Переписать нельзя изменить

Мэг поставила на стол две картонные коробочки — в одной лежали обещанные пирожные, а в другой я заметила эклеры. Пока я заваривала чай, так любезно оставленный предыдущей владелицей, словно готовившейся к моему появлению, запах свежеиспеченных угощений заполнил собой всю комнату. Нежный аромат розовых цветов смешался со сладостью ванили, напоминая о детстве, когда каждый день ровно в полдень мы с друзьями пили чай с ягодными пирогами в бабушкином саду. Такие воспоминания всегда вызывали у меня улыбку, даря ощущение покоя и безмятежности. Надо сказать, что моя гостья принесла поистине фантастическую выпечку. Пирожные с заварным кремом таяли во рту, как пломбир, а сливочные эклеры были так щедро посыпаны сахарной пудрой, что невозможно было их надкусить, не превратившись при этом в снеговика. Мэг хихикнула, глядя на меня. — У тебя тут пудра, — весело сказала она, указывая на верхнюю губу. Я смахнула с себя сладкую пыльцу и продолжила наслаждаться угощением, как ни в чем ни бывало. Все-таки Франция — есть Франция. В каком бы веке ты не находился, она все равно сумеет удивить тебя своими шедеврами кондитерского искусства. Интересно, а Ladurée уже открыли? Я страшно соскучилась по их лимонному тарту и малиновым меренгам. Мне вдруг стало стыдно, что я не знаю историю любимого кафе. Столько раз там была и даже не удосужилась выяснить год основания. Обжора несчастная. Вспомнив о том, что чревоугодие — грех, я передумала брать очередное пирожное и принялась, наконец, пить чай. *Но мы-то с вами знаем, что истинная причина кроется далеко не в религиозности и не в исключительной духовности героини. © Автор От фарфоровой чашки мой взгляд метнулся к вазам с букетами, среди которых была заботливо укрыта одинокая роза с черной лентой. Я вдруг задумалась — какое-то уж очень странное хитросплетение сюжетных линий — Эрик жив, и все по-прежнему считают его бесплотным фантомом; Опера цела и невредима. Единственная константа — Кристина, сбежавшая с виконтом навстречу счастью и любви. Фу. Я почему-то была уверена, что она совсем скоро устанет от своего слащавого возлюбленного, и Опера еще услышит пение этого не то соловья, не то ангела. Все же чувствовался в ней внутренний стержень и ледяное северное пламя, которое она так отчаянно старалась затушить. Вот мы и узнаем, на что способна эта святая невинность. Или же я совсем не разбираюсь в людях. — Мэг, а расскажи мне про вашего Призрака, о котором все говорят. Какой он? — мне нужно было внести определенность в происходящее. Девушка поперхнулась. — Ты уверена, что хочешь об этом знать? — спросила она. — Порой сила заключается в незнании, а не наоборот. Надо же, какие верные мысли скрываются в этой маленькой головке. — Мне надо знать, к чему быть готовой. Предупрежден — вооружен. Вздохнув, Мэг отодвинула от себя чашку и принялась пересказывать события последних лет: и про детство Кристины и виконта, и про их любовь, и про Ангела Музыки, который подарил голос юной певице… — Так вот, последние десять лет она только и делала, что занималась пением с Голосом, а потом… — Как десять лет? — мне пришлось перебить девушку. — Не три месяца? — уточнила я, припоминая сюжет книги. Мэг взглянула на меня, нахмурившись. — Нет, десять лет. С того самого дня, как мама взяла ее в балетную школу театра. С чего ты взяла, что три месяца? Выходит, пока живем по фильму. — Тогда это многое объясняет, — сказала я задумавшись. — Что объясняет? — нахмурилась девушка. — Объясняет откуда взялось такое обожание и чуть ли не раболепное отношение к какому-то невидимке, — улыбнулась я. — Десять лет — срок немалый. К кому угодно за это время привяжешься. У танцовщицы радостно заблестели глаза. — Ты просто Кристину не знаешь. Мне иногда казалось, что она может и за неделю к кому-то привязаться. Еще одна с нехваткой любви. Порочный круг прямо какой-то. Мэг вдруг повело не туда, и она начала в красках описывать мне подробности личной жизни хористок, кордебалета и то, чем занимаются два директора в своем кабинете со всеми вышеперечисленными после закрытия Оперы. — А пожара тут не было? — спросила я, утомленная этими разговорами. — Был! — вдруг воскликнула моя собеседница. Я уселась поудобнее. — Но не сильный, к счастью. В подвале что-то полыхнуло, пожарные во время успели потушить. Если пожара не было, то логово Эрика, стало быть, не нашли? Я запуталась. — А люстра? На меня уставилась пара изумленных глаз. — Что люстра? — уточнила Мэг. Я облизала губы — во рту ужасно пересохло. — Люстра не падала? Большая которая, из хрусталя. На меня снова посмотрели так, словно я спросила что-то неприличное. Хотя у них тут неприличным, по-моему, считается все. — Алисия, ты что? Как она может упасть? — спросили у меня звонким голоском. Действительно, чего это я. Господин Леру, как она могла упасть? — Она просто качается от малейшего ветерка, того и глядишь сорвется, — объяснила я. — А Кристина тебе поведала, в итоге, тайну Голоса? Мэг с сожалением покачала головой. — Нет, хотя я очень просила ее об этом. Но, может, она и сама так и не узнала, кто был ее учителем. Возможно, это и правда был Ангел Музыки, которого в детстве обещал прислать ей отец после смерти, — задумчиво ответила мне девушка. Да, конечно. Этот «Ангел» бродит тут по коридорам и терроризирует народ. Одно меня успокаивало — секреты Эрика по-прежнему оставались секретами Эрика, а это значит, что ему ничего не угрожало. Во всяком случае, пока. Кстати, о секретах. А что там Перс с мадам Жири? Насколько они осведомлены обо всем? Тут вообще есть Перс или его роль исполняет мать моей гостьи, как в фильме? Ладно, это меня должно волновать в последнюю очередь. Я была уверена, что Перс, будь он неладен, сам меня найдет, в случае чего. Найдет и получит от меня втык, ибо нечего совать нос в чужие дела. Хотя, по правде сказать, к этому персонажу я испытывала живой интерес и даже толику симпатии. Хотела бы я послушать про эти розовые часы Мазендерана, про которые он говорил. Я ведь так и не поняла, о чем шла речь. А маленькая султанша? Откуда взялось столько жестокости в этом юном сердце? Мне начинало казаться, что я сама вскоре отправлюсь на поиски дароги, только чтобы послушать истории загадочного Востока. Вот бы он все-таки тут был! — Мэг, как думаешь, Кристина была влюблена в этого недо-ангела? — я решила сделать ход конем, оторвавшись от своих мыслей. Моя собеседница поперхнулась. — Алисия, не говори так. Это богохульство, — тон ее был серьезен как никогда. — Но, вообще, я не знаю. А разве можно влюбиться в Ангела? Это же не человек, — спросила она с детской наивностью. Я усмехнулась. Можно, если он ростом под потолок и пахнет сандалом и ладаном. Любопытно, кстати, они тут уже душатся Шанелью? Я захотела ударить себя по лбу. Она ведь еще даже не родилась. А чем же тогда? Вспомнив про разноцветные стеклянные флаконы со странными дозаторами на туалетном столике Кристины, вопрос отпал сам собой. Я оставила Мэг наедине с полупустым заварочным чайником, а сама направилась к предмету своего любопытства, чтобы послушать ноты парфюмерных изысков девятнадцатого века. Взяв первый попавшийся бутылек, я прочитала на обратной стороне «Guerlain». Ну, такое и у нас имеется, — хмыкнула я. Сделав пшик, я поднесла запястье к носу и тут же поморщилась. Травой какой-то пахнет. А вот следующий флакон дарил нежный аромат сирени и ландышей. — Это любимые духи Кристины, — заметила подошедшая ко мне Мэг. — Она всегда их наносила перед началом занятий с Голосом. Говорила, что этот запах окрыляет ее и дарит чувство невесомости. У меня такой же эффект от просекко, – захотелось съязвить. Понятно, этим пользоваться мы не будем. Не хватало еще, чтобы у кое-кого крышу сорвало от запаха любимой девушки. Любимой… Любил ли Эрик Кристину на самом деле — «ради нее самой» — или это он так убивался по образу, который создал в своей голове? Что-то мне подсказывало, что даже будь они сто раз вместе, он бы погубил в ней всякое желание жизни и получил бы на выходе безмолвную куклу вместо женщины. Потом бы, правда, возненавидел себя за это и проклял бы до скончания веков. Да, веселого мало. Интересно, расскажи я ему об этом, он бы хоть немного задумался? Мужчины! Идут к врачу, когда из спины торчит копье, прислушиваются, когда ничего уже нельзя исправить. — Алисия, а ведь ты так и не ответила, — настойчивый тон девичьего голоса заставил меня обернуться. Я внимательно посмотрела на Мэг в ожидании конкретики. — Ну, про влюбленность в Ангела. Как Кристина могла к нему что-то испытывать, если никогда не видела? Да так! Потому что никакой он не ангел, а обыкновенный самозванец, — хотелось закричать мне. Мужчина с райским голосом и лицом самой преисподней. Вместо этого я заговорила, как дородная матрона: — Видишь ли, человеческое сердце настолько беззащитно, особенно в вашем с Кристиной возрасте, что оно постоянно находится в поиске пристанища, в котором смогло бы укрыться от летящих в него со всех сторон отравленных стрел, — я помедлила, отметив, с каким вниманием меня слушают. — Как ни парадоксально, таким пристанищем может стать человек. Очень повезет, если у него будут чистые и добрые намерения. Думаю, ты уже успела заметить, что люди часто говорят одно, а думают совершенно другое. Балерина утвердительно кивнула. — Бывает противоположная ситуация. Это когда взрослый человек под видом бескорыстной заботы о юном сердце пытается извлечь для себя выгоду… — Но какая может быть польза Ангелу, Голосу от Кристины? — перебила меня малышка Жири. — Ведь у нее ничего, ничего не было! Она круглая сирота, — девушка выглядела взволнованной. Я тяжело вздохнула. — У нее была молодость и красота. И по-детски чистое сердце, способное любить. Поверь, на свете нет сокровищ дороже, — я медленно начала подходить к зеркалу, висящему на стене. — Для кого-то этого достаточно, чтобы возжелать человека. Для кого-то этого достаточно, чтобы захотеть безраздельно завладеть им, как своей собственностью, — я стала всматриваться в свое отражение. — Особенно, если этот кто-то всю жизнь прожил без любви, — зеркало слегка запотело от моего дыхания. На мгновение мне почудилось, что я слышу тихое жалобное стенание, умоляющее меня, своего палача, сжалиться и прекратить эту чудовищную пытку. Подслушивает, что ли? — пронеслась первая мысль. Ай-яй-яй, как некрасиво с вашей стороны, месье Эрик. Я перевела взгляд на Мэг. Она выглядела задумчиво и отрешенно. Видно было, что в этой хорошенькой головке сейчас происходят сложные мыслительные процессы, ей было не до посторонних звуков. Мне уже мерещится. Я потрясла головой, будто это должно было хоть немного помочь избавиться от тараканов, устроивших жуткое не пойми что в моей черепной коробке. — Я не понимаю, — жалобно пискнула моя гостья. — Чего же? Девушка потерла виски, словно мы говорили не о сердечной драме ее подруги, а, как минимум, решали судьбу человечества. — Она совершенно точно любила виконта де Шаньи! Я видела как она на него смотрит, а меня ведь не обманешь! Я такие вещи очень хорошо подмечаю, — с гордостью сказала она.— Но разве можно любить сразу двоих? На ум тут же пришли все сериалы и книги, посвященные теме любовного треугольника. Эх, жаль, что я просто не могу ей показать «Бриджит Джонс» или «Сумерки» с «Дневниками Вампира». — Можно, — мой ответ прозвучал как-то уж слишком решительно. — Но я не пробовала, — честно призналась я. — Но тогда почему Кристина выбрала виконта, если любила их двоих? Как тут вообще можно выбирать? — девушка становилась все возбужденнее. Смотри-ка, а котелок-то варит. — Я не знаю, милая моя Мэг, — и это было чистой правдой. — Но, думаю, кого не выбери, все равно рано или поздно придется пожалеть об этом. Такова природа, ничего не попишешь. — Но ведь можно же, если что, вернуться и попросить прощения? Сказать, что это была ошибка, — она уже не могла спокойно усидеть на стуле. Если бы все было так просто. Возможно, не будь на свете гордости и гордыни, все истории бы заканчивались в духе «и жили они долго и счастливо», но это не наша реальность. Простил бы Эрик Кристину, вернись она к нему? Конечно, простил бы. Он бы опять был готов бросить весь мир к ее ногам, а она бы только хлопала своими пушистыми ресницами и смеялась, как колокольчик, разливая нежную трель по стенам его дома. Для него это было бы лучше любой благодарности — знать, что она больше не хочет закричать от ужаса, находясь рядом с ним. Мне стало одновременно и смешно, и очень горько от этих мыслей. Все, как у Достоевского — одни страдания. Мэг словно услышала мои размышления, подтвердив их: — Я думаю, что Ангел простил бы Кристину, если бы она решила вернуться к нему…к нам. Но это же невозможно. Она обручена с Раулем де Шаньи… — Так она обручена или она замужем? Мэг, это принципиально разные вещи, — нахмурилась я. — Нет, они еще не успели пожениться. Кристина рассказывала мне в последнем письме, что виконт все еще очень тяжело переживает гибель брата — графа Филиппа — и до сих пор не может прийти в себя. Поэтому со свадьбой приходится подождать. Вот оно что. Это уже вообще выходит за рамки повествования. А Филипп-то погиб по вине Эрика? Не знаешь у кого и спросить. — Ну, тогда ждем новую сюжетную линию, — из моей груди вырвался вздох. — О чем ты? Я что, это вслух сказала? За языком вообще не слежу. — Мэг, у тебя разве нет ощущения, что Кристина с Раулем не пара? Она сбежит от него скоро, а поскольку идти ей некуда, она вернется в Оперу. Девушка побледнела. — Алисия, как ты можешь такое говорить! Ты как будто только вчера родилась… Что я опять не так сказала? — Разве я не права? — к слову, я всегда считала, что права. Ужасная черта, нечего сказать. — Ох, ведь это же будет скандал! Невеста сбежала от виконта… Да они оба от этого позора и вовек не отмоются. А Кристина еще и оперная певица. Сама знаешь, какая у них репутация, — объяснила Мэг. — Уже представляю, что напишут про нее в газетах: «Примадонна или гетера? Что скрывается за невинным лицом?» Я засмеялась. Да, тяжелый случай. Но и это не дало мне оснований усомниться в верности собственных предположений. Поживем — увидим. — Мэг, давай заключим пари, — предложила я. — Какое? Приличным девушкам… Я выставила руку в предупредительном жесте. Хватит с меня этих разговоров о приличии. — Если в ближайший месяц Кристина вернется в Оперу, ты ведешь меня в кабаре! Глаза моей гостьи стали размером с два грецких ореха. — Ладно, договорились, — наконец, согласилась она. — А если не вернется? — А что бы ты хотела получить от меня? Девушка задумалась. — Пока не знаю. Но позже обязательно придумаю! — Идет, — мы пожали друг другу руки. Желание посетить кабаре навело меня на мысль о том, чем я буду здесь заниматься. Конечно, можно было бы найти обеспеченного достопочтенного француза, который бы во мне души не чаял и спускал на меня все состояние, оставляя наследников без штанов, но, увы, эти методы мы оставили в далеком прошлом. Прибережем на черный день. Петь было не вариант — хоть этот храм музыки и лишился двух своих божеств в лице Карлотты и Кристины, лучше он будет пустовать, чем хотя бы раз услышит мои визги. Танцевать я любила, но для себя, причем желательно голой и перед зеркалом, слушая какую-нибудь Наталью Орейро. Да, мне только дай волю подраматизировать. Надо тогда куда-то свой мозг применить. Вряд ли, конечно, во Франции девятнадцатого столетия я понадоблюсь как юрист, когда здесь не то, что арбитража нет, сама система права только начинает формироваться. Зато как маркетолог и пиарщик я, может, и пригожусь. Не зря же два года в университете курс проходила. Надо наведаться к директорам на досуге, глазками похлопать. Надеюсь, обойдется без историй в духе «продюсер — восходящая звезда», а то я ведь и нос сломать могу. Хотя тут все равно Эрик всем фактически заправляет, может, стоит с ним сначала поговорить? А вдруг он не захочет, чтобы я работала в его Опере, а через директоров, может, получится по-тихому. Хотя когда через директоров что-то получалось по-тихому… Да наверняка Эрик один из тех, кто считает, что женщина не должна работать… Ага, и именно поэтому он Кристину в хвост и в гриву гонял, чтобы она на сцене выступала… Ну, это другое, это не работа. А что это тогда? Творчество… Ой, ладно, забыли! А как я ему скажу, зачем мне работа? Ну, он вроде мужик сообразительный, должен понять… Он скорее пачку денег мне всунет, чем позволит работать!.. «Позволит работать»! Ты все книжный образ на него примеряешь? Или ты себя Кристиной вдруг возомнила? Ты — не она, угомонись уже… Да, тоже верно. Так что тогда, сначала к директорам, а дальше по обстоятельствам?.. А если Привидение шипеть на нас начнет, мол, чего не сказала?.. Не начнет… А если все-таки начнет? Ну, пошипит — такой же будет. Прикинешься дурой. В конце-концов, ты же не знаешь, что это он здесь «хозяин»…И то верно… Вот такой диалог умалишенного с самим собой происходил в моей голове, когда часы пробили десять вечера, отвлекая меня тем самым от этого увлекательного занятия. Серьезно, они еще и звонят? А это можно отключить? Как я спать-то буду… Мэг вдруг подскочила, как ужаленная. — Ты чего? — Мама меня убьёт! У балерин строгий режим, в это время уже пора ложиться спать, а я еще даже до наших комнат не добралась, — получила я жалобное объяснение. — Скажи, что это я тебя задержала. Передай, что мне было страшно, грустно и одиноко, и я попросила тебя остаться со мной на подольше, — что, в общем-то, было правдой. — Я не умею врать, Алисия. Тем более, маме — она всегда понимает, когда я лгу. — Ничего, научишься. Это вопрос практики, — Господи, чему я ребенка учу. Мэг немного помедлила, а затем спросила: — Ты очень мудрая девушка, хоть и выглядишь молодо. Сколько тебе лет? О, мой любимый вопрос. — А сколько дашь? — и мой любимый ответ. Моя гостья задумалась. — Не знаю… Лет тридцать? — спросила она, хлопая ресницами. Ничего себе «молодо выгляжу», спасибо большое. — Мэг, твоей маме чуть больше тридцати. Я что, выгляжу, как твоя мама? — забавно, что в нашем веке мне как-то конфеты с ликером без паспорта отказались продавать, ссылаясь на то, что «уж больно молоденькая». — Нет, ты скорее выглядишь, как я. Только ты все равно немного другая, отличаешься здесь от всех. Я еще утром это заметила. — Чем же? — мне стало любопытно, хоть я примерно и догадывалась, о чем пойдет речь. — У тебя взгляд такой холодный, я бы даже сказала колючий, как у волка. Ты на всех смотрела с таким лицом, словно готова была наброситься, стоит только подойти к тебе чуть ближе. Я подумала, что ты ужасно злая и можешь козни строить, как многие наши девочки в кордебалете. Ну, там, битое стекло в пуанты подложить или еще что. Я хмыкнула: — А оказалось? — А оказалось, что ты хорошая! С тобой легко разговаривать, ты понимающая. И ты очень здорово умеешь слушать! Мне этого не хватало в Кристине. Она замечательная, и я ее очень люблю, но она постоянно в облаках летала, постоянно мыслями то в очередной опере, то в Ангеле, то в Рауле… Мне всегда хотелось иметь такого друга, как ты, — закончила свое признание Мэг. Ну почему она такой невыносимо трогательный человек! Я сейчас заплачу. — Иди сюда, — я развела руки и заключила в объятия юркнувшую ко мне девушку. — Алисия, только ты не уезжай никуда! А то вдруг ты пропадешь так же внезапно, как и появилась. Нас столько всего интересного вместе ждет, вот увидишь. Обещай, что не исчезнешь! Я вздохнула. Мне и самой уже все меньше хотелось покидать этот мир, но что делать, если есть вещи, неподвластные нам. Как тут обещать… — Мэг, я очень постараюсь оставаться здесь как можно дольше. Но если даже мне придется уехать, ты всегда сможешь меня навещать, — пожалуй, это была самая жестокая ложь в моей жизни, от которой на душе заскребли кошки. — А откуда ты? Я все забывала спросить. Ну, я же могу сказать, что из России? По-моему в Париже во все времена русских было поровну с французами… — Я из России. Из города Санкт-Петербург. Слышала про такой? Его основал царь Петр I в тысяча семьсот третьем году. Кстати, строили его архитекторы из Франции, Италии, Голландии, поэтому он очень похож на европейский город. Ты была в Риме или в Амстердаме? — Нет, я за пределами Франции вообще никогда не была, — грустно вздохнула Мэг. — Ну, ничего, еще побываешь. Вот станешь великой балериной и поедешь покорять мир! И обязательно заезжай в Россию. Говорят, у нас лучший балет. Я, конечно, не большой знаток искусства, но ты сможешь проверить это самостоятельно. А еще у нас есть снег…и баня, — меня понесло. — Ну, снег и у нас есть. А что такое баня? Я фыркнула. — Нет, ваш снег с нашим не сравнится, — ну да, сейчас бы снегом мериться. — В России он белоснежный, как молоко, и падает крупными хлопьями, ложась на землю пуховым одеялом. Ты не представляешь как красиво, когда снежинки кружатся в танце, отражаясь в желтом свете уличного фонаря… Ну, а про баню я тебе в другой раз расскажу. Чтобы стать великой танцовщицей, тебе и правда надо соблюдать режим, — я старалась не звучать так, как будто хочу поскорее избавиться от Мэг, но мне не терпелось уже поскорее лечь спать, чтобы утром отправиться выяснять отношения с начальством Оперы. — Ты права, уже совсем поздно. Пожелай мне сил выстоять перед мамой. Не мама, а тиран. — Удачи! На этом дверь за девушкой захлопнулась, и я смогла, наконец-то, выдохнуть. Ну и день. После такого очень кстати пришелся бы бокал чего-нибудь с пузырьками. Может, у Кристины и такое завалялось? Не все же ей поклонники цветочки с духами да шоколадные конфеты дарили. Я открыла шкафчик, который у нормальных людей обычно заполнен крупами и прочей кухонной утварью, у Кристины же там лежали какие-то плюшевые игрушки, ленты, заколки и прочая ерунда. Нашла место. Пошарив рукой, я нащупала пузатую стеклянную бутылку. Пыльная-то какая. Сразу видно, что применения этому здесь не нашли. Вот бы это был ликер или арманьяк. — Кальвадос, — прочитала я потертую надпись. Ну, Ремарк же пил, а Ремарк плохого не посоветует. Ага, особенно в части, где надо смертельно заболеть, чтобы осознать ценность жизни. Штопора у Кристины, конечно, не оказалось, так что пришлось использовать единственно надежный и проверенный инструмент — зубы. Сделав глоток, я почувствовала, как тепло разливается по всему организму, согревая каждую клетку. Вроде полегчало. Интересно, а Эрик пьет или он связки бережет? Алкоголь вообще может связкам навредить? Хотя это же не сигареты. Все, заканчивай думать об Эрике! Но все равно это надо выяснить… Я переползла со стула на кровать, сделав еще несколько глотков. А то прямо за столом засну. Плавали — знаем. «Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих» — вспомнилось мне внезапно. В целом, ему подходит. Если правда не пьет, то все — пиши «пропало». Что я делать-то с ним буду? За этими размышлениями я не заметила, как погрузилась в сон.