-----
Шота не был полностью уверен, чего он ожидал от своей первой тренировки с Мотыльком. Он знал, что ребенок уже нервничает из-за того, что находится рядом с ним — мало чем отличается от осторожного бездомного котенка — но как поведет себя Мотылек, находясь рядом с Шотой в замкнутом пространстве, если Мотылек вообще появится на складе? К его небольшому удивлению, Мотылек действительно появился, и он прибыл точно вовремя. Он мог сказать, что Мотылек был невероятно взволнован, когда ребенок осматривал склад, его руки сжимались вместе, а поза напряглась. Маленький линчеватель, несмотря на свою обычную наблюдательность, не сразу заметил присутствие Шоты. Не желая случайно напугать ребенка, Шота намеренно сделал свои шаги намного громче, чем привык, годы подпольного героя сделали его скрытным по умолчанию. Как только Мотылек увидел его, он заметил, что напряженные плечи парня немного расслабились из-за заметного отсутствия захватного оружия Шоты. Герой внутренне благодарил себя прошлого за то, что предусмотрительно положил свой шарф в спортивную сумку, зная, что это не только помешает сегодняшней тренировке, но и Мотылек, казалось, всегда смотрел на это с явным опасением. Шота также предпринял несколько других мер, чтобы Мотылек чувствовал себя максимально комфортно во время урока, например, приглушил свет на складе, не подходил слишком близко и громко предупредил Мотылька, прежде чем он прикоснется к нему. На лице парня было очевидно облегчение, ну, судя по количеству черт лица, которые мог разглядеть Шота. После этого обучение прошло гладко. Мотылек явно стремился учиться, он быстро усваивал новые концепции и ни разу не пожаловался ни на какие исправления Шоты. Честно говоря, это было больше, чем он мог сказать о большинстве студентов курса героев, которых Шота должен был преподавать. Помимо того, что Мотыльку было максимально комфортно, Шота сделал то, чего почти никогда не делал ни с одним из своих предыдущих учеников. Он старался как можно чаще хвалить Мотылька, когда ребенок делал что-то хорошо. Поначалу это было не совсем преднамеренно, ободряющие комментарии казались естественными, когда они слетали с его губ. Но как только он увидел проблеск решимости в глазах Мотылька, Шота не заставил себя остановиться. Было ясно, что этот мальчик прошел через какой-то ад, и мысль о том, что Мотылек не знаком с добротой, была болезненной. В конце их первого сеанса Шота вручил Мотыльку небольшой пакет с едой и очень осторожно подошел к теме очевидного недоедания Мотылька, не указывая на это прямо. После его объяснения важности сбалансированной диеты в качестве помощи в боевой подготовке Мотылька, ребенок принял еду, прежде чем они разошлись на вечер. В общем, Шота подумал, что это была успешная ночь. Так почему же тогда на следующей тренировке Мотылек выглядел еще хуже? Записка, которую Мотылек оставил ему в пятницу, была проще, чем обычно, но ее было недостаточно, чтобы бить тревогу. Но здесь, когда мальчик стоял перед ним с тусклыми глазами, напряженными плечами и низко опущенной головой, Шота не мог не попытаться проанализировать любую возможную причину внезапной регрессии Мотылька. Еще одним поводом для беспокойства было то, что Мотылек, казалось, рассеянно отдавал предпочтение своей левой руке. Был ли он ранен в другой встрече со злодеем? Зная ребенка, это было очень вероятно. Шота не хотел привлекать слишком много внимания к внезапному падению настроения Мотылька или к его возможной травме руки, но он осторожно спросил мальчика, нужно ли ему пропустить тренировку в течение дня, отметив, что тот выглядит немного более уставшим чем обычно. Мотылек покачал головой, утверждая, что с ним все в порядке, и Шота не стал настаивать на этом. Как бы ни хотелось герою подтолкнуть мальчика к еде и воде и отправить его спать, это было не его дело. Так что, если герой был более снисходительным и терпеливым, чем обычно, во время тренировки в тот день, что ж, никто, кроме Шоты, не должен был об этом знать.-----
Шли недели, а их система записок и личные встречи по-прежнему работали, Шота начал замечать некоторые многообещающие изменения. Во-первых, Мотыльку стало намного комфортнее рядом с Шотой. Не только в том, что Мотылек с меньшей вероятностью выпрыгнет из собственной кожи, но и в том, что Мотылек действительно будет вести с ним полноценные беседы. Мотылек иногда говорил о своей школьной работе или о «крутой» битве героев, которую он видел, и Шота всегда уделял ему все свое внимание, часто задавая вопросы, чтобы поддержать разговор. В первый раз, когда Мотылек саркастически высказался по поводу очевидной зависимости Шоты от кофеина, герой не мог не улыбнуться. Конечно, Шота зависел от кофе, как и большинство людей зависело от воды, но это не относится к делу. Он был просто счастлив, что ребенок чувствует себя достаточно комфортно, чтобы шутить — быть тем ребенком, которым он должен быть. Шота провел месяцы, пытаясь завоевать доверие Мотылька, пытаясь заставить ребенка увидеть Шоту как взрослого, который его не подведет. Не было сомнений, что Мотылек оказался там, где он был, из-за неудач взрослых, которые должны были заботиться о нем. Это был долгий процесс, но герой, наконец, смог увидеть результаты, и каждая искорка жизни, вспыхнувшая в глазах малыша, стоила того. Это напомнило Шоте, почему он вообще стал героем подполья. Чтобы помочь тем, кто провалился сквозь трещины общества, жертвам, которых часто упускали из виду герои, находящиеся в центре внимания. Теперь Шота работал над делом Мотылька почти год, но ему еще предстояло рассказать об этом никому, кроме Цукаучи и его команды. Детектив знал основы, доверяя Шоте просить о помощи в случае необходимости, но, по сути, Шота и Мотылек создали свой собственный маленький мир. Это было преднамеренно со стороны Шоты. Чтобы завоевать доверие Мотылька, Шота не хотел разглашать какую-либо информацию о ребенке, которая ему не нужна. Когда Мотылинка говорила ему что-то конфиденциально, Шота не хотел идти за его спиной и раскрывать его секреты другим, хотя секретов было много. Мотылек был очень осторожен с информацией, которую он давал Шоте. Тем не менее, это была деликатная ситуация, и с ней нужно было обращаться деликатно. Дело в том, что никто, кроме тех, кто непосредственно занимался этим делом, не знал об отношениях Шоты с маленьким линчевателем. Так что, когда Хизаши спросил, почему Шота начал носить пакеты с конфетами в поясе, не иначе как посреди собрания учителей UA, ему пришлось придумать оправдание, почему. Шота не мог прямо сказать, что он всегда держал при себе закуски, чтобы отдать их 12-летнему линчевателю, с которым он тайно переписывался, а также лично тренировался, потому что, честно говоря, Шота не был уверен, что кто-то ему поверит. Шота имел репутацию чрезвычайно строгого, неприступного и часто устрашающего человека. У героя-стирания был самый высокий уровень отчисления в истории UA, и было хорошо известно, что он не проявлял особого терпения, когда дело касалось детей. Итак, идея о недовольном подземном герое, держащем при себе закуски, чтобы дать ребенку, к которому он определенно не питал слабости? Абсолютно нелепо. Вместо того, чтобы ответить на понятное любопытство Хизаши, Шота отмахнулся от него и пробормотал что-то о пристрастии к сладкому. К счастью, его друг счел это достаточно разумным оправданием и не настаивал. У Шоты уже были странные привычки в еде, так что это не было слишком странным ответом. Кроме того, все это стоило того, когда он увидел, как Мотылек загорелся при виде маленького мешочка с конфетами или печеньем, который он получил. Поначалу Шота просто упаковывал закуски в пакет с едой, который всегда давал моли, но постепенно стало своего рода традицией вручать ребенку закуски каждый раз, когда они виделись, будь то во время тренировки или даже если Шота столкнулся с Мотыльком во время патрулирования. Шота быстро узнал, что любимыми конфетами Мотылька были кислые мармеладные червячки, особенно красные и синие, так что Шота мог или не мог заказать коробку оптом. Помимо конфет, Шота также узнал, что любимой едой Мотылька был кацудон. Эта информация появилась, когда Шота стратегически составил мысленный список того, что любит Мотылек, чтобы герой мог упаковать ему еду, которую он с большей вероятностью съест. Шота мог сказать, что за любимой едой Мотылька была некая история. Когда мальчик говорил ему о том, что не помнит, когда в последний раз ел кацудон, в его глазах был отсутствующий взгляд, наполненный сладостно-горькой нежностью. А если у Мотылька прослезились глаза, когда Шота принес ему коробку Кацудона на вынос после одной из их тренировок? Герой этого не заметил. Хотя Шота мог видеть общий прогресс Мотылька, было еще много плохих дней. Иногда по ночам Мотылек встречал его на складе с явной решимостью и рвением учиться. В другие ночи ребенок выглядел так, будто ему ничего не хотелось, кроме как слиться с тенями. Он свернулся калачиком, и было ясно, что он не присутствует мысленно. Его взгляд был расфокусирован, и иногда он предпочитал одну или обе руки, как будто ему было больно. Если бы Мотылек был одним из его студентов-героев, он бы заставил ребенка сидеть без дела. Рассеянность и медлительность на поле боя могли означать ранение или смерть, и Шота не любил поощрять это во время тренировок. Но в очередной раз Шота нарушил собственные правила и позаботился о том, чтобы в те плохие дни уделять Мотыльку особое внимание. Не делая это слишком очевидным, герой делал все немного медленнее, говорил чуть тише и старался сосредоточиться на том, что Мотылек делал правильно. Это были те плохие дни, когда Мотыльку нужен был кто-то, кто поддержал бы его, даже если ребенок не знал об этом, и Шота с радостью исполнил бы эту роль.-----
В один из тех плохих дней Шота заметил еще одну неприятную правду о мальчике. Он явно изголодался по прикосновениям. Шота провел Мотылька через серию контратак. Он мог сказать, что руки Мотылька снова причиняли ему боль, поэтому они сосредоточились на разных видах ударов. Мотыльку особенно нравилось узнавать, как поставить кого-то подножку, взмахнув ногами или ударив ногой по коленям. Потом это случилось. Парню удалось выполнить идеальный удар Скользящего Топора, и впервые за эту ночь Мотылек выглядел гордым собой. Возможно, это чувство было заразительным, потому что Шота тоже не мог не почувствовать искорку гордости. Недолго думая, Шота погладил парня по голове. Это был первый раз, когда он прикоснулся к Мотыльку, не предупредив его явным образом, и на кратчайшую секунду Шота забеспокоился, что перешел границу. Шота хотел отдернуть руку, но, к его удивлению, Мотылек наклонился от прикосновения, глаза парня слегка прищурились по краям, показывая, что он улыбается. Шота мог описать чувство, которое он испытал, только как чистое удовлетворение, как когда напуганный бездомный кот позволил тебе погладить его в первый раз. Шота пробормотал — Хорошая работа, малыш, — прежде чем наконец отстранился. Мотылек не выглядел расстроенным близостью Шоты или тем фактом, что тот прикоснулся к нему без предупреждения, и просто приготовился вернуться в боевую стойку, чтобы продолжить тренировку. Когда Шота возвращался домой с вечерней тренировки, он не мог не прокручивать сценарий в своей голове. С одной стороны, он чувствовал, что был сделан большой шаг вперед в завоевании доверия Мотылька. С другой стороны, то, как Мотылек инстинктивно склонялся к положительному прикосновению, означало для героя только то, что ребенок изголодался по прикосновениям. Последствия этого его не устраивали, и Шота снова рассуждал о семейной жизни Мотылька. Ребенком явно пренебрегали, но до какой степени? У ребенка были жестокие опекуны? Были ли травмы на его руках от физического насилия? У ребенка вообще были опекуны? Может быть, Мотылек был одним из многих детей, потерянных в худших частях системы опеки. Возможности были бесконечны, и ни одна из них не была хорошей. После той ночи, каждый раз, когда Шота видел Мотылька, он пытался прокрасться в момент короткого физического контакта, хотя бы для того, чтобы прощупать почву и убедиться, что первый инцидент был просто случайностью. Но каждый раз, когда герой слегка сжимал ребенка за плечо или еще раз гладил по голове, Мотылек наклонялся к нему, как будто он впитывал тепло. Это было одновременно прекрасным развитием, но в равной степени болезненным.-----
Еще одно дополнение к их еженедельным традициям произошло через несколько недель после инцидента с похлопыванием по голове. Шота был в обычном патрулировании, когда решил остановиться на передышку. На одной из автобусных остановок на окраине квартала красных фонарей стоял торговый автомат. Автобусы не ходили так поздно, и единственным светом вокруг был мягкий свет торгового автомата. Он схватил банку несомненно ужасного на вкус кофе со льдом и сел на скамейку. Это был тихий вечер, что для Шуты означало, что работа идет медленно. Обычно, когда становилось теплее, уровень преступности рос, но казалось, что каждый злодей решил взять выходной. Герой полагал, что остальная часть его патруля пройдет так же без происшествий, пока он не услышал слабые шаги слева от себя. Герой осторожно выпрямился и положил руку на захватный шарф. Он сделал вид, что все еще небрежно сидит на скамейке, но был готов к действию в любой момент. Как оказалось, ему не нужно было быть настороже, потому что человеком, который, наконец, вышел на свет торгового автомата, был Мотылек. Шота внутренне вздохнул с облегчением, ему действительно не хотелось драться в данный момент, и жестом пригласил парня сесть рядом с ним на скамейку. Мотылек не постеснялся примоститься рядом с героем, его маленькие ножки едва доставали до земли. Между ними было тихо, но не неловко. Удивительно, но первым заговорил Мотылек. — Кофе хороший? Шота весело фыркнул. — Точно нет. На вкус как бензин. Мотылек наклонил голову и издал слабый смешок. — Откуда вы знаете, какой на вкус бензин? — Шота бросил на ребенка равнодушный взгляд. Дерзкое маленькое дерьмо. — Отлично. Это то, что я представляю себе бензин на вкус. Мотылек кивнул, принимая его ответ без дальнейших вопросов. Они снова погрузились в молчание. Весна была не за горами, и сверчки заиграли свою обычную симфонию. Жужжание торгового автомата только добавляло приятного фонового шума. — Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Шота, нарушая тишину. Мотылек посмотрел на него, а затем на напитки, выставленные на освещенных сзади полках. Герой мог сказать, что Мотылек изо всех сил пытался сказать «да», возможно, беспокоясь о том, что на него будут потрачены деньги. Ребенку потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к подаркам в виде еды после каждой тренировки, так что Шота не был удивлен колебаниями Мотылька. Шота встал и направился к торговому автомату, как будто Мотылек уже принял его предложение. — Ты любишь яблочный сок, да? — спросил Шота, не глядя на ребенка. Через несколько секунд он услышал тихое — Да, пожалуйста. Он схватил бутылку сока, опущенную в нижнее отделение, и снова сел на скамейку, прежде чем передать Мотыльку охлажденный напиток. Он, конечно же, знал, что Мотылек не поднимет маску, чтобы выпить прямо перед ним, поэтому Шота отвернулся и уставился в окружающие тени. Еще одно чувство достижения нахлынуло в его груди, когда он услышал отчетливый щелчок открываемой крышки бутылки. Через несколько минут он услышал, как завинчивается крышка. — Спасибо… — услышал он бормотание Мотылька. — Вы можете… вы можете сейчас повернуться. — Шота снова откинулся на спинку скамьи и сделал глоток из своего напитка. Он заметил, что Мотылек выпил половину бутылки, прежде чем поставить ее рядом с ним на скамейку. — Эм… Шота повернул голову к Мотыльку, показывая ему, что слушает. Он знал, что ребенок нервничает, задавая вопросы, поэтому никогда не настаивал на этом, а только невербально давал понять, что Мотылек может спросить его о чем-то, если он захочет. — Могу я кое-что спросить о… о вашем захватном оружии? Только если все в порядке. Извиняюсь. — Мотылек пристально смотрел на руки, лежащие у него на коленях. Он рассеянно играл со свободной ниткой на краю своей толстовки. — Конечно. Что тебе было интересно? Мальчик слегка сгорбился в плечах. — Как это работает? — он спросил. — Это то, что я пытался выяснить, потому что мне нравятся предметы поддержки. А еще мне просто любопытно? Честно говоря, тема вопроса Мотылька немного удивила Шоту. Он знал, что парень опасался его шарфа с того дня, как Шота поймал его в нем, а Мотылек случайно порезался, убегая. С тех пор Шота всегда снимал его перед тренировками, чтобы успокоить мальчика. Теперь, однако, его захват с оружием удобно расположился на его ключице, знакомый вес успокаивал. Шота задумался, прежде чем ответить. — Честно говоря, я понятия не имею. — Мотыльок растерянно посмотрел на него. Шота ухмыльнулся и продолжил. — Я не эксперт по предметам поддержки. Что я точно знаю, так это то, что мое оружие для захвата было сделано из какого-то специального металлического сплава и углеродных волокон. Я не уверен в точных научных данных, стоящих за этим, но моя ДНК была вплетена в волокна, заставляющие ее реагировать на волны моего мозга. Что-то вроде дополнительной конечности. — Шота смотрел, как глаза Мотылька сияют от чистого восхищения, а герою приходилось скрывать ласковую улыбку за своим шарфом. Любые сомнения мальчика по поводу его оружия, казалось, исчезли, когда он начал задавать вопросы и строить теории. — Вот почему он иногда всплывает? Или он парит только тогда, когда вы используете свою причуду, потому что я заметил, что ваши волосы тоже парят, когда ваша причуда активна? Насколько далеко вы можете это контролировать? Например, вы могли бы держать один конец и полностью контролировать другой конец? Если бы у вас было два из них, вы могли бы контролировать два сразу? Я знаю людей с мутационными причудами, которые дают им дополнительные конечности, также есть участки их мозга, которые биологически мутированы, чтобы иметь определенные нейроны, которые передают сигналы, позволяющие им контролировать свои конечности! Если ваш шарф поврежден, значит… — Мотылек внезапно оборвал себя, его глаза расширились от паники. — Ой. О нет, мне так жаль! Шота приподнял бровь, слегка сбитый с толку чрезвычайно внезапной сменой настроения. Это было то, к чему он привык с Мотыльком. В один момент ребенок мог быть общительным и сосредоточенным, а в следующий он полностью закрывался. — За что? — мягко спросил Шота. — Я… — Мотылек снова посмотрел на свои руки, но на этот раз он резко дергал себя за пальцы. У Шоты возникло сильное желание протянуть руку и развести руки в стороны, чтобы ребенок не поранился. Вместо этого он терпеливо ждал, пока Мотылек продолжит. — Я разрезал ваше орудие захвата. Я разрезал его пополам и я... и я его испортил. Мне жаль. — Герой наблюдал, как Мотылек медленно отодвигается от него на скамейке, его мышцы напряглись, как будто он был готов броситься бежать.-----
Разговор с Мотыльком стал частью распорядка Шоты, будь то записки, во время их тренировок или сидя на скамейке у торгового автомата. Конечно, цель героя по-прежнему заключалась в том, чтобы завоевать доверие Мотылька, чтобы он мог в конечном итоге узнать больше о личной жизни ребенка и предпринять необходимые шаги, чтобы получить надлежащую помощь для Мотылька, в которой он нуждался. Но иногда Шота не всегда обращал внимание на мост доверия, который строился между ними. Иногда Мотылек делал что-то, что заставало его врасплох, и напоминал ему о том, каким молодым и одиноким был Мотылек. Это были моменты, подобные тем, которые одновременно согревали сердце Шоты и сокрушали его реальностью положения мальчика. Шота направился к старой скамейке у магазина на углу Исихары. Каким-то образом спустя несколько месяцев камень все еще использовался как пресс-папье, а записи никогда не исчезали и не подделывались. Он не собирался сомневаться в этом. Его агентство попросило Шоту помочь в рейде в ту среду, поэтому ему нужно было оставить Мотыльку записку, объясняющую, что они не могут провести обычную тренировку. Для героя не было чем-то новым отменять свое время с Мотыльком из-за работы, и мальчик ни разу не расстроился из-за этого. Однако Шота взял с собой пакет с едой, чтобы в те дни прятать под кустом у скамейки, чтобы Мотылек не остался без еды. Когда Шота подошел к скамейке, он сразу заметил, что за камнем что-то есть. Оно было примерно такого же размера, как камень, так что не был полностью скрыто, но между камнем и ночной тьмой Шота не мог разобрать, что это такое, пока не подошел ближе. Он отодвинул камень в сторону, и его глаза слегка расширились от того, что он обнаружил. На старой скамейке с прикрепленной зеленой липкой запиской лежала плюшевая кошка. Это была черная кошка с золотыми глазами. Ее нос и внутренняя часть ушей были покрыты розовыми и белыми точками. Но что действительно привлекло его внимание, так это маленький, явно ручной работы, серый шарф, обернутый вокруг шеи плюша. Шота обратил внимание на зеленую липкую записку, бумагу того же типа, которую всегда использовал Мотылек, и прочитал. — Я нашёл этого плюшевого кота на рынке, и он напомнил мне о вас! Я надеюсь, вам понравится. -Мотылек Шота был очень благодарен за то, что он был один, и что в ту ночь было темнее, чем обычно, потому что ничто не могло остановить улыбку, запечатлевшуюся на его лице. Конечно, это был простой кошачий плюш, который можно было найти в любом магазине игрушек, но тот факт, что Мотылек увидел его и подумал о Шоте, а затем начал делать для него маленькое оружие для захвата, вызвал неудержимое тепло в его груди. За все годы, что он был учителем, ни один из его учеников никогда не делал ему подарков, да он и не ожидал. Но Мотылек, этот робкий, нервный и явно болезненный ребенок нашел компаньона в лице стойкого подземного героя. И возможно, хотя он и не мог назвать, что это было, Шота тоже нашел что-то в Мотыльке.(Илюстрация)
https://live.staticflickr.com/65535/51215885036_e3819a0a42_o.jpg
-----