Decolonization

Альфред долго обрабатывал раны Артура, промывая их и накладывая повязки. Долгое время он не решался заговорить. — Мы ведь уже были союзниками со времён... как бы лучше выразиться... нашего разлада? Почему наши отношения... эээ... изменились только сейчас? — А они изменились? — Артур усмехнулся — Ну... сейчас мы явно проводим гораздо больше времени вместе, чем за последние сто с лишним лет. — Пребывание в совместных окопах так или иначе этому способствует. — В Первой Мировой наши окопы тоже были по одну линию фронта, это не мешало нам почти не разговаривать друг с другом. — Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы и сейчас было так же? — огрызнулся Артур. — Ни в коем случае. Я просто хочу понять, почему мы не могли выяснить наши противоречия раньше, будучи в схожих обстоятельствах. — Это НЕ были схожие обстоятельства! В прошлый раз ты сидел в нейтралитете до последнего, пока меня... — Пока ты участвовал в дележке колониальных владений со своими европейскими друзьями? Чего ты от меня ждал? Ты думал, что твоя бывшая колония придёт тебе на помощь в области колонизации и колониального передела других стран между тобой и твоими коллегами-империями? Думаю, тебе не надо объяснять, на чьей стороне была бы моя эмпатия и солидарность, — возмутился Америка. — Ты вроде помогаешь мне сейчас, но как будто бы в глубине души всегда жаждешь моего поражения и гибели как страны... ещё со времён войны за независимость, — Артур тяжело вздохнул и испытал огромное желание оттолкнуть Альфреда и уйти. Он бы и сделал это, не будь он так слаб сейчас. Америка оторвался от процесса перевязки, удивленно-обескураженным взглядом посмотрел Англии прямо в глаза и осторожно взял его за плечо. — Я? Желаю твоего поражения? Твоей смерти? Скажи, ты в конец рехнулся уже? Я не желал твоего поражения ни в Первой Мировой, и уж тем более не стал бы сейчас. В прошлый раз я ввязался в войну когда Германия начал топить¹ твои корабли... — Во-первых, с ТВОИМИ гражданами на борту. Во-вторых, ты вступил в войну спустя целых два года после этой истории! — Тем не менее. — Боже, ты вступил в войну только потому, что я тебе рассказал об интрижках, которые плетут Германия с Мексикой² за твоей спиной и про то, как они планируют забрать у тебя несколько штатов в случае своей победы. Несколько штатов, которые прежде были мексиканскими территориями прежде, между прочим. И ты мне будешь говорить об империализме. — С кем поведёшься... но в любом случае, на данный момент любой мой штат имеет гораздо больше прав и свобод, чем твои колонии. — Ну-ну. Страны опять ненадолго замолчали. Англия смотрел на Америку и думал, что не так уж они и различаются между собой, как ему казалось прежде. — Хорошо, Англия. Наверное, говорить о том, что я ввязывался в мировые войны ТОЛЬКО из-за тебя — это было бы лукавством или манипуляцией. Естественно, были и иные причины — вроде банального опасения за собственную безопасность в случае победы сил зла... — Боже, прекрати разговаривать про серьёзные вещи сленгом из твоих дурацких комиксах про супергероев. — О, ты ничего не понимаешь в военной пропаганде. Ты видел тот чудесный комикс про Капитана Америку, где тот побеждает Гитлера и спасает весь мир?³ Этот комикс очень повлиял на поднятие боевого духа... я имею в виду, что он вышел за полгода до моего официального вступления в войну. Он выражал мои искренние устремления, воплотиться которым Конгресс на тот момент не давал добро. Англия вопросительно посмотрел на Америку. — Я имею в виду, что я хотел вступить в войну уже тогда, чтобы защитить весь мир и в особенности тебя от ужасных действий Германии. И что супергеройские комиксы, которые я предложил тогда выпустить, достаточно повлияли на колеблющуюся часть общества и... — Мне кажется, что ты преувеличиваешь их эффект... Подожди, как ты сказал? Предложил выпустить? Не хочешь же ты сказать... Альфред виновато потупился. — Ну конечно, "Капитан Америка"! И как я сразу не догадался... Как бы им пришло в голову назвать героя именем страны, если только не... Господи, Альфред, мы же не должны рассказывать никому о нашей сути кроме наших правительств! — Они всё равно мне не поверили. Но идея их вдохновила. Британия снова тяжело вздохнул. Он так устал выяснять отношения с Америкой, постоянно с ним спорить по мелочам даже там, где в главном они были на одной стороне. А ещё он был дико раздражён своей слабостью. Нет, он чувствовал, что перелом в войне уже произошёл и что Германия войну проиграет — но Лондон снова начали бомбить немецкие крылатые ракеты: город горел, дома разрушались, а граждане продолжали умирать. На теле Англии каждая такая атака ощущалась неприятными болезненными кровоточащими рубцами на коже. Каждой клеткой своего тела он чувствовал скорбь и печаль народа по убитым солдатам и мирным жителям, а также боль и страдания граждан, утративших свои дома и нормальный уклад жизни, позволяющий удовлетворить хотя бы базовые потребности. И всё-таки это не объясняло всего — Первая Мировая была не менее болезненной и кровопролитной, на его теле осталось множество шрамов от событий тех времен и всё-таки он не ощущал во время той войны такой всеобъемлющей слабости. Вообще ни одна война на его памяти не отнимала у него силы в таком количестве... Это безумно его беспокоило. В глубине души он знал, что империи не живут вечно — особенно те, которых нарекают самыми большими в свою эпоху. Естественно, как любая нормальная страна Англия хотел жить и процветать и уж точно не хотел в ближайшее время составить компанию Риму на небесах... Но как понять, является ли та слабость, которую он испытывает из-за этой чертовой войны, первым признаком смерти страны? Как вообще умирают страны и можно ли это предотвратить? Он никогда не интересовался подробностями этого процесса — излишне самоуверенно полагая, что будет жить и править миром вечно — и сейчас безумно об этом жалел. И даже ведь у Италии не спросишь сейчас, как его дедушка пришёл к распаду и смерти, потому что Италия сейчас во вражеском лагере и разговаривать с ним не будет. Англия взглянул на Альфреда, который закончил перевязывать ему раны от очередной бомбёжки и до сих пор неуклюже придерживал его за плечо. "Вот уж кому ещё несколько веков не нужно будет о таких вещах беспокоиться, — на удивление без зависти, со странной теплотой в душе подумал Англия, — прекрасная, молодая и сильная страна, у которой все впереди..." Он не заметил, как пробормотал последние слова вслух — осознание этого заставило Артура сильно смутиться и покраснеть. Америка услышал, улыбнулся и посмотрел на Англию нежным и добрым взглядом. — Я рад, что ты видишь меня таким. Англия попытался закрыть лицо руками. Америка взял его руки в свои и заглянул в глаза Артуру. Глаза блестели так, как будто там вот-вот появятся слезинки. — Ты боишься, что я займу твоё место? Стану империей номер один в мире? Артур сначала хотел оставить этот вопрос без ответа, но потом понял, что ему безумно хочется выговориться — а Америка и так уже всё понял. Артур кивнул. — Тебе не нужно этого бояться, — кратко сказал Америка. Англия с недоверием посмотрел на Альфреда. — В том плане, что империи устарели. Ты разве сам не видишь? Две мировые войны — и из-за чего? Из-за того, что Германия захотел тоже стать таким как вы. Артур отстранился от Джонса. Предательская слеза все-таки скатилась по щеке — он умел держать себя в руках, но только не когда всё тело болит от ударов агрессора, а самый близкий союзник говорит тебе, что агрессор и ты два сапога пара. — Эй, ты чего? — Альфред забеспокоился, что опять ляпнул чего-то лишнего. — Я не имел в виду ничего плохого насчёт тебя. — Да, просто сравнил меня с фашистом. — Я просто имел в виду, что уже слишком много стран увлеклось завоеванием других стран мира. Земля не вместит столько империй, а ещё парочка войн за мировой передел — и делить будет нечего, весь мир будет лежать в руинах. Ведь с каждой новой войной оружие становится всё более разрушительным. — Тут ты прав, — смягчился Артур. — Новое мировое лидерство должно быть основано на торговле, а не на войнах. — Ах, ну то есть ты всё равно метишь на место главной страны в мире. Просто не хочешь называть себя империей. — Потому что и не являюсь империей. А что до моего лидерства — полагаю, так будет лучше для всех. — Ну конечно! — съязвил Артур. — Каждая империя думает именно так. — Я не планирую захватывать себе колонии. — Ну, посмотрим как долго ты продержишься без этого, — засмеялся Артур. — Моей военной мощи уже более, чем достаточно для такого рода действий. И тем не менее, я этого не делаю. Я даже в эту войну ввязался неохотно. Это было правдой. Артур чувствовал себя всё более неловко в этом разговоре. Диалог снова вылился в спор о месте в мире каждого из них, а ведь он хотел поделиться своими страхами насчёт потенциальной собственной смерти... "Ты сам не видишь, что империи устарели?" "Ещё парочка таких войн, и делить будет нечего — ничего не останется" "Германия захотел стать таким же как вы" Слова американца забирались ему под кожу. С каких пор тот насколько поумнел? И можно ли ему довериться? С одной стороны — тот стал ему ближайшим союзником и даже другом за эти несколько лет совместной тяжёлой войны. С другой — они всё так же регулярно препирались, к тому же это был всё тот же самый Америка, который уже однажды его бросил. — Америка? Я... — Артур запнулся. — Да? — Альфред встревоженно посмотрел на британца. — Я боюсь не пережить эту войну... — Артур, что за глупости! Наша победа — это вопрос времени. Ход войны уже переломлен. Германия неизбежно проиграет. А то, что он в последние месяцы снова повадился стрелять по тебе — так это он от отчаяния и из мести. Течение войны это уже не поменяет. — Да я не об этом. Я тоже не сомневаюсь, что мы победим, просто... я не уверен, что лично я не развалюсь вскоре после. Моя экономика ужасно пострадала от войны, я весь в долгах, я безумно ослаб — больше, чем когда-либо... Германия уже не сможет меня захватить, но... если кто-то попытается сразу после... я не уверен... — Англия закрыл лицо руками от отчаяния. — Англия! Я не позволю тебе умереть! И уж точно не позволю кому-нибудь захватить тебя! Я помогу тебе разобраться с долгами после войны... и смогу защитить тебя от вторжений! — горячо сказал Альфред, сам смутившись уровню публично продемонстрированной им обеспокоенности будущим Британии, — В конце концов, мы же союзники. — Америка... Ты говоришь так, как будто сам хочешь видеть меня своей колонией. — О боже, нет. Господи, Англия, ты меня что ли боишься? Ты думаешь, это я буду тем, кто воспользуется тем, что ты лежишь в руинах и захватит тебя? Такого ты обо мне мнения? Артур горько усмехнулся. — Я никогда бы не посягнул на твою независимость, слышишь? — продолжил Америка, будучи крайне возмущенным словами Англии. — Я просто готов прийти на помощь, если это захочет сделать кто-то ещё. И да, я и после войны хочу видеть тебя своим ближайшим союзником. Даже несмотря на то, что на данный момент ты уже слабее меня в некоторых сферах. — Наверное, тебя я боюсь меньше, чем Россию с его идеологией и всё расширяющимся подминанием под себя стран Восточной Европы. И всё-таки да, немного боюсь — прости мне мою честность. Я просто не понимаю, зачем тебе бескорыстно помогать другой стране, которую ты легко можешь добить, подчинить и выжимать впоследствии из неё ресурсы. — Ну, во-первых, не совсем бескорыстно. Помогая тебе восстановиться, я сохраняю себе довольно неплохого союзника во всех отношениях, а не просто загребаю себе территории, на которых безусловно будут волнения, бунты и саботаж — в связи с чем они будут мне скорее в убыток. Во-вторых, неужели ты сам не догадываешься, почему бы я хотел, чтобы ты продолжал жить и был свободным, счастливым и независимым? Внутри у Англии что-то сжалось. Он не смел надеяться на тёплые чувства между ними со времён американской войны за независимость — хотя и жаждал этого больше всего на свете с момента, как Америка вырос. Америка не смел надеяться, что Англия сам выскажет хотя бы предположение об эмоциях Альфреда — не говоря уже о том, чтобы сказать, что чувствует сам. Взглянув на смущенного Англию, он решил рискнуть — не думая, как будет оправдываться, если Артур не ответит взаимностью и оттолкнет его. Альфред притянул Артура к себе, взял за руки и нежно поцеловал. О да, он наконец-то сделал это! Не меньше столетия он мечтал о прикосновении к этим красивым, тёплым, восхитительным губам. И оно определённо стоило того. — Я люблю тебя, Англия. — спокойным и необычно серьёзным для себя голосом сказал Америка, прервав поцелуй. — И всегда любил. Артур чуть не задохнулся от переизбытка чувств и чуть не ляпнул в очередной раз что-то злое про войну за независимость. В голове стучали слова Америки. "Неужели ты сам не догадываешься, почему бы я хотел, чтобы ты продолжал жить и был свободным, счастливым и независимым?" "Я люблю тебя, Англия" О боже. О БОЖЕ! Англия внезапно увидел самого себя с не самой приглядной стороны. Столько лет он обвинял Америку в том, что тот ушел от него и оплакивал своё разбитое сердце — но Америка никогда не переставал любить его. Это он был бесчувственным чурбаном и не желал видеть от него другой любви, кроме как раболепной привязанности от зависимой и подчинённой колонии... Это он хотел заставить своего любимого человека жить так, как хочется ему самому. Это он первым забил на чувства и эмоции Америки и не пожелал видеть в нём равноправного партнёра. Альфред перевязывал ему раны после каждой блиц-атаки на Лондон, а он — он сжёг Вашингтон полтора века назад из мести за независимость... Альфред из своей любви к Артуру искренне хотел, чтобы он после Второй Мировой остался свободным и независимым, даже не помышляя подчинить его себе — а он, он... из своей извращённой любви хотел запихать свободолюбивого Альфреда в тиски своего жёсткого контроля и никогда не выпускать. Неудивительно, что Альфред тогда ушёл. Удивительно, что до сих пор любит, помогает и хочет общаться. Англия не выдержал и по-настоящему расплакался. — Альфред, прости меня! Прости! Америка с грустью и тоской в сердце посмотрел на Англию. Не имея возможности читать мысли Артура, он подумал, что тот просит прощения за невозможность и нежелание ответить взаимностью. — Англия, ты не обязан отвечать на мои чувства только из-за того, что я оказываю тебе военную и финансовую помощь. И извиняться тоже не обязан. Я всё равно помогу тебе в этой войне и уж точно никогда не буду тебя ни к чему принуждать. Ну почему они всегда понимали друг друга неправильно! — Америка... я не за это прошу прощения. Я прошу прощения за то, как я выражал свою любовь к тебе в колониальные времена... за то, что заставил тебя стоять перед выбором: свобода или моя любовь. За то, что не слышал тебя и думал только о себе. И... за то, что сжёг твою столицу. — Ого. Ну, если уж Британия просит прощения за колониализм — то видимо, и правда после войны грядёт новая эпоха! — Я прошу прощения только у тебя. И не думай, что мне было легко это сказать. — О, я не думаю. И да, я давно тебя простил. Сейчас бы я хотел услышать кое-что другое — если, конечно, смею надеяться. — О боже. Конечно, я люблю тебя, Америка! Я понимаю, что ряд моих непристойных действий мог убедить тебя в обратном, но тем не менее — я никогда не переставал тебя любить. — Ты любишь меня как? — Уж точно не только как союзника и воспитанника, — усмехнулся Англия. Альфред обвил своими руками тело британца и ещё раз поцеловал его, но на этот раз гораздо глубже и чувственней. Англия издал тихий стон в губы Америки, прижался к нему покрепче и вцепился в него так, как будто боялся, что земля уйдёт из под ног. Альфред погладил Артура по спине, взглянул ему в глаза и сказал: — Всё обязательно будет в порядке. Ничего не бойся, я с тобой! ***** Исторические справки: 1. Речь идёт о британском лайнере «Лузитания», затопленном немецкими подводными лодками во время Первой Мировой войны. На борту лайнера были в том числе и американские граждане, что настроило многих граждан США против Германии в этой войне. Однако несмотря на это, США вступили в войну только два года спустя 2. Имеется в виду "телеграмма Циммермана", в которой немецкий министр иностранных дел предлагал мексиканскому правительству заключить союз против США. Телеграмма была обнаружена британской разведкой и стала одним из главных поводов для вступления США в войну 3. Комиксы про капитана Америку действительно появились во время Второй мировой войны и играли роль военной пропаганды (в нейтральном смысле), а на обложке самого первого выпуска был изображен Капитан Америка, собственноручно побеждающий Гитлера. Однако этот выпуск был сделан за полгода до официального вступления США в войну.