Yes, Your Highness

      Симон действительно не понимал, как он оказался в этой неоднозначной ситуации.       Отношения с кронпринцем Швеции было не совсем тем, что Симон ожидал, переводясь в Хиллерска. Он думал, что будет противостоять парочке привилегированных мудаков и, вероятно, учиться с парочкой богатых мальчиков из королевской семьи, не подозревающих о реальных проблемах за стенами замка.       Но встречаться с наследным принцем Швеции, тем более быть влюбленным в него, это было далеко от ожиданий Симона.       Он не думал, что по уши влюбится, в буквально будущее монархии, мальчика, который прожил совершенно другую жизнь, парня, которого он думал, что будет презирать просто из принципа, но Симон ошибался. Он просто утонул в чувствах к высокому блондину, кто однажды станет настоящим королем и будет повелевать подданными.       Симон не думал об этом настолько много, но это было достаточно ошеломляюще, что человек, с которым он встречался, в будущем станет лидером учреждения, которое он активно ненавидел. Он знал, что Вильгельм не был сторонником монархии (несмотря на то, что он сам монарх и является приемником нынешнего правящего монарха. Симон до сих пор не знает, как Вилле относится к этому) и то, как Вилле говорит о будущем, когда у них хватает смелости заговорить об этом, Симон знает, что принц видит потенциал для перемен и готов использовать свои королевские привилегии для помощи шведскому народу. Симон не солжет, если скажет, что еще сильнее влюбляется в своего парня, когда он говорит это, когда выражает свою позицию, демонстрирует свое положение и как страстно Вилле желает превратить корону во что-то действительно полезное, что-то сильное, что-то что сможет помочь людям Швеции.       Это заставляет сердце Симона наполняться гордостью, когда он слышит страстную речь Вильгельма, и немного возбуждаться, что не ускользает от взгляда наследного принца, он позаботиться о Симоне позже (раз или два, ладно может и больше), Эрикссон залезает на колени принца, прерывая его монолог о планах на будущее.       Симон по-прежнему уверен, как и прежде, что нет необходимости иметь королеву, короля или что-то в этом роде, но есть небольшая проблема — наследный принц чертовски горяч, и какая-то часть в Симоне желает поклоняться парню, встать перед ним на колени и позволить ему использовать ту силу, что ему дана, на Симоне, ради Симона.       Так что да, возможно, Симон слишком серьезно отнесся к своей позиции «нахуй монархию».       Но можно ли его винить, когда его парень убирает волосы назад и улыбается Симону через весь класс, когда тот ловит его взгляд? Когда Вилле проводит кончиками пальцев по спине Симона, спускаясь по лестнице или продевает пальцы сквозь шлейки на штанах? Когда он идет против своей матери, Королевы на секундочку, и подтверждает, что это он был на видео, совершая каминг-аут перед целой страной, только чтобы быть с Симоном? Когда Вилле шепчет «я люблю тебя» при каждом удобном случае, когда прикасается к ключицам губами и оставляет следы зубов на шее? Когда он целует Симона, будто он единственный, кого Вильгельм видел в жизни, будто он хочет забраться под кожу и оставить Симона для себя и только для себя?       Нет, Симон не виноват, что его парень такой милый, такой любящий и такой добрый, что заставляет его думать, что монархия не такая уж кошмарная, в конце концов, точно не принц.       Однако, это не мешает Симону высказывать свое мнение, когда одно из обсуждений снова возвращается к теме «мошенничества» с социальными пособиями и как не справедливо, что их страшно богатые отцы вынуждены платить (меньше установленной ставки) налог — Симон не может промолчать. Он напоминает своему однокласснику о неравенстве системы и о том, что многие из этих «владельцев бизнеса» (их родители, тети, дяди) на самом деле недоплачивают большую часть налогов.       Он высказывает, как ему кажется, довольно разумное замечание, которое он уже высказывал раньше — на этот раз опуская прямую критику своего парня, но он знает, что все остальные в комнате все равно его слышат. Включая Вилле, понимает Симон, потому что, когда он заканчивает говорить, его взгляд падает на его парня, который сидит через несколько столов от него в классе, и у него перехватывает дыхание, потому что Вилле определенно помнит, когда Симон в последний раз говорил об этом, а Симон — на мгновение теряет дар речи.       Во взгляде его парня нет никакой застенчивости, его голова не опускается ниже, будто он виноват, как и неловких взглядов вокруг. Наоборот, глаза Вилле устремлены на Симона, который очень изящно заканчивает предложение, позволяя невысказанной мысли висеть в воздухе, потому что Вильгельм не просто смотрит на Симона. Он дарит ему взгляд, который он видит только в стенах их спален — темный, отслеживающий движения сквозь ресницы, и боги, Симон кажется сейчас кончится, потому что рот Вилле искривляется в легкой ухмылке, которая кричит о гордости, и заставляет Симона чувствовать, что его вот-вот сожрут.       Какая-то часть Симона сбита с толку этим, он знает, что Вильгельму нравится, когда Симон возбуждается (и другая часть, которой действительно нравится, когда Симон болтает всякую херню о монархии), но он не получил никакого ответа от парня на его монолог, особенно посреди урока. Но есть и другая часть Симона, гораздо более громкая, гораздо более отчаянная часть Симона, которая до сих пор толком не понимает, что вызвало такую ​​реакцию его бойфренда, но очень довольна таким развитием событий и охотно позволит этому парню завладеть собой.       Именно эту свою часть винит Симон, когда заканчивается урок и он выходит в коридор, совершенно не протестуя, когда чувствует, как к его спине прижимается Вилле, а руки окольцовывают талию, чтобы направить в пустой музыкальный класс, вместо столовой.       Симон заходит в комнату и слышит щелчок двери позади себя, руки его парня исчезают с его талии и он заходит глубже в комнату, но Симон все еще может чувствовать позади себя тепло Вилле, так что парень не так далеко. Он на секунду закрывает глаза и дышит, думая о том, какое выражение лица у Вильгельма, прежде чем найти в себе решимость открыть глаза и повернуться лицом к своему парню.       — Вилле, почему мы?..       Вопрос Симона застревает у него в горле, когда он переводит взгляд с синего джемпера Вильгельма на его лицо, которое, черт возьми, так же возбуждено, если не больше, чем в классе, и является абсолютным ответом на вопрос Симона, который, был по общепринятому мнению, глупый, потому что есть только одна причина, по которой его парень затащил бы его в пустой класс.       Мысли Симона полностью останавливаются, когда он смотрит на Вилле, который смотрит на него с удивлением, одна бровь приподнялась и почти исчезла за его волосами, а игривая ухмылка снова появилась на лице наследного принца, когда он смотрит на своего парня. Он наклоняется ровно настолько, чтобы эта улыбка коснулась уха Симона, руки возвращаются на свое законное место на его талии.       — Малыш, ты вообще представляешь насколько возбуждающе ты выглядишь, когда говоришь этим богатым придуркам заткнуться?       И, боже, только его глаз было недостаточно, голос Вильгельма опускается до хрипящего шепота, заставляя ноги Симона подкашиваться. Этот голос не предназначен для других людей, только для Симона, именно для таких моментов, когда они так тесно прижаты друг другу, что он может чувствовать каждый миллиметр тела напротив. Губы Вильгельма спускаются от его к уха к шее, покрывая кожу поцелуями, ведя путь все ниже, к краю рубашки, чтобы после вернуться к мочке уха и дразняще укусить ее, вызывая у Симона стон, который тот не успевает сдержать.       — Хмм...ты так думаешь? — Симон пытается ответить без дрожи в голосе, но уверен, что ему это не удалось, когда Вилле хрипит в ухо.       — Да, дорогой, ты такой горячий, когда говоришь такие вещи.       Руки Вильгельма начинают перемещаться с талии Симона и прижиматься к его растущей эрекции через джинсы, и Симону кажется, что он вот-вот потеряет сознание от того, что его сексуальный, блять, парень возбуждает его в середине учебного дня в пустом классе. Вилле проводит пальцем по его эрекции через джинсы, его рот снова опускается вниз, чтобы медленно посасывать его шею, одна рука перемещается со своего места, проходясь по внешней стороне бедра Симона, чтобы потянуть край его рубашки вниз, а затем Вилле сильно кусает его за шею, оставляя, Симон точно в этом уверен, — следы зубов, расцветающие фиолетовым на его плече. Симону становится слишком тяжело от того, что его парень вот так прижимается к нему, его рука оказывает восхитительное давление на его возбуждение, а его рот — на его шею.       Но Симон не собирается так просто сдаваться, не отдавая взамен столько же, сколько получает. Он не позволяет своему парню вскружить себе голову, зная, что Вилле нравится, когда Симон ему не подчиняется. Вилле действительно нравится, особенно когда Симон позволяет себе не стесняться в выражениях, что бывало часто, и Симону это чертовски нравится, ведь именно тогда он видит блеск в глазах Вильгельма, когда парень дразнит его, потому что он знает, что ждет его после. Потому что Принцу доставляет удовольствие ставить Симона на место и это заставляет тело Симона нагреваться, голову кружиться, а сердце выпрыгивать из груди.       Это знание заставляет Симона отодвинуться немного от своего парня, ровно настолько, чтобы Вильгельм поднял голову и вопросительно взглянул в глаза Симону.       — Ох? Вам нравится, Ваше Высочество? — спрашивает Симон дразняще, используя титул своего парня, когда хочет посмеяться над Вильгельмом или над его тотальным незнанием некоторых вещей. Симон улыбается, наблюдая, как рот Вильгельма слегка приоткрывается, и внутренне радуется тому, что слегка задел принца. Он смотрит на своего парня, чье лицо наполовину освещено светом от окна, и зачарован видом веснушек, рассыпанных по его щекам, сияющих золотом на свету. Отводя взгляд от лица, он ловит взгляд Вильгельма.       Ох, Симон действительно неверно истолковал первоначальную реакцию Вилле на его выпад, потому что тот голодный взгляд снова появился в его глазах, а на лице Вильгельма медленно расплылась эта чертова ухмылка. Симон чувствует, как руки Вильгельма возвращаются к его бедрам и удерживают Симона на месте, заставляя застонать. Глаза Вильгельма блуждают по лицу Симона, а тот чувствует, как от взгляда начинает краснеть, и становится только хуже, когда принц притягивает его ближе к своему телу. Симон чувствует каждый вздох между ними, жар сквозь их одежду и обожает ощущать возбуждение Вильгельма, прижатого к его бедру, и он настолько отвлечен, телом Вильгельма, прижатого к нему, его больших пальцев, проникающих под рубашку и блуждающих по его груди, что он почти удивлен, когда Вильгельм снова заговорил, шепча в пространство между ними.       — Мне нравится, когда ты называешь меня так, — глаза Вильгельма снова сверкают, и он нахально улыбается Симону, который уже наполовину отвлечен блуждающими руками Вилле, что теперь нашли путь к молнии Симона и расстегивают ее, трогая его через боксеры, его длинные, сильные пальцы массируют его длину и головку, Симон уверен, что там уже образовалось влажное пятно.       — Тебе нравится, когда я… — его слова путаются и сбиваются, когда одна рука Вильгельма проникает под резинку трусов, чтобы погладить его член, а другая поднимается к шее Симона и запутывается в его волосах. Симон снова пытается найти слова, желая понять, действительно ли это то, о чем он думает — потому что если это так, то он этого не ожидал.       — Когда я, черт Вилле, тебе нравится, когда я зову тебя, Ваше Высочество? — спрашивает Симон своего парня, удивленный, но довольный текущим положением дел и просто немного выбитый из колеи медленными, но постоянными движениями руки у себя в штанах. Вильгельм обычно ненавидит, когда люди используют его титул, он чувствует себя неловко и настороженно, когда люди обращаются к нему так, не понимая их мотивов. Он позволяет взрослым называть его так, и Симону — но Симон никогда не использовал этот титул в таком ключе, когда они были в таком положении, когда Вилле касался его вот так и смотрел на него с таким огнем в глазах, что Симон не понимал, как он еще не расплавился тут.       Поэтому, хотя Симон едва ли может связно говорить, он хочет проверить своего парня и убедиться, что тот все правильно понял. Он хочет удостовериться, что его парню комфортно и он знает, что Симон не думает о нем как о наследном принце, особенно, когда они в таком состоянии, что он для него просто Вилле, и ничто этого не изменит. Даже если и бывали случаи (возможно, неоднократно), когда дразнящее использование Симоном титула Вильгельма оставляло в груди Симона легкое жжение.       Но Симон не собирался сообщать об этом своему парню, если ему от этого было не по себе, и уж точно не собирался строить предположения только потому, что у Симона была горстка фантазий — фантазий, от которых он задыхался один в своей спальне, немного стыдясь и очень возбуждаясь от того, что он выстанывал титул своего парня, пока принц порол его.       Потерявшись в ощущениях от прикосновений Вилле, Симон закрывает глаза, когда его вопрос повисает в воздухе, и он думает, что это конец, пока его, его прекрасный, идеальный, коварный парень не говорит что-то, что заставляет его мозг ахуеть.       — Мне нравится, когда ты это говоришь, это звучит по-другому, когда звучит из этого красивого ротика, — Вильгельм делает секундную паузу, звук их тяжелого дыхания наполняет комнату, а затем он наклоняется, рука на члене Симона сжимается так, что это чувствуется совершенно греховно, — и я думаю, тебе нравится говорить это, не так ли, малыш?       Симон клянется, что его мозг на секунду перестает работать, потому что голос Вильгельма снова становится серьезным и слегка требовательным, и у него с трудом получается кивнуть, и попытаться сдержать хныканье, когда Вильгельм что-то мурчит ему в шею, возобновляя свой напор, целуя и облизывая, пока, наконец, не прижимается к его губам.       Как будто они оба сдерживались до этого момента, потому что внезапно они начинают двигаться, Вильгельм теснит Симона назад, пока его спина не оказывается прижатой к пианино в конце комнаты, и просовывает свой язык ему в рот. Они обмениваются стонами, пока их губы беспорядочно встречаются и отдаляются, снова и снова, рука Симона поднимается к шее Вилле, чтобы притянуть того ближе. Вилле начинает двигать рукой быстрее, приближая разрядку, заставляя бедра Симона дергаться назад, ударяясь о спинку рояля, и Вильгельм смеется во весь голос, прежде чем слегка отстраниться, зацепиться зубами за нижнюю губу Симона и потянуть, вырывая очень громкий стон из Симона, а после отстраниться и поймать взгляд Симона.       — Я хочу слышать, как ты стонешь, кричишь, пока я в тебе, я думаю, тебе бы это понравилось, не так ли, милый?       Симон чувствует, что все ближе и ближе к тому, чтобы кончить, его разум затуманен, и его невероятно заводит способность Вильгельма точно знать, чего он хочет, даже если он не хочет признавать это, никакого осуждения. Боже, он чертовски любит этого парня.       — Да-да, — пробормотал Симон, когда Вильгельм притянул его бедра ближе и ускорил свои движения.       — Ты хочешь, чтобы все знали, кто заставляет тебя чувствовать себя хорошо, не так ли, любимый? Ты хочешь, чтобы все знали, что это кронпринц заставляет тебя кончать, падает перед тобой на колени, трахает тебя?       — О, да, Вильгельм, только ты, боже, не останавливайся, прошу…       — Скажи, детка.       Мозг Симона едва функционирует от возбуждения, поэтому он может только хныкать, когда Вильгельм позволяет требованию сорваться с его губ, его лоб прижимается к Симону, а рот так близко, что он чувствует, как язык Вильгельма выскальзывает, чтобы облизать его губы.       — Ну же, Симме, ты можешь сказать это. Ты так хорош, малыш.       — Вилле.       — Близко, но не совсем. Давай, малыш, попроси меня о том, чего ты так сильно желаешь.       Глаза Симона закрыты, но он чувствует, что взгляд Вильгельма все еще на нем, он действительно хочет кончить, но он знает, что его парень не позволит ему этого, пока Симон не ответит ему.       — Ваше, Ваше, черт…       — Вот оно, ты близко, мой ангел, ты идеален для меня.       Черт, Симон не может больше выдержать давление, его тело так напряжено, глаза открыты, и боже, его парень смотрит на него так, будто он самая невероятная вещь, которую он когда-либо видел. Симон так сильно хочет быть хорошим для него, посылая к черту собственное смущение, он хочет быть всем для этого парня, он хочет любить его, и трахать его, и заставлять его улыбаться. Вильгельм, должно быть, видит что-то в его глазах, говорящее об этом, потому что проблеск его обычной милой улыбки отражается на его лице, а после он целует Симона так страстно, что Симон думает, что может кончить прямо в этот момент. Но он не кончает, потому что рука Вильгельма снова замедляет движение, а Симон хнычет ему в рот и тянет принца за волосы. Тогда он отпускает себя, позволяет себе с головой погрузиться в этот момент, в Вилле.       — Пожалуйста, позвольте мне кончить, Ваше Высочество, прошу.       Если Симон думал, что сказать это — значит уступить, уступить своим убеждениям или что-то в этом роде, то он ошибался, потому что, когда он смотрит на лицо Вильгельма, его парень выглядит таким же нуждающимся и отчаявшимся, как и Симон.       — Блять, блять, детка, так хорошо, ты так хорош для меня, продолжай говорить, детка, пожалуйста, — умоляет Вильгельм в рот Симона прямо перед их поцелуем, рука Вильгельма быстро-быстро движется по члену Симона, и Симону кажется, что он может умереть. Вильгельм оттягивает назад голову Симона за волосы, обнажая его шею, которую он кусает, снова и снова, подталкивая Симона все ближе и ближе к краю. Симон не может перестать хныкать, умоляя принца позволить ему кончить.       — Ваше высочество, пожалуйста, я буду таким хорошим, я хочу сделать вам приятно.       — Ты так хорош, Симме, идеальный.       — Детка, блядь, Вилле, Ваше Высочество, мне нужно, — Симон умоляет, его глаза закрываются, когда он чувствует, как волна наслаждения поднимается, и вот-вот обрушится на него, затянет в омут.       — Давай, малыш, ты можешь кончить.       И это конец для Симона, команда Вилле заставляет пройти табун мурашек по его коже, его рука обхватывает его член, а его титул слетает с губ Симона. Симон кончает так сильно, что чувствует вибрацию во всем теле, спермы так много, что часть попадает на живот Вилле, к счастью, Вилле без рубашки, которую он задрал от активных движений.       Когда он спускается с небес, он чувствует, как Вильгельм нежно целует его в челюсть и щеки. Симон открывает глаза и смотрит на Вильгельма, который вытащил свою покрытую спермой руку из штанов Симона и поднес ее ко рту, чтобы слизать жидкость с пальцев. Если бы Симон только что не кончил, вид Вильгельма, слизывающего сперму с собственных пальцев с наглой ухмылкой на лице, мог бы его доконать. Вильгельм смеется, когда Симон пристально смотрит на него, отходит от парня и радостно смотрит на Симона, пока тот собирает себя по кусочкам.       — Так, что…       Симон смотрит на Вилле, который сейчас самодовольно улыбается, в его глазах пляшут чертики.       — Мой титул тебе немного нравится, да?       — Отвали, — бурчит Симон, его щеки, несомненно, покраснели, и он толкает Вилле в плечо, когда тот откидывает голову назад, смеясь.       — Нет, не смущайся, он действительно сексуальный, детка, — говорит Вильгельм, отрывая Симона от пианино, чтобы поцеловать его. Симон выдыхает ему в рот и чувствует, что Вильгельм все еще тверд.       Их поцелуи снова становятся более жаркими, язык Вильгельма проникает в рот Симона, а руки Симона движутся, чтобы оказать ответную услугу принцу, сделать ему приятное и относиться к нему как к королевской особе, которой он является, когда раздается стук в дверь. Они расходятся, и Симон быстро пытается привести себя в порядок, застегивая джинсы и проверяя, нет ли на рубашке следов того, чем они тут занимались, пока Вильгельм поправляет воротничок Симона и поправляет свои волосы.       — Ваше Высочество, Симон, осталось не так много времени до следующего занятия, — через дверь слышится знакомый голос.       В голосе Малин звучит что-то похожее на смех, и Вильгельм смотрит на Симона, лицо которого краснеет, когда он понимает, что его телохранитель последовал за мальчиками, вероятно, как только они вышли из класса, и все это время покорно стоял за дверью. Симон не может сдержать хихиканье, которое вырывается у него изо рта, когда глаза Вилле округляются, молчаливая просьба вести себя тише, когда он зовет его, сдерживая собственный смех.       — Да, иду, Малин, спасибо.       Два парня смотрят друг на друга, Симон подходит ближе к Вилле и прижимается мягким поцелуем к губам напротив.       — Давай, пойдем в класс.       — Но Симме, — тихо хнычет Вилле.       — Мы не можем пропустить урок, Ваше Высочество, — отвечает Симон с некоторой долей ехидства, ухмылка появляется на его губах, когда он видит, как зрачки его парня расширяются от использования его титула, а затем глаза закрываются, когда он стонет и опускает голову на плечо Симона.       — Я действительно не подумал об этом, ты собираешься строить из себя сучку, не так ли?       — Я? Нет, я бы никогда.       — Я никогда не смогу спокойно воспринимать свой титул от тебя, моментально не возбудившись.       Симон смеется над нотками отчаяния в голосе своего парня, а затем берет Вилле за руку и тянет его к двери класса.        — Я заглажу свою вину позже, обещаю, Ваше Высочество.       — Симме.        Смех Вилле присоединяется к смеху Симона, когда они открывают дверь класса и выходят в оживленный коридор, их руки соединены вместе, когда они проходят мимо недоверчиво, но с любовью смотрящей Малин. Симон не уверен, что он сделал для того, чтобы ему так повезло, чтобы иметь возможность прикасаться, целовать и чувствовать этого прекрасного парня, этого буквально принца среди парней, иметь эту легкость в груди и радость в своей жизни. Возможно, он не ожидал этого, но он определенно не жалуется.