Убивая Еву

Времени не существует. Время потеряло смысл в тот момент, когда Ева одна вынырнула из глубин Темзы. Из глубины, которая поглотила Виланелль, а заодно будущее Евы, и желание жить. Только инстинкт самосохранения, этот чертов древний механизм не позволил ей тоже пойти ко дну. Легкие разрывало от боли, холодная вода заливала глаза, забивалась в рот, нос. Каждый нерв ее тела боролся за жизнь, и Ева, наконец, вытолкнула себя на поверхность, проиграв эту схватку. Спустя секунды, когда шок отступил, а осознание происходящего обрушилось с новой силой, Ева закричала. Она кричала до тех пор, пока не сорвала горло и не потеряла сознание. Она совсем не помнит, что было дальше. А дальше ее вытащили на берег, дальше была больница — оказывается, пуля все-таки задела ее плечо, хотя она этого совсем не помнит. Она все время спала, а когда просыпалась, снова пыталась уснуть. Она не помнит, приходил ли к ней кто-то, она не помнит, что ей говорили врачи. Ей было все равно, когда ее выписали из больницы. Юсуф хотел было привезти ее к себе, но Ева отказалась. Она хотела быть одна. В этом гостиничном номере, который сложно назвать домом, но однажды там была Виланелль. Ева нашла заляпанные кровью вещи, которые оставила Виланелль, а она так и не смогла или не успела их выбросить. Теперь она не выпускала их из рук. Теперь это было почти единственное свидетельство того, что Виланелль была. Была физически. Потому что для Евы она есть и сейчас, не физически, но она есть всегда, она стала частью Евы. Чтобы хоть немного притупить боль, Ева покупает русскую водку и пьет прямо из горла. Боль немного отступает, но все равно по ночам Ева просыпается от своих собственных криков. Каждую ночь ей снится, как они летят в холодную воду. Каждую ночь ей снится, как она не успевает схватить Виланелль в последний момент. Ева просыпается и чувствует себя так, словно ее легкие снова заполнила вода. Только никакой воды нет. Ее легкие, все части тела, ее сознание заполнено непрекращающейся болью. И никак нельзя исторгнуть, вылить, выскрести из себя эту боль, которая заполняет ее до краев. Ей нет никакого дела до того, что происходит в мире. Она не отвечает на звонки, на сообщение, и когда телефон окончательно садится, не пытается его заряжать. Поэтому она не реагирует, когда кто-то заходит в ее номер и садится рядом с кроватью. Тишина длится долго, и она все-таки поднимает глаза. Кэролин. Чертова Кэролин, одетая, как всегда, в серый костюм, с уложенными волосами, не удивленная, невозмутимая Кэролин приходит к Еве так, словно они продолжают работать в долбанном пыльном офисе над очередным расследованием. Некоторое время Ева смотрит на нее, а затем снова отворачивается. — Довольно уютный номер — наконец, произносит Кэролин. — вижу, ты тут обжилась. Некоторое время она молчит. — Что ж, со светскими беседами мы закончили. Ева слышит какое-то шуршание за ее спиной. Ей совсем не хочется оборачиваться, но она делает это вопреки своему нежеланию, только ради того, чтобы увидеть, как Кэролин уходит из ее жизни. Когда она поворачивается, она все еще видит, как перед ней сидит Кэролин, закинув ногу за ногу. Только теперь в ее руках пистолет. — Я пришла, чтобы убить тебя, Ева. * — Почему не убила тогда, вместе с… — Ева делает паузу, чтобы набрать воздух. Ей больно произносить её имя. И она не хочет это делать перед Кэролин. Ей кажется, что это сродни предательству. Она ощущает желание ревностно охранять все, что связано с Виланелль, и не отдает ее имя никому. Тем более ей. Кэролин выглядит удивленной. — Я знаю, что это была ты. — Ева смотрит на нее с ненавистью. Она думает о том, что она могла бы убить Кэролин. Если бы у той не было в руках пистолета. Но, возможно, если бы Кэролин им воспользовалась, это был бы лучший исход для нее. Кэролин отвела взгляд и еще раз оглядела номер. — Ева, ведь когда-то мы начинали работать вместе и точно знали, на какой мы стороне — она сказала это в пустоту, избегая смотреть на Еву. — Посмотри, где мы теперь. Все так запуталось, все краски смешались. Ева ничего ей не ответила, но в глубине души она понимала, о чем говорит Кэролин. Боже мой, прошла целая вечность с того момента, как они объединились, чтобы расследовать международные убийства и поймать Виланелль. Которая от них и не скрывалась. Так началась их интригующая и смертельная игра. Так начались их странные отношения, которые затягивали Еву все сильнее. Отношения, которые раскрывали ее темную сторону, провоцировали, обжигали. Когда все изменилось? В их первую встречу? Когда она приехала в Париж и лежала с Виланелль в одной постели? Когда ранила ее или когда Виланелль выстрелила в Еву? В какой момент возможность ее потерять стала до безумия пугать Еву? Ева целыми днями дрефовала в океане своей боли, но у нее не было сил опускаться на самую глубину и думать о том, как мало времени им было дано, и как бездарно они его тратили. Это был последний пик боли, марсианская впадина боли, откуда она точно уже не вынернет. Она тратила время на выстраивание стены, на то, чтобы подавлять свои чувства и демонстрировать равнодушие к Виланелль. А Виланелль — на попытки измениться, на игры, на избегание. Самое нелепое во всем этом — они действительно изменились. Ева действительно ощущала себя сильной, новой, уверенной. А Виланелль открыла новые грани человечности в себе, и смогла отпустить Еву на мосту. Но неизменным осталось одно — их тяга, их одержимость друг другом. Как бы Ева ни старалась себя убедить, как бы далеко они ни отталкивались друг от друга, чем сильнее они удалялись в разные стороны, тем более сильно и более страстно они притягивались друг к другу. Константа их отношений. Обреченность или судьба, с которой невозможно бороться. — Я могу понять, что ты чувствуешь — голос Кэролин вырвал ее из мыслей. Она почти забыла, что у нее гости. Ева посмотрела на свою собеседницу со смесью презрения и ярости. — Ты не можешь этого понять. — Я потеряла сына, Ева. Когда ты теряешь своего ребенка, это… Это словно лишиться части себя. — Кэролин замолчала — Но когда ты теряешь того, кто тебя понимал. Действительно понимал, того, с кем ты говоришь на одном языке, кто, возможно, проявлял лучшее в тебе… Это больно. На несколько секунд Кэролин выглядела почти живым человеком. Живой женщиной, которая могла испытывать чувства к чему-то кроме работы. — Константин? — Константин. Он всегда умел меня рассмешить — Кэролин улыбнулась. Они помолчали. — Мне придется убить тебя, Ева. Это то, что поможет тебе двигаться дальше. ** Ева молчит. У нее нет ни сил, ни желания продолжать этот абсурдный диалог. — Мы идем по кругу, Кэролин. Убей уже меня и уходи. Оставь меня в вечном покое. — Конечно. Только мне нужна твоя помощь. Ева издает что-то вроде смешка. Абсурдность ситуации и близость смерти даже вдохновляет ее. — Конечно, Кэролин. Мне нужно как-то особенно лечь? Или мне стоит надеть что-то более торжественное? — Не стоит. — Кэролин отвечает ей с абсолютно серьезным лицом. — Мне понадобится немного твоей крови. — Что? — Крови. Не переживай, я умею делать забор крови. На спецподготовке я была лучшей. — Кэролин, боже, да просто убей уже меня. Неужели я не заслужила обычной смерти, ну так, в память о тех временах, когда мы еще были по одну сторону? — О. — Кэролин приподнимает брови в удивлении. — Ева, я не собиралась убивать тебя по-настоящему. — Что?! — Нам нужно сделать так, чтобы все поверили, что ты умерла. Сделать хорошую имитацию смерти. Честно говоря, твоя готовность умереть выглядит… Оригинальной. — Зачем мне имитировать смерть? — Потому что за тобой будут следить, Ева. За тобой будут охотиться, тебя не оставят в покое. Не после того, что вы с Виланелль устроили. Честно говоря, это даже интригует — будет ли это МИ-6 или новые 12. — Кэролин задумчиво покачала головой. — А если я не хочу всего этого делать? Я устала. И мне все равно, что будет дальше. Кэролин! — Ева закричала, не в силах сдерживаться — Моя жизнь и так разрушена. Раньше у меня была работа, был дом, черт, даже какие-то планы. И когда всего этого не стало тогда, я думала, что моя жизнь разрушена. Но то, что происходит сейчас, то, что происходит после всего, это больше, чем разрушено! Кэролин слушала Еву с непроницаемым выражением лица. Она дождалась, когда Ева выговорится и продолжила: — Тебе сейчас больно, Ева. Но так будет не всегда. В конечном итоге жизнь — это все, что у нас есть. — В голосе Кэролин было что-то похожее на сочувствие, насколько это было возможно. — Я выжила благодаря ЕЙ. — Соглашаясь умереть, ты обесцениваешь эту жертву. Слова Кэролин упали в тишину комнаты каким-то металлическим отзвуком. Она была права, черт возьми, она была права. Виланелль спасла Еву, закрыв ее своей спиной, приняв на себя все эти пули. Виланелль, которая никогда не делала ничего подобного, спасла Еву. Незажившая рана в ее плече постоянно напоминает ей об этом. Ева не имеет права делать последний поступок Виланелль бессмысленным. Она пытается представить, что бы об этом сказала Виланелль, но не может. Стоит ей закрыть глаза, она видит ее глаза, полные надежды, счастья и отчаяния. Глаза, полные слез, когда она смотрела, как Ева танцует. Когда она смотрела, как Ева женит мужчин у алтаря. Ее глаза, когда она впервые целует ее. И Ева должна сохранить это, пусть даже это останется лишь бесконечной лентой воспоминаний в ее голове. Ева разрывается между желанием сохранить себя, свою жизнь, какой бы дальше она ни была, между желанием не продолжать эту жизнь, между нежеланием принимать какую-либо помощь от Кэролин. От Кэролин, которая, и Ева чувствует это всем своим нутром, своей хваленной интуицией, причастна к смерти Виланелль. — Хорошо — после долгой борьбы произносит она, не глядя на Кэролин. — Что мне нужно сделать? *** Оказалось, у Кэролин почти все было готово. Она раскрыла небольшой чемодан, который принесла с собой, и разложила на столе, медицинские принадлежности для забора крови, тени, чернильную ручку. Ева молча смотрит на ее приготовления. — Сейчас мне нужно взять у тебя кровь. Садись и положи руку на стол. Ева послушно садится и отворачивается. Кэролин перетягивает ее бицепс жгутом. — Несколько раз сожми кулак. Ева механически сжимает кулак. Затем она осторожно вводит шприц в вену и открывает штуцер. Еве все еще плохо, она все еще пьяна. Она не чувствует боли, но ее начинает мутить. Ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание. Второй рукой она хватается за стол. — Ева, нам осталось совсем немного — Кэролин замечает реакцию Евы, но ничего не может сделать, пока не набирается достаточно крови. — Закончили. Нужно что-нибудь съесть. У тебя есть еда? — Там — Ева машет рукой в сторону холодильника. На самом деле, она не помнит, чтобы она покупала еду, но есть надежда, что Юсуф засунул туда что-то перед уходом. — Хм. Негусто, но хотя бы что-то — С этими словами Кэролин приносит Еве половину сэндвича. — Хорошо бы еще сделать горячий чай. — Водка подойдет. — Что ж. Пусть будет водка. После сэндвича Ева чувствует себя немного лучше, хотя ее по-прежнему мутит. Кэролин садится напротив нее и вжимает в ее висок что-то похожее на пластилин. Другим концом ручки она проделывает в нем небольшую дыру. Достав из сумки косметичку, она слегка припудривает висок, добиваясь однотонности лба и пластилина. Она заполняет пластилиновую дыру тенями темно-красного цвета, и чуть более лиловым оттенком проходится по пространству вокруг дыры. Затем она отходит и рассматривает свое творение. Ей нравится то, что получилось. — Как кто-то может поверить в мою смерть, если не будет тела? — В этой действительно сложно поверить. Но у нас будут фото, и это поможет нам выиграть время. Несколько дней, чтобы ты смогла уехать и начать новую жизнь. Ева морщится, словно от зубной боли. Это выражение «новая жизнь» застревает комом в горле. Свою новую жизнь она планировала совершенно не так. Не одна. А после Темзы жизни у нее фактически не было. — Самоубийство? — Самоубийство — подтверждает Кэролин. Она надевает медицинские перчатки, берет тряпку и поливает ее водкой. Затем тщательно обтирает пистолет. Закончив, она протягивает его Еве. — На нем должны быть твои отпечатки. Ева берет пистолет и ее охватывает странное чувство. Она смотрит на Кэролин и думает, что могла бы убить ее. Отомстить за весь тот хаос, что она внесла в ее жизнь. Кажется, Кэролин понимает, о чем думает Ева, потому что произносит: — Когда у тебя в руках пистолет, появляется соблазн его использовать, правда? — Она выглядит такой невозмутимой. Еве даже интересно, боится ли она чего-нибудь. — А если я тебя убью прямо сейчас? — Что же. Такое вполне может произойти. — И ты не боишься? Кэролин лишь пожимает плечами и неожиданно спрашивает: — Знаешь, что мы делали на Кубе? Ева качает головой. — Виланелль приехала, чтобы убить меня. — Почему не убила? — Наверное, я была слишком хорошим собеседником. Мы неплохо провели время. — Кэролин улыбнулась, словно припоминая недавний приятный отпуск. — Что мне с ним сделать? — Сейчас ложись на пол. Ева ложится на пол, и еще несколько минут у них уходит на то, чтобы воссоздать небрежную позу упавшего мертвого тела. Пока Ева лежит на полу, Кэролин разливает кровь у ее головы, попадая на волосы, на висок. Ева лежит, ощущая запах своей крови, и ей кажется, будто она действительно сейчас умирает. На несколько секунд ее охватывает спокойствие, словно она находится вне времени, и кажется, что ничего не произошло. Кэролин делает много фотографий, и проходит, как Еве кажется, вечность, прежде чем та объявляет, что все закончено. Ева встает с пола с кровью волосах, и смотрит на запятнанный ковер. Она окидывает взглядом комнату. — Нам пора идти. — А вещи? — Ева. — Но мне нужно кое-что забрать. — С этими словами Ева подходит к кровати, откидывает подушку. Там она хранит вещи Виланелль. Она знает, что это выглядит жалко и глупо, но ей плевать. Кэролин никак не комментирует действия Евы. Проявляя некоторый такт, она первая выходит из номера, сказав, что будет ждать ее у пожарной лестницы. Уже у выхода Ева замирает и снова смотрит на свое уже бывшее жилье. Она не была тут счастлива. Здесь она только спала и была одержима целью найти 12. У нее нет никакой привязанности к этому месту. Но она стоит и смотрит вглубь комнаты. И словно это происходит сейчас, в этот момент, она видит сидящую на кровати Виланелль, которая не отрываясь смотрит на то, как Ева переодевается. Ева на секунду закрывает глаза, впитывая это воспоминание, впечатывая его в сознание. А потом она разворачивается и уходит прочь, чтобы больше сюда никогда не вернуться.