Decolonization

Америка всматривался в яркий спокойный чистый океан лазурного цвета с нависающими над ним изгибами тропических пальм. Место было безусловно красивое. Америка подумал о том, что хотя на его территориях хватало побережий океанов, сравнимых с этими по красоте было довольно мало. К тому же многие из них омывались холодными течениями. Наверное, только несколько мест во Флориде могли сравниться с этим райским уголочком. Америка подумал про Англию и местность, которая для того являлась естественной и родной. Дожди, туманы, слякоть, тучи. Должно быть, ему неприятно было находиться в таком унылом доме круглый год… Могло ли это сподвигнуть Англию к колонизации? А мог бы он сам стать колонизатором, если бы его родные земли были бы поменьше и похуже и не имели бы такого разнообразного и красивого ландшафта как… — Ой, — Америка вдруг вспомнил о себе не самую благоприятную историю. Ведь кроме Флориды красивые южные океанические пляжи были ещё у… Америка стыдливо вспомнил 1898 год¹. Обычно он так не делал. И точно бы не стал делать сейчас, когда архаичность и неэффективность империализма была так ярко подчеркнута мировыми войнами, а он имел счастье вынести из этого урок не на своей собственной шкуре. Но тогда, в 1898 году… Он был невероятно впечатлён красотой тех мест… А ещё ему самому хотелось кое-кого невероятно впечатлить и доказать, что если нужно — он и сам из кого угодно колонию сделает. «Я не планирую захватывать себе колонии» «Ну, посмотрим как долго ты продержишься без этого» «И ты мне будешь говорить об империализме!» «Твоя война за независимость тебя никак не страхует от того, чтобы однажды стать ПЛОХИМ» В голове рефреном звучали фразы Артура и стоял его смех — так, как будто бы тот действительно находился здесь. «Мы вообще гораздо больше похожи с тобой, чем ты признаешь» — Америка вспомнил и слова, которые он сам недавно говорил Англии. Америка покачал головой. Похоже, они были похожи даже больше, чем он сам признавал. Англия определённо научил его не только хорошему. А Гавайи определённо были ничем иным как его колонией с 1898 года — после того, как он поспособствовал перевороту на тех территориях и свержению местной власти. А самое ужасное заключалось в том, что странный маленький полинезийский ребёнок, блуждавший по побережью совсем один — исчез после того, как он аннексировал эту территорию. Альфред очень редко вспоминал о нём, поскольку видел того всего пару раз, и ещё реже думал о том, куда тот на самом деле делся и кем являлся. «Получается, я тогда не просто колонизировал и подчинил себе эту территорию, но и… ненароком убил их национальное воплощение? Навсегда лишив их возможности независимости?» — стыдливо и шокированно подумал Альфред. — «Возможно, действительно не мне предъявлять Англии за империализм…» Не то, чтобы Альфред не знал фактов о том, что случилось с Гавайями. Конечно знал, он же принимал в этом непосредственное участие. Но он просто предпочитал об этом не думать и у него почти получилось вытеснить эту информацию на задворки своей памяти. В конце концов, он же не стрелял малышу в голову. Просто в результате его действий получилось так, что тот умер… «Наверное, если уж я взялся втолковать Англии, что колониализм это прошлый век, мне нужно будет предоставить Гавайям статус штата. Независимость предоставить там уже никому не получится, но хотя бы так я уравняю жителей этих территорий с жителями моих штатов…» — Америка действительно думал, как исправить свои исторические ошибки. От тяжёлых раздумий его отвлёк знакомый голос. — Намасте, мистер Америка, — поздоровался внезапно появившийся рядом с Альфредом смуглый темноволосый парень. — Привет, Индия! Как поживаешь? Колониям запрещалось посещать собрания стран и самостоятельно знакомиться с независимыми странами, но они с Индией были знакомы ещё со времён, когда оба были колониями Англии. А ещё Индия в последнее время нередко нарушал эти запреты — как было свойственно любой колонии на грани войны за независимость. Альфред и сам втихаря общался с Францией будучи колонией Артура, а в конечном счёте даже попросил у него военной помощи — так что для него это не было каким-то нерушимым табу. Впрочем, как будто для Америки вообще существовали нерушимые табу! — Как вам сказать. Мой народ бунтует² и я бунтую вместе с ним. А Англия вполне закономерно зверски зол на меня сейчас. Впрочем, в последнее время выражает он это менее агрессивно, чем ранее, — Индия потер крупный шрам на голове, — я имею в виду, что на слова о моей потенциальной независимости он не только бьёт меня чем под руку попадётся, а теперь ещё иногда и слушает, что я ему говорю. Наверное, это новый премьер на него так влияет — славный мистер Эттли действительно поддерживает нашу независимость. Мы возлагаем на него большие надежды... Америка вспомнил список ругательств, которыми Артур обкладывал премьера каждый раз, когда слышал его фамилию. Индия довольно оптимистичен, да. — Впрочем, возможно Артур немного смягчился после того, как почувствовал, что я могу быть реальной силой. По крайней мере, я надеюсь на это. Америка обратил внимание на свежий синяк у Индии на руке, показал на него пальцем и спросил: "смягчился?" — О, мистер Америка. Это мелочи в сравнении с тем, что он делал в прежние времена. Да и кому я рассказываю? Вы наверняка прочувствовали это на своей шкуре в своё время. Знаете, а ведь я вами по-своему восхищаюсь! Вы так быстро и ловко сбросили с своей шеи петлю его власти! По вам как будто бы с первых дней было видно, что вы не позволите с собой так обращаться... пора и мне заявить о том же самом. Если даже Англия не будет готов с этим смириться, по крайней мере, возможно, это сделает его босс — а ему останется только согласиться. — Индия, Артур никогда меня не бил. Даже во время войны за независимость... он не смог выстрелить в меня, — непривычно тихо сказал Америка. — Что? Поверить не могу! В те времена он был куда могущественнее и злее, чем сейчас. Как это возможно? — Я не знаю, Индия. На самом деле, я совсем недавно узнал, как выглядит колониализм у других стран. Мне искренне жаль тебя, Индия, — подавленно сказал Америка. — Похоже, что вы единственное живое существо на планете, кого этот маньяк действительно любит, — пришёл к выводу Индия, — или, по крайней мере, любил. Должно быть, правду болтали среди колоний о том, как он убивался, когда вы ушли. Поговаривали, что даже если бы мы все — колонии, кто у него остался — разом умерли или бы перешли в лапы Франции — он бы и то так не горевал, как по вам. Я не особо верил в это, считая, что такой человек, как он, в принципе не способен на чувства — но похоже, что заблуждался. — Да нет, он вполне способен на чувства, — улыбнулся Америка, вспоминая их поцелуи и неловкие признания Артура, — просто не ко всем и не всегда умеет их выражать. Как уже упоминалось, Индия не посещал собрания стран ввиду того, что был колонией — так что до него ещё не доходили скабрезные слухи о том, что Америка и Англия стали больше чем союзниками. Индия всё понял по мечтательной улыбке Альфреда и его многозначительным словам, но искренне удивился своей догадке. — Неужели вы и мистер Англия..? — Артур не любит, когда кто-то болтает об этом. Давай ты сделаешь вид, что не слышал об этом, ладно? И тем более, что не от меня. — Хорошо, Америка. Мне только сложно понять, как вы — будучи в прошлом колонией — смогли полюбить своего бывшего тирана. Это стокгольмский синдром или что? — Индия, я же говорю, Артур не был в отношении меня таким уж тираном. Он дарил мне фигурки в виде английских солдатов и красивые костюмы, которые я стеснялся надевать из-за их чрезмерной вычурности. Он обнимал меня и радовался, что я полюбил его еду и перенял его язык. А потом он стал поднимать налоги, наотрез отказался пускать меня на собрания стран и давать мне какую-либо информацию по управлению страной — мой народ взбунтовался и я запросил независимости. Артур приставил мне мушкет ко лбу, но так и не выстрелил. А, ну ещё сорок лет спустя воевал со мной и сжёг мою столицу. Вот это действительно было неприятно, но я тогда уже не был его колонией и это совсем другая история. — Он дарил вам фигурки... — уныло сказал Индия. — Показать вам, что он дарил мне? Америка вопросительно взглянул на Индию. Южная страна молча развернулась, сняла с себя рубашку и продемонстрировала Альфреду огромные глубокие шрамы во всю спину. Альфред тяжело вздохнул. "С Англией точно необходимо продолжать говорить о недопустимости колониальных практик. Особенно ТАКИХ, — подумал он. — Даже несмотря на мою ошибку на Гавайях, мне определённо следует этим заниматься дальше. Как минимум потому, что исходя из того, что сказал Индия, меня он действительно может послушать". Не без удовольствия Америка подумал о том, что тот факт, что Артур уже начал обращаться с Индией немного менее грубо, был полностью его заслугой. Его, а не премьера — потому что в адрес босса Англия позволял себе ругательства и пожелания проигрыша на ближайших выборах. А его, Альфреда, он хотя бы слушал — хоть и практически всегда резко возражал. — Индия, я хочу, чтобы ты знал — я искренне желаю тебе независимости. Это лучшее, что может случиться с такими как мы. Ты запомнишь этот момент на всю жизнь и будешь ежегодно его праздновать с фейерверками, парадами и вкусной едой. И я верю, что ты уже близок к этому моменту! — Спасибо, Америка! А ваши отношения с Артуром не пострадают, если он узнает, что вы на моей стороне? — Он знает. Ну в смысле, не конкретно про тебя, а в целом — что я был бы рад видеть его нормальной современной страной, а не архаичной империей, цепляющейся из последних сил за свои непомерные владения. И моё мнение о колониализме ему тоже известно. Он с ним, естественно, не согласен — но мы никогда не были во всём согласны, это нормально. Однако я давно уже пытаюсь ему втолковать, что мирная деколонизация ему гораздо больше пойдёт на пользу, нежели военная — и что кроме этих двух альтернатив у него других вариантов всё равно не осталось. — И как, получается? — Пока не очень, но я не теряю упорства и надежды. — Искренне желаю вам в этом удачи! — Удача понадобится скорее тебе, Индия. Альфред был уже готов попрощаться с Индией, но тут вспомнил, что не спросил ещё один тревожащий его вопрос. — А, да. Индия? Можно задать тебе последний, но достаточно личный вопрос? — Ну, задать-то всегда можно. — Скажи, а Артур... когда жестоко обращался с тобой в качестве колонии... он только бил тебя? Ничего более? — А что, этого мало? — горько усмехнулся Индия. — Ну то есть больше ничего не было? — Я не понимаю вас, Америка. — Ладно, я расскажу. Я недавно узнал, что некоторые империи... в качестве акта полного подчинения себе какой-нибудь колонии... совершали с ними насильственные действия сексуального характера. — Ах, это. Нет, этого не было. Сомневаюсь, что у него вообще есть либидо. Только мортидо³, желание захватывать, бить и уничтожать. — Ох. Я рад это слышать. Ты не представляешь, как рад. И да, у него есть либидо. Но, ещё раз повторюсь, что я безумно рад, что он не применяет и не применял его в столь мерзком варианте! — быстро и взволнованно сказал Америка. — Возможно, я просто его не привлекаю. Мы же не знаем, как он поступает с колониями, которые в его вкусе. — Я знаю, Индия, — улыбнулся Америка, — совершенно точно не так. — А, ну да. Я забыл. Да, наверное вы и правда знаете, — Индия тоже улыбнулся. — Не говори ему, что я тебе об этом рассказал, помнишь? Он расстраивается, когда другие страны говорят о нас лишнее. Попрощавшись с Индией, Америка прямиком отправился в аэропорт на рейс в Лондон. Он морально готовился к сложному разговору о недопустимости жестокого обращения с колониями. И пытался придумать, что будет отвечать, если Англия ехидно напомнит ему о Гавайях. Получалось не очень хорошо, но он старался. ****** Исторические справки и прочие примечания: 1. В 1893 году в королевстве Гавайи был совершён переворот при участии американских моряков и жителей американского происхождения. Вскоре была провозглашена республика, являвшаяся подконтрольной США — а ещё через несколько лет территория была аннексирована Штатами во время испано-американской войны. В начале века и чуть позже, в тридцатых годах, в США неоднократно поднимался вопрос о предоставлении Гавайям статуса штата, но этот вопрос забраковывался представителями южных штатов из расистских соображений (они не хотели, чтобы статус штата и соответственно равные возможности с другими штатами получали территории с преимущественно небелым населением). После второй мировой, однако, отношение к Гавайям изменилось даже у южных штатов и разговоры о принятии их в состав США стали происходить чаще, хотя сам процесс затянулся ещё на четырнадцать лет. Надо отметить, что на момент, когда Альфред рассуждает об этом, на Гавайях уже преобладало стремление и борьба за то, чтобы быть включённым в США в качестве штата, а большинство населения было американцами — примерно это Альфред имеет в виду, говоря о том, что там уже некому предоставлять независимость и о смерти мальчика-персонификации этого государства. 2. Индия имеет в виду мятеж Королевского флота Индии в Бомбее (Мумбаи), который достиг своего пика в феврале 1946 года и распространился на другие индийские города. В Бомбее матросы захватили двадцать британских кораблей, а в Карачи восставшие применили оружие против карательных отрядов британской колониальной администрации. Бунт был подавлен, но привлёк внимание британского правительства и лично премьера Клемента Эттли, который действительно довольно давно выступал за предоставление Индии независимости. Эти бунты помогли ускорить данный процесс. 3. Либидо и мортидо — понятия из психоанализа Фрейда. Либидо означает сексуальное влечение в узком смысле (и влечение к жизни в широком), а мортидо — стремление разрушать и разрушаться (или влечение к смерти). Согласно Фрейду, в человеческой личности всё подчинено одному из этих фундаментальных устремлений. На данный момент Фрейд и его теория устарели, но эти слова продолжают использоваться на бытовом уровне для обозначения сексуального влечения и агрессии/аутоагрессии. Да и во времена, в которые происходят события данной главы, Фрейда вполне себе уважали. Так что я позволила себе употребить эти слова.