало лишь одно — есть возможность разобрать все вещи, что он, естественно, и сделает. Ведь друзей у него было немного, да и те, кто до сих пор поддерживал с ним связь, жили на другом конце города и встретиться с ними было крайне сложно. Историк начал собирать все свои принадлежности в рюкзак, как вдруг в аудиторию вошёл директор. — Мистер Мин, слышал, у Вас с Чимином произошёл конфликт. Что-то серьёзное? — Ничего страшного, юношеский максимализм. Рассказывал ребятам про проклятие, а его это разозлило… Да я ещё и очки попросил снять в начале урока. Кто ж знал, что они для зрения. Вот и получилось разногласие, — потирая затылок, сказал Мин. — Ах, да, зрение. Совершенно забыл обсудить эту тему… Дело в том, что заболевание Пака никто не может определить, но мальчишка слепнет на один глаз вот уже не один год, и его это очень сильно подкосило. Вначале он занимался с психологом, потом с психотерапевтом, но всё привело к тому, что он посещает самый минимум занятий, чтобы его допустили до переводных экзаменов. Темы и домашние задания большинству учителей он кидает на почту. Он хороший ребёнок, но с крайне слабой психикой. — Что ж, приму к сведению. Но, увы и ах, каким бы хорошим человеком он ни был, со мной он изъявил желание больше не пересекаться, — пожал плечами Юнги и продолжил. — Надеюсь, до меня тоже дойдёт очередь, чтобы принять его домашку по почте, а иначе этот молодой человек будет пересдавать историю летом. — Я поговорю с ним. Он неплохой мальчик, просто ему не очень повезло в жизни, — смотря в окно, сказал директор.— Зато повезло со школой. Мало где учителя и директор идут навстречу и делают подобного рода поблажки. Хороших выходных, мистер Мин. — Вам тоже, директор. Придя домой, Юнги начал разбирать коробки, что за неделю уже успели покрыться тонким слоем пыли. Вещей у него было немного. В основном, его багаж ценностей состоял из книг, фотографий и различных блокнотов, где он время от времени писал рассказы или маленькие четверостишья. Об этом его увлечении не знал никто, даже мать, а потому оставлять это в её доме было опасным занятием. Родители у Юнги были строгих правил. Отец являлся военным в отставке, а мама какое-то время заведовала школьной библиотекой, что и стало основной причиной того, почему Мин пошёл в пед. После уроков нередко приходилось сидеть в библиотеке и ждать, пока рабочий день подойдёт к концу, и он с мамой пойдёт домой. Чтобы не скучать среди пыли и множества книг, он начинал бродить между стеллажами в поисках интересного, цепляющего взгляд названия и однажды нашёл. Наткнувшись на очень старое издание под заголовком «Истоки всего, что мы знаем о мире», он окунулся в написанный текст настолько глубоко, что, когда часы пробили шесть часов вечера, а мать уже стояла с сумочкой у самой двери помещения, держав ключи в руке, совсем не хотел прерываться и оставлять книгу даже на минуту. Естественно, будучи заведующей, мисс Мин могла себе позволить выписать книгу на дом, что, собственно говоря, она и сделала. Счастью парнишки не было предела. В ту ночь спать он так и не лёг, и, хвала небесам, на следующий день, как по волшебству, школу закрыли на экстренную дезинфекцию в связи с каким-то новым вирусом, но Мину было совсем не до этого. Придя в школу после внеплановых выходных, Юнги принёс толстое издание обратно в библиотеку и, уточнив у женщины, заполняющей брошюры, есть ли у этой книги второй том, получив утвердительный ответ, засиял, словно тысячи фейерверков в небе. Разумеется, книгу в дом принесла уже мама и, протянув её сыну, спросила, решил ли тот, куда будет поступать, после чего, услышав ответ, крайне удивилась. То было короткое «в пед, на историка», но сколько же за этим последовало уточнений и выяснений — уже и не счесть. Так и вышло, что одна книга изменила всю жизнь молодого и очень умного парня по имени Мин Юнги. Кстати, из-за неё он и поссорился тогда с мамой, после чего доверие в их отношениях практически сошло на нет. Книгу, состоящую из двух томов, он позже выкупил, и сейчас, сидя на полу у одной из раскрытых коробок, на него смотрело именно то великолепное издание. Всё, казалось, было уже позади, и у Мина началась новая жизнь, но как бы не так. Всего одно коротенькое смс «Сынок, я приеду завтра, ближе к вечеру. Ненадолго, не переживай, просто посмотрю, как ты устроился, и назад» послало к чертям настроение и вместе с тем желание что-либо делать. А потому, быстренько сдвинув все коробки во встроенный шкаф, Юн надел на себя серые джинсы, черную футболку оверсайз и угольного цвета пальто и направился в ближайший бар. Он не был из тех людей, что каждый раз запивали алкоголем тоску или злобу, но сегодня он хотел стать именно таким человеком.***
Придя домой чуть раньше обычного, Пак решил, что, пока он остался наедине с собой, можно было бы немного вздремнуть, но не тут-то было. Стоило ему только начать переодеваться, как в комнату ввалилось вдрызг пьяное тело и начало что-то невнятно бормотать на древне-алкашническом языке. Всё это могло показаться до жути смешным, но Чимин подобного состояния парня боялся искренне и безумно. Ведь когда они ещё не состояли в отношениях, а лишь снимали эту квартиру напополам, один такой пьяный приход закончился принудительным сексом и, кажется, одним сломанным ребром. Нет-нет, Чонгук не был опасен, более того, он безумно нравился младшему ещё тогда. Просто, как утверждал Пак, его партнер совсем не умеет пить, это и являлось их главной проблемой. — Гуки, ты рано. Всё хорошо? — начал Чимин, медленно подходя к шатающемуся телу. — Снова здорово. Опять прогуливаешь уроки… Папочка будет недоволен. Хочешь, я наберу ему позже? — старший любил добивать Пака звонками родителям, привирая, что, если бы не он, их сынок давно бы сторчался где-то под забором. Чонгук говорил очень тихо и медленно, неспеша подбираясь к Чимину. — Нет, не нужно. Чего ты задумал? Я отпросился из-за проблемы с глазами. Сегодня работа с компьютерами, а врачи это дело мне не рекомендуют. Зачем объяснять, когда ты всё знаешь и сам? Для чего сопровождать меня у врачей, если ты их не слушаешь? — Чего я задумал? Малыш, ты серьёзно? Я вовсе не деспот, отец — просто шутка. Я так соскучился по твоим аппетитным булочкам. Подготовься, я очень голодный, — очень пьяно шепнул Чонгук, после чего звонко шлепнул младшего по заднице и развернулся в сторону прихожей. — Я мигом в аптеку, у нас нет смазки. Достаточно громко хлопнув дверью, старший оставил Чимина одного с горой мыслей, сомнений и страхов. Так было всё время. Так будет и дальше. Пак поселился в квартире с второкурсником Чоном полтора года назад, когда родители нашли ему офтальмолога в столице. Препираться и отказываться от затеи парнишка не стал, зная, что семья ему зла не желает. Наоборот, мигом собрав вещи, радостно переехал в новое жилище, чётко понимая, что теперь его ждет уйма приключений, новые друзья и, возможно, первая любовь. Поначалу Чимин почти не высовывался из своей комнаты, ну, а после, когда добродушный сосед вошёл к тому в доверие, начал частенько зависать на кухне или же в гостиной за просмотром очередного интересного фильма. И вот, спустя почти год дружного сосуществования, произошло нечто, навсегда сгубившее психику маленького невинного мальчика. Чон пришёл после очередной пьянки с друзьями, но в совершенно несвойственном ему виде. Глаза были злыми, практически бешеными, на губе красовалась небольшая ранка, появившаяся, судя по всему, от чьего-то кулака. Футболка слегка подрана в области воротника, волосы взъерошены, а костяшки на пальцах сбиты в кровь. — Гук, что случилось, где больно? Ты дрался? — поспешил к нему младший, осматривая покалеченное тело. — Убери свои блядские руки, смазливая сука! Думаешь, подлизался ко мне и всë можно? Не смей даже открыть сейчас свой поганый рот. Он сгодится, разве что, для заработка денег, — Гук отшвырнул Пака, после чего, подойдя к ошарашенному парню, вновь продолжил свой гадкий разговор. — Жалкое подобие шлюхи. Скажи, почему вы все строите из себя искренних и невинных, но стоит богатому папику поманить вас пальцем, вы тут же ложитесь под них, раздвигая свои аппетитные булочки, совершенно забывая, что недавно клялись в любви другому. Скажи, почему вы не способны любить, даже капельку? — Гуки, ты чего? — заплакал Чимин, отползая от впритык подошедшего Чона.— Я же ничего тебе плохого не делал, не говорил. Почему я? — Не понимаешь? Я влюблен в тебя почти год с тех самых пор, как ты начал проводить в гостиной почти всё время. Я глаз от тебя не мог отвести, бредил тобой, твоим голосом, телом. Скажешь, не замечал? Или именно поэтому начал гулять с одноклассниками после школы и на выходных? Скажи, тебя уже кто-то трахнул? — Нет, что ты говоришь? Как ты можешь? Они мои друзья, а ты… ты… — Чимин, не выдержав гнева старшего, разревелся, облокотившись о стоящий рядом диван. Он был уверен, что, увидев чужие слезы, Чонгук опомнится и обязательно извинится перед младшим, но он ошибался. Преодолев расстояние в пару шагов за мгновение, тот навис над Паком и, притянув его за ворот футболки, звонко зарядил пощечину, затем другую, а после — третью. — Мерзкая, лживая тварь. Все вы — твари. В вас нет ничего живого, ни одного чувства, и я сейчас это докажу. С этими словами Чонгук начал снимать с себя футболку, после чего принялся и за брюки. — Я покажу тебе, кто ты на самом деле, — пьяно сказал он, откидывая свою одежду к дивану и приближаясь к хрупкому, беззащитному мальчику. Стянув с того домашние штаны, что оказалось сложнее, чем он мог предположить, Чон попытался снять и трусы, за что получил стопой в и без того болевшую челюсть. Подскочив от удара, Чонгук со всей силы ударил парня ногой по рёбрам, после чего руки Чимина потянулись к источнику безумной боли, что заставила его свернуться калачиком, открывая все уязвимые места. — Будет больно, но ты заслужил, — коротко бросил Чон, после чего достал из рядом стоящего комода презервативы и смазку. Раскатав латекс по члену и смазав его в достаточном количестве жидкости из тюбика, он резко сдëрнул боксеры с пятой точки младшего и начал медленно без растяжки входить в него, шумно вдыхая сквозь сомкнутые губы. Через пару минут, привыкнув к узости заднего прохода, Чонгук начал резко вдалбливаться в тело, что лишь ещё сильнее сжималось от боли. Чимин тихо плакал, кусая свой небольших размеров кулак, пока его тело разрывало от безумного стыда и боли, которая шла отовсюду. Он ненавидел себя за то, что не признался старшему вовремя, что не открыл ему свои чувства и что позволил тому думать о себе так низко. Но ещё больше он ненавидел Чонгука, который в данный момент убивал в нём того человека, который пока мог на что-то надеяться, во что-то верить. В тот вечер Пак уснул прямо в ванной, повторяя себе раз за разом, что его тело безумно грязное и мерзкое. Школу пришлось прогуливать неделю, списывая это на воспаление лёгких и высокую температуру, которая на самом деле безумно мучала парня с того самого происшествия. Как оказалось позже, у него было повреждено ребро, но не сильно, всего пара трещин, поэтому Чимин всячески отказывался от лечения, убеждая врачей, что это был просто неудачный спуск с лестницы. Любовь и ненависть, перемешанные в голове Пака, заставляли его морально страдать, истязали, лишали аппетита и сна, пока тот и вовсе не подсел на антидепрессанты. После них стало в разы проще, и даже Чон больше не вызывал прежнего отвращения к себе. Чуть позже, когда Чимин окончательно потерял смысл жизни и веру в светлое будущее, Чонгук попросил того быть его парнем, поклявшись на коленях в том, что подобных ситуаций больше не будет. В каком-то смысле их действительно больше не было. Чимин заранее знал, как отвечать на грубости в свой адрес и всегда соглашался на постель, равнодушно подставляя себя под тирана. С тех пор прошло уже достаточное количество времени, и Чимин просто-напросто свыкся с мыслями о том, что так будет всегда — другого даже нет смысла ждать. Вот и сегодня, оставшись в комнате наедине с самим собой, Пак, обречённо выдохнув, направился в ванную комнату, чтобы подготовиться к предстоящему соитию. Он хотел бы пожалеть себя, рискнуть и сделать свою жизнь лучше, но в голове практически всё время крутились одни и те же слова: «У меня есть парень, родители, я нормально учусь, и у меня есть все шансы прожить без слепоты ещё парочку лет — разве этого мало?» В чём-то Пак Чимин был действительно прав, ведь если не брать в расчёт то, что он подвергался абьюзу и насилию — всё остальное в его жизни было, в принципе, в пределах нормы.