сын Ареса и дочь Макоши

Прошло несколько лун с тех пор, как стала Забава делу вольчьему обучаться. И Куница, и матёрые Волки, да и сама Забава замечала, что уменья прямо летят ей в руки. И приём понимает с первого раза, и знаки тайные сразу запомнит. Да стала девка замечать, что с каждым её успехом, всё смурнее становился вождь скифский. Ведь поначалу Куница хвалил её, ставил в пример непутёвым ученикам. А как стала близится обещанная первая вылазка — тучей грозовой вожак сделался. Перестал вечерами захаживать в их с Хегной шатёр, хоть раньше и могли они долгими холодными вечерами разговаривать с ним. Вспоминать былое, делиться друг с другом своим прошлым. Возвращаясь после очередного занятия, Забава, войдя под своды шатра, спросила у знахарки: - бабушка, заметила, Куница последние две седмицы сам не свой? Уж не приболел ли, не знаешь?, - девушка распоясалась, убрала на привычное место мечи, уселась на узорную подушку. - Я у тебя хотела о том же спросить, волчица ты моя. Что-то он и захаживать к нам перестал, уж не поругались ли вы? - Хегна, по обыкновению своему, занималась изготовлением очередного снадобья. Как вдруг в шатёр ввалилась орава желтоглазых малышей. Обещала им Забава в тот вечер сказки свои старые рассказать да песни спеть. Последними в шатёр вошла рыжеволосая девочка-солнышко. Та самая, что подарила бусы забаве на посвящении. Она вела за собой за рукав Куницу. По его лицу не трудно было догадаться, что пришел он сюда не по своей воле, но выбора, видать, не было. -Что, малыши, сказок захотели? - Забава зажгла лучину рядом с собой, затем снова опустилась на подушку. Ребятня уселась подле неё полукругом. Вожак сел к углу, поотдаль, так, чтобы свет лучины не задевал его. Распустил волосы. Те темно-красной копной рассыпались по плечам. Забава любила рассматривать Куницу. Каждый раз она находила что-то новое : то родинку за левым ухом, то выгоревшую прядь волос. Вот и сейчас она, украдкой, не бросая шитья да рассказов, посматривала на вождя. Тени от двух лучин плясали на уставшем лице, кружились огни в медовых глазах. А те глаза ловили мгновения, когда сказочница отвлекалась на малышей, и рассматривали её. Её русую косу, украшенную яркими шнурками, подаренными детьми. Её тонкие руки, которые выписывали неизвестные древние узоры её племени. Её нежные розовые щёки, что в учениях горели красным кузнечным огнём, отголосками прошлой жизни. Куница любил сказки Забавы. Слушал он их, как дитя малое, с распахнутыми глазами. Только сейчас виду не подавал, когда девка на него взглянет. А в душе улыбался. Улыбался её смеху, её весёлости, её мастерству. Дети любили её, и он понимал, почему. Не хотел он, чтобы эта сказочница девалась куда-то из деревни. Чтоб сидела здесь, под присмотром Хегны, баяла детям сказки, рукодельничала. Может быть, ждала бы его. Когда она смотрела на него, то не видела в тот вечер ничего. Но так ждала, что хоть единожды мелькнет в его уставших глазах былой огонёк забавства молодецкого. Она знала, что ему нравится её слушать. Или она так думала… Сейчас его яркие глаза не говорили ей ничего. И от этого почему-то больно щемило в груди, словно душу зажали в тисках. Синичкой малой она себя раньше чувствовала, рядом с жёлтоглазым коршуном, что глаз с неё не спускал, не давал в обиду. А нынче словно не стало вмиг для него Забавки. И вот, когда малыши, зевая, за руки разошлись к родителям, в шатры, на отдых, Куница подошёл к Забаве: -Пойдем со мной. Поговорить надобно. Она обрадовалась. Быть может, он наконец скажет ей, что случилось, почему он перестал приходить. Птичкой выпорхнула за ним из шатра. Хегна по-доброму улыбнулась вслед. Куница довёл Забавку до своего шатра. Затем, оглядевшись, приоткрыл покрывало, пустил её внутрь. Затем, зажег одну маленькую лучинку. Шатёр вожака был пуст и холоден: был не очень большим, да не было того обилия подушек и покрывал, как в шатре знахарки, или атрибутов ритуальных, как у Анагаста. -Так о чём ты молвить со мной хотел, Куница? - Забава прошла ближе к вожаку. Тот стоял к ней спиной, всё еще неподалеку от лучины. Девушка кончиками пальцев коснулась его плеча. Тот чуть заметно дёрнулся, словно испугался. - О первой вылазке. Забава, я принял решение. Никакой вылазки не будет. Ты остаёшься в поселении, - парень резко развернулся, сбросив движением руку со своего плеча. Глаза, цвета теплого солнца, были холоднее льда. Девушка от удивления, сделала несколько шагов назад. Затем, вдохнув, стала рычать: -Что значит «остаюсь»? Куница, ты мне обещал! Ты три луны учил меня, возился, чтобы просто оставить меня в деревне? - Забава подошла к вожаку на расстояние ладони. - А по какому праву ты, девка бестолковая, учишь меня, что мне делать и как решать?! Я — вожак, и я считаю, что ты должна остаться, - парень осадил её, начав огрызаться громче, как истинный волк. Затем, чуть тише, но нисколь не мягче, продолжил, - Споров не приму. Я всё сказал. Уходи. Куница заглянул девушке в глаза. Надежда, что горела в них столько времени, потухла. Сине-зелёные озера, обычно по-доброму зазывающие, вдруг были готовы накрыть парня с головой и утопить. Забава стояла перед ним, как натянутая тетива. Маленькие руки были крепко сжаты в кулаки, тонкие губы поджаты. Не выдержав, тетива лопнула. Выпустив напоследок в вождя слова-стрелы: - Я думала, что могу верить тебе. А ты обманул, желая посмеяться над девкой, - девушка резко развернулась, больно хлестнув косой Куницу по лицу, вышла из шатра. Кунице тогда был готов еще раз выпустить кишки Яру, лишь бы не пускать её из своего шатра. Где-то в груди, в самой глуби, он радовался этой жгучей боли в щеке. Да не мог пойти за ней. Сел на одну из подушек, подкурил самокрутку и долго-долго смотрел в стену. *** Утром Забава отвлеклась от рукоделия, услышав непривычный гам на улице. Выглянув из шатра, девка заметила толпу детей у жилища Анагаста, послышался звон колокольчиков. Забава, не раздумывая, выскочила из шатра и побежала в сторону толпы. Куница стоял, облокотившись на столб, и разглядывал ораву малышей, которые облепили худощавого мужчину. В деревне скифов его называли «лесным сусликом», из-за склада тела мужчины. Он не был ни скифом, ни русом, кои жили неподалёку. Куница с детства помнил «лесного суслика». Когда скиф был ещё совсем ребенком, этот мужчина стал приходить к ним из леса. Он всегда в был в не по размеру огромных рубахах, с посохом и колокольчиками. Он приносил детям ягоды, а Анагасту и Хегне травы, заваривал с ними чай. А Куница всегда сидел с ними, и, как говорила бабушка Хегна, грел уши. Иногда «лесной суслик» засматривался в глаза маленькому скифу, и задумчиво говорил: «Велика у тебя ноша парень. Всю жизнь Волком жить, да вокруг лебёдушки бродить, беречь от коршунов златых». В детстве Куница пытался разобраться в словах мужчины, но с возрастом забыл. Сейчас, смотря на дядьку, он вспомнил его слова, и, уже собравшись подойти к нему, вождь отшатнулся, ибо его чуть не сбила медноволосая девка. Забава запрыгнула пришедшему мужчине на шею с криком «Дядька!», а тот, в свою очередь, закружил её и медные колокольчики зазвенели на посохе. - Бусинка моя, как я рад тебя видеть! Вижу, тренировки и степной дух делают своё дело,- тятька Анастас обошёл девку кругом, а затем, уже обращаясь к рядом стоящей Хегне, продолжил, - я зачем пришёл. Можно я заберу Куницу и Забавку, порядок мне в избушке навести? Я сам уже не справляюсь. Хегна и Анагаст переглянулись, затем посмотрели на молодых Волков, которые стояли и разве что не сжигали друг друга взглядом обиды, одновременно кивнули Анастасу, мол, забирай. Анастас, не дожидаясь ответа молодых, взял обоих под руки, и, шустро попрощавшись со старшими и детьми, повёл свою добычу в лес. По дороге, троица ни проронила ни слова. Забава готова была отхлестать Куницу первой попавшейся веткой, он, в свою очередь, хотел вернуть её в деревню, и, связав, оставить шатре Хегны. А Анастас шёл между ними и смотрел в светлое небо, пробивавшееся сквозь зелёные узоры листвы. Подходя к избушке, они услышали мужские голоса. Забава на миг задержалась, скиф же медленно спустил руку к поясному ножу. Голоса слышались из избушки, в которую дядька, полный беспечности, уже открывал дверь. - Ну, чего встали, как не родные? Заходите, заждались вас здесь уже, - Анастас, метнув взгляд на Волков, юркнул в своё жилище. Войдя, Куница даже не успел сообразить, стоит хвататься за нож или бежать, пока жив, как Забава, прошмыгнув под его рукой, подбежала к двум здоровым мужикам, чьи голоса они слышали. Какое счастье было в глазах девки, когда она, переступив порог избушки, увидала знакомые плечи, глаза да кудри. Не нужно было разглядывать, чтобы узнать родных дядюшек, что чудом живы остались. Спрятавшись в их объятиях, девка плакала, и слёзы стекали на рубахи, и позвякивали рясны на русой голове. Скифу не нужно было ничего объяснять. Он стоял неподвижно, смотрел на захлёбывающуюся от радости Забаву и радовался сам. Такой печальной, убитой горем ходила девка много дней и ночей. Сколько слез грустных выплакала ему в плечи, сколько рассказывала. И вот она, снова плачет, уже от счастья, и скиф хотел, чтобы она всегда была такой. Светлой, смеющейся, и чтоб глазки синие от радости сверкали, как ручей под солнцем. После, когда родная кровь успокоилась, Анастас разлил отвар по пиалам, и долго они говорили. Обо всём. О скифах, о лесе, о Волках, об отце Забавы, о дружине княжеской. Куница сидел молча, вертел пиалу в руках. Солнце стояло высоко над лесом, когда тятя Анастас, обежав взглядом избушку, прервал беседу: - Любо мне на вас смотреть, Забавушка. Да дело у меня с твоими дядьями имеется. Чаю, помнишь ты о землянке моей, где товар твоих дядюшек лежит? - дождавшись согласия, тятя продолжил, - надобно нам с ними к следующей поездке готовиться. А вы с Куницей избушку мою поправите. Обговорив со скифом и девкой, что сделать надобно, Анастас, уже уходя, пошутил: - Смотри, Лебёдушка, сильно не гоняй этого Волка с серьгой. Мигом Забава вспомнила, как когда-то, совсем маленькой, сёстры еще не родились, сидела она зимой с дядькой Анастасом у печи, сушила валенки, и сказал он ей тогда поговорку: «не бойся в степи, Забава, волка с серьгой». Думала девка, что уж и забыла она брехню грека, да как-то само всплыло в голове. Взглянула она на скифа, утонула вновь в медовых глазах. А Куница, рассматривая руки девки, понял, что не надобно ему уже спрашивать у Анастаса, что за лебёдушку ему нужно оберегать...