— Я тоже по тебе очень соскучилась, Ев! — празднично сказала Лана и чмокнула в нос девушку.
— Я тосковала без тебя, хоть и пыталась видеться с Йоши и Ульяной. Но мы не так общаемся, как ты с ними, поэтому чаще всего я чувствовала себя не в своей тарелке и осознавала, что я как всегда скучна как собеседник, — бегло тараторила зеленоволосая.
— Постой, Ева. Ты очень интересная, сколько раз я уже об этом тебе говорила? И не надо убеждать себя в обратном, тебе нужно просто дать раскрыться и всё! Поэтому не говори так, прошу тебя.
— Я понимаю, просто в тех случаях мне было неудобно как-то. Ладно, не будем об этом. Ты к нам надолго?
— Нет, всего на один день, к сожалению. Завтра уже уезжаю, — уныло произнесла Кошка и посмотрела в тотчас погрустневшие глаза Евы.
— А, ну ладно. Тоже хорошо! А как тебе удалось добиться разрешения мамы?
— Какое ещё разрешение? Я ей просто сказала, что к парню поеду обратно в свой родной город, я же не только ради вас сюда вернулась, но и повидать любимые места захотелось. Она сразу же и согласилась.
— К парню? Интересно.
— Да! Представляешь? Она увидела, как мы с тобой целовались на улице, и мне и пришлось наплести какую-то ерунду, что ты — мой парень, — усмехнувшись, сказала розоволосая и наконец услышала ответный звонкий хохот девы.
— Ну ты даёшь!
— А ты чего в кофте? На улице же жарко, запаришься! — подметила девушка.
— Мне так комфортнее. Правда, — сказала Ева и приняла закрытую позу, явно смутившись. — Ну ладно, пойдём уже. Погулять можем, даже зайти куда-нибудь. Ты не голодна?
— Нет-нет, я перекусила в электричке. Давай пройдёмся по скверикам? А потом уже видно будет, — довольно протянула девушка.
— С радостью! — воскликнула Ева, и уголки её губ растянулись в доброй улыбке.
Девочки шли обе удовлетворённые встречей и как всегда болтали о своём, то и дело называя друг друга ласковыми именами. Чаще всего так поступала Кошка, вызывая застенчивый румянец на щеках зеленоволосой, и было видно, как та смущалась его. Но Лане это нравилось, ведь дева выглядела так ещё милее и симпатичнее, проявляя свои настоящие эмоции. Ева же тоже не отставала, пробовала называть девушку по-разному, но так и не выбрала один подходящий ей вариант, который истинно описывал все качества розоволосой и точно передавал её характер и хитрую, но заботливую натуру; Иногда они останавливались и делали фотографии и видео на память, чтобы запечатлеть все совместные моменты на камеру.
Тут они прошли около бара, ведущего, казалось, куда-то в преисподнюю из-за громких звуков и ярких видов внутри. Ева всегда побаивалась таких мест, и если её всё равно туда затаскивали, то она, по классике жанра, устраивалась подле стенки и спокойно себе наблюдала за всеми. Одна. И никто ей и её меланхоличным мыслям не нужен более; Но внезапно Лана встала напротив входа туда и с искрящимися глазами смотрела прямо в него. О нет.
— А, может, в караоке-бар пойдём? Что ещё нам делать этим вечером? — спросила девушка и тут же посмотрела на Еву кукольными глазками, явно желая туда попасть.
— Может, ещё погуляем? — как-то жалобно донеслось от зеленоволосой.
— Ну дава-а-ай, — не отступала Кошка. — Мы всего одну песню споём вместе, потанцуем и уйдём!
— Я же знаю, что на этом ничего не закончится. Да и… Я петь не то чтобы умею, — промолвила Ева и спрятала руки в карманы кофты.
— А ты хочешь, чтобы это закончилось? — спросила Лана и игриво улыбнулась. Что она там задумала?
— Н-нет, но я не хочу петь. Прости, Лан, может, нам…
— Ев, помнишь, я тебе говорила, что тебе следует лишь раскрыться другим и всё? Так переставай уже быть дрожащим социофобом и вечно тонуть в своих мыслях, это не круто, я думаю. Выйди из зоны своего комфорта, забудь о всех своих комплексах и боязнях и просто оторвись вместе со мной! Когда мы ещё увидимся и сможем попеть на пару, а? Пожалуйста, милая, — перебила Кошка и всё ещё стояла на своём, ходя козырями. Она действительно этого хотела. — И как бы ты ни пела, я буду с тобой. Не переживай.
Дева почувствовала мимолетный трепет, совместный с доверием, и снова предательский румянец. Она не могла отказать этой девушке, ведь сильно любила её. Да и та сумела её немного убедить в том, что нужно иногда прекращать стоять в стороне и наконец действовать, не боясь, что как-то опозоришься. Ведь дорогой человек будет рядом и если что сможет поддержать; Зеленоволосая осмыслила всё это и кивнула головой в знак согласия, а Лана тут же засияла и, схватив её за руку, повела прямо внутрь. Ладно, терять нечего.
Девушки отворили дверь, и Ева будто зашла в новый для себя мир. Сразу же их ослепили вспышки света, мелькающие голубые, желтые и серые огни. Весёлые граффити на стенах подписаны такими же весёлыми людьми, они оставили какой-то след после себя, такой яркий и цветной, что сделало их фактически бессмертными. И вот зеленоволосая смотрит на зал, весь переполненный людьми, — и все они живут.
Ева всё ещё сомневалась, стоит ли туда идти или, может, лучше остановиться и покинуть это место, но вдруг её ладони касается рука, и дева приобретает особую веру только от сего деяния. Её сердце наполнилось счастьем от одних сверкающих, внушающих доверие глаз розоволосой, несмотря на всякие причины чувствовать душевный упадок. Лана подошла к ней сбоку и обняла одной рукой за плечи.
— Танцпол в твоём распоряжении, крошка, — сказала она. — И сцена тоже, когда будешь готова.
— Собираюсь с силами, — неуверенно ответила Ева.
Она просто обязана собраться.
На сцене пел подросток лет тринадцати какую-то иностранную песню и, как сказала бы Лана, отжигал вовсю. За его спиной танцевало несколько человек — друзья или незнакомцы, никто не знает, и всем было всё равно, — и это вселяло в Еву силы и энергию. Вероятно, эту энергию можно было назвать свободой. Окрылённая ею, дева поняла, что никто не осудит её за какие-то действия и не будет рассылать друзьям сообщения о какой-то придурковатой девчонке без чувства ритма. И в тот момент осознание того, как глупо вообще было беспокоиться о таких вещах, оглушило её, как удар по лицу. Она всегда, когда была на какой-то вечеринке или вроде того, тратила время впустую на какие-то свои размышления и не веселилась. Но, как выразилась бы Лана,
сейчас нужно оторваться по полной.
— Песню выбрала?
— Не-а, мне много чего нравится.
Меню над баром украшало пару интересных изображений, и одним из них был череп и две перекрещённые кости, и, что показалось поразительным Еве, череп улыбался. Под ним царила жирная надпись о том, что несовершеннолетним алкоголь пить не положено, соответствуя закону. Впрочем, не все восемнадцатилетние люди и те, кто старше, довольствуются спиртными напитками, а предпочитают воздерживаться. Оно и правильно, конечно, ведь нечего портить свою молодость на долгие годы.
— Возьмём чего-нибудь выпить? — предложила Кошка.
Этот бар-караоке, видимо, пользовался популярностью в городе, ведь людей было настолько много, что становилось даже жутко. Девушки пробрались сквозь толпу, и, пока они расчищали себе путь, вокруг них танцевали незнакомцы. Диджей вызвал к микрофону какого-то полного парня, тот вразвалочку вышел на сцену и обьявил, что именно он будет петь. Зеленоволосая пыталась послушать, что от того доносилось, но шумные люди просто не давали этого сделать. Однако что-то она да услышала, и ей показалось, что голос у того человека был довольно красивый.
Девочки подошли к бару. Ева была не в настроении пить алкоголь, хотя случай как раз к этому очень даже подходил. Она была бы рада выпить пару стаканов мохито, и этого было бы предостаточно. Лана, будто прочитав её мысли, заказала себе этот напиток, и зеленоволосая поступила так же.
Когда они обе держали стаканы в руках, Ева подняла свой:
— За то, чтобы мы вместе улыбались, пока есть на это время.
Девушки чокнулись, и Лана вслед за своей любимой улыбнулась. Она встала так близко к ней, что её плечо упиралось в плечо Евы. Из-за громкой музыки и смеха посетителей Кошке приходилось говорить ей прямо в ухо.
— Это твоя ночь, Ев. Я серьезно. Пойми, никто не будет порицать тебя и твои действия, которые приносят тебе радость. Ты всё время себя сдерживаешь, но пора сделать шаг вперёд.
Тот полноватый парень допел свою песню, и все начали ему аплодировать, причём это были не какие-нибудь жидкие хлопки. Можно было подумать, что выступила настоящая звезда.
— Видишь? Народ просто хочет видеть, что тебе весело и ты отрываешься.
Ева улыбнулась и потянулась к её уху.
— Тебе придётся петь со мной. Выбирай песню.
Розоволосая кивнула, и они соприкоснулись головами.
— Хорошо, тогда давай мою любимую? — предложила девушка и произнесла название. — Справимся?
Зеленоволосой тоже очень нравилась эта песня, и она с удовольствием согласилась:
— Ещё как.
Ева допила свой напиток, и они с Ланой пошли к диджею. Пока они пробирались к пульту, девушка азиатской внешности по имени Юми пела что-то на японском, явно какой-то опеннинг, и зеленоволосую поразило, как такой миниатюрный человек мог так удерживать внимание и заводить публику. Брюнетка с широкой улыбкой заказала следующую песню и отошла. Ева тоже назвала диджею ту песню, и он нахваливал их выбор. Дева немного покачивалась из стороны в сторону под выступление Юми и двигала головой в такт музыке, когда это уместно. Глядя на неё, Лана улыбалась, и Ева, смутившись, прекратила свой танец. А потом пожала плечами и снова начала двигаться. В этот раз ей нравилось, что на неё смотрели.
— Я рада, что провожу время с тобой, Лана. Здесь и сейчас. И я наслаждаюсь этим, — громко промолвила Ева.
— Ну вот! А ты не хотела!
— Спасибо, что тогда подошла ко мне на вечеринке, — вдруг сказала зеленоволосая.
У Кошки расширились глаза, и на лице вновь показалось улыбка.
— Спасибо, что открылась мне и стала лучшей и милейшей девушкой в мире.
Розоволосая на миг прильнула к её устам, оставив лёгкий поцелуй. У Евы быстро-быстро забилось сердце от такого. Она не чувствовала этого ровно месяц и вот снова смогла ощутить её хладные губы, такие прекрасные, как и она сама, эта Лана. А также буря эмоций где-то у себя внутри, и бабочки, бабочки…
На сцену вызвали ту брюнетку (кстати, её звали Карина), и она начала петь очень известную песню. Кошка и Ева были следующие на очереди и стояли у липких ступеней, ведущих наверх. Туда, где стоит эта девушка и буйно исполняет свою композицию. Когда она подошла к концу, Евины нервы наконец не выдерживали. Они ведь
следующие. Но не успела она собраться с духом, как диджей объявил: «На сцену приглашаются Ева и Лена». Да, он неправильно произнёс имя Кошки, но её это ничуть не смутило. Ей, казалось, это было неважно, и она, ещё раз улыбнувшись, ступила вперёд, подав руку своей девушке.
Карина пожелала удачи им, что ещё придало сил Еве. Пускай она ей незнакома, всё же она верила в них и была готова слушать их исполнение. «Отлично спела, Карина!» — крикнула зеленоволосая и отвернулась. Песня у них была довольно длинная, поэтому Лана вынесла на центр сцены два стула (и где она их так быстро нашла?), и это было верное решение: пока Ева шла к одному из них, у неё дрожали колени. Прожектор светил ей прямо в глаза, ослепляя тем самым, в ушах звенело. Она села рядом с розоволосой; Диджей попросил кого-то передать им микрофоны, и вот начинаются первые ноты.
В самом начале этой песни толпа принялась радостно кричать, как будто это была собственная песня девочек, как будто эти люди знали, кто девчонки такие. Лана сжала руку Евы, а потом отпустила её. Ей тоже страшно или она пытается таким образом поддержать?
И начались строки первого куплета. Сначала пела Кошка, а затем к ней подключилась зеленоволосая, чьи глаза тотчас наполнились слезами. Она ощутила влагу на ресницах, а по лицу разливалось тепло, нет, жар. Карина, слушая их, покачивалась из стороны в сторону. Если бы это был сон, он не смог бы передать силы и глубины этого момента.
Атмосфера в зале поменялась. И дело не только в том, что Еву охватила неожиданная уверенность в себе, хоть она и дико фальшивила, — нет. Слова их песни резонировали в каждом человеке, что заслушивался их пением, несмотря на то что они незнакомы, они пропускали их через себя и впускали прямо в души. Некоторые даже подпевали им, и дева была уверена, что, если бы здесь можно было пользоваться зажигалками, то все бы непременно их достали. Кто-то плакал, кто-то улыбался с закрытыми глазами, и Ева надеялась, что в тот момент все они вспоминали только самое лучшее.
Целых восемь минут они с Ланой пели вдвоём о, казалось, причудливых, необычных вещах, что по какой-то причине очаровывают сердца многих, в том числе и их самих. Песня закончилась, Ева переводила дух и вдыхала гром аплодисментов, любовь публики и, конечно же, молчаливое признание от своей девушки, что зеленоволосая наконец справилась со своими переживаниями и спела вместе с ней, перенося трепет и благосклонность к ней через всю себя во время исполнения. Всё это придало ей силы взять Кошку за руку, пока та отвешивала поклоны. За руку же дева увела её со сцены и, когда они оказались за кулисами, посмотрела ей в глаза, а та улыбнулась, как будто знала, что сейчас Ева сделает то, что ей очень нравилось и что очень грело ей душу. И она была совершенно права.
Ведь дева с безмерной любовью и лаской, которые только могла выразить, целовала мягкие губы своей девушки, словно благодаря её за то, что открыла для неё новый мир и новые возможности, а также помогла преодолеть себя, что, кстати, не каждому даётся.
— Я так ждала, когда ты это наконец сделаешь! — отлепившись друг от друга, воскликнула Лана.
— Спасибо, что показала мне, каково это быть поистине счастливой. Когда можно отжечь на всю катушку, невзирая на все свои сокровенные страхи, когда можно петь вместе с такой потрясающей девушкой, как ты, — сказала она и снова чмокнула её один раз, вызвав лёгкий румянец теперь уже у Кошки. Было видно, что она была польщена приятными словами.
— А я говорила, что тебе зайдёт! Эх, жалко, что я всего тут один день. А то мы могли бы всю неделю тут плясать и петь.
— Ну, неделю это как-то слишком, — промолвила Ева и рассмеялась. А потом замолчала, задумавшись и улыбнувшись. — Знаешь, я никогда не думала, что смогу кому-то сказать что-то подобное. Что я кого-то люблю и кем-то очень сильно дорожу. И эти слова общие — в то же время очень личные, словно тайна, которой хочется поделиться со всем светом, и, по-моему, именно это чувство мы все ищем.
Ты изменила мою жизнь, Лана.
— Ты мою тоже, — подметила та и искренне улыбнулась. — Последний месяц я ходила такая потерянная… В том городе совсем тоскливо. Всё не то. Но как только я приехала обратно и увидела тебя, я сразу начала чувствовать что-то иное. Что-то тёплое и родное, что ли…
Ты сделала меня лучше.
Еве захотелось вновь её поцеловать, но взгляд розоволосой ускользнул куда-то за пределы сцены, в толпу посетителей. Кошка сжала её руку.
— Тебе точно не жарко в этой кофте? — вдруг спросила она, опять посмотрев на радостное личико.
— Не-а, — ответила та.
— Точно-точно «не-а»? — передразнила Лана.
— Точно-преточно.
Лана снова отвернулась и уставилась куда-то далеко.
— Нам пора туда, так ведь? — внезапно спросила она.
— Вперёд! — произнесла Ева, взяв её за руку, и повела её на танцпол.
В этот момент на сцену поднялся брюнет по имени Кирилл, что ненароком напомнило деве о её друге, и обьявил о том, что будет петь песню собственного исполнения. Это рэп о прощании с близкими, кошмарах, от которых хочется очнуться, о неизбежной хватке смерти. Если бы Ева сейчас не стояла рядом с Кошкой, она бы, наверное, жутко затосковала. Но вместо этого они обе танцевали, хотя зеленоволосая и представить себе не могла, что будет не просто танцевать в караоке-баре, а делать это с человеком, который
заставил её жить, поменяв свои взгляды и попробовав что-то новое.
Ритм пульсировал в ней, и она по примеру остальных качала головой в такт и двигала плечами. Лана специально придурковато танцевала — то ли чтобы впечатлить свою девушку, то ли чтобы рассмешить, — и достигла сразу обеих целей, вовсе не стесняясь своих нелепых движений, так как тогда она светилась уверенностью, и это было потрясающе. Они сокращали расстояние между ними, и, хотя их руки были по-прежнему либо прижаты к телу, либо болтались в воздухе, всё равно танцевали вплотную друг к другу. Не всегда синхронно, но кому какое дело. Танцпол наводняли новые гости, а они продолжали соприкасаться. Когда девочки только познакомились, Ева бы пришла в ужас от клаустрофобности и близости такого положения, но теперь? «Пожалуйста, оставьте меня здесь».
Песня сменилась следующей, суперэнергичной, но Лана остановила свою девушку и положила руку ей на бедро, создав немного смущённую атмосферу.
— Потанцуй со мной, — сказала она.
— Я думала, мы и так танцуем. Я делаю что-то не так?
— Нет, всё хорошо. Я имею в виду медляк.
— Но музыка же быстрая.
— Это нам не помешает.
Ритм успел ещё ускориться, но девочки положили руки друг другу на плечи и талию. Ева слегка впивалась пальцами в Лану и чувствовала, как та делала то же самое, но чуть сильнее, ведь у той были новые, недавно сделанные ногти. Они двигались медленно, и самое сложное сейчас было для зеленоволосой — смотреть в глаза Кошке. Казалось, она уже тысячу раз уже это делала, но этот момент был особый, более интимный, можно сказать. Розоволосая наклонилась к её уху, и Ева оказалась в странном положении: с одой стороны, она испытывала облегчение, что девушка не смотрит на неё в упор, а с другой — уже скучала по её глазам и взгляду, в котором читается, что дева была хороша сама по себе.
— Как жаль, что у нас не так много времени. Извини, что повторяюсь, но я правда хотела бы с тобой кататься на великах по пустым улицам утром, ещё раз устроить ночь на крыше вокруг одеял и игрушек, а ещё угостить тебя своим любимым блюдом, которое я сама отменно готовлю, говоря нескромно.
Теперь Ева потянулась к её уху.
— Я бы хотела отправиться с тобой на море, где я гонялась бы за тобой по берегу и мы скакали бы под дождём, который ты так ненавидишь, а также я бы целовала твои нежные губы на фоне яркого заката цвета малинового варенья. Но не меньше хочу и спокойных вечеров — болтать о всякой чепухе и смотреть дурацкие фильмы. — Я хочу, чтобы у нас была своя история, нечто более длительное, чем те крошечные окошки во времени, которое нам доводится проводить вместе. Я хочу долгого будущего, но очевидное подкашивает мне ноги, — Ева прислонилась лбом ко лбу Ланы, с них обеих тёк пот. — Может, тебе остаться у меня? Хотя бы на пару дней! Конечно, у меня не очень большая квартира, но мы могли бы каждый день проживать вдвоём, раз уж даже начали встречаться, и воплощать наши желания и мечты в явь.
— Может, тогда сейчас пойдём к тебе? Чай домашний попьём. У тебя есть с мятой?
— Найдётся.
Девушки снова упорно пробирались сквозь толпу, только уже обратно, направляясь прямиком в тёплый Евин дом. Когда они наконец выбрались на улицу, долго не могли отдышаться, набирая холодный кислород прямо себе в легкие. Там постепенно стало не хватать места, но они вдыхали ещё и ещё, желая насытиться вдоволь. Уже было практически темно, Луна вот-вот взойдёт на это облачное небо и скроется за мраком, словно за вуалью, слегка освещая своим тусклым светом дорожки, верхушки домов и ослепляющие капли на стёклах.
— Что ж. Веди меня домой, Ева, — сказала Лана, и они двинулись в путь под слабым лунным блеском.
***
Еле найдя дорогу до дома, девушки стояли уже у подъезда и зачем-то считали зажжённые окна в семиэтажке. Наконец дошли до последнего и ступили внутрь, плотно закрыв за собой дверь, так как она была немного сломана и не всегда закрывалась с первого раза. Хотя кому какая разница?
— Заранее извини, у меня там небольшой бардак, — замявшись, предупредила Ева, когда они обе стояли в лифте. Но для Кошки это не имело никакого значения.
Зеленоволосая не могла представить, что там творилось у Ланы в голове и о чем она думала в то время, но пыталась отбрасывать все мысли и хотела спокойно провести с ней время, мирно попивая горячий чай и провожая этот здоровский день. Она резко обняла её, потому что объятие говорит всё, когда ей сказать нечего. В ответ Кошка прижалась к ней, а затем они преодолели крайний лестничный пролёт.
Ева открыла входную дверь.
— Не могу поверить, что впервые привожу домой кого-то. И тем более свою девушку. Но здесь нас никто не ждёт.
Вот была бы чума, если бы они зашли в квартиру, а на диване сидела бы мама. Но, увы.
— У тебя дома точно никого?
— Да, а что?
Но розоволосая пропустила этот вопрос, и они зашли в квартиру, в которой никого, кроме них, не было.
Лана обошла гостиную по кругу. Было видно, как она чуть нервничала, как будто из-за угла мог выпрыгнуть кто-то непрошеный. Но вроде было всё тихо. Девушка рассматривала общие фотографии, где была Ева. И на некоторых она была ещё с темно-русыми волосами.
— Когда ты покрасилась в зелёный цвет?
— В десятом классе. Все спрашивали: «Зачем эта дурашка в цвет болота покрасилась? И так страшная была, а теперь ещё хуже».
— Прямо так и говорили? — глаза розоволосой немного погрустнели.
— Да, по крайней мере я слышала пару сплетен. Но я старалась не обращать на них внимания, потому что зелёный — мой любимый цвет.
— И правильно, — подметила девушка.
— Иди за мной.
Девочки прошли через небольшую прихожую прямо в тёмную спальню.
— Это твоя комната?
— Угу. Извини за беспорядок, опять-таки, — сказала зеленоволосая, прикусив губу.
По всему полу были разбросаны подушки и книги, словно кто-то пытался ограбить комнату. Но Еву эта картина совсем не пугала, ведь она к ней привыкла. Скорее, ей было стыдно за то, что она не успела прибраться, и прямо сейчас это всё видит Лана; Дева села на корточки и начала складывать книжки в стопки.
— Что тут произошло? — наконец задала вопрос Кошка, не стерпев.
— У меня тут просто случился нервный срыв, но это неважно.
— Оу. И часто у тебя такое? — спросила девушка, встала на колени и подняла с пола книгу.
— Ну, бывает иногда.
Девчонки поставили книжки обратно на полки и поднимали с пола какие-то безделушки.
— Прости, тебе не стоило.
— Да ладно, не извиняйся. Мне несложно.
Лана принялась оглядывать её комнату. Здесь не было чего-то особенного, но всё же само понимание, что это всё принадлежит сей девятнадцатилетней девушке поражало, ведь вещей было действительно много. Но вот она наткнулась на старую панаму, что лежала между комодом и кроватью. Она была черно-белого окраса, прямо коровьего. Кошка схватила её с пола и надела деве на голову. Ева улыбнулась.
— А тебе идёт, — сказала розоволосая.
— Да? — весьма удивлённо спросила та.
Кошка засмеялась и достала из кармана телефон. Зеленоволосая улыбалась не на камеру, её улыбка реально предназначена её девушке. Эта черноглазка чувствовала себя так хорошо, как никогда раньше.
— Время для фотосессии. Попрыгай на кровати, что ли.
Ева свалилась на постель лицом вниз, а потом встала и принялась прыгать и скакать, но быстро оборачивалась к окну, как будто боясь, что одно неловкое движение катапультирует её на улицу.
Лана, не прекращая, фотографировала эту клёвую,
неузнаваемую Еву. Она была сама на себя не похожа, но, казалось, розоволосой это нравилось. Да и ей тоже.
Перестав скакать, она села на край кровати и пыталась отдышаться. Кошка села рядом с ней и взяла её за руку.
— Мне ужасно хочется кое-что тебе прочитать, — вдруг сказала она.
— Что же это? — мило удивилась Ева.
— Помнишь, как мы сидели в кафешке, я писала что-то себе, а ты всё хотела узнать, что же там?
— Это ещё до начала наших отношений? — спросила зеленоволосая и, увидев Ланин кивок, прибавила: Помню, кажется. И?
Кошка быстро открывала что-то на своём телефоне, пока Ева, ожидая, представляла, что там будет. Наконец-то девушка нашла и приготовилась, будто бы, выразительно читать. По крайней мере по её выражению лица, уже «отточенным» однако, можно было так понять.
—
Твой смех — мой клад драгоценный.
Твои слёзы — стой, не лей их.
Ведь улыбнёшься ты вдруг откровенно,
Не захочешь эмоций других.
Пробежит дорожка забвенья,
Я сотру её в пух и прах.
Чтоб не чувствовала ты убиенья,
Наблюдая за птицей в садах.
Ты прекрасна, моя черноглазка,
Я застываю при виде тебя.
И в жизни моей ты — та сказка,
Что я добивался всегда.
У Евы тотчас загорелись щеки, и громко забилось сердце. Она сначала не поняла, к чему это, зачем Лана прочитала этот чудесный стих, но потом догадалась, что она сочинила его сама. Как минимум дева на это надеялась и поняла всё без всяких слов. Улыбнулась в награду розоволосой, а на глазах от ласковых эмоций стояли слёзы. Ей просто не верилось, и, пребывая в счастье, она смотрела на девушку, и с губ её не сходила улыбка.
— Это ты для меня сочинила? — всё-таки тихо спросила она.
— Да, милая. Как ты догадалась?
— Ну, я подумала, зачем тебе читать мне чьё-то стихотворение? Но… Мы ведь ещё не встречались тогда, — сказала Ева, и у неё ещё больше покраснели щеки.
— Это верно, но ты тогда так мило выглядела и послужила мне музой, придав вдохновения, — объяснила Лана и рассмеялась. — Я надеялась, что когда-нибудь прочту тебе его. И вот представился случай.
Зеленоволосая тоже похихикала и ушла на кухню. Принесла что-то перекусить. Это, конечно, очень по-детски, но они поиграли в семью. Ева намазывала крекеры арахисовым маслом и предлагала их вместе со стаканом чая Кошке, предварительно убедившись, что у неё точно нет аллергии на орехи.
— Оставь это всё, — сказала она.
— Почему? Ты не хочешь?
— Ты правда думала, что мы будем пить чай? — всё ещё спрашивала Лана.
— Ну… Да.
Розоволосая девушка усмехнулась, а Ева продолжала смотреть на неё с откровенным непониманием.
— Ты такая забавная и наивная, — не переставая смеяться, она пригласила деву присесть рядом с ней на край кровати. — Иди сюда.
Ева села, вся смущенная, и они устроились поудобнее лицом к лицу, обхватив друг друга руками и ногами, и делились историями из жизни, например как каждый раз, когда маленькая Лана устраивала истерику, её мама прислоняла ту к себе безмолвно, только гладила по голове, чтобы успокоить; Ева рассказывала ей о своих родственниках, а Кошка — о своих. Но потом они перестали говорить о прошлом.
— Это наш оплот, наш маленький островок, — сказала Лана и прочертила вокруг них невидимый круг. — Мы никуда отсюда не уйдем, и нас никто не достанет.
— И время? — словно веря в чудо, спросила зеленоволосая.
— И время тоже, солнце моё, — нежно протянула девушка и прижала деву к себе, легонько притронувшись губами к её мягкой макушке.
Но вдруг её проворные пальчики скользнули куда-то вверх и коснулись застёжки на змейке зелёной кофточки Евы, желая потянуть её вниз и полностью избавиться от этой вещи. А потом, по всей видимости, и дальше.
Зеленоволосая приподнялась и остановила тем самым Кошкино действие, посмотрев на неё вопрошающе.
— Ну сколько можно уже в этой кофте ходить, в конце-то концов! — пыталась завуалировать всё она, но Ева и так поняла, что та хочет сделать на самом деле.
— Мне в ней хорошо, правда, — всё же ответила дева.
Однако Лане это не помешало. Она прямо-таки накинулась на Еву и пыталась снять с неё одежду, между тем касаясь губами её губ, желая возбудить и уговорить к «желаемому деянию». Но зеленоволосая отпряла от неё и всё равно противилась.
— Лан, я не хочу, — робко, но довольно громко сказала она и мотала головой.
— Да ладно, тебе понравится! — настаивала розоволосая.
Девушка опять прильнула к её пухлым губам, удерживая Еву, и в итоге смогла стянуть с неё эту злополучную кофту, несмотря на некоторые препятствия. Она сняла её и откинула в сторону, уже открыла глаза и «отстала» от её лица, чтобы избавиться от остальной одежды, как тут внезапно она обратила внимание на её руки, а, точнее, запястья… На них «красовались» свежие и достаточно старые, почти отцветшие темно-красные порезы, коих было много на обеих руках. Они были неотчетливыми, еле видимыми, расположенными ближе к локтям, хотя бы не на венах. Лана смотрела на всё это обезумевшим взглядом и перемещала его то на Еву, то опять на её руки, а в голове у неё наконец сложился пазл. Почему же дева всегда носила одежду с длинным рукавом и напрочь отказывалась снимать её. По виду девушки можно было понять, что её всё новые и новые мрачные мысли перемешивались, сменялись ненавистными и досадными, а также совершенно непонимающими ровно ничего и яростно ждущими объяснения. Зрачки Кошки дрожали, и губы изредка вздрагивали, она долго стояла и смотрела таким безумным взором на свою девушку, которая минуту назад (да, всего лишь минуту!) веселилась вместе с ней и целовалась, невзирая на всё это. А Ева же выглядела какой-то жалобной, но и испуганной в тот же момент. Она не хотела, чтобы её дорогой человек узнавал о таком, да чтобы никто ничего не узнавал в принципе, поэтому всегда противилась ходить в футболках без рукавов. Эта оглушающая тишина убивала, просто терзала душу, как ничто иное, а сердце так и колотилось в груди зеленоволосой, предрекая явно неодобрительную реакцию девушки. По-другому быть и не могло.
— Что… Что это такое? — осмелилась спросить Лана,
впервые со страхом глядя на любимую. Её речь прерывалась, но она точно хотела узнать, почему и как всё это произошло.
Ева же от испуга и нервозности молчала и невольно смотрела на девушку, не зная, как правильно преподнести всю желанную, но колющую информацию, которая доставит боль и ей самой, и Кошке, полностью уничтожающую всю недавнюю радость и милую шалость. Последняя возвышалась над нею, а в глазах читалась отчаянная злоба и презренное непонимание.
— Что это такое?! — уже крича, допрашивала Лана. — Ответь мне!!
— Э-это я… Это всё я… Пойми, я не хотела всего этого, просто…
— Так значит, ты мне тогда соврала, что не хочешь наложить на себя руки?! — перебила розоволосая, повысив тон.
— Нет же!! Послушай эти жалкие слова, которые я ни за что бы тебе не сказала, прошу!
— Ну, давай же!! Объясняйся, что это за… Порезы, шрамы… Когда всё это было сделано, а главное, зачем?! Объясняйся!! —
впервые кричала на неё Лана,
и больше не звучала и не лилась та нежность и приятность из её уст, ранее предназначавшиеся Еве, что в этот момент стояла почти мёртвая. Она не колебалась, только руки её слегка тряслись. Она была вся бледная, будто безжизненная. В голове — ничего. Сухая, удручающая пустота. Лишь страх и ужас завладели её разумом, а эмоциями и сознанием контролировали в основном постепенно надвигавшаяся вина к себе и бесконечные упрёки, так же прожигающие нутро, как и этот
испепеляющий крик и взгляд любимой, доброй Ланы, что раньше вызывала у девы улыбку и потоки безмерного трепета к ней, а теперь только слёзы и нарастающую неприязнь к самой себе.
Ева резко заплакала, она не в состоянии была говорить и высказывать всё наболевшее. Она чувствовала, что пришла какая-то нечестная расправа. Что сейчас всё потемнеет,
всё будет кончено. Она желала перемотать время назад и всё же остановить Лану и её это действие. И тогда не было бы ничего такого, не было бы такой напряженной, удушающей обстановки.
— Ты смеёшься надо мной?! — недоумевала она.
Ева пыталась что-то вымолвить, обильно жестикулируя, да получалось всё нескладно и непонятно. Она могла лишь мямлить сквозь слёзы и вполголоса извиняться за своё постыдное поведение и ранее нанесённый себе вред. Лана не хотела её даже слушать и выглядела всё ещё разозлённой и жёстко огорченной в этот момент.
— А я думала, мы доверяем друг другу, — обиженно процедила она, очень задев этим Еву.
— Доверяем, Лана!! Пойми, я не нарочно. Я же сказала, что у меня был нервный срыв… Извини, — всё-таки смогла выдавить из себя дева.
— К чему мне твои извинения? Мне клещами из тебя информацию вытаскивать? Хочешь сказать, что во время этого твоего срыва ты взялась за лезвие и резала себе вены?
— Не вены. Лана, Я правда не хотела этого всего! Меня просто томило происходящее в жизни, и ежедневно я чувствовала, словом, ничего. Лишь иногда проглядывалась печаль, боль и страдания, что просто травили мою душу. Никому не было дела до моего присутствия и состояния, да и на себя мне потом тоже стало наплевать. Пока не появилась ты, понимаешь? Всё изменилось, когда в моей жизни появилась ты.
— Но почему видны свежие порезы?
— Ах, это… Когда ты уехала, я обратно вернулась в те депрессивные муки, вот и не стерпела как всегда. Для меня это уже привычно. Я не хотела тебе показывать и рассказывать всё, конечно же, это не имело смысла. И именно поэтому отказывалась делать то… Что ты хотела. Прости, что я такая…Я бы объяснила тебе потом, возможно, но в надежде, что ты поймёшь. А всё сейчас произошло так внезапно...
Её мысли путались, а Кошка смотрела весьма безразлично, пропуская словно мимо себя, что внушало ещё больший тихий ужас у девы, поглощающий тело.
— Быть может, нам не стоило так быстро входить в такие близкие отношения…
— Что? — почти шёпотом проговорила зеленоволосая.
Неожиданно Кошка молча метилась по комнате и, кажется, собирала все свои вещи, совсем не смотря на девушку. Она подошла к двери и так и не взглянула на неё напоследок, вселяя полное непонимание теперь уже у Евы.
— Забудь меня! — сухо бросила она и скрылась, слышно было только закрывание двери.
Ева сидела в полутьме, среди мятых одеял и скинутых подушек и была ошарашена до глубины своей тревожной, неспокойной души. Она осталась совершенно одна, лишь собственные дурные мысли бегло лезли ей в голову, не переставая. Дева хотела было ринуться за ней, да что-то неведомое её остановило. Обычные думы сменялись мрачными, угнетающими, а потом и вовсе перешли в тошнотворные и убивающие при одном своём появлении. Ева винила себя, одну себя она укоряла, упрекала, мол, зачем она это сделала? Для чего нужно было выдавать эту тонну совершенно ненужной информации, которая отторгнула Лану, заставив её испугаться, разозлиться и, в конце концов, убежать? Последняя надежда на жизнь ускользнула именно из-за девы, последний её лучик света, который помогал ей во всем, теперь больше не вернётся.
Почему нельзя было сделать всё по-другому?
Девушка предалась неистовому влиянию самобичевания, так долго и сильно она никогда себя не осуждала за нечто отбирающее все последние амбиции на своё жалкое существование, как считала она же сама. Ева била себя, царапала щеки и рыдала, ревела, плакала. Она знала, что ничего не поможет уже ей, и с каждой новой тяжкой мыслей наносила удар по своему лицу, рукам и ногам. Била до крови, синяков и царапин, не останавливаясь при не хилом источнике боли своей.
«Заслужила, ты, дрянь окаянная!»
— говорила она себе и с каждым разом всё больше и больше «уродовала» себя. Наконец не вытерпела, не вынесла этого всего, схватила канцелярский нож, лежавший под кроватью, и сиганула по своему запястью, избрызгав всё кровью, и продолжала, продолжала, продолжала…
Умаялась, натерпелась всеобщей боли, и, всё ещё ненавидя и шлепая себя чуть окровавленными руками, села на стул и закрыла лицо пальцами, уткнувшись носом в колени и снова горько заплакав. Она сидела вот так и рыдала, презирая себя, осознавая, что теперь
ей придётся как раньше еле-еле волочить свою жизнь, подвергаясь ежедневному обвинению и обильному избиению, и больше не надеяться на светлое, хорошее будущее, пребывая в некой антиутопии уже без любимого человека.
