Не буди спящего дракона

Я думаю, настоящая дружба всегда стоит благодарности — слишком часто мир подобен суровой пустыне, и похоже на чудо, что в нём всё же вырастают цветы. Стивен Кинг. «Глаза дракона»

Алисента беременна. Эта новость на секунду оглушает её, но диагностическое заклинание весьма красноречиво показывает: пять недель. Пять недель. Это тридцать пять дней. Это свадьба Деймона и Рейниры. Алисента не может сдержать смешка, когда думает, что стало отправной точкой. Свадьба её лучшей подруги. Они не забудут ей этого никогда, они будут смеяться, подтрунивать и дразнить. Они скажут, что её ребёнок почти дракон и это всё валирийская магия. Эти невыносимые, гордые и довольные собой… Алисента плачет, поглаживая пока ещё плоский живот. Не важно, кто из богов благословил этого ребёнка, Алисента молится всем сразу, она прикрывает глаза и просто благодарит всех, кого знает. В её груди расцветают цветы, алые маки, что росли на склонах Королевской Гавани. Алисента думает о своём детстве, холодном и пустом. Её отец так и не взял вторую жену, а в стенах Башни не было девочек её возраста. Брата интересовали только боевые заклятья и великие маги, и ему не было никакого дела до маленькой сестры. Те воспоминания всегда отзываются застарелой болью. Алисента знает, что у её ребёнка будет лучшее детство. Она знает, что её малыша будет окружать свора родственников и друзей, что никто и никогда не даст ему почувствовать себя брошенным и ненужным. Алисента принципиально не смотрит на пол. Она баюкает свой живот и представляет себе, что если это будет девочка, то она обязательно сама сошьёт для неё плащик с гербом Лонгботтомов для её третьих именин. Она потратит часы на тонкую вышивку и подбор цветов, возможно, целые ночи, но она застегнёт плащ на свой малышке и поправит её очаровательное (обязательно!) платье. И большие, прекрасные и самые красивые глаза в мире (папины, бледно-зелёные) будут смотреть на неё с немым вопросом: «Что это такое, мама? Что это за длинная тряпочка?». А Алисента будет улыбаться, целовать её пухлые щёчки и отвечать: «Это символ твоего Дома, дорогая, это символ того, что у тебя целая история за спиной». Алисента думает, что Рейнира обязательно подарит малышке её первую детскую метлу, обогнав в этом даже Невилла. Древко метлы точно будет украшено тонкой резьбой и рунами для защиты. Рейнира нанесёт их сама под руководством своего отца, Мастера Рун. Она тоже проведёт за этим часы, чтобы убедиться, что всё работает исправно. Деймон наложит чары, оплетёт таким тонким и искусным слоем, что если Алисента попробует разобраться, то наткнётся на невесомую, как паутинка, вязь. А если это будет мальчик, то Алисенте почему-то кажется, что он будет кудрявым, как она, с папиной робкой улыбкой и её голубыми глазами. Они с отцом будут восхищённо вздыхать над ботаническим атласом и произносить сложные названия на латыни с крайне умным и важным видом. Её самые лучшие мальчики. А леди Августа обязательно свяжет для них парные шапочки с мандрагорой (потому что бабушка всё знает и всё помнит). Алисента садится в кресло возле камина и начинает плавно продумывать в голове праздник по таком случаю, список гостей, количество еды, пищевые аллергии, о которых могут не знать домовики, как разместить столы в саду, все ли уже закончили поступления и могут ли явиться на праздник, кого стоит пригласить сильно заранее… Дела и списки клубятся в её голове, собираясь в строгий план действий. Когда из камина вышагивает её муж, Алисента вспоминает, что, вообще-то, не рассказала ещё ему. Она не может сдержать смеха, потому что уже решила, как рассадит всех Уизли и их пары, но даже не подумала о том, что ещё не сообщила мужу. Невилл несколько смущённо смотрит на неё и оглядывает себя, думая, что, может, он снова забыл применить очищающее заклятье и теперь на нём осталась земля или какое-то агрессивное растение. Он вертит головой, чем веселит Алисенту ещё больше. Её дорогой, робкий и такой очаровательный муж. Не важно, какого пола будет их ребёнок, Алисента надеется, что он будет похож на Невилла. — Милая, — Невилл всё ещё смущён и смотрит на неё с вопросом. Алисента решает не хитрить и выпаливает честно, по-гриффиндорски: — Я беременна. Невилл роняет свой дипломат и запинается о кованную решётку, едва ли не падая, но вовремя хватается за кресло. В его глазах замешательство мешается с обожанием. На Алисенту так никто никогда не смотрел. Будто она — это всё. Это весь мир, обозримый и неведомый. Алисента наблюдала за отношениями Рейниры и Деймона с детства. Всё становилось очевиднее вместе с тем, как они взрослели. Когда Рейнира говорила, Деймон смотрел только на неё, когда она хотела что-то попросить, в его глазах уже была готовность принести ей что угодно. Буквально. Звёзды с неба, артефакты, богатства, собственное сердце на блюдечке. Когда они приносили свои свадебные клятвы, Алисента не думала, что Деймон вообще был в курсе, что вокруг них стояли гости, что там были люди и драконы. В глазах Деймона была только Рейнира. И так было всегда. Когда Алисента была младше, она надеялась, что её избранник поможет ей сбежать из Дома и будет смотреть на неё хотя бы с приязнью. Она знала, что стоило ей попросить, как Драконий камень приютил бы её на любое время. Но Алисента хотела не этого. Она хотела полностью сбросить властную руку отца с плеча, оставить «хайтауэр грин» позади, сменив его на серебристо-зеленый, слизеринский. Алисента мечтала о свободе. Иронично, но чтобы избежать выгодной партии от отца, ей нужно было найти собственную. Профессор Лонгботтом был очарован ею с первой минуты. Она думала — удобная партия. Она повторяла — это выход, хватай и бери в оборот, крути, как хочешь. Она смотрела ему в глаза — и мир за пределами терял целостность. Она касалась его руки, передавая бумаги, — и обжигалась. Она собиралась на свидание — и у неё потели ладони, хотелось немедленно поговорить с Рейнирой, попросить совета. К сожалению, у Рейниры никогда бы не нашлось совета для неё: Рейнира всегда знала (но не всегда осознавала), что Деймон будет её. Это не подлежало вопросу или волнению. Это был факт, а не шаткая возможность Алисенты. Она должны была думать о том, как понравиться Невиллу, как стать идеальной женой в его глазах, — Алисента взахлёб рассказывала о цветах в садах Красного Замка, о покойной Леди Таргариен и её любви к ботанике и гебрологии. И всё, о чём она действительно могла думать, — это будет ли её сердце каждый раз сбиваться с ритма, когда Невилл смеётся. Алисента влюбилась. И Невилл смотрел на неё так, будто она была всем, чего он когда-либо желал. Она не могла перестать благодарить судьбу и Матерь за этот брак и это счастье. В любви Деймона можно было сгореть, но Рейнира была драконом: огонь не мог причинить ей вреда. В любви Невилла Алисента почувствовала, что согрелась, а ледяные отметины, оставленные её отцом на бледной коже, исчезли. Отец всегда извинялся после того, как оставлял удары. Она не верила его извинениям, в его глазах не было раскаяния — только досада на то, что он сорвался. Ведь это было недостойно аристократа. Его волновала не боль собственной дочери, а только его высокородная гордость. Однажды эти отметины увидела Рейнира — Алисенте пришлось оттаскивать подругу от Сиракс и умолять не убивать её отца. Однажды Деймон случайно задел её плечом, и её маленькому телу этого хватило, чтобы свалиться безвольной куклой на пляжную гальку, — и он присел перед ней, наложил диагностическое заклятье и убрал все раны. Деймон извинился, и в его глазах не было ни жажды расправы, с которой он смотрел на её отца, ни удовольствия от чужой боли. Там не было и никакого беспокойства. Деймон позаботился о ней просто потому, что был виноват в случившемся и не имел цели причинить ей боль. Однажды Лорд Таргариен (Алисенту мутило от просьб отца называть этого человека по имени) сказал ей, что она всегда желанная гостья в Красном Замке, даже если Отто Хайтауэра здесь ждёт только смерть. Эти люди были на вершине аристократичного мира: у них была идеальная родословная, драконы, манеры, власть, богатства и сила. Образец. Они не отнекивались от собственной ярости, не дарили ей фальшивые улыбки, неискренние извинения, лживое волнение о её благополучии или пустые обещания. Они были честны с ней, потому что ниже их достоинства было лгать ей. Её отец считал себя настоящим аристократом, а Таргариенов — варварами, язычниками, проклятьем Британии. И сам не дотягивал до них. Таргариены были жестоки. Рейнира чуть не скормила шлюху своего дяди Сиракс, Деймон буквально убил пеплову тучу людей, Лорда Таргариена всей Палатой убеждали не убивать Отто Хайтауэра. И даже в своей жестокости они были более честными, чем любое слово её отца, более благородными, чем её брат. Однажды Алисента поранилась — маленький порез, но была задета вена. Крови натекло столько… Невилл весь побелел от волнения, кинулся к ней, автоматически накидывая диагностические чары. Он залечил её порез и напоил кроветворным, не слушая возражений. И всё равно ещё целый день спрашивал в порядке ли она, не кружится ли голова. В жизни Алисенты было достаточно этих «однажды», чтобы выбрать имя для мальчика и имя для девочки. Когда ты называешь своего ребёнка в честь кого-то, ты отдаёшь этому человеку дань уважения, тому, как он много значил для тебя, как много сделал. Если это искренне, если продиктовано не только английскими традициями — это честь. Они рассказывают только Августе и начинают рассылать приглашения на праздник. Только самым близким. Одним только Уизли уже не хватает гостиной. Алисента думает, что её дети никогда не будут одиноки. У них будет большая семья, связанная не только кровью, но чем-то большим. Родственные связи могут стать фундаментом, но без должного ухода даже он однажды сгниёт. Рыжие макушки мелькают в коридоре, и она неосознанно поглаживает живот, представляя, как их дети будут носиться точно также, а она будет волноваться и просить их оставить игры для улицы. Алисента принимает неожиданные объятия Деймона при приветствии. Она теряется в них и вдруг чувствует себя такой маленькой и хрупкой. Невысокая башенка, которую со всех сторон обвил дракон. Алисенте тепло в этих кольцах, и совсем не страшно. Она обнимает его в ответ, утыкаясь носом в шею, глубоко вдыхая запах дорогой кожи и дракона. Это дарит спокойствие. Деймон надёжный, как скала (если, конечно, не жаждет твоей смерти, да простит её Джеймс). Джеймс приносит ей дурные вести. Он не знает, конечно, этот милый полукровка не знает. Он будущий аврор и не пытается влиться в политические круга. Каждому своё. Он даже не его отец, который много слышит от своей подруги, снова министра магии. Поэтому откуда ему знать, что, если Отто Хайтауэр вдруг умрёт, первые подозреваемые — Таргариены, а потенциальный лжесвидетель — дочь убитого. Он приносит ей письмо с искренним намерением, с мыслью, что это просто затянувшиеся семейная ссора. У Алисенты мурашки бегут по коже, и грубая рука снова сжимает горло от одного только вида витиеватого почерка отца. Можно сбежать от насильника, но нельзя вырвать его из своей памяти, нельзя разучить своё тело реагировать дрожью даже на его незримое присутствие. Этот страх въелся в её кости, проник в каждый уголок души. Отто Хайтауэр — это невыводимый яд. Алисента годами ищет противоядие. Руки дрожат так сильно, что ей приходится сцепить их за спиной, чтобы не начать обрывать кожицу вокруг пальцев. Она не позволит ему опять причинить ей боль. Он не разрушит её жизнь снова. Деймон Таргариен вырывает письмо из рук Джеймса и бросает его в камин. Бесцеремонно, нагло, ультимативно. — Что ты?! — Джеймс не успевает закончить, потому что Деймон также невозмутимо прерывает его. — Первое правило аврора: никогда не принимай письма из чьих-либо рук, никогда, — он шипит, склонившись к Джеймсу, и старается не повышать голоса, чтобы не привлечь много внимания. — Второе правило аврора: если пизда Хауйтауэр что-то хочет от тебя — смело посылай его нахуй и уходи оттуда, потому что… Деймон буквально закрывает её собой от всей комнаты, запирая между собой и углом с торшером. Алисента не чувствует себя в ловушке. Это даёт ей время сделать несколько глубоких вдохов и заставить себя разжать руки. Ей нечего бояться. У её отца больше нет над ней власти. Алисента — башня, что окружена со всех сторон драконами. Она в безопасности. Она… В горле застревает комок, и она цепляется за свитер Деймона, пытаясь найти в этом силы успокоиться. Он не отстраняется. Алисента неожиданно понимает, что он в свитере. Во имя Семерых, в кашемировом свитере! Не в камзоле, деловом костюме, золотой мантии, рабочей униформе, кожаной одежде всадника. Он в свитере. Мягком, тонком, бордовом. Деймон Таргариен надел свитер! — Ты в свитере! — она не может сдержать тихого восклицания. Деймон замирает и разворачивается к ней, теряя всякий интерес к застывшему Джеймсу. Он отмахивается от мальчишки рукой, как от назойливой мухи, и сосредотачивает своё внимание на бледной Алисенте. — Обычно, в свободной форме, я предпочитаю рубашки, но на улице ливень и грозы уже вторую неделю, а чар для поддержания температуры тела мне хватает и на работе, — он пожимает плечами, как будто это что-то само собой разумеющиеся. — Магия не может заменить настоящее тепло. — Ты говоришь, как взрослый, семейный человек, — смеётся Алисента. Это немного нервно, но всё же больше искренне. Деймон ничего не говорит о письме, только тихо фыркает и закатывает глаза. — Потому что я взрослый, семейный человек? — дразнит её он, показывая руку с обручальным кольцом. Алисента снова улыбается и выдыхает, выдыхает этот страх, застрявший глубоко внутри неё. Наверное, она никогда не сможет избавиться от него полностью, наверное, отец всегда будет её кошмаром, наверное… У Алисенты так много этих «однажды», что она берёт Деймона за руку, которую он демонстрирует с гордостью (вернее кольцо на ней (вот же довольный дракон)) и прижимает к своему животу. Деймон застывает, резко втягивая воздух и с вопросом смотря на неё. Алисента кивает и сглатывает. — Ты теперь четвёртый, кто узнал, и до ужина должен оставаться крайним, — тихо шепчет она. Выражение лица Деймона — это трогательная смесь растерянности и неверия. Рейнира ещё не знает. Слова застревают у него в горле, и он может только слабо улыбаться, держа руку так осторожно, как это возможно. Он думает о маленькой девочке, которая везде таскалась за его племянницей и боялась драконов; он думает о юной девушке, которая удерживала Рейниру от убийства собственного отца; он думает о женщине, ради которой он загнал Лорда Хайтауэра в угол, как дичь, для получения разрешения на брак от Главы Дома. Он видит будущую мать, которая находит своё утешение и безопасность у драконов. У судьбы странное чувство юмора, но Деймон не против. — Это честь, — наконец выдыхает он, нервно сглатывая. — Ты того заслуживаешь, — твёрдо отвечает Алисента. В её словах нет сомнения, она выпрямляется и гордо поднимает подбородок. Она похожа на нерушимую башню, и впервые в жизни такая ассоциация не действует Деймону на нервы. Просто… Алисента того заслуживает. Он убирает руку и чувствует фантомное ощущение мягкой и упругой плоти и струящейся ткани платья ещё долго. Деймон не может не думать о том, как это будет, когда Рейнира забеременеет. Насколько сильно это выбьет его из колеи, и что навсегда изменит в нём. Визерис точно будет плакать. Деймон, возможно… Он откладывает эти сладкие мысли в сторону. Пока ещё слишком рано. На улице развернут шатёр, который прячет всех от непогоды. Они рассаживаются и приступают к трапезе, начинает играть музыка и непоседливые дети танцуют в центре, держась за руки и весело смеясь. — Ты выглядишь пристукнутым, valzȳrys, — улыбается Рейнира, сжимая его руку. — Что-то случилось? Они женаты всего месяц и каждый раз, когда она зовёт его мужем, что-то тёплое разливается в его душе. Ей нравится дразнить его этим, но у неё самой бегут мурашки от его ласкового ābrazȳrys. Деймон думает, будет ли также через пару лет, и понимает, что да, будет. Всегда. — Скоро узнаешь, — он подмигивает ей, — просто… мне оказали честь узнать раньше. Теперь думаю о превратностях судьбы. Рейнира склоняется к нему и оставляет нежный до слёз поцелуй на виске. Запах её духов наполняет всё его существо, и Деймон не может сдержать улыбки. — Хорошо, — шепчет Рейнира. Ей безумно любопытно, но она может набраться терпения. Когда музыка стихает, все обращают своё внимания на Невилла и Алисенту. Они встают и просто светятся от счастья. — У нас для вас радостная новость, — объявляет Невилл, он смотрит на свою жену с таким обожанием, что это кажется неприличным, но Алисента отвечает ему тем же. — Я беременна, — объявляет она. Шатер заполняют радостные возгласы, аплодисменты и поздравления. Все встают, чтобы поздравить их, миссис Уизли не скрывает слёз. Рейнира бросает буквально один взгляд на Деймона и понимает: он знал. И это разбивает ей сердце. То количество счастья, что наполняет её при этой мысли просто невыносимо. Ему тесно даже в драконьем сердце. Она сжимает руку мужа и чувствует обручальное кольцо. Валирийская сталь гладкая и тихо мерцает в жёлтом освещение шатра. «Огонь к огню», — думает она. Это не всегда пожар. Иногда это контролируемое пламя, что-то, что вырывается из пасти дракона. Иногда это невысказанная нежность и гордость между ними, диалоги одними взглядами и ласковыми касаниями. Это всегда было, но полностью раскрылось только после свадьбы. — Это не всё, ещё минутку, — просит Невилл громко. Миссис Уизли продолжает всхлипывать, и никто не может её за это винить. Для неё не бывает чужих детей, и за всех она радуется, как за собственных. Рейнира не во всём согласна с этой женщиной (почти ни в чём), но не может не восхищаться широтой её сердца. Рейнира с трудом пускает в душу чужую кровь. Она так не умеет, но этот ребёнок, этот будущий ребёнок точно будет исключением. — Мы пока не хотим знать, будет это мальчик или девочка, но уже выбрали кого хотим попросить стать крёстными и возможные имена, — говорит Невилл, бережно прижимая к себе Алисенту. — На самом деле, моя дорогая жена всё выбрала, а мне только и оставалось, что признать, что она знает меня лучше всех, и её выбор, как всегда, идеален. Он беззастенчиво и абсолютно искренне картинно льстит, за что получает шлепок по плечу от той самой идеальной жены, но всё равно не может перестать улыбаться и дразнить её. — Мой дорогой друг, Гарри, окажешь мне честь? — предлагает Невилл. — Это… честь для меня, — улыбка мистера Поттера широкая и яркая. У него глаза на мокром месте, Джинни ласково поглаживает его по руке. — Рейнира? — Алисента смотрит на неё с вопросом. — Это всегда была ты, что думаешь? Рейнира хватается за Деймона, чтобы устоять на ногах, ей кажется, что она попала в шторм. Алисента была её лучшей подругой на протяжении всей жизни. Рейнира уже любит этого ребёнка. Она и не представляла, что способно сделать с её сердцем подобное предложение. У неё потеют ладони и пульс бьётся где-то в горле. Это нечто большее, чем любовь, и немного другое. Это их дружба, пронесённая через года, непонимания и столкновения их культур. Она звенит, как йольская игрушка, и переливается всеми огнями, и дарит тоже ощущение счастья, радости и семьи. — Kessa, — выдыхает Рейнира и тут же спешит себя поправить. — Да, да, это будет честью для меня. Я… кажется, я забалую этого ребёнка. — Я ожидаю этого, — Алисента подмигивает ей, и Рейнира уже думает о детской метле, которую она точно однажды сделает. — Это ещё не всё, — Невилл прочищает горло. Все находятся под лавиной чувств и эмоций, и ему тоже трудно держать себя в руках. — Если это будет девочка, то мы назовём её Алиса, — выдыхает он и не может ничего поделать с тем, что делают с его сердцем мысли о дочери и его дорогой матери. Они назовут эту уже любимую и чудесную малышку в честь женщины, которая всегда боролась за справедливость и никогда не сдавалась тьме, чья семья никогда не заканчивалась кровью. — А если мальчик, — Алисента запинается на секунду, а потом снова поднимает взгляд на Рейниру, — Эйгон. Таргариены вздрагивают синхронно, поражённо смотря на неё. Рейнира не сдерживает тихого всхлипа, крепче сжимая руку Деймона. Она переполнена эмоциями и не думает, что может с этим справиться. Из всех валирийских имён — это самое Таргариеновское, самое ассоциируемое с ними и их великим предком. И это в честь них, всех троих (четверых), в честь людей, Дома, что стали для Алисенты семьёй. В честь драконов, которые сделали маленькую башню частью своего замка. Деймон выглядит таким же потерянным, как и полчаса назад, и Алисента не сдерживает смешка. У неё ведь может и войти в привычку шокировать его. Лорд Таргариен украдкой утирает слёзы, он думает, что Эймма оценила бы. Она бы сказала правильные слова, вспомнила бы маленькую девочку, которая копалась вместе с ней в клумбах. Визерис может только улыбаться. Назвать собственного ребёнка в честь представителя другого Дома? Это большая честь и большое признание. Алисента, как никто, и на самом деле одна из немногих здесь, действительно, понимает, что это значит и почему они выглядит настолько тронутыми. — Это честь, — выдавливает из себя Рейнира, кусая губы, чтобы как-то взять себя в руки. Она с треском проваливает эти попытки и просто бросается в объятия Алисенты. Они теперь осторожные и не такие крепкие, но не менее теплые. — Ao sagon lentor, Alicent, — шепчет Рейнира в эти объятия. Алисента ловит взгляд Деймона поверх плеча подруги, и он улыбается им, Рейнире и ей, сжимая плечо своего растроганного брата. Рука Невилла всё ещё покоится на её талии, и Алисента думает, что не может быть момента лучше (может, конечно, может, но это она узнает, когда родится Эйгон II).