Butterfly

Сынмин чувствует себя хорошо. Тело вдруг становится слишком тяжёлым, но в голове легко так, словно он прямо сейчас может взлететь. Он даже не знает, кто именно довёл его до края – повязка на глазах была их игрой в самом начале вечера, предопределяющем всю суть надвигающейся ночи. Если Сынмин угадывал личность того, кто первым подарил ему оргазм, то ему позволялось командовать над всеми, кто находился в этой комнате, а если нет, то, по крайней мере, в ста процентах случаев его ждало нечто непредсказуемое. — Хёнджин? Это всегда волнительно. Тем более, когда он понятия не имеет, буквально тыкнув куда-то в небо, когда его попросили назвать кого-либо. Безусловно, он знал, что это определённо не Минхо, Джисон или Феликс, ведь ладони тех были ощутимо меньше, чем у остальных, но дальше этой догадки Сынмина попросту ждал тупик, ведь угадать по одним лишь пальцам было невозможно. Парень облизывает пересохшие губы, чувствуя, как с него снимают повязку, и вслушиваясь в каждый шорох, будто это поможет ему заранее узнать исход игры. Туго натянутая ткань спадает на шею, в то время как на лице сидящего прямо перед ним Чонина была, скорее, наигранная грусть, чем настоящая. Его рука, вся в сперме старшего, обвита вокруг его члена, а названный ранее Хёнджин стоит дальше всех парней у совершенно другого конца кровати, что означало только одно. Сынмин не угадал. И он быстро смиряется с этим. Откидывается на подушку, открывая шею и тем самым показывая, что готов принять всё и всех, позволяя делать с собой самые разнообразные вещи, что только придут кому-либо в голову. Его взгляд наконец-то фокусируется на Чонине, когда тот сидит рядом, не сдвигаясь с места минуту точно – видимо, ждёт, пока Сынмин придет в себя, прежде, чем приступить к самой вкусной части вечера. Значит, он первый в очереди. — Так жалко, что ты не угадал, хён, — улыбка и тон голоса Чонина говорят совершенно об обратном. Он даже не пытается скрыть свою радость от сложившейся ситуации, наверняка обдумывая, что бы такого сделать со старшим сегодня. У них не было ограничений на количество желаний, но заставлять остальных подолгу ждать не хотелось, поэтому Чонин останавливается лишь на трёх небольших вещах. — Для начала – вылижи всё это, — он указывает на испачканную ладонь, подводя её ко рту Сынмина. На секунду Ян задумывается над тем, чтобы оставить всю эту сперму на щеках и губах старшего, но останавливает себя, решая оставить это на другой раз. Пока Сынмин вылизывает чужую руку, проводя языком по всем фалангам и ещё больше измазывая те в слюне, Чонин окунает пальцы другой руки в стоящую рядом баночку лубриканта, заблаговременно открытую кем-то из парней. Ким растянул себя немногим заранее, поэтому делалось это с целью легко и быстро проникнуть в того, лишь чтобы помучить недолго. Чонин был в этом мастер. Сынмин чувствует, как чужие пальцы беспрепятственно входят в него, начиная двигаться сразу же в заданном темпе: резко и до звёзд перед глазами, когда те закатываются. Целуется Чонин грязно – с языком, жадно и ни на долю секунды не переставая выбивать из чужих лёгких воздух точными попаданиями по простате. А Сынмину хорошо очень, он млеет под чужими прикосновениями и хочет ещё. Но Чонин отстраняется, не давая старшему полностью потеряться в ощущениях, и даже не притрагивается к себе. Возможно, он вместе с кем-то оросит сынминов живот белыми каплями или кончит ему на задницу, когда кто-то перевернёт его, чтобы удобнее трахнуть, но сейчас Чонин был более чем удовлетворён результатом, отстраняясь и наблюдая за остальными. Наступает очередь Чанбина. Сынмин уже скулит, хотя тот не успевает что-либо сделать или сказать. В голову невольно ударяют воспоминания о том, что Со, будучи одним из последних в очереди, звереет до одури, даря самые мощные оргазмы, которые Киму когда-либо посчастливилось испытать. На этот раз он лишь второй, что заведомо означает отсутствие излюбленной парнем грубости, но тот совсем не жалуется. Чанбин словно вылепливал чужое тело из пластилина заново – мял бёдра, талию, грудь и в принципе всё то, до чего только мог дотянуться, оставляя кое-где синяки, на разглядывание которых младший будет тратить поутру больше получаса. А ещё Со целовался слишком нежно как для того, кто мог во время траха кровать сломать, не рассчитав силу. Сынмин, возможно, иногда желает оказаться на месте кровати. — Блять, ты такой тугой, — Чанбин не сдерживался в выражениях, если ему было хорошо. А сейчас ему было охуенно. Младший лужицей растекается по простыням, принимая в себя каждый толчок, отзывающийся краткими стонами и хныканьем. Сынмин понимает, что перешёл через край бы ещё в самом начале второго захода, если бы вся присущая Чанбину дикость была в нём сразу. Сдерживаться получается слишком трудно уже через несколько мгновений, но он выдерживает до конца, получив в награду порцию спермы в своей заднице и озвученное разрешение кончить. У него не было какого-либо лимита на оргазмы, но все они настолько хорошо знали тела друг друга, что запросто могли понять, когда и кто находится на грани. Парни могли попросту не дать ему кончить или в любой момент приказать не делать этого – последнее было сравнимо с пыткой для Сынмина, что сдерживаться то особо никогда и не умел. Также он понимал, что на послеоргазменное восстановление ему понадобится некоторое время, что, если не усиляло какие-либо наказания – однажды сверхстимуляция с виброяйцом у простаты заставила его плакать навзрыд – то, как минимум, заставляло других парней ждать дольше необходимого, чего хотелось бы избежать. Он знает, каково это: находиться в конце очереди и пытаться не кончить от открывающихся картин, что с каждым оргазмом центрального становились всё более яркими и невыносимыми. Жеребьевка казалась несправедливой вещью, поэтому прибегали к ней редко, стараясь договориться словами. Чан, предпочитающий абсолютно всегда быть в самом конце, кажется не человеком вовсе, учитывая и то, что он старается следить за состоянием всех парней и помогать им в случае чего. Сынмину требуется целая минута, чтобы понять, что следующим был Хёнджин. Его мозг работал слишком медленно после оргазма, но никто из парней не возражал, когда тот мог видеть чужое возбуждение, но ничего не предпринимать с этим, не совсем осознавая происходящее – такое случалось с каждым из них в той или иной степени, поэтому Хёнджин лишь терпеливо ждёт, поглаживая младшего по волосам, словно хваля за уже подаренное Чонину и Чанбину удовольствие. Сынмин в который раз убеждается в том, что после Хвана на шее нетронутых мест не остаётся вовсе – нежная кожа усыпана метками и засосами разных цветов и размеров, что, подобно бутонам, через несколько дней распускались и становились всё ярче. Но на этот раз Хёнджин удивляет, обвивая вокруг его горла кое-что, что Сынмин даже не замечает в чужих руках до этого момента. — Вот так, — парень оставляет лёгкий поцелуй над полоской чёртового ошейника, вынуждая послушно откинуть голову и судорожно вздохнуть. — Теперь ты действительно похож на щеночка. Сынмин цепляется за чужие плечи, глухо стеная, когда одновременно с произнесением милого прозвища в него толкаются на всю длину. И если в обычной ситуации темп Хёнджина был для него до жути медленным, то сейчас, после двух оргазмов, это ощущалось как нельзя кстати, чтобы заставить его член вновь встать, но при этом не вынуждая чувствовать излишнюю сверхстимуляцию. Слишком скользко. Уши Сынмина горят от стыда, когда приходит осознание, что после Чанбина он растянут и смазан настолько, что Хёнджин и кто-либо из парней в принципе может взять его сразу и без подготовки. Это заставляет парня ощущать себя грязно и восхитительно одновременно – может, они бы могли попробовать брать Сынмина в разных уголках дома и на протяжении целого дня, чтобы посмотреть, на сколько его хватит? Сколько ещё он сможет принять? Младший почти кончает снова, чувствуя, как после этих мыслей, словно умея читать их, Хёнджин изливается глубоко внутрь парня, смешивая собственную сперму с чанбиновой. Сынмину кажется, что под конец вечера он даже не сможет держать бо́льшую часть той в себе, если каждый из присутствующих решит кончить в него, предварительно трахнув до звёзд перед глазами. А Хёнджин именно это и сделал – заставил видеть искры в потолке, куда от переизбытка эмоций Сынмин устремил свой взгляд, понимая, что смотреть на всех присутствующих отчего-то стыдно. Он смотрит только тогда, когда чувствует, как кровать рядом прогибается значительно сильнее, чем до этого. Ох, а Джисон и Феликс, вероятно, решили воспользоваться им одновременно. — Мы с Феликсом так и не смогли выбрать, кто из нас оседлает тебя, но, надеемся, ты не будешь против, если вместо этого мы сделаем кое-что другое? — Технически, они могли даже не озвучивать свои планы и делать всё, что им заблагорассудится – в этом и заключалась вся суть сынминового проигрыша. Джисон и Феликс прекрасно знали, что их двоих на себе младший не выдержит с высокой долей вероятности, поэтому не стали мучить его, предпочитая больше испытать нервы всех смотрящих. — Ох, блять, — слышится откуда-то сзади, когда парни решают сделать это. Сынмин гулко стонет, чувствуя, что вот-вот кончит в третий раз за вечер, смотря на то, как Джисон и Феликс целуются прямо у его члена, перекатывая головку между языками и пачкая себя в чужой сперме. Эти двое всегда выводили из себя больше всех, но каждый раз им в голову приходили всё более безумные идеи. Оргазм накрывает Сынмина быстрее, чем от кого-либо из других парней сегодня, ибо терпеть влияние старших становится невозможно. По оправданию, никто из них не мог выдержать Джисона и Феликса одновременно, отчего, в совокупности с тягуче медленным трахом Хёнджина ранее, это было лишь вопросом времени, имея всего два варианта развития событий: кончить быстро или очень быстро. Внезапно, Феликс раздвигает ноги Сынмина шире и делает то, что вызывает у всех присутствующих томный стон, заставляющий румянец на щеках и ушах стать ярко-красным. Он, чёрт возьми, только что слизал сперму Хёнджина и Чанбина стёкшую по сынминовым ягодицам. — Может, нам следовало бы вставить в нашего щеночка пробку уже сейчас? — Невинно хлопает глазами Джисон, говоря это не кому-то конкретному, но, кажется, Чонин принимает это слишком буквально и тянется к ящику возле кровати, где они хранили некоторую часть их, с первого взгляда, безграничного запаса секс-игрушек и бдсм-атрибутики. — Нет, ещё рано, — отрезает Минхо и никто не в праве ослушаться. Его голос хрипит из-за сухости в горле, а сам он выглядит нетерпеливым до скрипа в зубах, заворожено наблюдая за открывшейся картиной. Обычно ему удавалось сохранять сдержанный вид в такие моменты, но сегодня, вероятно, был не совсем привычный вечер, полный сюрпризов. Минхо подходит следующим, совершенно не обращая внимания на факт того, что младший только-только кончил. — Сынмин-и сегодня был хорошим щеночком? — протягивает он, цепляя к ошейнику длинную шлейку и наматывая её конец себе на руку. В этом не было необходимости, ведь кровать была небольшого размера, а расстояние между ними не шибко велико, чтобы контролировать парня с большого расстояния, но Минхо это не заботило – ему доставляло необычайное удовольствие отсутствие свободы полного передвижения у младшего, пусть на практике это не было использовано во всей мере. Сынмин, впрочем, разделял этот его фетиш. Так и не дождавшись ответа от находящегося где-то далеко в мыслях парня, Минхо слишком ловко переворачивает того на живот и ставит в коленно-локтевую, словно глиняную куклу. Сынмин неосознанно выгибает спину, ощущая, как ошейник некоторое время слегка давит на его горло, не давая распластаться на постели сразу. Минхо это забавляло и, тихо хмыкнув, он отмотал пару кругов ленты со своей руки, давая больше свободы. — Чтобы получить награду, щеночки должны выполнять все приказы, — Ли проводит ладонями по его бёдрам, любуясь видом уже растраханной дырочки и вытекающей из неё спермы. — Погавкаешь для нас? Сынмин лишь утыкается носом в подушку, не вынося всего этого. Заглушённое тканью «Тяф» смущает сильнее всего предыдущего в два, а то и в три раза, но, скорее всего, это необходимо было повторить не единожды до тех пор, пока Минхо не будет полностью удовлетворён. По его виду даже трезвомыслящий человек не мог понять его сегодняшний настрой: дать младшему желаемое сразу или заставить того умереть от стыда прежде, чем наступит очередь следующего. Ошейник был надет достаточно свободно, а длина шлейки не позволяла старшему чересчур сильно давить на его шею, отчего удушья парень не ощущал. Минхо в прямом смысле лишь направлял и удерживал его таким образом, хоть и асфиксии Сынмин был бы не против. Он в принципе был бы не против всего, что решат дать ему его возлюбленные, что получали не меньше удовольствия от факта того, до чего они доводили его. К счастью Сынмина, Минхо не был в настроении заставлять себя – и, между прочим, всё ещё стоящего в стороне Чана, наблюдающего за происходящим – долго ждать, поэтому после пары-тройки звуков, больше похожих на скулёж, чем на привычный уху лай, он беспрепятственно входит в младшего, удерживая того от падения за талию. Ноги не держат парня совсем, разъезжаясь по простыни в стороны так, словно та была полностью покрыта смазкой и не давала какой-либо опоры. Вероятно, синяки на коленях появятся совсем скоро и будут ещё долго напоминать о себе, но в данный момент Сынмин сосредотачивается лишь на том, чтобы не упасть до тех пор, пока Минхо не кончит. Внутрь него, будто у них есть традиция. И вот, Чан ждал слишком долго. И, несмотря на это, он выглядел намного сдержаннее большинства других парней, что, если у кого-либо из них ещё оставались силы во время таких вечеров, заставляло насторожиться. Но не Сынмина – он ждал этого момента, не столько ради того, чтобы наконец-то закончить, сколько ради того, чтобы подарить удовольствие абсолютно всем присутствующим. Чан что-то говорит, кажется, спрашивает о самочувствии, как он это делает обычно, когда наступает его очередь, поэтому Сынмин глупо кивает, надеясь, что старший поскорее продолжит. Так и случается – Кристофер входит в него с абсолютно такой же лёгкостью, что и Минхо, давая повод подумать о том, насколько он растянут и смазан. Его мысли уже не в первый раз за этот вечер озвучивают. — Ты такой открытый для меня. Для нас, — Чан выглядит так, будто не прилагает и малейших усилий, удерживая Сынмина на весу с лёгкостью в движениях и при этом трахая до закатывающихся глаз и широко открытого рта. Ещё немного и он действительно будет похож на щеночка: с высунутым языком, виляющими хвостом бёдрами и невозможностью усидеть на месте, что заставляет Чана сказать одну вещь. — Хороший мальчик. Удивительно. Сынмин не кончил после всего того, что с ним сделал Минхо, но после этих простых слов от Чана он получил, пожалуй, один из самых ярких оргазмов за вечер. Сынмин на грани сознания, всё ещё чувствует, как Чан использует его тело для достижения собственного удовольствия, и едва слышно стонет. Он ощущает себя непривычно легко после всех наступивших оргазмов, поэтому тот факт, что он на некоторое время становится всего лишь безвольным мастурбатором в руках старшего, сносит крышу. Перед глазами плывёт, утром ему наверняка не удастся самостоятельно даже встать с кровати, а горло будет болеть как от громких стонов, так и от ошейника, но всё это Сынмина волнует в последнюю очередь. Сейчас всё, о чём он думает – пустота, в которую он падает после того, как помогает Чану дойти до оргазма. Тот, как и все остальные парни, обязательно позаботится о нём, давая со спокойной душой заснуть легко и быстро.