В овечьей шкуре

      В свой выходной Чонгук так и не смог выспаться: сначала сон перебил неотключенный со вчера будильник, а следом раздался звонок от Намджуна. Причём дважды. Чон раздражённо сбросил вызов, но настроение было подпорчено — утро явно не задалось. Намджун уже не перезванивал, но от него посыпались сообщения: Н: «Эй чего не отвечаешь? Спишь чтоли?» Ч: «Чего надо?» Н: «Ооо глядите, кто-то сегодня не в духе… хе-хе. Заканчивай спать и пошли сегодня прошвырнемся на великах. Заодно заедем на выставку твоего знакомого» Ч: «Какую ещё выставку? Какой знакомый?» Н: «Аааа блин, Чонгук, можно подумать у тебя много знакомых художников???»       Чон ничего не ответил. К горлу начала подступать тошнота, а все внутренности будто подпрыгнули как при резкой остановке лифта. Его молчание Намджун расценил словно происки плохого настроения и продолжил как ни в чем не бывало: Н: «Ну помнишь прошлым летом ты мне ещё слал его картины и спрашивал, что за направление. Я узнал его стиль на брошюре, это стопудово твой знакомый. У меня два билета. Собирайся и пошли поглядим на его художества. Жду тебя к трём».       Намджун также скинул ссылку с информацией о выставке дабы показать, что автором действительно является его «знакомый». Однако Чону не требовалось никаких доказательств: очевидно, что речь шла о Тэхёне. Одного только намёка на его персону хватило, чтобы моментально воспроизвести те воспоминания, которые он так отчаянно пытался забыть. Эпизоды из прошлого словно заточенные лезвия мгновенно прошлись по старым и ещё незажившим шрамам на сердце, причиняя почти физическую боль.       Пережитая горечь расставания крепко въелась в Чонову душу — она не исчезала со временем, а лишь немного притуплялась и обострялась в самые уязвимые моменты. Когда казалось, что вот она свобода от мыслей о гадком мальчишке, который бессовестно растоптал его сердце, обстоятельства складывались так, что не вспомнить о нем было невозможно. Звонок от Габино, любые упоминания о живописи, или что-то совершенно неожиданное, вроде сегодняшнего приглашения от Намджуна, действовали как сильный триггер и моментально возвращали его в стены усадьбы во время августовской жары.       Особенно тяжкими были первые полгода: Чонгук не мог найти себе места, его буквально разрывало от злости и обиды. Он никак не мог понять почему Тэхён даже не попрощался с ним, или хотя бы не сказал, что уезжает. Да и что там говорить, он сам предложил встретиться и внезапно уехал, а значит намеренно обманул наглейшим образом. Конечно, их отношения не были гладкими, да и отношениями это назвать никак нельзя. Как вообще описать то, что их связывало? Секс по ненависти? Такое вообще бывает? Возможно, вот только теперь Чонгук не чувствовал ненависть, а лишь бесконечную тоску.       Самое обидное, что Чон не мог ни с кем поделиться своими переживаниями. Он не представлял кому из его друзей можно довериться и излить душу без дальнейших осуждений и косых взглядов. Он любил своих друзей, но боялся, что те не поймут его больного влечения к другому парню. Неизвестно, как бы отреагировали люди, выросшие в глубоко традиционном обществе, да и признавать до конца свои чувства Чон категорически не хотел. Вот и приходилось всё держать в себе и мысленно прокручивать случившееся в тысячный раз.       Действовало это как медленный яд — он буквально чувствовал, как все эти воспоминания и накопившиеся эмоции бродят и гниют внутри него, тем самым отравляя его душу. В какой-то момент он просто начал говорить сам с собой и высказывать вслух всё, что его тревожило. От этого монолога становилось смешно и нелепо: он и не подозревал, что мысли в голове и мысли произнесенные вслух могут настолько отличаться, и лишь лишний раз убедился, что делиться пережитым «романом» ни с кем не собирается.       Собравшись немного с мыслями, Чонгук снова взял телефон и машинально открыл страницу Тэхёна в инстаграме. Несмотря на то, что Ким совершенно не отличался активностью в социальных сетях, а в его профиле красовались всего пара фоток годичной давности, Чон все равно частенько наведывался на его страницу. Он пытался отучиться от этой дурацкой привычки, но каждый раз неудачно. Для него это было что-то вроде ритуала: информации никакой не давало, но приносило странное утешение, типа вот он здесь, это его профиль, ему можно написать в любой момент. Естественно, Чонгук ни разу ничего не писал, но эта фантомная возможность придавала спокойствия.       Не то чтобы Чонгук специально искал с ним способ связи или занимался сталкингом, нет. Просто Чимин как-то гостил на семейном ужине и показывал фото с последней поездки куда-то там на своем телефоне. В этот момент некий KimTae01 высветился уведомлением о новом сообщении. К счастью, или к сожалению, Чон заметил это и не устоял от соблазна позже ввести увиденный ник в поисковую строку. Как и ожидалось — это была страница Тэхёна. С тех пор виджет с быстрым доступом всегда висит на экране его телефона.       Сегодняшнее событие оказалось действительно значимым для Тэхёна: впервые за много месяцев его профиль обновился новым постом с афишей предстоящей выставки. Конечно, лучше бы это была фотография непосредственно с ним, но Чонгук почему-то был уверен, что ему удастся увидеть Тэхёна лично уже через несколько часов. Он ответил Намджуну положительно и начал собираться.       Всё происходило настолько спонтанно, что Чонгук даже не успел переварить происходящее: ещё вчера он и подумать не мог о возможности вновь увидеть личного дьявола, а уже сегодня — мчится на всех парах дабы посмотреть на его работы. Хотя кого он обманывает: мчится исключительно за возможностью поглядеть на наглое личико Ким Тэхёна. Назвать его лицо мордой, язык не поворачивался даже в мыслях, хотя очень хотелось. Чего ожидать от их встречи он понятия не имел и старался всеми силами не думать об этом. Дабы отвлечься и не накручивать себе, Гук всю дорогу без умолку болтал, расспрашивая Намджуна обо всём на свете, чем успел того знатно уморить.       — С утра ты не был таким болтливым… — Намджун облегчённо выдохнул, увидев виднеющееся нужное им здание.       — Я просто очень рад видеть своего хёна, — Чон улыбался на все тридцать два, отвлечься ему все-таки удалось.       Припарковав велосипеды, они направились к главному входу городского музея, возле которого уже успела собраться солидная толпа. Желающих оценить творчество юного художника оказалось немало и пришлось даже отстоять очередь. Чонгук и не подозревал, что Тэхён оказывается настолько знаменит в узких и не очень кругах современного искусства. Публика у входа оказалась весьма эксцентричной, даже богемной и Чон сильно пожалел, что не особо заморочился со своим нарядом.       Дождавшись своей очереди и зайдя внутрь, Намджун как бы случайно отстал от Чона — уж сильно он его уморил за последний час. Чонгук не сильно огорчился ведь Джун, как истинный ценитель искусства, предпочитал подолгу рассматривать картину, искать в ней скрытый смысл и, особенно читать аннотацию. Чон же просто бродил по залу: единственное, что он хотел найти — автора произведений.       Работы Тэхёна действительно обладали хорошо читаемым стилем: перепутать их с чьими-то другими было почти невозможно. С их последней встречи Чонгук всё так же не особо разбирался в искусстве, но даже он отметил некий рост в технике. Полотна были всё так же авангардно дикими, однако цвета стали более лаконичными, композиция более продуманной и в них появилась особая интрига, что заставляла подолгу не отрывать свой взгляд.       Для выставки был выделен не самый большой зал, но помещение хитро зонировали панелями с двойным стеклом, создавая своеобразные тропинки к центру зала. За счёт двойного стекла этот «лабиринт» легко просматривался снаружи, но находясь в нём увидеть можно было только развешанные картины. В центре располагалась небольшая конструкция в виде тёмно-синего куба с отдельной дверью. В нём, по словам людей стоявших в очереди, была представлена главная картина выставки и лицезреть её предполагалось в полумраке плюс дополнительно регистрироваться на просмотр. Чонгук наблюдал за желающими поглядеть на это с некой иронией — устроить подобное мог только Тэхён.       Чонгук, если и хотел посмотреть на главный экспонат, то шансы его были невелики: вокруг куба столпились слишком агрессивные ценители искусства, образовав ещё одну многоминутную очередь. Даже с расстояния доносились отрывки разговоров снобистского характера, а слушать их Чон совершенно не хотел.       Спустя час безуспешных скитаний от одного полотна к другому Чон начал чувствовать голод и усталость. Народу прибавлялось всё больше, но автор выставки так и не был замечен. Помимо желания съесть бутерброд появилось и желание уйти, но уходить без Намджуна, который уже двадцать минут не отвечал на вопрос «Ты где?», было бы неприлично.       Помещение галереи представляло собой некий атриум с выставочным залом временных экспозиций на первом этаже и постоянными — на верхних. На втором этаже также располагалось небольшое кафе, из которого открывался отличный вид на выставку. Чонгук и не подозревал, что искусство может быть так утомительно и, усевшись за крайний столик в надежде увидеть Джуна среди толпы, облегченно выдохнул.       Внезапно его внимание с ароматного капучино переключилось на заметную метушню возле входа в галерею, даже стоявшие в очереди к центральному кубу поспешно оставили свои места и заторопились на шум толпы. Причина всеобщего оживления была очевидной — в зале появился Тэхён.       «Господи, ну почему именно сейчас?», — мысленно сетовал Гук. Пришлось отложить еду и подойти ближе к ограждению атриума.       Тэхён был прекрасен. Он изменил прическу и теперь его локоны стали цвета вороного крыла. Это добавляло его образу ещё большей дерзости и драмы. Одет он был в чёрный минималистичный костюм дабы ничего не отвлекало от его неотразимой персоны. Глаза закрывали классические авиаторы и уловить его взгляд не представлялось возможным. Явился он не один: рядом шла такая же сногсшибательная блондинка. Фигура её была тонкой, однако бёдра отличались пышностью и Тэхён не стесняясь держал свою руку чуть ниже её талии.       От увиденного Чонгука захлестнула волна ревности и негодования. Как же так?! Он впал в ступор на несколько минут и просто пялился, как Ким раздаёт автографы, улыбается в камеру и обнимает свою спутницу. Чон ожидал скорее увидеть Кима с павлинами на поводках нежели с какой-то жопастой блондинкой под руку. Естественно, он не рассчитывал, что тот сильно скучает или сгорает от горя разлуки, но все равно оказался не готов видеть его с другими пассиями. Оказывается он совсем не знал Тэхёна и вряд ли когда-либо узнает.       Вероятность того, что Тэхен увидит его в толпе была минимальной, но Чон все равно нервничал: последнее чего хотелось — это быть замеченным. Он искренне надеялся, что смог смешаться с толпой и поспешил убраться из галереи. Стало совершенно всё равно на едва начатый кофе и потерявшегося Намджуна: единственное чего он хотел — поскорее оказаться дома и забыть этот кошмарный день.

***

      — Чонгук, мне правда жаль, что так вышло… надеюсь ты не обижаешься. Я совсем теряю счёт времени, когда встречаю друзей из колледжа… До сих пор не понимаю, как они заманили меня в бар ха-ха.       Поздно вечером прилично пьяный Намджун позвонил Чону и не мог перестать извиняться за то, что ушёл с друзьями без него. Он и правда иногда отличался особой рассеянностью и обижаться на это было бы глупо. К тому же Чонгук был слишком опустошён мимолетной встречей с Тэхёном дабы думать о чём-то ещё.       После десятого «Умоляю прости, ИЗВИНИ, дорогой друг», Чон соврал, что у него вот-вот сядет телефон и пожелал Джуну сильно не пить. Он выдохнул и прикрыл глаза: сегодняшний день его вымотал и хотелось просто забыться и уснуть, но сна, к сожалению, не было. Голова его была тяжелой и полна всяческих мыслей о Тэхёне, которые он безуспешно пытался гнать прочь.       Чон резко открыл глаза от внезапной мысли — где-то у него была недопитая бутылка виски, что осталась от какой-то гулянки. Он воодушевленно вскочил и отправился к мини-бару.       «Вот оно моё спасение. Будешь мне сегодня снотворным», — пробормотал Чон глядя на бутылку. Подходящего стакана под рукой не оказалось и он, не сильно заморачиваясь, принялся пить из горла.       Возвращаясь в гостиную, он услышал звук посыпавшихся входящих сообщений. Чон не сомневался, что это был Намджун: видно телефонного разговора ему было недостаточно и теперь пришла очередь пьяных смсэсок. Он усмехнулся и отключил на время уведомления, не особо всматриваяясь в писанину своего друга — они поговорят завтра, когда Нам протрезвеет.       Не прошло и минуты, как телефон опять зазвенел от нового сообщения.       «Господи, Джун, решил достать меня во всех возможных мессэнджерах?», — уже с раздражением произнес про себя Чонгук.       Однако взяв телефон, его раздражение моментально сменилось на шок: KimTae01: «Почему не подошёл поздороваться?»       Увидеть тот самый ник в качестве отправителя сообщений казалось чем-то немыслимым. Он много раз представлял, что мог бы сам написать Тэхёну и как тот, скорее всего, его игнорировал бы, но вообразить обратную ситуацию… подобное Чон даже в мыслях допустить не мог — настолько это представлялось ему невозможным.       Чон не решался открыть сообщение. Он попросту не знал, что отвечать и как вести диалог. Появился миллион вопросов вроде «а как он меня нашёл» и «почему он вообще мне пишет». Пока Чонгук гипнотизировал экран телефона, Тэхён продолжил отправлять сообщения: KimTae01: «Неужели крошка Гуки уже спит? Какая жалость.»       Чон повёлся на провокацию и всё-таки открыл чат: LetJungKook: «Да не сплю я. Как ты узнал, что я был на выставке?» KimTae01: «А тебя это удивляет? Ты стоял как на подиуме, сложно было не заметить твою сердитую мордашку.» LetJungKook: «Мне не на что злиться.» KimTae01: «Тогда может всё-таки заедешь поздороваться?»       Возможно, это алкоголь придал ему смелости, но Чонгук не смог придумать для себя причину не соглашаться на такое предложение. Тэхёну же повезло, что Чон никак не мог видеть его хитрющую ухмылку, когда тот без лишних вопросов спросил адрес куда ехать.       Как ни странно, такси привезло его в точности под стены дневной галереи, здание которой, естественно, было закрыто. Недоумевающий Чон уже думал, что ошибся, однако Ким отправил ему новое сообщение с указаниями пройти к служебному выходу. Войти через металлическую дверь оказалось самой простой задачей, инструкций же где искать самого Кима, Чонгук, конечно, не получил. Блуждая по тёмным коридорам, он не думал ни о камерах, ни о возможной охране — только Тэхён волновал его мысли.       Спустя минут двадцать скитания по служебной части здания, Чон кое-как попал в уже знакомый выставочный зал. Даже ночью здесь всегда горел приглушённый свет и Чонгуку предоставилась удивительная возможность рассмотреть картины без лишнего шума и лишних посетителей. Как ни крути, Тэхён все-таки был очень талантлив и в такой мистической атмосфере его полотна казались ещё более прекрасными.       Услышав какие-то звуки из того самого куба, Чон без колебаний направился в центр помещения. Его ожидания подтвердились: в крошечной комнатке внутри на банкетке сидел Тэхён и смотрел на главный экспонат выставки. В неоновой рамке висела абстрактная композиция выполненная в сине-зелёных оттенках. В ней были небольшие вкрапления золота и перламутра, и за счёт переливов света казалось, что изображение движется, точнее будто наблюдаешь из окна за настоящим ночным пейзажем. Сложно было сказать, что конкретно изображено, однако Чону этот образ казался до боли знакомым.       — А ты сообразительный, — не поворачиваясь хмыкнул Тэхён.       Чон стоял неподвижно. Голова его была пустой, он сам не знал чего от себя ожидать.       — Знаешь, Чонгук, я должен сказать тебе спасибо: моя выставка удалась только благодаря тебе.       В ответ Чонгук истерически засмеялся. Тэхён развернулся в его сторону:       — Ты зря смеёшься, хотя я понимаю, что для тебя это звучит странно. Однако именно ты — моя главная муза, без тебя всего этого не было бы.       — Господи, какой же ты псих… — наконец-то не выдержал Чонгук, — Мы не виделись почти два года и, то, что ты говоришь не имеет никакого смысла.       — Возможно мы и не виделись, но ты постоянно был в моих мыслях.       В крови Чона только сейчас по-настоящему заиграл выпитый виски. Его руки непроизвольно сжимались в кулаки, а слова Тэхёна начинали раздражать: он либо разыгрывает его, либо тронулся головой.       — Тэхён, пожалуйста, не выводи меня. Просто ответь, почему ты не сказал, что уезжаешь? Скажи мне правду и я уйду.       — О нет, тогда я помолчу, ты же только приехал, — голос его звучал издевательски, а глаза знакомо сверкали.       — Я не позволю тебе мной манипулировать, отвечай либо я за себя не ручаюсь.       — Чонгуки, не противоречь сам себе — ты уже приехал сюда, причём дважды.       Терпение Чона лопнуло: он в два шага оказался возле Тэ и, схватив того за воротник, прижал спиной к стенке.       — Ох, Чонгук, полегче, я и забыл как легко ты заводишься.       — А твоя жопастая блондинка в курсе какой ты конченный педик?       — Так вот почему ты такой вспыльчивый… ревнуешь, — Тэхён провёл пальцами по его ладоням, — можешь расслабиться, она всего лишь мой менеджер.       — А кто я для тебя?! — он сильнее сжал ткань и почти поднял Тэхёна.       — Я уже ответил: ты моя главная муза, Чонгук. То, что между нами было… Ты сам… Именно это дало мне вдохновение. Я не верил, что подобное возможно, думал, что другие просто преувеличивают описывая любовный порыв, но благодаря тебе я смог познать это. Смесь страсти, ненависти, тайны и, — он на секунду запнулся, — влюблённости… Гуки, ты не представляешь, как сильно повлиял на моё творчество.       — И поэтому ты исчез из моей жизни на столько времени?       — Ну, понимаешь, настоящее искусство рождается в страдании. Уехать в момент, когда понял, что влюблён — это ещё большие эмоции, массивная драма. Мои чувства были на пике и лучшим способом было выплеснуть их на холст. Успех выставки лишь подтверждает мою правоту.       Слушая Кима, до Гука дошла сумасшедшая истина: место, где они находились, было ничем иным, как инсценировкой их первой близости в лабиринте. Вот почему пейзаж казался таким неимоверно знакомым, а наблюдать его предполагалось в полумраке. А чего стоили эти тропинки к центру зала… Всё оказалось настолько очевидным и настолько ещё более противным от осознания, что что-то настолько интимное и трепетное превратилось в аттракцион, развлечением для публики.       Тэхён говорил с таким воодушевлением, с таким рвением, было очевидно — он наслаждался этим. Даже если он говорил правду, Чонгук отказывался верить, что кто-то может так алчно использовать свои же переживания. Стало неимоверно горько и противно от осознания, что его страдания оказались запланированы этим психопатом, настоящим эгоистом, которому чужды человеческие чувства. Вся его боль была частью злого умысла и ради чего? Ради возможности развесить свои художества в стенах дурацкой галереи и похвальных отзывов кучки снобов? Если всё искусство создавалось подобным образом, Чон был готов уничтожить всю живопись в мире. Ох, как же он был зол. И градус в крови подсказывал, как эту злость выпустить наружу.       Чонгук послушно дал договорить Тэхёну и несколько мгновений молча смотрел ему в глаза. Секунды тянулись бесконечно долго, пока их тишину не прервал треск жгучей пощёчины. А затем ещё одной, а за ней опять и опять. Чонгук давал пощёчины только потому, что используй он прямые удары, Тэхён остался без бы лица. А Ким и не сопротивлялся — он любил физическую боль, особенно, если причинял её источник его вдохновения.       Чонгук боль тоже любил, только не физическую, а душевную: закончив с пощёчинами, он впился в ненавистные губы и целовал того грубо, жёстко, будто делился всей горечью, накопившейся с того самого августа. Он кусал до крови и терзал его шею, почти душил, на что Тэхёну приходилось громко хватать воздух, издавая мучительный вздох. Эта безумная эйфория, почти состояние аффекта не дала ему развернуться, дабы уйти прочь — вместо этого он развернул Тэхёна, бросив его на банкетку. Чон знал, что если сейчас не остановиться, то опять окажется во власти Кима. Знал и ничего не мог с собой поделать. Это грешное тело совсем не сопротивлялось, а тяжёлая плоть больно упиралась в ширинку. Спустив чужие штаны, он совсем не церемонился: хотелось тоже побыть эгоистом и взять Кима настолько грубо, насколько заслуживала его дрянная душа, хотя в наличии последней он сомневался. Плюнув на неподготовленную дырку он резко вошёл и почти сходу начал двигаться резко, рвано, совсем не жалея. Хотелось не только разрядки, но и заставить Кима жалобно пищать. Даже, если он и кончит, то пусть оргазм будет мучительным.       Тэхён же будто читал его мысли: его прожигала жгучая боль, однако кричать он не собирался. Он жмурил глаза и кусал обивку банкетки, дабы даже в таком положении не давать Чону полной власти. Гук от этого неимоверно бесился. Он долбил его бедную задницу в бешеном темпе, отчаянно пытаясь вызвать чужие слёзы. Внезапно остановившись, Чонгук перевернул его на спину со словами:       — Раз ты сегодня такой молчаливый, значит я буду смотреть в твои глаза, — и войдя снова, продолжил свой дикий ритм.       Тэхён хотел закрыть лицо руками, но Чон не позволил, перехватив его запястья и больно сжав их над головой. Со стороны это выглядело, как настоящее насилие, но Ким наслаждался: его сводили с ума сила, мощь и бесконечная красота Чонгука. В благодарность он жалобно застонал — пусть его сильный, но глупый крольчонок думает, что он контролирует ситуацию, пусть подоминирует в своих фантазиях, однако настоящим хозяином положения всегда будет Ким Тэхён.       Услышав долгожданный стон, Чонгук почти сразу кончил. Эта иллюзия того, чтобы доставить Тэхёну боль, так же, как он доставлял Чону, сводила его с ума. Он обессиленно свалился на Кима, уткнувшись лицом между его шеей и плечом. Чонгук хотел довести до слёз Кима, однако тёплые, солёные капли лились из его же глаз. Тэхён, чувствуя, как плачет Чон, приобнял его со всей нежностью, на которую был способен. Лицо озарила искренняя улыбка — его муза принесёт ему ещё массу вдохновения.