***
— Эрен, ты не забыл воспользоваться дезодорантом? Заглядываю на кухню и смотрю на мать, пытаясь показать всё свое раздражение. — Ответ всегда тот же, мам, — она смотрит на меня и не могу не закатить глаза, — Господи Иисусе, да. Наверное, на мне вечное проклятие, ведь я постоянно должен напоминать ей, что я уже совершеннолетний и могу позаботиться о себе сам. Конечно, она пропускает это мимо ушей. Может она и согласна с данным неоспоримым фактом, но никогда не признает, что я могу успешно функционировать и без её помощи. Сажусь на один из безвкусных барных стульев, что мама категорически отказывается продавать, хотя я предпринимал несколько попыток и даже нашёл покупателей. Оставил это дело после её рассказа из детства, когда случайно оставил бутерброд под кроватью на неделю. — Где Микаса? Она обычно приходит раньше тебя. — А, она допоздна готовилась к какому-то экзамену, — говорю я ей, опуская локти на стол. Эта фраза звучит в моей голове и действует, как холодный душ с утра. Глаза рефлекторно распахиваются. Ёбтвоюматушку. — Ты не готовился, не так ли? — мама сразу же ловит моё выражение лица. Это практически риторический вопрос, даже не понимаю, почему она спрашивает. Бьюсь головой о столешницу. Грёбаные. Отвлекающие. Ютуб. Видео. С котиками. Я бы мог сказать, что забыл, но Микаса напомнила мне как минимум двадцать раз о тесте вчера. Так что это отговорка. Пытаясь оправдать себя, я думаю, что завалил бы, даже если бы подготовился. Шадис ненавидит меня. Думаю, это связано с моей шуткой об отсутствии его бровей, что он случайно услышал в первый день. Прежде, чем я смог уйти от ответа, Микаса волшебным образом оказывается на столь же безвкусном стуле рядом со мной. — Доброе утро, Микаса. Я только что спрашивала Эрена о предстоящем экзамене, — Микаса поворачивается ко мне и укоризненно качает головой. Это не моя вина, что мой мозг работает таким образом и бережёт себя от бесполезной информации, особенно содержащей слова «тест» и «учёба». Во всяком случае, я до сих пор вижу перед глазами эти ютуб видео. — Это можно и сдать без подготовки, я просто хотела наивысший балл, — поясняет Микаса, а мама одаривает её теплой улыбкой, после переводит глаза на меня и буквально сверлит взглядом. — Убедитесь, что вы оба придете домой после школы сегодня, — продолжает смотреть, ожидая от меня утвердительного ответа. Это её новая техника с тех пор, как я научился быть немного умнее. Отговорки «не слышал» и «не обратил внимания» больше не работают. Эта женщина буквально опекает меня с момента рождения, — он в городе всего неделю, так что, пожалуйста, будьте благоразумны. Я устало киваю и хмыкаю в знак согласия, а уголки её губ чуть поднимаются в полуулыбке. Наверное, потому что я обычно не так быстро сдаюсь. Думаю, она понимает, что я, мягко говоря, не в восторге провести вечер с этим человеком. Голова начинает гудеть даже от мысли об этом. Однако я уже давно перестал пытаться уйти от встречи с ним. Последний раз у мамы хватило наглости выдворить меня за дверь и запереться изнутри, чтобы я наконец сел в его машину. После такого прекратить споры и неважно, хочу я видеть его или нет, стало казаться лучшим решением. Она вздыхает: — Эрен, я знаю, что… — Нет, мам. Правда, всё в порядке. Я в порядке. Он в порядке. Мы все в порядке, — перебиваю я её и искренне улыбаюсь в подтверждение своих слов, но она знает меня слишком хорошо. — Кто угодно, столько раз сказавший «в порядке», совсем не в порядке, Эрен, — невозмутимо добавляет она. — Всё в порядке, — не удерживаюсь и язвлю, просто потому что это я. Мама сердится, зная, что это всё, что можно от меня услышать. Вообще, она должна быть благодарна, потому что обычно эти разговоры приводят только к недовольству и ворчанию с моей стороны. — Пока мам, люблю тебя, — кидаю ей по пути к двери и подбираю рюкзак у входа. Микаса собирается и выходит за мной. Я в последний раз смотрю на то, как мама машет нам, прежде чем выйти навстречу к Армину.***
Армин ждёт нас на остановке. Мы с Микасой познакомились с ним несколько лет назад, когда ехали на учёбу на автобусе. Перед выпускным классом мы приняли коллективное решение, что общественный транспорт — для неудачников и наши школьно-автобусные дни подошли к концу. Оглядываясь назад, я думаю, что стоило подождать, пока кто-нибудь из нас не получит права и машину. Моё бунтарское начало восхваляло принятое решение, но тело умирало молчаливой смертью с каждым шагом по будням. Микаса лишь подметила, что это лишь знак для начала тренировок. Чтобы протест был более очевиден, мы решили продолжать встречаться на бывшей автобусной остановке. По правде говоря, настоящая причина — это её удобное местоположение для всех троих, но нам нравилось верить, что это часть борьбы с системой. — Эрен! Микаса! — радостно кричит Армин. Я всегда немного завидовал тому, каким оптимистично настроенным был Армин по утрам. Да и вообще. До сих пор не понимаю, как мы стали так близки, когда я могу позволить вести себя как мудак, даже если никогда этого не признаю. — Хэй, Армин, — киваю ему, а Микаса одаривает его лёгкой полуулыбкой. — Как ваша подготовка к экзамену, ребят? — ухмылка расплывается по его лицу, когда он встречается с красноречивым взглядом Микасы. Запуская руку в свои уже растрепавшиеся волосы, я простонал: — Пожалуйста, Армин, даже не напоминай, — он просто хихикает в ответ, когда мы выдвигаемся в сторону школы.***
Находясь на полпути, слышим шум. Низкий, задыхающийся стон, который мгновенно проходится мурашками вдоль позвоночника. Кидаю вопросительный взгляд Армину и Микасе, но они кажутся такими же встревоженными. Пройдя еще пару метров, снова слышатся стенания, на этот раз звучащие более отчаянно. — Я думаю, кто-то ранен. Мы должны обратиться за помощью? Армин настороженно смотрит на меня и говорит: — Я не знаю, но мы должны увидеть, что произошло, прежде чем звать кого-то ещё. В любом случае, твой отец — врач, Эрен. Я уверен, если ничего серьёзного, то он сможет помочь. Меня передёргивает при упоминании отца: — Он ни черта не сделал для меня, Армин. Я даже не живу с ним, — голос постепенно утихает по мере нашего приближения к источнику шума. Армин обращает внимание на тон, но продолжает следовать за мной. Ужасный запах резко ударяет по обонянию, я прислоняю ладони к лицу и оборачиваюсь на друзей, чтобы убедиться, что не один это чувствую. Они тоже закрывают локтями носы, Микаса обеспокоенно смотрит на меня, но я прерываю наши переглядывания и продолжаю идти вперёд. Кровавые пятна на сером тротуаре. Мои глаза распахиваются по мере того, как вижу всё больше и больше красного на асфальте. Стонущий человек где-то очень близко, всё, что нам нужно сделать, это заглянуть за угол и О господи. О господи. Он же ест его. Нет. Он его просто пожирает. Руки мужчины окрашены в красный по самые локти, и он продолжает хвататься за внутренности жертвы. Ёбаный ад, на что я смотрю? Я слишком поражён этой кошмарной сценой, чтобы даже подумать, остолбенели ли мои друзья настолько же. Я даже не могу сказать, кто издавал этот пугающий стон — тот, кто сейчас пожирает жертву или она сама. Звуки, исходящие от человека, поглощающего плоть совершенно нечеловечны, ближе к животным, заставляют меня рефлекторно реагировать — бей или беги. Однако, прежде чем я смог убежать, этот человек поворачивает голову к своим немым зрителям. И ёбанное блять дерьмо. Части его челюсти просто нет. Вместо неё с лица свободно свисают ошмётки лицевых мышц. Несмотря на очевидные травмы, он явно не испытывает боли. А если и испытывает, это явно его не беспокоит. Прямо сейчас, единственное, что я вижу в его глазах – это желание убить. Есть. И когда он начинает вставать, я подхватываю Микасу и Армина за руки и оттаскиваю обратно туда, откуда мы пришли. Ни единого слова. Мы просто бежим. Всё кажется куда громче, шум, крики. Как я не слышал их раньше? Я усиливаю хватку, мы должны выбраться, вернуться обратно к маме. Господи, мама. Мысль о том, что может случиться, если я остановлюсь, моментально сменяется образами того, что я могу найти, когда мы вернёмся. На щеках Армина видны солёные дорожки слёз, а Микаса выглядит точно так же, как в день, когда она обнаружила своих родителей мёртвыми много лет назад. — Я-я не знаю, что это было. Я н-не знаю, что нам делать, — Армин заикается и всхлипывает. Всё ещё находясь в дезориентации, я просто киваю ему головой. — Мы должны вернуться домой, убедиться, что мама в порядке и обратиться в полицию, — мне требуется пара секунд, чтобы понять, что Микаса обращается ко мне и, опять же, я просто киваю. — Армин, ты остаёшься с нами. Я не хочу, чтобы ты оставался один, это может быть опасно, — он сразу хочет напомнить Микасе, что его дед дома, но она не настроена для переговоров. — Мы можем проверить твоего дедушку после, я обещаю, — Армин, кажется, вошёл в состояние, что и я, поэтому просто кивает. Она дёргает обоих за руки, и мы спешим домой.***
Это не единственный монстр. Всего лишь прецедент. Они повсюду, пожирают тех, кому не посчастливилось оказаться в объятиях их когтей. Я узнаю одного из них — это соседка, которую я иногда встречал в местном продуктовом. Наши разговоры никогда не были содержательнее, чем обмен приветствиями и пожеланиями хорошего дня. Сейчас она изгваздана человеческой кровью, сутулится и тяжело дышит в центре хаоса в нескольких домах от нас. Одна из её рук неестественно изогнута под углом, что вряд ли можно назвать возможным для обычного человека. Даже на такой дистанции вижу её кровожадный безумный взгляд. Чудом, не иначе, мы смогли добраться до дома без происшествий. Когда Микаса отпускает наши руки, Армин всё еще не может прийти в себя, в его глазах блестят непролитые слёзы, а я всё еще не реагирую. Микаса вздыхает и начинает толкать один из больших книжных шкафов из гостиной, чтобы перекрыть входную дверь. Молча наблюдаю за её действиями и не могу двинуться с места. Я оглядываюсь на звук спешных шагов по лестнице и вижу мать, её глаза распахнуты в панике, и я знаю, что у неё в голове сейчас бушует миллион вопросов, которые она хотела бы задать, но один из них перебивает остальные: — Вы… Микаса, как всегда наблюдательна, понимает это быстро и отвечает: — Мы в порядке, — опять эти два слова. В порядке. И я сразу же вычеркиваю это словосочетание из моего лексикона, потому что нет, Микаса, мы не в порядке. Мы только что стали свидетелями убийств в нашем районе, мы совсем, мать его, не в порядке. Эмоции, очевидно, ярко отразились на моём лице, потому что я опять ощущаю на себе мамин взгляд. Снова просто кивок. Несогласие с ложью Микасы усилило бы беспокойство матери, а это может привести к несвоевременным последствиям, которых хотелось бы избежать. — Нам… чёрт возьми, нам нужно уходить, — мама потрясена, она, должно быть, видела столько же, если не больше, чем мы. Мы втроем следуем за ней в гараж, где она заводит машину дрожащими руками. На дороге мама старается объезжать тварей, но это не всегда получается — они кидаются на машину, а она в конечном итоге сбивает нескольких на полной скорости бампером Лексуса 2003 года. С пассажирского сидения вижу, как она беззвучно плачет, а ребята руками цепляются друг за друга, не говоря ни слова. Мы проезжаем дорогу к дому Армина, и мама тихо извиняется, объясняя, что мы должны уехать из Шиганшины как можно скорее. — Мы должны... блять! — она старается унять крупную дрожь в руках, крепче обхватывая руль, вдруг машина резко сворачивает, и я припечатываюсь щекой к стеклу. Её лицо закрыли темные густые пряди, и я вижу, как она старается собраться. Думаю, я должен сказать что-то ободряющее, вообще хоть что-нибудь, на самом деле. Что угодно, только не пялиться в одну точку пустым взглядом. — Мы найдем твоего отца и… События происходят слишком быстро и мне почти кажется, что всё это нереально. Будто в замедленном движении вижу, как еще один автомобиль сталкивается с нашим, и мы вращаемся, кружимся так быстро… почти как будто в обратном искажении возвращаемся назад во времени. До того, как увидел этого монстра. До того, как увидел разорванные на куски тела. Машина наконец останавливается, и я понимаю, что прыжок в прошлое не удался. Ярко-красная ссадина теперь украшает лоб моей матери. Она по-прежнему сжимает до белых костяшек руль. На самом деле, автомобильная авария — это не самое ужасное, что произошло сегодня. Микаса снова берёт контроль в свои руки, хотя не думаю, что она на самом деле отпускала его. Она помогает выбраться из салона, будто проделывала это миллион раз. Как только мы выходим из машины, то словно оказываемся в зоне боевых действий. — Вот же, — надломленно и неверяще шепчет мама. Она закусывает подрагивающую губу, когда видит окровавленный тротуар. Не думаю, что она хотела бы, чтобы мы видели её в таком состоянии. Хочет казаться сильной и собранной, но чёрт возьми, мир разваливается на части на наших глазах. Я не собираюсь сказать и слово в упрёк, если она захочет сорваться и выплеснуть накопившиеся эмоции. — Мы не можем оставаться здесь, — голос Микасы твёрдо звучит даже через весь этот хаос. Она всегда была такой рассудительной и, очевидно, даже апокалипсис не в силах противоречить ей. Она кивает в направлении, которое меньше всего затронули разрушения. Мы стараемся проскользнуть мимо монстров на улице, но я даже не знаю, где конечная точка нашего маршрута. Думаю, никто из нас не знает. На меня находит осознание, что это самый глупый план, к которому я был причастен. Даже глупее, чем когда мы с Конни решили, что если пропустим урок, то Шадис не сможет дать нам домашнюю работу. Только бог знает, почему я останавливаюсь, но ноги буквально прирастают к месту. Может быть, это чувство безнадёжности или неуверенность в том, что мы делаем. На мгновение мне кажется лучшим решением остаться одному здесь, но Армин замечает это первым: — Эрен, что ты делаешь? — его тембр до сих пор искажён недавними слезами, и мама с Микасой оборачиваются. — Эрен, что случилось? — спрашивает мама, отчаяние сквозит в её голосе, молча умоляя отказаться от того плана, частью которого я решил стать. Когда я не отвечаю, она повторяет вопрос, но уже таким тоном, будто застала меня за едой в постели. Вой и стенания — это то, что сигналит об их присутствии. Округлившиеся глаза мамы только подтверждают мою догадку, она кричит мое имя, но оно теряет свой смысл. Я остолбенел, зачарованно наблюдая за семью или восемью монстрами, которые, кажется, собираются расправиться со мной. Их безумные глаза уставлены на меня, я стараюсь справиться с накатившей волной страха, но они приближаются с каждой секундой, а я не могу даже двинуться. В ступоре. Мама с Микасой и Армином бегут ко мне, а на языке вертятся лишь слова о том, что это грубая ошибка, ведь теперь вместо четырех маленьких целей мы станем одной большой. Существа подбираются в полукруге, загоняя нас как добычу в угол, а мама принимает судьбоносное решение, прежде чем мы успеваем её остановить. Она выталкивает нас из тупика за пару мгновений до того, как оцепление замыкается и они хватают её. И она кричит.***
Я очнулся от уже знакомого рычания где-то с улиц и неровного стука в дверь. Сердце заходится стуком, перед глазами до сих пор пелена и я всматриваюсь в сторону звука. Грёбаные ходячие. Я благодарю Фортуну за то, что одарила меня чутким сном до начала апокалипсиса. Или может быть она просто сука, что посылает кошмары о прошлом. Хмм, здесь есть о чем подумать, но я не хочу упустить данный мне шанс на выживание, поэтому оставлю размышления на потом. Что ж, сейчас постараюсь держать удачу за хвост и возможно она простит мне мои попытки осмыслить происходящее. Разумная часть меня советует обратить внимание на громкого господина за дверью, но в распоряжении имеется только повреждённая рука и охотничий нож с затупившимся лезвием. Потрясающе. Рано или поздно он зайдет, полагаю. Как только я встаю, намереваясь проткнуть монстра ножом, вдруг слышу другой звук. Это самый ужасающий звук из тех, что мне доводилось слышать. Это не звук мертвецов, преследующих вас. Это не звук ломающихся костей и потрошения безжизненного тела. Люди. И не те, что без мозгов. Я неоднократно пытался успокоить себя тем, что это предположение неверно, но, к сожалению, у меня было больше девушек, чем правильных предположений. А-аа, чёрт, чёрт, чёрт, они слишком близко. Я не знаю, сколько их, но могу разобрать больше одного голоса. А это всегда плохой знак. Одинокий охотник? С ним бы я ещё мог справиться. Несколько ублюдков? У меня больше шансов убедить Жана, что я девственник. Мои шансы на выживание становятся все меньше и меньше с каждым мгновением, и я начинаю сомневаться, стоит ли мне сражаться. Знаете, забрать с собой как можно больше? Это кажется более смелым, чем пустить себе пулю в череп. Хотя, вероятно, этим всё так или иначе и закончится. Но я хочу жить. Мать их, в первый раз за эти семь дней я хочу снова увидеть восход солнца. Я рад, что мне пришлось пережить этот имманентный опыт, чтобы наконец ценить жизнь, но блять, я хочу выжить. Я скатываюсь за кушетку, прекрасно зная, что при желании меня легко можно заметить, если посмотреть под правильным углом. До этого мне везло, так? Может быть, они просто уйдут. Эта надежда умирает вместе с вошедшим, что так красноречиво стучал в дверь. Почти захотелось встать и поблагодарить их, но что-то подсказывает мне — это не закончится чем-то хорошим. Я слышу, как дверь распахивается и, если я умру в ближайшие несколько минут, единственный вопрос, на который я хотел бы посмертно получить ответ, это как, чёрт возьми, тот тупой зомби не смог попасть сюда, когда гостям удалось настолько быстро? Хреновая баррикада, помнишь, Эрен? Ебать мою саркастичную натуру. Буквально вспыхиваю от приступа ненависти к себе, когда замечаю кое-что на полу. Мой рюкзак и пустую банку рядом. Нахуй все те чувства, что я питал к тебе, арахисовая паста. Это была ложь. Теперь я уверен, что если ранее у непрошенных гостей не было цели обнаружить кого-то, то теперь определенно есть. Кажется, только один человек вошёл проверить моё убежище, и я начинаю снова думать о том, что схожу с ума. Это были слуховые галлюцинации, когда я думал, что это группа, а не одинокий рейнджер? Ладонь скользит по рукояти ножа, и я медленно достаю его из пояса. Нет, это глупо, я должен позволить ему или ей уйти и продолжать свою тихую жизнь как хоббит в Шире. Ну разумеется, как только я решил не лезть в неприятности, этот засранец начал рыться в моём рюкзаке. Повторяю, как мантру, что могу стерпеть, когда кто-то лезет в чужие дела, ведь я бы поступил точно также на его месте. В наше время самое ценное — это ресурсы и пропитание, их постоянно не хватает, но, если мне нужно потерять часть из них, чтобы спрятаться от этого придурка — так тому и быть. Что я не могу стерпеть, так это то, что урод вытащил из рюкзака бумажник и начал доставать из него фотографии. Касается своими грязными пальцами последнего, что у меня осталось от прошлой жизни в физическом обличье. Это опрометчиво, но такое абсолютное пренебрежение поднимает волну гнева внутри. Мне уже плевать, даже если фотографии вернут обратно на место — я пырну этого ублюдка своим тупым ножом. Подползаю ближе к краю раскладушки, уже собираюсь перевернуть новую для меня социопатическую страницу жизни, как кто-то ещё заходит. Ну надо же, блять. Сомневаюсь, должен ли я радоваться или расстраиваться, что этот человек практически спас меня от становления на путь убийцы, но сейчас я хочу только злиться. — О, смотри, похоже, это чей-то дом, — восклицает женский голос. — Больше тянет на разваливающуюся халупу, — окей, пошёл нахуй, урод. Голос мужчины звучит мрачно, почти таинственно. Прислоняюсь спиной как можно ближе к стене, потому что уверен на 100%, что ножом смогу разве что оставить царапину. — А я думаю, что здесь довольно уютно. В апокалиптическом смысле. Я почти могу почувствовать, как оптимизм сквозит в её голосе. Похоже, может и угрюмый господин, который сразу же кидает ей в ответ что-то унизительное о женщине и зомби. Она тяжело вздыхает: — Ну, если ты закончил, пора уходить. Здесь нет ничего полезного, кроме рюкзака. Но я не считаю правильным оставлять его хозяина беззащитным. Ты же знаешь, Эрвину не нравится, когда мы задерживаемся. Мужчина лишь ворчит в ответ, и я слышу звук удаляющихся шагов женщины. Спустя еще пару минут гнетущей тишины он тоже начинает двигаться к выходу. Из моей груди вырывается судорожный вздох, который я так долго задерживал. Остановившись у дверного проёма, он вдруг поворачивается и идёт прямо к кушетке до тех пор, пока край его ботинок не оказывается прямо у ножек. Блять. И, наконец, его голос разрезает тишину. — Я тебя вижу, идиот.