***
Около восьми вечера его разбудило не что иное, как громкий звонок на ужин. Особняк был достаточно большим и, чтобы созвать всех его обитателей, Батлер использовал большой и ужасно громкий колокольчик, звон которого не услышать было невозможно. Времени привести себя в порядок у Чонгука не оставалось и на ужин он вышел слегка помятый. Внизу, за большим прямоугольным столом, все гости уже заняли свои места и в столовой разносился лёгкий галдёж. Дядя Габино восседал во главе стола и искренне наслаждался этой, казалось бы, непринужденной атмосферой. Усевшись на отведённое ему место, Чонгук не мог не заметить высокомерных взглядов других гостей в его сторону. Некоторых он узнал сразу, но большинство были ему абсолютно незнакомы. Все вокруг выглядели одновременно расслабленно и элегантно и с первого взгляда даже не было заметно сколько времени они потратили на свои образы. Выходя на ужин, негласное правило этого дома требовало от всех гостей безукоризненного внешнего вида. Конечно, это не значило, что будничный ужин равнялся выходу в свет и никто не доставал свои лучшие наряды. Тем не менее мужчинам было положено надевать рубашки и запонки, а женщинам — сделать аккуратную прическу и надеть серьги. Для дяди Габино семейный ужин всегда был чем-то сакральным и значимым. Он свято верил, что традиция ужинать вместе делает семью сплоченной и старался превратить это в некий ритуал. Для подачи блюд использовался французский сервиз, столовых приборов всегда было больше четырёх единиц, а металлические кольца для салфеток менялись в зависимости от дня недели. Так же Батлер по требованию Габино слегка приглушал главный свет в столовой и это было веской причиной использовать свечи для дополнительного освещения пространства. По этой причине гости слегка осуждающе косились на Чонгука, ведь он даже не удосужился переодеться в другую одежду и явился в том же, в чем провел несколько часов в дороге. Он это прекрасно знал, но его это скорее забавляло, нежели беспокоило. Чону было откровенно плевать, что подумают о нем собравшиеся здесь снобы, большей части имен которых он даже не знал и не горел желанием знать. Он вообще мог бы сейчас прогуливаться по ночным улицам Ниццы в одних лишь шортах и неприлично расстегнутой рубашке, но вынужден сидеть здесь в дурацком пиджаке. Чону не составляло труда выдерживать чужие взоры. К тому же он знал толк в этих гляделках и всегда сверлил взглядом в ответ, пока его оппонент сам не переводил с Чона взгляд. Это тактика всегда работала безоговорочно, но в тот вечер все же дала сбой. Чонгук ещё войдя в столовую, почти сразу заметил прежде незнакомого ему парня, сидевшего ближе к дяде Габино. На вид он был такого же возраста, как и сам Чон, возможно, немного младше. Он почему-то сразу бросался в глаза: его точёный профиль, ледяное выражение лица и небрежные белокурые локоны, на которых слегка отблескивал падающий свет люстры, мгновенно приковывали к себе внимание. Сидя за столом Чон периодически поглядывал в сторону незнакомца. У того была длинная рваная челка, что мешала нормально разглядеть его глаза. Но и без этого было понятно, как тот хорош собой. Чонгук никогда не страдал от проблем с самооценкой, но глядя на этого парнишку, он невольно сравнил себя с ним и даже слегка поник. Чонгук не был заинтересован в беседе за столом и особо за ней не следил. Единственное, чего он ждал — это то, как кто-то во время разговора может обратиться к сидевшему слева напротив парню и Чон услышит его имя. Он был так сосредоточен на этом и так явно пялился, что даже не заметил, как в какой-то момент блондин смахнул с лица волосы и Чонгука пронзил тяжёлый взгляд, который совершенно не вязался с образом мальчишки. Первое мгновение Чон опешил, явно не ожидая увидеть уставившееся на него в ответ глаза. Они были практически бездонные, цвета тёмного шоколада и, такие невозможно блестящие, что Чонгук был готов поклясться — это не отблеск свечей, а настоящие пляшущие демоны. К тому же он явно не подозревал, что все это время, прикрывшись челкой, его также сверлили в ответ. Чон пришел в себя только когда сидевший напротив сощурился и едва наклонил голову. Чонгук тут же стыдливо отвел взгляд и почувствовал, как его лицо залилось краской. «Боже, позорище, какого вообще хрена?!», — ругался он про себя, но взглянуть опять влево так и не смог. Остаток ужина прошел для Чона напряженно, хотя он искренне не понимал причины своего выбитого из колеи состояния. Он выдохнул спокойно только, когда этот странный тип вышел из-за стола, но Чонгук категорически отказывался принимать эту причинно-следственную связь. Радовало одно — имя незнакомца он все-таки узнал: — Благодарю за ужин, еда была великолепна, — обратился тот к дяде Габино. — О нет, Тэхён, только не говори, что ты уже уходишь и не посмотришь с нами фейерверк, — дядя по поводу и без любил запускать фейерверки и каждый раз радовался этому как ребёнок. — Я бы очень не хотел пропускать, но обещал позвонить домой. Мой отец, кстати, передавал вам большой привет, — улыбнулся Тэхён самой обворожительной улыбкой и покинул зал. «Тэхён значит…», — подумал про себя Чонгук, пытаясь вспомнить хоть одного Тэхёна из своих многочисленных кузенов, но заранее знал, что даже среди самых дальних родственников такое имя никогда не встречалось. Поднимаясь на второй этаж, у Чона возникло совершенно сумасшедшее желание выяснить в какой из комнат ночует этот самый Тэхён. Как это сделать он не представлял, поэтому просто останавливался возле комнат прислушиваясь к звукам за дверью. К счастью, здравый смысл вернулся к Чону после второй же комнаты и со словами: «Да какого черта я делаю?», — он торопливо ушел в свою спальню. Вечером, лежа в своей постели, под звуки фейерверков и разливающийся смех гостей за окном, Чонгук не мог перестать прокручивать снова и снова их зрительный контакт и то чувство стыда, которое он ощутил. Он объяснил себе свой интерес тем, что все люди первым делом обращают внимание на своих ровесников. Ведь очевидно, что Тэхён так же не в восторге находиться в этой дыре и тоже ищет компанию для совместного коротания времени. Иначе и быть не может — в противном случае парень просто псих. Но он не понимал свою реакцию и надеялся, что Тэхён не считает теперь Чонгука идиотом. С мыслью, что нужно обязательно порасспрашивать завтра побольше об этом парне у Батлера, Чон не заметил, как уснул.Часть 1
14 ноября 2022 г. в 03:20
Вид из окна автомобиля постепенно сменился с безликого шоссе на узкую деревенскую дорогу. Время близилось к пяти вечера и в салон начали проступать мягкие тени фруктовых деревьев, что росли вдоль проезжей части.
— Почти приехали, — раздался голос водителя, — минут двадцать и будем на месте.
Ничего не ответив, Чонгук машинально кивнул и продолжил копаться в телефоне. Его друзья в общем чате бурно обсуждали предстоящую поездку на юг Франции. Это была их университетская традиция: каждое лето, начиная со второго курса, они отправлялись в путешествие куда-нибудь на юга, чтобы хорошенько отдохнуть и набраться сил перед учебным годом. Чонгук злился и искренне завидовал своим друзьям — ведь сейчас он мог бы так же собирать чемоданы и предвкушать двухнедельное веселье на морском побережье, но вместо этого вынужден был провести неопределенный период времени в компании своих дальних и не особо интересных ему родственников в богом забытой глуши.
А всему виной его отец, который решил, что его сынок стал слишком уж избалованным и может обойтись без дорогостоящих каникул. Частично Чонгук осознавал, что в этом была и его вина, ведь он практически завалил один из важных экзаменов и его отцу пришлось знатно попотеть, чтобы ректор сжалился и не оставлял Чона на повторный курс. Поэтому со словами: «Тебе это пойдёт на пользу», — отправил Чонгука в поместье его дяди Габино.
Стоить отметить, что «богом забытая глушь» на самом деле была вполне симпатичной усадьбой в классическом английском стиле: стены из белого кирпича, серо-зеленая черепица на крыше, декоративные шпросы на окнах и абсолютная симметрия во всем. На заднем дворе располагался летний сад, а на фронтовой террасе стоял милый и незамысловатый фонтанчик. Территория была окружена небольшим лесом, а из окон некоторых спален виднелась живописная река. Под лучами горячего летнего солнца это все немного походило на типичный пейзаж импрессионистов. Но семью Чонов можно было назвать вполне зажиточной и для Чонгука такие усадьбы были привычным делом, так что особого впечатления на него это давно не производило.
После очередной шутки в чате, от которой было весело всем, кроме Чонгука, тот не выдержал и убрал телефон в сторону. Остаток дороги он провел погруженный в свои мысли.
Как и сказал шофёр, они довольно быстро прибыли в поместье. Их встретил приветливый дворецкий, мистер Батлер, которого Чонгук помнил еще с детства. Тот будто совершенно не старел и не менялся в лице из года в год, только проскакивающая седина на его волосах выдавала, что прошло несколько лет с их последней встречи.
Из вещей у Чонгука был всего один лёгкий чемодан и он без проблем сам донес свой багаж в комнату. Он очень не любил излишнюю услужливость и старался не обременять других тем, что мог сделать сам. Батлер сообщил, что у дяди Габино какой-то важный телефонный разговор, и что увидятся они уже на ужине. Он также предложил принести в комнату чай с пирожными, но Чонгук вежливо отказался.
Дядя Габино был личностью весьма эксцентричной и на старости лет слегка тронулся головой. Будучи фанатом «Алисы в стране чудес» он решил немного воссоздать атмосферу любимого детского произведения и переделал летний сад в настоящий лабиринт. Выглядел он вполне интересно, но сама идея лабиринта казалась Чонгуку слегка старомодной. Его отец и вовсе считал, что садовый лабиринт — это признак дурного вкуса.
Но стоит отдать Габино должное: особняк достался ему около девяти лет назад в очень плачевном состоянии и за это время он успел его достойно отреставрировать и причесать. Конечно, кое-где в доме и на территории ещё продолжались строительные работы, но это не мешало хозяину приглашать в гости родственников и хвалиться результатами своих трудов.
У Габино было пятеро взрослых детей, которые уже успели обзавестись семьями. В его доме постоянно гостил кто-то из его близких — будь то внуки или его такие же чудаковатые друзья. Он был вдовцом и не выносил пустующую тишину в доме, потому что сразу же погружался в мысли о своей покойной супруге. Ему было крайне необходимо слышать смех и чьи-то разговоры в стенах своего жилища. Только тогда он мог чувствовать себя счастливым.
Поднимаясь в свою комнату Чонгук успел заметить парочку кузенов сидящих в гостиной на мягком подоконнике у окна с эркером. Они что-то, или скорее всего кого-то, громко обсуждали и смеялись. Семейные сплетни не особо интересовали Чонгука, но подоконник показался ему очень уж уютным. Он отметил про себя, что обязательно подловит момент, когда там будет свободно, чтобы посидеть одному и полистать книгу.
Его комната была небольшой и аккуратной, без вычурных деталей и с личной ванной комнатой. Он распахнул окно, вид из которого выходил на сад. В нём резвилось несколько детишек, все они весело прыгали и играли в догонялки. «Уточнить бы у Батлера сколько человек нашей родни сейчас гостит у дяди», — сказал про себя Чонгук и плюхнулся на кровать. Слегка сморенный дальней дорогой и будучи укутанным приятным ароматом свежих простыней, Чонгук не заметил, как задремал.