***
Никто из нас не проронил и слова, как только мы оторвались от толпы. Тревожная тишина, наполненная лишь потрескиванием полуночного костра и сдавленными звуками агонии Майка в голове. Каждый раз, когда я закрываю глаза, передо мной возникает его лицо. Невозмутимое и спокойное. Не считая того, что в его обычном выражении есть кое-что ещё. Кровь. Она затапливает его лицо, воображение вырисовывает его облик в моей окровавленной вине. Моей вине. Моём грехе. Я хочу забыть их, загнать в самый дальний угол моего разума. Содержимое которого я затрагиваю лишь холодными ночами, когда мне нужно напомнить самому себе, почему я должен бороться за выживание. Но это было бы неуважением к чести Майка. Мне нужна эта вина. Эта боль. Они должны напоминать мне, чего могут стоить неосмысленные действия. Стоить жизней других. Леви смотрит в огонь, его выражение полно невысказанных эмоций. Предполагаю, что он решает, когда именно стоить убить меня — сейчас или позже, учитывая, что я только что добавил к его списку умерших друзей новую строчку. Я тупой. Я пиздец какой тупой. Я… я просто хочу, чтобы всё было хорошо. У меня? У Леви? Желательно, у обоих. Конечно, есть ещё Ханджи и Эрвин, о которых тоже стоит беспокоиться; но с проблемами стоит разбираться по мере их поступления. Может быть, он хочет, чтобы я ушёл. Ушёл, пока не свёл и его в могилу. Я… я должен уйти как можно дальше от него. Дать ему свободу от этой дружбы. Блять, ему явно будет лучше без меня. Ответственность, помните? — Я собираюсь немного поспать. Просто… будь начеку, пока я отдыхаю, — мне требуется секунда, чтобы осмыслить, что Леви нарушил молчание. Затем до меня доходит, чем он разбил её вдребезги. Эти слова. Звучащие так бесхитростно, но в них так не хватает этого глупого слова. Доверие. Блять. А с чего бы ему мне доверять после такого? Я… из-за меня ведь Майк распрощался с жизнью. Он поворачивается на бок, оставляя меня в удушающей тишине. Я потерял его, да? Что ж, заслуженно. Меня накрывает приступ горькой агонии. Раньше, когда я смотрел на него, это было совсем другое чувство, не так ли? У меня никогда не хватало слов, чтобы описать это, и я не думаю, что у меня когда-нибудь будет другой шанс. Я подтягиваю колени к груди, пытаясь успокоиться и утешить себя. В какой-то жалкой попытке взять себя в руки, я начинаю двигать ладонями в перчатках по ткани джинсов, обтягивающих мои ноги. Это совершенно не помогает, а вся та боль, что я так старался не пускать в свою грудь, протягивает свои щупальцы и обвивает сердце, крепко сдавливая его. — Ты не виноват, — мои глаза округляются от этих слов, я не совсем уверен, что он говорит это искренне, что это не какой-то побочный эффект от вызванной мной же летаргии. Жду, когда он скажет что-то ещё, попытается сильнее убедить меня в том, что я не был причиной смерти Майка. Но он этого не делает. Леви просто лежит на земле, повёрнутый ко мне спиной в молчаливом акте пассивной агрессии. Будто он простил меня, дав пощёчину. И… я понимаю. Я сам навлёк всё это на себя, когда решил подвергнуть опасности наши жизни. Он, вероятно, борется с собой прямо сейчас, задаваясь вопросом, почему я вообще должен быть прощён. Честно говоря, даже я не могу придумать ни одной грёбаной причины. Хотя заверения Леви забинтовали мои душевные раны, скребущие в груди, но они никуда не делись. Насмехаются надо мной. Напоминают мне. Голоса в голове борются за господство, один хуже другого. Они заглушают всякую поддержку, которую Леви проявил ко мне, сокрушая её своими обвинительными ударами. Твоя вина. Твоя вина. Я зарываюсь пальцами в пряди волос, дёргая за корни. Он мёртв. Он мёртв. Подушечки пальцев впиваются в кожу головы, и я надеюсь, что физическая боль действительно отвлечёт меня от этого шума. Твоя вина. Твоя вина. Мёртв. Мёртв. Мёртв. Я не могу… я не могу остановиться. Мне нужно, чтобы эти грёбаные голоса заткнулись хоть на минуту. Но мольбы тщетны, поскольку они становятся только громче, и громче, и громче, пока единственным, что остаётся эхом звучать в моей голове, не остаётся предсмертный крик Майка. Я стараюсь не показывать свои страдания, чтобы не усугублять мои отношения с Леви. Да, у меня нет никаких сомнений, что он поспешит меня утешить, как только заметит моё состояние. Поспешит спасти меня от себя же. Но мне это нужно. Эта боль. Называйте меня склонным к саморазрушению, но прямо сейчас это кажется мне единственным правильным решением, принятым за этот день. Я прикрываю веки, слыша звуки ходячих, бьющихся о верёвку с консервными банками. Лицо Майка всё ещё здесь, но рядом появляется ещё одно. На самом деле нет, их ещё два. Чем чётче становятся черты лица, тем старательнее я пытаюсь вглядеться в них. Микаса. Армин. Я резко вздёргиваю голову и трясу ей в попытке выгнать эти иллюзии своих друзей в том же море крови, что и Майк. Мёртвые. Они не могут быть мертвы. Они… они сильны. Сильнее, чем я, во всяком случае. И я знаю, что без меня у них появилось больше шансов на выживание. Интересно, сдержит ли Леви обещание Эрвина? Я говорю себе «нет», потому что теперь не уверен даже в том, захочет ли он видеть меня рядом завтра с утра. Но в глубине души я знаю, что Леви так же привязан ко мне, как и я к нему, а это значит, что ему придётся отправиться на поиски моих друзей. Не привязывайся, верно, Эрен? Может быть, я ошибаюсь. Может быть, я проснусь и пойму, что эта неуместная зависимость течёт только по моим венам, а Леви потерял всякую долю доверия, которую он испытывал ко мне, как только я вырвал свою руку из его. Я сомневаюсь в этом. Но, эй, я всегда плохо разбирался в людях. Тем не менее, я замерзаю, а обращённая ко мне спина не шибко помогает в поднятии температуры тела. Беар Гриллс, не подведи меня сейчас. Я ещё глубже втягиваю шею в надежде хоть немного согреться. И, чёрт возьми, каждое слово в шоу о выживании было не больше, чем сценарием, потому что это нихера не помогает. Или, может быть, я просто идиот. Мэ-э. Суд присяжных в моей голове ещё не вынес окончательный приговор. Поглощённый изобличительными раздумьями о шоу для выживальщиков, я не обратил внимания, как слегка подрагивают плечи Леви. Приступ боли пронзает мою грудь, когда я вижу его в таком состоянии. Я должен был защищать тебя, да? Поднимаясь с земли, я подхожу к нему. Одетый в толстую коричневую куртку и тёмно-синие джинсы, Леви лежит на голой земле в позе эмбриона; от его дыхания над ним появляются небольшие облачка пара, быстро растворяясь в воздухе. Снимая куртку, я думаю, что точно пожалею об этом, когда слягу с тяжёлым случаем обморожения; но это всё потом. Я накидываю куртку на него в надежде, что это хоть как-то облегчит его состояние. Позволяю себе разглядывать его фигуру и не могу отделаться от мысли, что Леви выглядит таким умиротворённым. Эта неизменная морщинка, пролегающая на лбу, стёрта, без неё его лицо излучает спокойствие. Тонкие губы слегка приоткрыты, изо рта периодически вырывается горячее дыхание. Правая бровь время от времени подёргивается от того, что, как я надеюсь, является приятным сновидением, а не кошмаром. Я рад, что, несмотря на все мои прегрешения, Фортуна подарила этому человеку мирный сон. Я сажусь прямо перед ним и поднимаю ладонь над его лицом, слегка дрожа от неведомой тревоги. Мои пальцы скользят по его щеке, очерчивая скулу. Синяки почти сошли на нет, даря миру возможность запечатлеть этот алебастровый оттенок лица. Моё сердце набирает обороты, когда я спускаюсь к его рту, умоляя себя не совершать ошибку, не касаться. Стук наполняет мои уши, когда я позволяю себе очертить большим пальцем его нижнюю губу. Я знаю, что пересекаю невидимую черту, что мы с Леви установили, но я слишком заворожен. Он… красивый. Жар приливает к моим щекам, когда я прокручиваю свои последние мысли. Красивый. Это слово звучит инородно в моём сознании. Ничто больше не красиво. Красота этого мира была высосана и заменена уродствами и отвратительными вещами. Но, похоже, не совсем, не так ли? Прямо передо мной — опровержение во плоти. Прекрасное. Я пробую это слово на вкус, полагая, что, возможно, произнеся его вслух, я поверю в него больше, — ты прекрасен, — и знаете что? Я верю в это. Неожиданно пара серебристых глаз встречается с моими вспыхнувшими изумрудными, что заставляет кровь в жилах застыть. Я жду, что он разозлится на то, что я сказал, но вот уже несколько секунд не происходит ничего. А ещё я осознаю, что мой большой палец до сих пор касается его губы, что уж точно стало неопровержимой уликой в моём преступлении. Я поспешно убираю руку, но крепкая хватка на моём запястье не даёт мне этого сделать. Леви, должно быть, страдает от того же расстройства сна, что и я, долго отходя ото сна. В любую минуту до него может дойти произошедшее, и он поймёт, что я сделал. Боже, он точно меня отпинает до того, как я успею принести извинения. Что же мне сделать, чтобы разрядить обстановку? Эти пасмурные глаза считывают любую ложь и видят меня насквозь, чёрт. — Эм… я… — слова не складываются в предложения; а даже если бы и сложились, я на девяносто девять процентов уверен, что ни одно из них не смогло бы исчерпывающе объяснить мои действия. Не то чтобы у него не хватало сейчас причин злиться на меня. Из-за меня погиб Майк. Я глажу его лицо, когда он, блять, спит. Господи, последнее звучит так, будто я отморозок. Ничего не придумав, я просто закрываю глаза, терпеливо ожидая пинка под зад, который, как я знаю, собьёт меня с ног в любой момент. Но ничего такого не случается. Вместо этого я чувствую, как на мой палец оказывается давление; распахнув глаза, я наблюдаю за зрелищем, от которого у меня буквально перехватывает дыхание. Губы Леви прижимаются к моему большому пальцу в целомудренном поцелуе, пока он осторожно поглаживает внутреннюю сторону моего запястья. При виде этого по спине пробегают мурашки. От интимности момента. Я до сих пор не сделал и вздоха, когда Леви медленно убирает мою руку со своего рта. Поднявшись, чтобы сесть рядом, он замечает мою куртку, наброшенную на его плечи. Он бросает на меня взгляд и жестом предлагает вернуть её назад. Руки действуют на автомате, и я прижимаю её обратно к нему, безмолвно требуя оставить у себя. Наконец, он заговаривает: — Ты же замёрзнешь, — не получив и слова в ответ, Леви закатывает глаза. Пристроившись рядом, он кладёт голову ко мне на бедро, — знаешь, когда я сказал «будь начеку», я не имел в виду «будь начеку и наблюдай за мной», дурень, — в словах нет ни намёка на раздражение, как бы он ни старался. Трепет в моём животе отвлекает меня от мыслительного процесса, мешая хоть что-то сказать в ответ. Леви, похоже, тоже нечего добавить, поскольку он только сильнее прижимается щекой к моему бедру, а руками плотнее укутывается в мою куртку. Снова вернулось то чувство. То самое, которое занозами в боках постоянно терзало меня с тех пор, как Леви толкнул меня ногой под столом в столовой Стохеса. Ощущается точно так же странной резью в груди; за исключением того, что теперь я понимаю, что она значит. И это пугает меня куда сильнее, чем любой зомби на Земле. Мои руки слегка дрожат от ночных порывов ветра. Понятия не имею, куда их деть, чтобы хоть немного согреть, ведь Леви разместился на бедре, от чего я не могу найти рукам нужного места. Поэтому я решаю довольствоваться тем, что могу опереться на них сзади, распределив вес. А может… Всё ещё дрожа, я опускаю правую руку на голову Леву, мягко поглаживая его иссиня-чёрные волосы. Я жду разрешения, какого-нибудь сигнала и вот, когда я слышу, как он слабо бубнит, а уголки моего рта приподнимаются в лёгкой улыбке. Я позволяю себе зарыться глубже в его локоны, наслаждаясь… чем бы это ни было. Я знаю, чего мне хочется, как бы удивительно это ни звучало. Но также я знаю, чем это не может стать. И… и как бы сильно я не стремился иметь в своей жизни кого-то вроде Леви… я знаю, что у всего хорошего есть свойство заканчиваться. И, чёрт возьми, как будто я никогда не знал, что хочу чего-то подобного до этого момента. До Леви. Но всё, что из этого может получиться — это разбитое сердце и душевная боль. Значит, мне нужно остановиться? Мои пальцы пробегаются по выбритой части андерката Леви, подушечками выводя слова по щетине. Я не могу остановить это, не так ли? Не сейчас. Мне потребовалось так много времени, чтобы осознать эти чувства, но в конечном итоге мы оба будем страдать из-за этого. Если я не смогу защитить его. Я слышу его ровное дыхание — верный признак того, что он отошёл в царство Морфея. Я смотрю на его лицо и радуюсь, замечая, что оно снова стало спокойным. Я бы даже сказал, что оно выглядит куда более умиротворённым, пока он лежит на мне. Он красив. Чёрт, мне… мне нравится Леви. Перекатывая эти слова на языке, я не могу не улыбнуться ещё шире, вновь осознавая этот факт. Мне нравится Леви. И я почти уверен, что это взаимно.***
— Итак, каков план? — мы только свернули лагерь, когда я понял, что мы с Леви не обсуждали, что будем делать дальше. В смысле, да, прошлая ночь была окрашена буйством гормонов, варьирующихся от злости до типа… херня же относится к гормонам? Тем не менее, варианты для дальнейшего путешествия не были озвучены. Надеюсь, мы сможем вернуться за Ханджи и Эрвином, хотя Леви, скорее всего, будет категорически против этой затеи. Если так, то я хотел бы пойти на поиски Микасы и Армина. Я скучаю по своим друзьям. Как бы ни было приятно познакомиться и сблизиться с новыми людьми, бывают моменты, когда две трети нашего Трио невозможно заменить. — Мы направляемся в «Трост Медикал», — что? Я изумлённо выгибаю бровь от этого заявления. Это место — грёбаный выстрел в темноте. И без Эрвина во главе, шансы найти это место примерно такие же, как найти иголку в стоге сена. Чертовски маловероятны, — они будут там, если остались в живых. Отправятся туда в поисках нас, — Эрвин и Ханджи. Я чувствую вину за то, что усомнился в плане Леви, осознавая, что его ход мыслей идентичен тому, что сказал бы Эрвин. Он верит в то, что я доберусь до «Трост Медикал» с ним или без него. Так что мне тоже нужно верить в него. Леви закидывает рюкзак на плечи, собираясь уходить. Укол тревоги пронзает меня изнутри, когда я вспоминаю о том, что произошло прошлой ночью. Должен ли я поднять этот вопрос? Нет, блять, Эрен. Какую именно часть из «веди себя спокойно» ты не понял? Да, веди себя адекватно. Я уверен, что Леви не нашёл бы чересчур остро реагирующего восемнадцатилетнего привлекательным от слова совсем. Говоря о возрасте, я почти уверен, что он никогда не говорил мне о своём. Чёрт, это ведь то, что тебе следует узнать в первую очередь, прежде чем вы начнёте вести себя так… романтично друг с другом. Была ли прошлая ночь вообще романтичной? О, чёрт, я абсолютно точно остро реагирую, да? Я снова чувствую между нами неловкую тишину, вызванную войной, происходящей в моём сознании. Я решаю прервать её вопросом, который сейчас занимает центральное место в моих мыслях. — Сколько тебе лет? — вопрос явно застаёт Леви врасплох, заставляя остановиться на месте. Его голос звучит буднично, когда он отвечает: — Сколько тебе лет? — Восемнадцать, — говорю я быстро, возможно, даже слишком быстро. Он хмыкает в ответ, продолжая идти, будто никогда и не останавливался. Так, подождите. Поганец проигнорировал меня? — Сколько тебе лет? — думаю, если подчеркну это слово, то он поймёт намёк на то, что я действительно хочу знать. Леви громко втягивает воздух, продолжая идти. — Почему ты хочешь знать? — да что же с ним не так, зачем так защищать эту информацию. Может, ему реально шестьдесят пять и он просто хорошо сохранился. Мои глаза расширяются от этой мысли. Блять, пожалуйста, пусть он не окажется шестидесятипятилетним. — Эм, не знаю. Просто любопытно, наверное, — это является частичной правдой. И если не сможет раскусить меня по интонации, то ничего не узнает. После минутного молчания я понимаю, что он решил воспринять мой ответ риторически. М-да, и кто здесь маленькая сволочь? — Ты собираешься отвечать или нет? — вероятно, мне не следовало строить фразу так, что для него остаётся несколько вариантов ответа. Зная Леви, он точно воспользуется этой лазейкой. —Ты собираешься продолжать задавать глупые вопросы? Я провожу ладонями по лицу и раздражённо вздыхаю: — Прекрати это делать. — Делать что? — Это! Перестань отвечать на мои вопросы вопросами и просто ответь на мой вопрос! — гори оно всё синим пламенем, если этого будет недостаточно. Клянусь, если бы я видел вместо затылка лицо Леви, то его бы украшала эта пресловутая ухмылочка. Этот гад точно знает, на какие кнопки нажимать, чтобы вывести меня на эмоции. И хоть убейте, не знаю, почему я с этим мирюсь. Потому что ты втрескался в него, дурень. Я зажимаю переносицу, потому что иногда мне по-настоящему хочется, чтобы мой внутренний голос был реальным человеком, чтобы я мог дать ему пару раз в лицо. — Двадцать восемь, — на самом деле, я уже не ждал ответа, но теперь, когда он у меня есть, я правда не знаю, что с ним делать. Я знаю, что люди обычно щепетильно относятся к своему возрасту, поэтому не могу понять, какой бы ответ прозвучал приемлемо. Может быть, он считает, что двадцать восемь — это слишком много. Может быть, именно поэтому он так защищался. Он замедляет шаг, предоставляя нам идти бок о бок. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. — Ты не выглядишь на двадцать восемь, — если я собираюсь что-то сказать, то, по крайней мере, пусть это будет правдой. Честно говоря, этот мужчина ни на день не выглядит старше двадцати. Кому же он продал душу, чтобы выглядеть так молодо? Он оттягивает ветку перед собой и прежде, чем я успеваю пройти, отпускает её. Что за придурок. Не успеваю опомниться, как моё лицо атакуют листья и ветки, оставляя красные пятна. Я выплёвываю листву изо рта, произнося: — Какого хера это было? Конечно, не получаю никакого ответа, кроме пожимания плечами от Леви. Прежде чем я успеваю высказать ещё одну жалобу, из-за деревьев открывается вид на знакомую дорогу. Я задыхаюсь, когда начинаю бежать к ней. Бляздец, не может быть. Я стараюсь двигаться как можно быстрее. Слышу, как Леви зовёт меня по имени, но это звучит далёким эхом на задворках сознания. Прямо сейчас моё внимание сконцентрировано на этой улице. Этой грёбаной улице. Я стараюсь внушить себе, что это не может быть одним и тем же местом. Просто невозможно. Наконец, я раздвигаю руками последний кустарник, отделяющий меня от дороги. Отодвигая ветви в сторону, я ступаю по чёрному асфальту. И… я здесь. Я действительно здесь. Моё тело сковано осознанием, что я наконец-то вернулся. После стольких дней. Я вытягиваю руку перед собой, слегка сгибая пальцы. Если закрыть глаза, то я смогу это почувствовать. Грубое дерево перил лестничного пролёта. Холодный металл дверной ручки. Всё это возвращается ко мне. — Эрен, какого хера ты творишь? Ты мог бы… — я, должно быть, выгляжу довольно странно. Если бы я открыл глаза, то увидел растерянное выражение на лице Леви, который абсолютно точно сомневается в моей вменяемости. Но я не хочу открывать глаза. Тогда мне придётся увидеть, что они сделали. То, что они разрушили. Рука на моём предплечье выводит из транса и мои зелёные глаза раскрываются. Леви выглядит обеспокоенным, на что вполне имеет право. Чёрт, он только что застал меня теряющим самообладание посреди улицы. Мои глаза отрываются от его лица и возвращаются к сцене разрушения перед нами. Слёзы, угрожающие пролиться, душат меня. — Леви… я дома.