What's eating you?

Есть две вещи, которые я знаю наверняка. Во-первых, Микаса жива. Во-вторых, Леви умирает. Честно говоря, не уверен, какую из них труднее осмыслить. Бросив взгляд налево, я рассматриваю тёмно-красное пятно на рубашке Леви, и решаю, что, скорее всего, это. Сжимаю его руку в моей, когда перевожу взгляд на лицо Микасы. Она должна была догадаться. Всегда такая трезвомыслящая, скептичная... я удивлён, что она до сих пор не всадила ему пулю в череп. Однако первым звуком в повисшей тишине я слышу не свист цельнометаллического патрона, проносящегося мимо моего уха, а вопрос, что срывается с недоверием с её губ. — Как... как ты жив? — чертовски хороший вопрос, должен сказать. — Я не знаю, — потому что правда не имею и малейшего понятия. Боги, самому бы знать. — Я... — её взгляд опускается, пока в голове, как я думаю, она перебирает миллион сценариев, в каждом из которых я погибал. — Ты же умер, — шепчет она. — Ты, блять, умер. Я не понимаю, — и у меня не находится разумного объяснения. Ничего, что бы могло развеять её сомнения. Она видела, как меня укусили, чёрт возьми. Чисто технически, она действительно видела, как я умирал. — Не знаю, как это объяснить, Мика, — при упоминании этого имени она снова обращает взгляд на меня, такой чертовски усталый. Что-то в моей груди сжимается от того, что я вижу это выражение. Такое знакомое. — Я просто знаю, что жив, — последнее слово совсем не вяжется со всем тем дерьмом, через которое мне пришлось пройти за последние несколько дней. Тихий стон отвлекает моё внимание от шокированной девушки передо мной. Он сжимает мою здоровую руку, будто это действие должно утешить меня. Хуйня, хочется сказать ему, потому что всё, что это даёт мне — это напоминание о том, как сильно я облажался. — Слушай, я... блять, — сломанные пальцы подрагивают, касаясь пола, когда я пытаюсь найти нужные слова, чтобы она помогла мне. Помогла ему. Но что именно я должен сказать? «Прости, что ты думала, что я умер, но мне вроде как нужно, чтобы ты позаботилась о моём погибающем парне? Ах да, его укусила тварь, но давай будем решать проблемы по мере их поступления». Это? — Его укусили, да? — ну, похоже, придётся нырять с головой. Нет смысла лгать ей. Открытая рана в плече Леви даёт ответы на все её вопросы. Я отвечаю, несмотря ни на что, будто слова, слетающие с моих губ, смягчат реальность всего этого. — Да. Она приподнимается с пола, всё так же держа пистолет в ладони. Делает один, два шага вперёд и опасливо смотрит на нас сверху вниз. — Тогда ему придётся умереть, — заявляет она так буднично, что у меня по спине пробегает холодная дрожь. Голосом такого человека, который потерял всё, всех. Голосом, который я привык слышать в одиночестве в те тёмные ночи, когда думал, что никого не осталось. Краем глаза я вижу это. Тёмный металл в тусклом свете, сверкающий на фоне потрескавшихся стен. Нацеленный не на меня, а на него. — Нет, — мой голос срывается, и я отчаянно пытаюсь найти в её лице хоть какие-то эмоции. Однако в этом выражении нет ничего, никакого сочувствия. Это не та Микаса, которая плакала бы после просмотра сопливых ромкомов. От неё осталась лишь оболочка, а внутренности заменили кем-то, кто был вынужден убивать, чтобы выжить. — Эрен, двигайся. — Нет, Микаса, прошу тебя, — пытаюсь протянуть руку, чтобы схватить пистолет, но я слишком медлителен. Тяжесть этого мира, наконец, рушится на меня полным хаосом. Всё, что я могу сделать, это повернуться всем телом, чтобы закрыть его собой. Молча показывая, что ей придётся сделать, чтобы убить его. — Пожалуйста, не делай этого. Прошу тебя, Микаса, пожалуйста, — затем её рука оказывается на моём плече, тянет на себя, когда я пытаюсь вцепиться в него. Не таким образом. Только не таким образом. — Ты н-не можешь! М-микаса! — я не осознавал, что снова плачу, пока слова не начали застревать в моём горле. Глаза затуманены и их щиплет от горьких слёз, но я снова пытаюсь забрать у неё пистолет, размахивая рукой в том направлении, в котором, как я помню, в последний раз он был. Он снова сжимает мою руку. — Всё в порядке, Эрен, — произносит он. Время, кажется, останавливается. Исчезает для меня из-за тёплой улыбки, что он дарит мне, смотря снизу вверх. — Нет, нет, Леви! — всё ещё ищу, всё ещё пробиваюсь обратно к нему. — Я люблю тебя. И она судорожно вздыхает. Я думаю, немного несправедливо с его стороны так говорить. Позволить этим словам стать потенциально последним, что я когда-либо от него услышу. Они сокрушительно пронзают меня прямо в сердце, приводя в ещё бо́льшее исступление. У меня появляются новые силы, с которыми я закрываю его тело своим. Да, глупо продолжать эту игру в кошки-мышки, вести себя так, будто она не сможет швырнуть меня через половину помещения и закончить начатое. Но я никогда не умел отпускать. — Приём. Микаса командиру отделения Коллинзу, приём, — рация в её руке подаёт звуковой сигнал, привлекая внимание. Я застигнут врасплох; адреналин всё ещё яростно струится по венам, когда я впиваюсь в ткань на его груди своими сломанными пальцами. — Приём. Микаса на связи, приём, — если быть до конца честным, я её не виню. Бог знает, что ей пришлось увидеть, и оставлять в живых кого-то, кто, как известно, был укушен — это просто напрашиваться на верную смерть. Я говорю себе, что поступил бы так же на её месте; в конце концов, она просто пытается спасти землю от ещё одного потенциального заражённого. — Мне нужна помощь в восточном секторе. Двое гражданских, один тяжело ранен. Приём, — что? — Сильно ранен? Выживаемый? Приём, — я задерживаю дыхание, а мои руки дрожат на его груди. — Да, думаю, да. Конец связи, — я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё, залитый слезами. — Что ты делаешь? — спрашиваю. Микаса тяжело вздыхает, прикусывая нижнюю губу. Это всегда было её дурной привычкой. Всякий раз, когда она пребывала в стрессовой ситуации, страдали от этого в большей степени её губы. Забавно думать, что в последний раз, когда я видел это, мы решали, стоит ли заходить на территорию того чёртового супермаркета. Теперь я наблюдаю, как она размышляет о том, почему она не избавила Леви от его мучений. — Я не знаю, — шепчет она, — я, блять, не знаю, — она быстрым движением убирает пистолет в кобуру, после чего запускает пальцы в копну своих коротких чёрных волос. Есть такой тип безумия, который вы всегда можете ощутить, почти, как если бы он был осязаем. Будто при возможности, можно было бы просто протянуть руки и задушить ублюдка голыми руками. Я чувствую это сейчас, исходящее от неё, когда она начинает расхаживать по комнате. — Не знаю, Эрен. Ты был мёртв, а теперь нет, — это всё равно что наблюдать за крысой, запертой в лабиринте, из которого она не в состоянии выбраться, пока кто-то не откроет ей дверь. Моя рука на шпингалете, я просто боюсь, что дверь, которую я открою, приведёт не к свободе, а к ещё большему падению в сумасшествие. — Чёрт возьми, я видела своими глазами, как ты умирал! — и я отпускаю защёлку. Дыхание Леви прерывается. Сейчас она всхлипывает, упав на пол в рыданиях, которые сотрясают её тело, как волны о берег, прижимая её все сильнее к полу с каждым разом. Я ничем не могу помочь ей сейчас. Оставлю эту дверь закрытой, иначе, кто знает, какие демоны вырвутся наружу? Я смотрю, как она плачет; хочу протянуть руку и пожалеть её, но знаю, что ничего из этого не поможет. Не после тех откровений, что обрушились на Микасу сегодня. Она сильная, всегда такой была, и ей не нужно, чтобы я держал её за руку, помогая пройти через всё это. Микаса не такая, как я. — Мне жаль, — шепчет он, низко и тихо. — Я знаю, — в тон ему отвечаю я. Хочу вспомнить время, когда ни его, ни моя жизни не вращались вокруг «мне жаль» и «я знаю». Хочу думать, что всего того дерьма не случалось, и он будет жить, потому что я люблю его. Я действительно, чёрт возьми, люблю его. Высвободив свою руку из его ладони, я перекидываю его рубашку через плечо, чтобы прикрыть укус. Микаса, возможно, и была снисходительной, но это не значит, что её друзья последуют её примеру. — Нет, не делай этого, — Микаса встаёт, вытирая нос, и подходит ко мне. Время для восстановления нереально. Ода апокалипсису, что сделал всё возможное, чтобы заглушить человеческую эмоциональность. — Они спросят, что произошло. Если увидят рану, то вышибут ему мозги, ничего не спрашивая. Мы не рискуем в полевых условиях, — я с трудом сглатываю. Обернув руку вокруг шеи, она стягивает знакомый красный шарф. — Я знаю кое-кого, кто поможет, когда мы вернёмся на базу, но до тех пор... блять, просто дай ему прикусить его, — не понимая, я, тем не менее, следую её инструкциям. Если я чему-то и научился за все годы общения с Микасой, так это тому, что ничто из того, что она когда-либо делала, не было излишним. Леви вопрошающе приподнимает бровь, когда я помогаю ему, а затем его глаза распахиваются при виде ножа в руке Микасы. Я чувствую, как и мне становится не по себе. У неё ведь не получится обрубить ему руку аж с плеча, избежав кровопотери, от которой он всё равно погибнет. Но я доверяю ей, верно? Она моя сестра. — Просто... — она делает глубокий вдох, — я не собираюсь тебя убивать, но будет больно, — глаза Леви выглядят отчаявшимися, когда он обращает взгляд на меня. — Мне жаль. А затем она замахивается. Вскрики Леви едва заглушаются шарфом. Всё его тело натягивается струной, а затем он толкается вперёд, будто пытаясь найти способ избежать ножа. Однако Микаса опускает его снова и снова, не попадая в одно и то же место ни разу. Жар приливает к моему лицу, когда она снова отводит нож назад. Его плач не утихает, становясь громче по нарастающей. Каждая новая рана вызывает новый рёв агонии, пока, наконец, Микаса не посчитала свою работу завершённой. Он хрипит, когда нож со звоном падает на землю. Я смотрю на него и замечаю на лице грязные разводы от слёз и пыли. — Теперь это выглядит… чёрт. — Как будто кто-то пытался отрубить ему грёбаную руку, — заканчиваю я за неё. Всё же, стоит выказать почтение Микасе: след от укуса достаточно изуродован, чтобы мы могли выдать его за тяжкое телесное. Я наклоняюсь и приподнимаю подбородок Леви, чтобы вынуть изо рта кляп. Шарф насквозь промок и с влажным стуком падает на пол. — Ты грёбаная сука, — выплевывает он, тяжело приваливаясь спиной к стене. — Это просто его способ сказать тебе спасибо, — быстро объясняю я. Микаса всё же не перестаёт щуриться, глядя на него. — Хэй, как ты? — спрашиваю я, на самом деле не обращаясь ни к кому конкретному. Знаю, что это был травмирующий опыт для всех нас, больше всего для Леви, разумеется; однако я не собираюсь приравнивать изуверство над кем-то к прогулке в парке летним днём. — Лучше не бывает, — отвечает он, — знаешь, мне так и не удалось спросить этого белокурого ублюдка, что он чувствовал, когда ему отрубили руку. Всегда считал, что полученный на практике опыт лучше, чем любая теория. Я усмехаюсь, проводя пальцами по его волосам, что немного проблематично из-за засохшей в них крови и шепчу ему на ухо: — С тобой всё будет хорошо. Мне было отведено мало времени на размышления, как давно каждый из нас принимал душ, потому что тяжёлые шаги берцев гремят по коридору подобно неотвратимому ультиматуму. Вдруг в открытую дверь входят три человека, каждый из которых вооружён до зубов, а одеты они точно так же, как и Микаса. Я бросаю взгляд на рану, задаваясь вопросом, будет ли кто-то из них пристально её разглядывать. Сомневаюсь, что кто-нибудь заподозрит неладное, пока не начнётся заражение. Несмотря на это, ураган тревоги внутри заставляет меня молниеносно сжать ладонь Леви в своей, переплести наши пальцы. — Это те двое гражданских? — один из них произносит, указывая на Леви и меня своим пистолетом. — Ну, Андерсон, я бы предположил, что да, это те гражданские, поскольку они единственные, кто, блять, дышит в этой дыре, — издевается хриплый голос, принадлежащий коренастому мужчине среднего роста, с лысой головой и лицом, усеянным шрамами. Так вот с кем ты теперь на одной волне, Микаса? С кем-то, явно опоздавшим на лет тридцать на прослушивание «Броска кобры»? — Микаса, докладывай. — Я обнаружила этих двоих после того, как нашла файлы, которые мы искали. У одного из них, похоже, сломана рука, а на второго напали с ножом. — А преступники? — Мертвы. Коллинз кивает с явным одобрением, прежде чем перевести взгляд на нас: — Где остальные ваши люди? — вопрос звучит искренне и с любопытством, в нём отсутствует эта стереотипная военная выправка, которую я ожидал встретить. Мой взгляд на мгновение скользит к Микасе, прежде чем встретиться с её пустым взглядом. — Нет других людей, — это кажется таким же приемлемым ответом, как и любой другой. По крайней мере, это правда. Если, конечно, этот человек не считает нас частью мёртвой банды Кенни. Это вызвало бы абсолютно другой список проблем. — И как вы оказались в Дерьмовом Ручье? — Нас похитили, — выдавливаю я, пока ладони потеют от изучающего взгляда военного. Это почти завораживает, ведь хотя я знаю, что говорю правду, мой внутренний голос всё ещё пытается усомниться. Может быть, это из-за принадлежности этого человека. Он выглядит как тот тип людей, что смог бы убедить себя, что небо зелёное только потому, что поступил такой приказ от правительства. — Они были убеждены, что у нас в больнице находятся люди, — я делаю вдох, — но их здесь никогда не было. Они уже давно погибли. Остались только мы. Он хмыкает, звуча совершенно неубеждённым, и делает шаг вперёд, прежде чем присесть, чтобы оказаться на одном уровне со мной. — А что насчёт укуса? — моё сердце выпрыгивает из груди, я бы бросил взгляд на Микасу, но знаю, что она ничем не сможет помочь. Никаких рисков, помнишь, Эрен? Мой разум лихорадочно начинает выбирать между «бей» и «беги», а взгляд устремляется к ножу, что лежит сейчас на полу. Пальцы подёргиваются от необходимости защитить себя. Защитить Леви. Никаких рисков, да? Прежде чем я успеваю вытянуть руку вперёд, военный хватает меня за запястье, поворачивая его к своему лицу, — я спрошу ещё раз: что насчёт укуса? — Микаса сделала шаг навстречу, протянула руку, будто она может сделать всё, чтобы помочь мне. Но она знает своё место рядом с этим человеком гораздо лучше, чем я, поэтому быстро перемещается за их спины. — Эй! Отпусти меня, придурок! — мужчина усмехается, почти убийственно, будто я кролик, обманом попавший в волчьи лапы. — Что насчёт того, чтобы ты просто дал ответ на мой вопрос, и если мне понравится, то я не всажу пулю в твою черепушку? — моя губа приподнимается в оскале, но я знаю, что, в конце концов, я менее чем беззащитен перед этими людьми, даже если бы Микаса попыталась спасти меня. — Теперь объясни это, — мясистый палец тычет в шрам, украшающий моё запястье, и внезапно воздух, который я задерживал, выходит из моих лёгких. Не укус Леви, а мой. Это я могу сделать. Хотя и не совсем легко объяснить, откуда у меня иммунитет, в то время как снаружи свирепствуют миллионы мертвецов. Однако это намного проще, чем пытаться рассказать, почему Леви выглядит слабее с каждой минутой. — У меня иммунитет, — говорю я, ожидая неизбежного скептицизма. Вместо этого меня удостаивают заинтересованным взглядом, — я не знаю, чем могу это объяснить, но я не заразился. — Я видела, как его укусили много недель назад, сэр. Я могу засвидетельствовать, что его слова правдивы, — добавляет Микаса, и её нижняя губа вскоре снова оказывается между зубами. Мужчина не награждает её взглядом, сосредоточившись исключительно на сканировании моего лица в поисках любых признаков лжи. — Ты выживала с этими людьми? — Да, — говорит она полуправду, абсолютно не колеблясь. — И ты им доверяешь? — Ценой своей жизни. Наступает несколько минут тишины, которая быстро начинает сдавливать мои рёбра. Осознание того, что моя судьба полностью не в моих руках, и причём даже не в первый раз. Хватка мужчины на запястье, наконец, ослабевает, и я могу вырваться. Я опускаю взгляд на следы укусов, провожу большим пальцем по шрамированной коже, изучая рубцовую ткань. — Принеси им немного бинтов и после мы уходим, — подождите, что? Микаса, очевидно, думает о том же, что и я, когда подходит к мужчине и говорит: — Командир отделения, мы не можем просто оставить их здесь, — взгляд, который он бросает на неё, отражает конец света получше любой картины, такой он бесчувственный и холодный, — они же умрут. — Тогда пусть умрут, — медленно произносит он, — я не могу рисковать. Нет. Нет, нет, нет. Я пытаюсь придумать что-нибудь, что угодно, что можно было бы использовать, чтобы повлиять на этого человека. Давай, Эрен. Воспользуйся своей грёбаной головой хоть раз. Но что я вообще могу сказать? Что они мне нужны, чтобы спасти Леви? Что мне нужно спасти его? — Сэр, я понимаю, но... — Тогда понимаешь, почему я говорю «нет». Если этот мальчишка обернётся, что тогда? — Тогда вы сможете убить меня, — подаю голос, — но этого не произойдет. Не будь ёбаным трусом, — другие военные позади него немедленно переходят в оборонительную позицию, направляя своё оружие на меня. Я не ожидал меньшего от такого подразделения. Он издаёт тихий смешок, а затем поднимает руку, чтобы остановить возможную атаку. — Отойдите, — Коллинз делает шаг вперёд, скрещивая массивные руки на широкой груди. — Ты храбр для того, чей смертный приговор только что был подписан. — Я не собираюсь умирать, — рычу сквозь сомкнутые зубы, прищурившись. А вот Леви... я быстро оглядываюсь на него, и сердце упало в грудной клетке от того, насколько болезненно он выглядит. Он не переживёт этого. Только не без божественного вмешательства Фортуны и небольшой порции крови, что течёт по моим венам. — Ты упрямый маленький засранец, не так ли? — Так мне сказали, да, — ухмыляясь, отвечаю. Я наблюдаю, как его бровь дёргается, а ладони нерешительно сжимаются и разжимаются в кулаки. Больше я ничего не мог бы сказать, чтобы убедить его, теперь ответственность за решение лежит только на внутренней интуиции этого человека. Грудь мужчины тяжело вздымается, когда он глубоко вдыхает и выдыхает воздух. — Ты уверена в этом, Микаса? — Больше всего на свете, сэр. Слышится щелчок, а затем мои запястья снова оказываются в огромных ладонях. Мне не дают долго размышлять о том, что происходит, прежде чем наручники фиксируют мои кисти передо мной. — Что за ху... — Я позволю этому случиться только с одним условием. Обязательный карантин. Никаких исключений, — я практически проглатываю язык, пытаясь удержаться от того, чтобы не сказать что-то, что испортило бы всё для нас двоих. — Помоги вон тому человеку подняться. Нам нужно будет отвезти его в медицинский отсек по прибытии, — военные осторожно кладут руки Леви под плечи, поддерживая его, пока он делает нетвёрдые шаги вперёд, — Микаса, ответственность на тебе, если что-нибудь случится. — Поняла, сэр. — Ну, парни. Добро пожаловать в Разведкорпус.