последний мятеж

Минуты. Тишина и гул сверчков, а ещё закатное солнце, которое исчезает. Кристине тут же становится холодно и она, будто нарочно себя не жалея, дрожит в чужих руках. Так просто и так несчастно. Они сидят на капоте, пытаясь согреться. Комаров отгоняют и тихо переговариваются ни о чём. Пока к ним не выходит Дима с Викторией, улыбаясь. Ребята закуривают, оказываясь у машины. — Неужели, блять, — тянет Вика, с насмешкой глядя. — А я что говорил? — и Кристина поднимает голову, усмехаясь. А Лиза отрывается от объятий, стирая с лица последние остатки слёз, и надменно выдаёт: — Чего приперлись? — Мы ваши лучшие друзья, алло! Две травмированные истерички, — Дима лыбится, стряхивая пепел и тут же его туша носком кроссовка, — Хотели предупредить. — О чём? — В интернете поднимается бунт, люди планируют подписывать петиции о сносе министерства пропаганды. Считают, что в демократическом обществе оно не нужно. Поэтому, скорее всего, завтра начнется что-то масштабное, а учитывая, что это всё затеяли мы, нас могут искать. У нас у всех есть ночь. — Судная? — Как тебе угодно. Виктория посмеивается, подходя ближе. В упор на них смотрит, улыбаясь, и выдаёт: — Вы можете уже потрахаться, чтобы я не отдавала свои десять тысяч? — и Лиза цокает возмущённо, так, как делает это примерно сто раз в день. — А ты можешь наконец-то решить свои психотравмы и не заёбывать всех отношениями с Виолеттой? — индиго изгибает одну бровь в издевательской манере, тоже улыбаясь. И вскидывает подбородок. В ответ Вика лишь бьёт её по руке, угрожающе пялясь. И от негодования издаёт непонятливый звук. — Ну, слушай, Лиза права, — цедит Дима, и та оборачивается, разводя руками. — Это мне сейчас сказал кто? Придурок, который испортил Арсену жизнь? — Слушай, завались, — по-доброму отвечает парень, маша на неё рукой, — мы все — взрослые люди. — Нет, нихрена, — протестует Кристина, которая всё это время следит за перепалкой, — мы не взрослые люди! — Мне тридцать два! — Лиза половину жизни думала, что душевнобольная, у Виктории не было молодости из-за детдома и наркотиков, я понятия не имею, что такое друзья и всякие обычные штуки, а ты в пятнадцать уже работал и пытался выжить на улице. Мы не взрослые, мы проебали юность, понимаешь? И теперь ведём себя, как дети! — Мысль здравая, — вдумчиво отвечает Дима, улыбаясь, — Ладно, мы не взрослые. Мы травмированные. — Иди и разберись с Арсеном! — Виктория его пинает ногой, немного злостно и подстрекательски, — Я уже заебалась это слушать! И вообще, вы все меня заебали! — Иди и разберись с Вилкой! — кричит ей парень в лицо, выдыхая дым, — меня тоже заебали ваши «горячо-холодно»! — Ладно, пойду и разберусь! — Отлично! И я пойду и разберусь! — и они оба посмеиваются, пока Лиза с Кристиной смотрят на них, как на придурков. Тогда Вика оборачивается с улыбкой, говоря: — Что? — возмущённо. — Ничего, абсолютно ничего, — цедит Лиза, поправляя челку, — Завтра мы поедем на допрос Алехина. Готовьтесь. — Я пошёл отсасывать Арсену, — Дима выставляет руки в защитном жесте, улыбаясь, — А что? Лучшая защита — это нападение! Думаю, так он поймёт, что я не эгоистичная мразь? — Ты эгоистичная мразь, — кивает на него Вика, затягиваясь дымом вновь, — поговори с ним. И парень отсалютовывает, уходя и не оборачиваясь. Девушки с улыбкой провожают его взглядами, и Вика выкидывает окурок, намереваясь уйти тоже. Пока не слышит: — Виктория, — тянущее и угрожающее от Кристины. Девушка оборачивается. Поднимает одну бровь, вопросительно кивая. А Захарова продолжает: — У Вилки хобби — прыгать со зданий. — Это ты к чему? — Если ты её обидишь, я совершу акт самого жестокого расизма к азиатам, каких только поискать, — и Кристина смотрит своими голубыми глазами, пока Вика лыбится, кивая. — Я не собираюсь с ней плохо поступать. — Все вы никогда не собираетесь. — Смотри, чтобы Вилка меня не обидела. И Виктория уходит, пока Лиза выглядывает вдумчивое выражение лица другой. Пока ищет слова: — Виктория бы не стала. — Это просто предупреждение. Индиго тяжко вздыхает, а Кристина продолжает, закуривая: — Вилка слишком сильно привязывается к людям. И потом ей очень больно. Слишком больно. — Как и всем. И Кристина вспоминает. *** — Бросила, — с улыбкой на лице, но такой горькой, что губы поневоле подрагивают. Кристина усмехается, подвигаясь. И предоставляет немного места на потрёпанном матрасе. Включает лапму, пока Вилка усаживается на тумбу, закуривая. — Почему? Появиться в Кристининой комнате после полуночи — привычное дело. И Виолетта усмехается, выдыхая дым. — Кто бы знал. Кристина встаёт. Подходит к тумбе, выхватывая сигарету из чужих рук и пялится в окно. А потом говорит: — Она была тебя недостойна. — И кто меня достоин? — Тот, кто будет тебя любить, малыш, — выдох прямо в лицо и мягкий успокаивающий взгляд. Вилка улыбается, с восторгом оглядывая чужое лицо. Снимает резинку с чужих волос, зарываясь пальцами. И склоняет голову набок, тихо шепча: — Меня только ты любишь. — Не льсти себе, всё равно не больше, чем алкашку, — парная усмешка. — Ты тоже себе не льсти, я променяю тебя на грамм фена при первой возможности. — Я знаю. Они молчат ещё с секунд пять, пока Виолетта не всхлипывает, отворачиваясь. И не перенимает сигарету обратно. Кристина её хватает за подбородок, заставляя слезящиеся глаза посмотреть прямо в её. — Сегодня без суицида? — с печалью, с сожалением. — Это потому, что есть, куда пойти, — Вилка улыбается, хоть в душе настоящий ураган из боли и ненависти. Но ведь не к Кристине, а потому она мягко гладит чужой затылок. — Мне Настя изменила, — тихо и безучастно. Не поднимая головы. — Что? — Вилка выпадает, открывая рот. Шепчет мягко и загнанно, и теперь сама заставляет посмотреть в глаза, непонимающе косясь, — Когда? — Неделю назад. Ушла, — Захарова поджимает губы, будто чувствует себя виноватой. — Почему? — Потому что всем нужен секс, — секундное молчание и болючая фраза, от которой щиплет глаза, — в обе стороны. — Не всем, — Вилка качает головой, возражая, — ты же фактически благотворительный фонд рук и языка. Она просто ебанутая. — А по-моему, это я, — и Виолетта усмехается, снова безмолвно возражая. — Нет. Иначе, я бы не приходила к тебе каждый раз, да? И снова тишина, снова звук тикающих часов, снова Виолетта, которая ёрзает на тумбе. И Кристина, что жмётся к ней лбом, громко вздыхая. — Мы с тобой обе ебанутые, знаешь? — Мне двадцать, я молода и глупа. Могу себе позволить. И Захарова улыбается ей в губы, аккуратно и невесомо целуя в уголок. Та поддаётся, выдыхая не менее громко, застывает на секунду, сжимая волосы на макушке. И ногами Кристину притягивает ближе, чувствуя, как та перекладывает руки на талию, сжимая. — Я не понимаю, как можно изменить тебе, — честное признание на волне накатывающего возбуждения. Когда Виолетта поднимает голову, ища глазами пепельницу, Кристина тут же припадает к её шее, оставляя пару засосов. И та сдаётся совсем, притягивая её лицо и целуя мокро и развратно. — Не понимаю, как можно тебя бросить, — дрожащим голосом, хриплым и притягательным до невозможности, — иди сюда. На пол летят вещи и их последний здравый смысл. И Вилка, которая выгибается, стонет и краснеет от прикосновений, Кристину сводит с ума. — Придуши меня, — в истерике, вхлипывая от рук внутри, цедит Вилка, смотря прямо в глаза. И снова громко стонет. — Нет, я знаю, что ты делаешь, — с придыханием. С некой злостью, заставляя выгибаться. Виолетта любит делать себе больно. Ей не нравится удушение и Кристина это знает. Ей нравится мучить себя и кидаться с крыш. *** Захарова вглядывается в пустоту и тьму перед собой. Лиза снова подсаживается ближе, укладывая голову на её плечо. И тихо шепчет: — Ты защищаешь своих друзей до последнего. — Ты тоже. И они снова молчат, пока Лиза не вздыхает, снова окунаясь в персональную боль обеих. — Значит, ты никогда не кончала от секса с людьми? — Выходит, что да, — безразлично, затягиваясь сигаретой. Лиза лишь вздыхает. Смотрит сожалеюще, не зная, как подступиться и не зная, что говорить дальше. Ей просто интересно — это и не давление вовсе. Она просто хочет понять больше, чем может. Впервые хочет посопереживать кому-то и разобраться в ситуации. — Ты никому настолько не доверяешь? — Мне тысячу раз объясняли, что секс — это не больно. Но я помню другое, — и снова усмешка, опущенная голова и злость на саму себя, — Просто не могу. Я себя тоже пыталась заставить, думаешь, нет? Заканчивалось всё слезами. Это идиотизм, но да. *** — Малыш, — шепот на ухо и татуированная рука, которая держит голову поднятой, — тише. Кристина ревёт, пытаясь успокоиться, пока руки предательски дрожат. Она сидит на собственных коленках, пока Виолетта всеми силами её гладит, целует в щеку и шепчет, что всё хорошо. — Блять, это пиздец, — загнанно и со стыдом, — я не могу. — Значит, не можешь. Всё хорошо, — и снова поцелуй в лоб, нежный и мягкий. Так умеет только Вилка — смотреть в глаза со всей печалью и целовать совсем аккуратно, — Страшно? — Что ты увидишь, — всхлипывая, объясняет та, — шрамы. У меня шрамы. Не спрашивай только, откуда. — Не буду, — шепчет девушка в губы, снова кратко целуя и прикусывая губу. А потом оглядывает лицо, улыбаясь, — ты же знаешь, что шрамы — это не стыдно, да? Кристина часто кивает, снова вхслипывая, а потом усмехается. — Ты их просто не видела. *** — Ты боишься, что тебе сделают больно? — и Лиза поднимает глаза, смотря сожалеюще. — Да. И что шрамы, — Кристина не может продолжить. Она опускает голову, закусывая губу. — Твои шрамы ужасные. Но не как ты, а как люди, которые их оставили, понимаешь? Кристина кивает. Обдумывает что-то, резко поворачивая голову. — Честно сейчас ответишь? — и бегает глазами по чужому лицу, пока Лиза прищуривается. — Да. — Что подумала, когда увидела их? — и голос у неё от чего-то дрожит до невозможности. Лиза поджимает губы, вздыхает и смотрит. Смотрит с сожалением. Жалеет, как раз так, как Кристина ненавидит. И тихо, на выдохе, говорит: — Что хочу их облизать. Кристина вздрагивает, засматриваясь. Прожигает дыру в чужих глазах, доставая новую сигарету. — Ты мерзкая. — Ага. И наваливается с поцелуем, подсаживаясь совсем впритык. Языки переплетаются, заставляя Кристину вздыхать особенно громко, цепляться за чужие волосы и дрожать. Лиза отстраняется и цедит тихо: — Я люблю тебя. Тебя, вот такую вот, понимаешь? Со шрамами, со срывами. А ты любишь меня с моими загонами и припадками. — Да, — и сиплый голос рассекает пространство. — И я никогда не сделаю тебе больно по своей воле. Кристина всхлипывает снова. Смотрит в глаза, гладит Лизину щеку и касается большим пальцем губ. Та так нежно смотрит, что у неё трепещет сердце. — Если ты мне сейчас врёшь, — и Захарова угрожающе поднимает брови, не зная, что еще сказать. — Если я тебе сейчас вру, то, наверное, не хочу тебя трахнуть каждую секунду, как вижу, — и надменный, поднятый вверх подбородок. И глаза, пылающие огнём. Лиза встаёт, подзывая за собой: — Пойдём, — и направляется внутрь, пока Кристина непонимающе плетётся следом. Но молчит, очевидно, чего-то выжидая. В заброшенном заводе творится неведомое. Кучи скинхедов, которые готовятся к завтрашнему дню, поражают. Они все занимаются коктейлями Молотова, слушают громкую музыку и начищают ботинки. И Лиза минует всех, идя по коридору. И видит Мишель, что уже сидит на коленях одного из парней в одной из комнат. Лишь бровью ведёт, но ничего не говорит. А в комнате, где «Сплетение», тем временем, обсуждают завтрашний день. И Виктория, сидящая у стены, ноет, выдавая Диме: — Дай конфетку, хотя бы. Скучно мне. — Какую конфетку? — тот косится непонимающе. — Ну, конфетку. Ты всегда оставлял мне на столе конфетку, — и Вика непонимающе глядит в ответ. — Королева, сахар — это вредно, я его не употребляю и тебе не советую. И я не оставлял тебе конфетку. Все переглядываются, посмеиваясь. А Вика так и пялится на ребят, разводя руками. И когда до неё доходит, она открывает рот, выпаливая на одном дыхании: — То есть, и обувь не ты мне чистил? — Я похож на придурка? Виктория шокированно и разочарованно вздыхает, отворачиваясь, пока все сожалеюще смотрят. Но в комнату заходит Лиза, улыбаясь, опираясь на косяк рукой. И смотрит на Рому, выдавая: — Твоя сестра. — Что моя сестра? — Хочешь себе племянника-скина? — Чего? — Иди и сними её с чужих колен. И Рома с матами и криками подхватывается, пока все смеются, а Кристина складывает руки на груди, улыбаясь и провожая парня взглядом. Пока Лиза шепчет что-то Виктории, она смотрит на Вилку, что улыбается ей одними глазами и вопросительно кивает. А потом девушка подходит, спрашивая шёпотом: — Чё у тебя там? — На полпути к тому, чтобы признать, что я её люблю, — тихо и на выдохе, — Что у тебя, блять, с Викторией? — Выиграй эту революцию, потому что только так мы будем вместе. — Постараюсь. И Лиза напихивает в рюкзак Вики какую-то еду с водой, таща Кристину на выход за руку. А та даже вопросов не задаёт, плетясь послушно следом. И когда они снова оказываются на улице, индиго говорит: — Ключи от машины, — протягивает руку, пока Захарова возмущённо смотрит, выпячивая глаза. — Это ещё что за заявления? — В таком состоянии я не позволю тебе сесть за руль. И Кристина сдаётся, протягивая связку. А когда они усаживаются, выпаливает: — Непривычно на пассажирском. — Это просто напоминает тебе времена, когда тебя возил брат. — Да. — Перебарывай это, нельзя жить прошлым, — и она улыбается, пока Лиза выезжает на трассу. — Перебарывай своё недоверие. — Я в процессе. И Лиза выворачивает руль, смотря на дорогу. Лыбится себе под нос, пока Кристина просто пялится в окно. Они едут от силы десять минут. В тишине, которая сейчас как никогда кстати. Просто молчат, наслаждаясь вечером. И Лиза останавливается, сворачивая в поле. А Кристина возмущённо говорит: — Ты ебанутая? Куда в пшеницу-то? — Тебя трахнуть прямо на трассе? — Что?! И та останавливается, пока Захарова жмётся в сидение, смотря исподлобья. Но Лиза выходит, и та слышит открывающийся багажник. Слышит и вздрагивает, замечая на фоне звук сверчков. Выходит, закуривая, облокачивается на машину бедром, разглядывая Лизу. Индиго подходит почти вплотную. Смотрит, начиная: — У нас есть ночь, чтобы прожить её так, как мы хотим. И у нас с тобой все проблемы из-за секса, потому что я боюсь, что тебе нужно только управлять мной, а ты боишься раздеться, — и Кристина восхищённо смотрит, а голубые глаза горят. Лиза снимает футболку с себя одним движением, подходя к багажнику спиной. И продолжает: — Поэтому трахни меня наконец-то так, как захочешь. И я сделаю тоже самое. Кристина задумывается, решаясь. Перед ней Лиза в одном топе, которая выжидает, ловя эмоции на обеспокоенном лице. И она подходит совсем уж близко, хватая её за лицо обеими руками. И целует мокро и сладко, тут же углубляя поцелуй и проталкивая язык. Решается-таки. Жмётся со всей дури, высчитывая искры перед закрытыми глазами, а Лиза стонет, добивая. И руки перемещаются на талию, а язык — на шею. Она проходится грубовато, кусая и зализывая, снимая тем временем топ и тянет его наверх, прижимаясь всем телом. Но тут же, будто опомнившись, она шепчет в губы загнанно: — Я могу испугаться потом. Это будет нечестно. — Плевать, пусть так. Честно, если ты хотя бы попробуешь. И Кристине окончательно сносит крышу: она припадает губами к груди, валя Лизу на плед в багажнике. Устраивается поудобнее, пока та обхватывает её голову, зарываясь в волосы. И стонет еле слышно, пальцами сжимая затылок. Выгибается. — Блять, — индиго шепчет, ёрзает и вертит головой от ощущения горячего языка на впалом животе. Кристина облизывает и вылизывает каждый сантиметр, что более походит на вылизывание чужой души. Прикусывает рёбра, пробует на вкус соленоватую кожу и руками проходится по впалым косточкам на бёдрах. И снова приподнимается, смотря Лизе в глаза. Наваливается с поцелуем, пытаясь запомнить момент, и та отвечает, ногами притягивая ближе. — Трахни меня, господи, — шёпот, горячий стон, подобный мандражу. Слюна, язык, и Лиза в крепких руках. Её просить не нужно, на самом-то деле. Она стягивает с Лизы эти клятые шорты до колен, сжимая ноги. Гладит и не может остановиться, пялится на ляжки, целует кратко колено, опуская ненужные тряпки и снимая их окончательно. Лиза вздрагивает от каждого прикосновения, краснеет, часто дышит и смотрит. Смотрит в глаза, пока та стягивает и бельё, выцеловывая низ живота. Кристина наслаждается. Чужим сбитым дыханием, тихими стонами, и тем, как Лиза обхватывает ногами её плечи. Она на пробу облизывает половые губы, размыкая и опаляя горячим дыханием. А та стонет, теперь громко и протяжно. Дрожит, от чего Захаровой сносит крышу. — Да, — и Лиза ёрзает, когда та языком размашисто и старательно вылизывает её. Стонет, пока Кристина вжимается пальцами в бёдра, наслаждается и наращивает темп. Обхватывает клитор губами, слегка сжимая, и у Лизы едет крыша. Она почти кричит от эмоций и ощущений, хватаясь за чужую голову. Удушающе и слепо выстанывает чужое имя, чувствуя, как сгорает изнутри. — Господи Боже мой, — в несвязном бреду, ёрзая навстречу, — господи, блять. И Кристина чувствует, как и сама уже блядски горит. В её осколках, оставшихся в сердце вместо воспоминаний, кипят чувства. И возбуждение накатывает каждый раз, как Лиза стонет громко и развратно. Она отстраняется, заставляя ту истекать смазкой и возмущённо выть. Лиза смотрит глазами, полными пелены и восторга, тяжело дышит и сглатывает. А Захарова толкается пальцами ей в рот, приближаясь и удерживаясь на руках сверху. Наклоняется, вылизывая ухо, от чего та глотает воздух, скуля. Но пальцы облизывает, пока Кристина шепчет: — Не закрывай глаза, — и снова целует аккуратно мочку, заставляя дрожать. Рукой спускается ниже, нависая сверху, а хвост щекочет чужую щёку. Лиза и правда смотрит. Видит, как Захарова прожигает взглядом её лицо, и гладит шею, пока чужие пальцы в неё осторожно входят. Взрыв и коллейдоскоп эмоций, как сорванный пластырь. Накатывающие волны, пальцы, смазка и стон. Кристина двигается, наблюдая, как та раз за разом открывает рот, и набирает скорость, пока девушка и вовсе не начинает почти что кричать. Горячие пальцы выскребают остатки недоверия. Лиза теряется, пытаясь держать глаза открытыми, и от того стонет ещё громче, выгибаясь. — Быстрее, — и крик от движений. Похабных и быстрых. В ней пламя и огонь. Всё одновременно рассыпается на тысячи кусков, стоит Кристине ускорить движения. Она сыпется, крича и воя, царапает чужую спину. И кончает, сводя ноги. Вхлипывает ещё пару секунд, пока та пялится с подрагивающей губой, пока наклоняется и целует, гладя по бедру. — Ты такая красивая, — как в бреду шепчет ей в губы, выцеловывая после подбородок. И гладит, где может, обнимает, к себе притягивает. Лиза приходит в себя спустя минуту. Целует в ответ, приподнимаясь, и усаживается, смотря на Кристину тепло. В ней столько нежности и благодарности, что и не сыщешь ни в ком другом. И искать больше не нужно. Кристина, всё ещё красная от возбуждения, пялится. Понимает всё, закуривая, и смотрит, как собака, укладывая голову на плечо. Гул сверчков и машина посреди поля. Захарова докуривает, пока её гладят по голове, встаёт, выкидывая окурок. И Лиза её притягивает к себе, утыкаясь в живот. — Иди сюда, — шёпотом, но хриплым до невозможности. И пальцы цепляют чёрные волосы, зарываясь. А ей футболку поднимают, касаясь языком осторожно живота. Кристина чувствует на коже мазки, от чего выгибается и сжимает пальцами волосы. Близко и жарко. — Я видела твои шрамы. Ты же не этого боишься, — тихо, смотря в глаза. — Я боюсь, — и Кристина пытается сказать, выдавить из себя. Прикрывает глаза, нарочно не смотря, — что будет больно. Лиза смотрит с сожалением. Допустить слёз нельзя, только не сейчас. И поэтому она поднимается, хватая чужое лицо обеими руками. Шепчет прямо в губы: — Я обещаю, что не будет больно. Веришь? — Да, — неуверенно и растерянно. Но Кристина устала бояться. Устала вспоминать и жить прошлым. Потому она пытается довериться, смотря в теплые и карие глаза, которые изо всех сил будто стараются поддержать. Лиза аккуратно и медленно стягивает её футболку. Старается быть осторожной, не давить и не делать больно. Нежно целует чужую шею, ни в коем случае не кусаясь. Облизывает и чувствует, как та обнимает её сильнее. Она садится, таща тело за собой, и Кристина оказывается на чужих коленях. Красная, часто дышащая, она смотрит в глаза выжидающе. — Ты в любой момент можешь встать, — мягкий шёпот, более похожий на тягучий мёд. Она кивает. И тогда Лиза смелеет, припадая к груди, обхватывает губами сосок, слыша хриплый грудной стон. Целует, будто фарфоровую куклу. Аккуратно мажет по телу, обнимает руками талию и оглаживает рёбра. У Кристины закушена губа и прикрыты веки. От вновь накатывающего возбуждения так сильно хочется избавиться, что она отдаётся в чужие руки, подставляясь под касания. И Лиза решается стянуть шорты. Ей неудобно, но она приподнимает ту, снимая их на пару с бельём. Кристине страшно. От такой честности и неприкрытости, наверное, страшно, и она дрожит, пытаясь не думать. Пока тыльной стороной ладони индиго проходится на самому яркому шраму с чужим именем. — Ты красивая, и с ними тоже, — и вот-вот Захарова упадёт. Она смотрит в глаза. Лиза притягивает её лицо, облизывая губы. Мягко и нежно, аккуратно, ненавязчиво целует, переплетая языки. И слышит более громкие грудные стоны. А руками гладит бёдра, сжимает слегка, чувствуя мурашки на коже. Между ними ток проходит. — Всё в порядке? — и Кристина разбивается при падении, часто кивая. Успокаивает и себя, и её, окончательно доверяя. Сама льнётся вниз с поцелуем, вымещая в нём всю благодарность, обхватывает руками Лизину шею. И индиго касается пальцами половых губ, осторожно оглаживая. Захарова выгибается, зажмуриваясь, скулит и горит до конца. Ей хорошо. Впервые хорошо от чьих-то рук. Лиза чувствует смазку, чувствует дыхание на коже, потому что Кристина дышит ей в шею. И гладит клитор, слегка надавливая, от чего получает стон. Сладкий и тягучий, почти в ухо. Кристина хватается руками ещё сильнее и ёрзает. Она понятия не имеет, что делать, потому что ранее с ней такого не происходило. И просто отдаётся моменту, скуля от движений. Всё быстрее и быстрее. — Боже, — так хорошо, что внутри всё щемит. Она чувствует, как волна расслабления проходит по телу, и Лиза ускоряет движения ещё сильнее, пока та закусывает губу. Ей вовсе не больно. Так и сидит, уткнувшись в чужую шею, скулит и стонет, вздрагивая иногда. И Лиза наслушаться не может, прикрывая глаза и возбуждаясь снова. — Ну же, иди ко мне ближе, — притягивает лицо к себе, гладя волосы. Зарывается свободной рукой, пока Кристина соприкасается с ней лбами. И Лиза целует медленно и осторожно, прекращая движения. Целует, чувствуя на пальцах тягучую смазку, кусает нижнюю губу и осторожно входит. — Это не больно, — как мантру, пока Захарова вздрагивает, чувствуя пальцы внутри. Впервые за одиннадцать лет. И Лиза двигается, сгибая их, быстро. Тут же Кристина стонет громко и протяжно, хмурит брови от постепенно накатывающего изнеможения, хрипит и открывает рот. — Давай, — шёпот в губы, похожий на мольбу. Пальцы, которые не прекращают двигаться, приоткрытый рот и волны удовольствия. Всё накатывает с неимоверной скоростью, Кристина теряется, забываясь тут же. И просто выстанывает, откидывая голову и зажмуриваясь. Ей настолько хорошо, что руки начинают дрожать на пару с ногами. Треск прошлого на подкорке сознания. И последний, особенно громкий стон, когда она сжимает и напрягает бёдра. И обнимает сильно и крепко Лизу, прижимаясь вплотную и чувствуя, как она целует её в плечо — куда может. И ещё несколько секунд мандража и конвульсий после самого яркого в жизни оргазма. Та гладит её по волосам, шепчет что-то невпопад, целует в лоб и прижимает к себе. А Кристина от эмоций почти что плачет, избавляясь от прошлого. И хрипит тихо в чужие губы: — Я люблю тебя.