***
— О чём задумался? — голос раздаётся внезапно, заставив Тигнари вынырнуть из своих мыслей и невольно вздрогнуть. Он отрывает сосредоточенный взгляд от играющего в бокале вина и понимает, что фильм на экране телевизора стоит на паузе, а сидящий рядом Скарамучча взволнованно смотрит на него. — Вспомнил, как Коллеи приехала к нам в общежитие накануне экзаменов и привезла несколько пакетов с продуктами. Отругала нас за то, что мы совсем не готовим, и сварила нам целую кастрюлю супа, риса и пожарила мясо, — Тигнари на секунду задумывается и, залпом допив оставшееся вино, договаривает: — а потом почти силой заставила нас оторваться от учебников и поужинать. А ты смотрел на неё так сердито, но всё же продолжал есть, — Тигнари невольно усмехается, заметив, как заалели щёки Скарамуччи. — Конечно, я был недоволен! — наигранно возмущается Скарамучча, посмеиваясь. — Она отчитала меня как провинившегося юнца и принялась командовать на моей кухне! — счастливо улыбаясь, Тигнари придвигается поближе, устраиваясь у парня плече. Спустя несколько минут он неуверенно нарушает тишину и шепчет: — Я скучаю, — на глаза наворачиваются слёзы, но Скарамучча быстро смахивает их с лица Тигнари и обнимает его, с трудом сдерживая рвущиеся наружу эмоции. — Постарайся заснуть. Я буду рядом.***
Солнце с трудом пробивается сквозь пышные кроны деревьев, своими тонкими лучами пытаясь добраться до невысоких травинок, шелестящих от робких дуновений весеннего ветра. Тигнари опускается под одним из раскидистых дубов, чьи трепещущие листья отбрасывают на землю глубокие тёмные тени. Густая чаща леса снится Тигнари с самого детства. В первый раз, оказавшись среди высоких старых деревьев, он так испугался, что свернулся калачиком у самых корней, и из его глаз непроизвольно закапали слёзы. Если бы не взволнованный голос малышки Коллеи, страшно напуганной тем, что оказалась в неизвестном месте совсем одна, он так бы и продолжил сидеть и безудержно плакать. Впоследствии они приходили к этому древу каждый день. Будучи детьми, они постоянно играли здесь в прятки и салочки, целыми днями без устали гоняясь друг за другом. Прошли годы. Тигнари поступил в университет и более не мог также часто видеться с Коллеи. Но с наступлением ночи, когда реальность отступала, они вновь встречались под раскидистой кроной и часы напролёт разговаривали обо всём на свете. Тигнари оборачивается, внимательно всматриваясь в черноту леса. То было прекрасное, беззаботное время. Мечта, ставшая явью, в один миг потускневшая, как последний осенний цветок на ледяном ветру, разлетевшийся на мелкие осколки. В день, когда Коллеи погибла, голоса птиц в лесу затихли, на листья опустился первый снег, а её пустой образ навечно застыл в бледной тени деревьев…***
Следующий рабочий день Тигнари проходит, словно в тумане. Студенты ведут себя на удивление тактично, — даже извечно шумные и чрезмерно любознательные третьекурсники замолкают, едва встретившись глазами с тяжёлым, бесконечно усталым взглядом, и быстро сворачивают не успевший разжечься спор по очередной теме. Тигнари благодарен. Он помечает себе не добавлять на экзамен сложных вопросов по сегодняшней теме и, вернувшись на кафедру, заваривает очередную чашку чая, добавляя в неё несколько капель успокоительного. За окном продолжает идти снег, но, несмотря на отвратительное настроение, утренние слова Скарамуччи ободряют — в свой собственный выходной тот обещал заехать за ним после работы. Они более не говорили о произошедшем вчера, но мысли ни на секунду не покидают Тигнари. Зачем кому-то пришлось лгать на такую щепетильную тему родственных душ? Кроме того, по словам Скарамуччи, тот парень, — Сайно, — лишь недавно перевёлся в университет Саппоро, до этого они не встречались, так какой смысл в подобном вранье? Единственная разумная мысль о вспыхнувшей юношеской симпатии к преподавателю и отчаянной лжи в глупой попытке обратить на себя внимание отпадает сразу. Поспорил с кем-то? Последний оставшийся вариант. Но когда успел? Тигнари никогда не вёл пары у магистрантов, тогда это признание предназначалось вовсе не ему, а Скарамучче? Каждая новая мысль тянет за собой сонм неразрешимых вопросов, заставляя Тигнари нервно крутить в руках полупустую чашку. «Я всё решу» — данное обещание успокаивает, греет душу, но судьбе не было угодно, чтобы оно сбылось. За размышлениями Тигнари не замечает, что он на кафедре уже не один. На улице начинает бушевать метель.***
— О чём вы хотели поговорить со мной? — Тигнари бездумно смотрит в окно, рассеянно помешивая чай ложечкой. Он не может заставить себя обернуться и взглянуть на этого студента — неважно, какие мотивы заставили его солгать, но эти слова всколыхнули слишком много воспоминаний, которые он так старательно прятал в глубине своей души. — Я не солгал вам вчера, — Тигнари замирает. Внутренне напряжение, копившееся в нём со вчерашнего дня, начинает словно просачиваться сквозь кожу. — В первую же ночь моей университетской жизни мне приснился сон, — стараясь держать свой голос как можно увереннее, говорит Тигнари, — я давно нашёл свою родственную душу, поэтому прошу вас оставить… — Вчера вы лежали под высоким деревом всю ночь. Сердце Тигнари пропускает такт, падает куда-то вниз и замирает от непередаваемого страха. Мысли суматошно мечутся в голове. Дрожащие пальцы цепляются за ручку чашки, как за спасительную соломинку. — Вы… — голос Тигнари обрывается, а по щеке катится одинокая слеза. «Как такое возможно?» — крутится перед затуманенным взором. Любая попытка сказать хоть что-то вызывает резкое головокружение и приступы тошноты. — Вы были этой ночью в лесу, — вновь звучит напористо из-за спины, — я видел вас, вы мой… — Прекращайте этот цирк! Внезапно раздавшийся знакомый голос ударяет по нервам, разрывая образовавшийся в теле тугой узел напряжения. Тигнари оборачивается так резко и порывисто, что перед прояснившимся на секунду взглядом пляшут сотни ярких искр. Никто не знает, каких усилий ему стоит не сорваться с места и мигом не броситься в объятья стоящего у двери парня, а лишь медленно подняться и подойти. Скарамучча зол. Его суровый взгляд, направленный на Сайно, источает ненависть и злость такой силы, что студент невольно потупляет глаза. — О том, что мы впервые встретились в лесу, знает половина университета. Преподаватель Яэ любит рассказывать эту историю каждому встречному, — с трудом сдерживая собственные эмоции, злобно шипит Скарамучча, — поэтому заканчивайте свои глупые игры и возвращайтесь домой. Вам скоро предстоит экзамен по современным экономическим отношениям, советую вам готовиться усерднее. Дверь кафедры громко захлопывается. Тигнари, пребывая в состоянии полного ошеломления, бездумно плетётся за Скарамуччей, не решаясь произнести ни слова. Снегопад на улице немного утихает… Оказавшись в машине, Тигнари не отводит глаз от Скарамуччи. Тот выглядит встревожено, нервно постукивает пальцами по рулю и то и дело бормочет себе под нос нечленораздельные ругательства. — Скара, — Тигнари успокаивающе накрывает своей рукой чужую и подносит её к губам, целуя пальцы, и прижимает ладонью к своей щеке. — Всё хорошо. Скарамучча не может злиться дальше. Он нежно смотрит на Тигнари, на то безграничное тепло, что плещется в его усталых глазах, и, улыбнувшись, притягивает парня к себе, заключая в долгие объятия. — Я волновался, — Скарамучча чуть отстраняется, прижимаясь своим лбом ко лбу Тигнари и оставляя на его губах осторожный, почти невесомый поцелуй, — не отпущу тебя, — у Тигнари от этого глубокого проникновенного голоса мурашки бегут по коже. — Поехали домой.***
Раздаётся тихий щелчок входной двери, и, наконец, оказавшись в квартире, Тигнари машинально прижимается спиной к стене, с большим трудом стараясь удержать равновесие на сделавшихся ватными ногах. Нарастающее с каждой секундой напряжение этого безумного дня вмиг улетучивается, сменяясь гудящей слабостью в мышцах. — Ты в порядке? — тихо, почти шёпотом спрашивает Скарамучча, аккуратно обнимая парня за талию. «Да, конечно» — вымученно думает Тигнари, делая несколько глубоких вдохов. После слов Скарамуччи его мысли беспорядочно метались в голове, а тут ещё и сердце взялось биться, как птица в клетке, то пытаясь выпрыгнуть из груди, то ухая вниз и замирая. Доверие, радость, забота, понимание, защищённость — радуга эмоций заливает сознание Тигнари, и ему с трудом удаётся совладать с собственным телом. Сколько прошло времени? Когда в последний раз от разливающегося по телу тепла было настолько приятно? Когда в последний раз он улыбался так счастливо, как сейчас?.. Всю сознательную жизнь Скарамучча был рядом. Даже после гибели Коллеи он продолжал держать Тигнари за руку, успокаивать и терпеливо ждать. И сегодня… впервые за несколько лет он действительно заставил Тигнари поднять глаза и вновь взглянуть на мир. Впервые за эти несколько лет Тигнари почувствовал, что значит по-настоящему, искренне желать жить. — Пойду в душ, — убедившись, что Тигнари способен устоять на ногах, Скарамучча легонько целует его в макушку и, быстро сбросив с себя уличные вещи, скрывается в другой комнате. — Отлично. Прекрасно. Успех, — поражённо шепчет Тигнари, стоя посреди пустого коридора с алло горящими щеками и ощущением нарастающего возбуждения. Тигнари смутно помнит, как оказывается в спальне, но если щёки за это время успевает побледнеть, оставив от ярко-красного следа лишь лёгкий смущённый румянец, то чувство физической неудовлетворенности лишь усиливается, теперь неоднозначно выпирая из-под домашних штанов. Тем временем из ванной продолжает доноситься шум льющейся в душе воды… «Может, успею сам разобраться?» — Тигнари было тянется к завязкам на штанах, как внутренний голос упрямо возражает: «То есть через пару минут из ванной выйдет самый горячий парень университета в его любимом шёлковом халате на голое тело, которое на данный момент принадлежит только тебе, а ты собираешься разобраться со своим возбуждением сам? Ты это серьёзно?..» — Я освободил ванную, если тебе надо… — Я хочу тебя, — голос Тигнари прорезает спальню, и Скарамучча замирает на пороге. — С чего вдруг? Это из-за моих слов? Я другое имел… — несколько взволнованно начинает парень, но не успевает и слова добавить, как Тигнари бросается к нему в объятья, сливаясь и растворяясь в долгом страстном поцелуе. Скарамучча не понимает, что вдруг нашло на Тигнари, но ответно прижимает его к себе, отвечая на настойчивые просьбы о ласке. — Пожалуйста, — от томного голоса Тигнари дыхание учащается, и Скарамучча невольно сжимает пальцы на его талии, — ты чувствуешь, насколько я хочу тебя? Пожалуйста… — Я не хочу делать тебе больно, ты явно не готов сегодня, — Скарамучча говорит отрывисто, с трудом разбирая собственные слова. — Я мигом, — Тигнари, воодушевлённый тем, что ему не отказывают, быстро клюнув парня в губы, убегает в ванную, прикрикивая следом: — дай мне немного времени, и я буду готов для тебя. Скарамучча тем временем медленно оседает на кровать. Сколько времени у них не было близости? «Кажется, давно» — думает Скарамучча, бездумно уставившись в потолок. Во всей этой суматохе бесконечной тянущихся будней, наполненных университетской суетой, просто некогда было идти на поводу у собственного тела. Даже сейчас он не может с полной уверенностью сказать, что возбуждён и воодушевлен в равной степени с Тигнари. Но как показывает практика, тому не составит труда это исправить… Проходит около десяти минут, из ванной продолжают доноситься непрекращающиеся всплески воды. Скарамучча поднимается с кровати; ненадолго задержав взгляд на падающий хлопьями снег за окном, зашторивает ставни и, подойдя к низкой прикроватной тумбочки, слегка тоскливо заключает: «Целую вечность не было» — он смотрит на пустой ящик, в котором обычно лежала смазка и презервативы, и иронично усмехается. Тигнари будет крайне недоволен. — О чём задумался? — раздаётся над ухом, и Скарамучча разворачивается. Глаза отказываются держаться на месте, бросаясь туда-сюда от тонких белых щиколоток к этой игривой, озорной улыбке; от изящных, длинных кистей рук к этой чёрной, длиной до колен футболке. К любимой домашней футболке Скарамуччи. — Выглядишь… прекрасно, — Тигнари смущённо отводит глаза и не успевает и слова сказать, как Скарамучча подхватывает его под бёдра и кладёт на кровать, оставляя на губах несколько быстрых поцелуев. — Хочешь, расстрою? Тигнари соображает плохо. Такой горячий и возбуждённый Скарамучча, с плеч которого сползают рукава халата, оголяя тонкие ключицы, сейчас нависает над ним, прижимает к постели, к себе, целует так сладко и смотрит с таким откровенным желанием, что Тигнари тянется к нему вновь, пропуская слова мимо ушей. — Не будем сегодня доводить до конца. Губы Тигнари останавливаются в сущих миллиметрах от губ Скарамуччи, и тот удивлённо отстраняется, смотрит непонимающе, хмурится, нервно сжимает губы и закрывает глаза. «Что я сделал не так?» — вопрос застывает на внутренней стороне век и неприятно жжёт глаза. Сотни безрадостных мыслей пролетают в голове за считанные секунды, и Скарамучча невольно прыскает со смеху, зацеловывая лицо Тигнари. — Нам надо чаще закупаться, — он ведёт рукой к бёдрам и задирает футболку, оглаживает впалый живот и опускается. — А то ни смазки, ни презервативов. Тигнари протяжно стонет, неосознанно хватается за чужие волосы, ощущая, как горячее тепло обволакивает его возбуждение и затуманенным взглядом смотрит в потолок, невнятно проговаривая: — Я чистый внутри. Скарамучча внезапно отодвигается и неожиданно строго произносит: — Я не сделаю тебе больно. Сердце вновь заходится в бешеном ритме, голова идёт кругом. Тигнари не выдержит, ему необходим Скарамучча, здесь, сейчас, обнимающий его, прижимающий его к себе и двигающийся внутри него. — У меня есть натуральное масло для тела, — Тигнари звучит почти умоляюще, указывая на бутылёк на тумбочке, и Скарамучча всё же согласно кивает. Он одним лёгким движением переворачивает парня на колени и, подложив ему под живот подушку, нависает сверху. Тигнари расставляет ноги шире и предвкушает грядущее удовольствие от их единения, как чувствует тёплое дыхание, медленно опускающееся к ягодицам, и недоумённо замирает. — Что ты… Мягкий, влажный язык проходится по ложбинке, и Тигнари тут же замолкает, густо краснея и утыкаясь лицом в одеяло. Язык умело кружит по кольцу мышц, надавливает и проникает внутрь, оглаживая чувствительные стенки и заставляя Тигнари теряться в собственных беспорядочных стонах. Всё его перевозбуждённое естество требует внимания, завязавшийся в животе узел возбуждения так и норовит разорваться, но Скарамучча ласкает медленно, добавляет уже смазанные в масле пальцы и двигает нарочито осторожно, заставляя чужое нутро гореть. — Скара… — Тигнари дышит загнанно, отрывисто. — Ты же хочешь, — он заводит руку назад и слегка надавливает парню между ног, заставляя того резко отстраниться и шумно выдохнуть. Терпение Скарамуччи быстро заканчивается. — Если будет больно, сразу скажи, — стараясь сделать голос как можно серьёзнее, наказывает Скарамучча. Тигнари не успевает даже хмыкнуть, как чувствует проникающую внутрь обмазанную в масле плоть, раздвигающую податливые стенки. Непривычное чувство наполненности приносит лёгкий дискомфорт, размывающийся под россыпью поцелуев, расцветающих на спине. —Двигайся же, мне не больно, прошу, — Тигнари ведёт бёдрами, сжимается внутри и победно ухмыляется, слыша тихий стон, сорвавшийся с любимых губ. Скарамучча сдаётся. Он приподнимает парня за живот и, придерживая его за бёдра, срывается на быстрые, размашистые толчки. Сладостные стоны заполняют комнату, и Тигнари забывается с именем Скарамуччи на губах каждый раз, когда тот задевает чувствительный комок нервов внутри. Халат окончательно сползает на кровать. Скарамучча заставляет парня встать на колени и, развернув лицом к себе, затягивает в поцелуй и рукой обхватывает чужое возбуждение. Тигнари хватает нескольких движений, чтобы звёзды перед глазами взорвались ярким фейерверком, и узел внутри живота развязался, оставляя после себя сладостное ощущение томной неги. — В порядке? — спрашивает Скарамучча, выходя из Тигнари, и к своему удивлению чувствуя, как липкое семя стекает ягодицам, довольно улыбается и тихо шепчет в ответ: — Хочу какао. На лице Скарамуччи расплылась обворожительная улыбка. Какао так какао.***
Солнце с трудом пробивается сквозь пышные кроны деревьев, своими тонкими лучами пытаясь добраться до невысоких травинок, шелестящих от робких дуновений весеннего ветра. Тигнари опускается под одним из раскидистых дубов, чьи трепещущие листья отбрасывают на землю глубокие тёмные тени. Он вновь переводит взгляд на отпечатавшийся средь листвы девичий образ и улыбается в ответ, смотря на застывшую на родном лице улыбку. Тигнари хочет встать и подойти ближе, но его тело будто каменеет, когда за одним из толстых стволов деревьев он замечает подозрительно знакомый силуэт…