-----
Это был насыщенный событиями патруль. Трое грабителей, потенциальный сексуальный насильник, торговец наркотиками и какой-то мудак, решивший, что сегодняшняя ночь будет идеальной ночью, чтобы причинить материальный ущерб из-за дерьма и хихиканья. Только когда Шота понял, что у него неприятная рана на голени, он решил, что перерыв будет полезен. К счастью, его обычное место было рядом, и это было примерно в то время, когда он все равно должен был быть там. Проковыляв несколько кварталов по тихим улочкам, где его главным источником света был убывающий серп луны, Шота очутился на автобусной остановке, расположенной на окраине квартала красных фонарей Мусутафу. Он плюхнулся на скамейку, фыркнув, его кости протестующе заскрипели. Ему уже удалось достаточно хорошо остановить кровотечение на ноге, и он мог подождать, пока не вернется домой, чтобы как следует позаботиться о ней. Несмотря на то, что она кровоточила, он сомневался, что ей понадобится что-то большее, чем стежки-бабочки. Однако сейчас все, что ему было нужно, это дерьмовая банка кофе со льдом. Было действительно жаль, что торговый автомат, расположенный не более чем в шести футах от него, был слишком далеко от его досягаемости. Трагично. Он сидел и размышлял сам с собой, стоит ли подниматься со своего очень удобного места на скамейке дерьмового кофе. Это было. Но сначала он даст себе несколько минут на отдых. Внутренние дебаты Шоты о его кофейной дилемме были прерваны звуком тихих шагов, шагов, с которыми он стал хорошо знаком за последний год. Подняв глаза из-под полуопущенных век, Шота увидел Мотылька, приближающегося из тени, мягкое голубое свечение торгового автомата мало что говорило о чертах ребенка, но герой не упустил его покрасневшие глаза. Ах. Итак, это была одна из тех ночей. Мотылек не сказал ни слова, сел рядом с Шотой. Его маленькие ножки просто свисали со скамейки вместо того, чтобы раскачиваться, как обычно. Он практически мог видеть грозовую тучу, нависшую над головой парня, темную и мрачную, без признаков передышки. — Привет, Малыш, — поприветствовал Шота, нежность в голосе он приберег только для Мотылька. Ответ, который он получил, был водянистым — Привет. Шота оглядел мальчика, еще раз убедившись, что он не пострадал физически, по крайней мере, визуально. Удовлетворенный отсутствием крови и синяков, он положил руку на голову мальчика. Мотылек наклонился к нему. — Ты не обязан говорить мне, что случилось, но знай, что я здесь, чтобы выслушать, когда тебе нужно, — прошептал герой. Он давно усвоил, что попытка заставить Мотылька открыться ему приведет лишь к тому, что ребенок отстранится. Поэтому он никогда не требовал объяснений, как бы не волновался, но всегда предлагал свою молчаливую поддержку и плечо, на которое можно опереться. Видимо, это было именно то, что нужно Мотыльку сегодня вечером. Мальчику потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, уютная тишина между ними прерывалась только всхлипами. — Почему я недостаточно хорош? — Тишину прорвал дрожащий голос Мотылька. Шота не был уверен, почему Мотылек расстроился, когда мальчик впервые сел, но то, как он свернулся калачиком, и заданный им душераздирающий вопрос начали рисовать очень расстраивающую картину. — Почему ты думаешь, что недостаточно хорош? — осторожно спросил Шота. Его рука переместилась с головы мальчика и надежно легла ему на плечо, надеясь, что он почувствует заземление. Мотылек потер глаза рукавом худи. — Потому что все, о ком я забочусь, рано или поздно уходят. И, о, разве это не заставило сердце Шоты разбиться на куски. Ни один человек, а особенно ребенок, никогда не должен чувствовать, что его недостаточно, чтобы удержать своих близких. Слова Мотылька определенно добавили больше доказательств теории Шоты о пренебрежительном отношении к детям, но сейчас было не время вникать в дерьмовую семейную жизнь ребенка. Шота задумался. — Может быть, — осторожно начал он, — люди, которые тебя покинули, не стоят того, чтобы о них заботиться. Казалось, его слова застали мальчика врасплох, когда его голова взлетела вверх, и он посмотрел на Шоту широко распахнутыми зелеными глазами. — Но… но, — пробормотал малыш, — а что, если это действительно моя вина? — А если нет, — парировал Шота. — Мир полон дерьмовых людей, и, возможно, тебе просто не повезло. Мотылек посмотрел на свои потертые ботинки. Шнурки на одном развязывались, и у Шоты возникло странное желание присесть и завязать его для него. Он этого не сделал. Малыш умел завязывать шнурки на собственной обуви. Сотриголова надеялся. — Гм, — сказал Мотылек почти шепотом. — Стоит ли о тебе заботиться? Шота почувствовал, как его сердце разорвалось еще сильнее, как будто от удара кувалдой по зеркалу. Он боялся, что его осколки вонзятся в его ребра и легкие. Шуте пришлось откашляться, чтобы избавиться от образовавшегося там комка. — Ты спрашиваешь, оставлю ли я тебя? — деликатно спросил он, его грудь сжалась от боли при мысли о Мотыльке, убеждающем себя, что Шота в конце концов тоже бросит его. Мотылек, все еще глядя себе под ноги, кивнул головой. Он выглядел таким побежденным, как будто ожидал, что Шота небрежно признает, что тоже оставит его. Нет. К черту это. — Малыш, — Шота решил не обращать внимания на то, как дрогнул его голос. — Я никогда не оставлю тебя просто так. Я никуда не пойду. — Он подождал, пока Мотылек не поднял голову, чтобы их взгляды могли встретиться. — Мне нужно, чтобы ты в это поверил, — решительно сказал он. Герой ожидал, что мотылек не согласится, поспорит с ним или даже заплачет. Чего он не ожидал, так это того, что лицо ребенка вдруг станет пугающе пустым. — Тогда почему ты бросил меня? — спросил Мотылек, теперь в его голосе не было никаких эмоций. Это заставило Шоту убрать руку с плеча мальчика, и в его животе поселилось глубокое беспокойство. — Мотылек, я здесь. я не... — Почему ты оставил меня умирать?! — Парень внезапно вскочил на ноги, его руки сжались в кулаки. — Если ты заботился обо мне, то почему ты ушел?! Почему ты не спас меня? Шота спрыгнул со скамейки, его рука инстинктивно потянулась, чтобы схватиться за захватное оружие. Чувство беспокойства сменилось глубоким ужасом, когда он увидел, как глаза Мотылька потеряли свой свет, их обычный лесной зеленый цвет потускнел и превратился в мертвый мох. Кровь стекала из их углов, заменяя слезы, которые когда-то катились по его щекам. — Разве я был недостаточно хорош?! — закричал мальчик, болезненно сдавив горло. Кровавые слезы текли быстрее, капая на его синюю толстовку, окрашивая ее темными, почти черными каплями. — Ты подвел меня! Ты подвел меня, как и все остальные! Слезы начали скапливаться в глазах Шоты, размывая перед собой трупоподобного мальчика. Его грудь вздымалась от прерывистого дыхания. — Нет… — он попытался выдавить. — Почему ты был недостаточно быстр? Почему я должен был умереть?! — Мотылек всхлипнул, прежде чем он внезапно рухнул на землю, кровь хлынула из неведомых мест по всему его телу. Его одежда промокла от него, но Мотылек все плакал, все кричал. — Ты бросил меня, ты бросил меня, ты бросил меня! Шота, не колеблясь, упал на колени, его руки зависли над ребенком, он не знал, куда прикоснуться, чтобы не усугубить раны, но теперь кровь шла отовсюду. Наконец Мотылек перестал кричать. Внезапная тишина была почти оглушительной. Он медленно поднял взгляд на Шоту, его невидящие глаза вонзились глубоко в ониксовые глаза Шоты. По его спине пробежал неприятный холодок. — Мне не нужно было умирать, — было последнее, что сказал Мотылек, прежде чем он полностью рухнул, его голова с треском ударилась о землю. Воздух вокруг них замер, словно мир затаил дыхание. — Мотылек? — Голос Шоты казался далеким для его собственных ушей. — Ребенок? Ответа не последовало. Грудь мальчика упала, но сколько Шота ни ждал, она больше не поднималась. Он был мертв. Мотылек был мертв, а Шота нихрена не сделал. Он был недостаточно быстр, чтобы спасти его, хотя маленький мальчик был прямо перед ним. — Нет нет нет. — Его надтреснутый голос отражал его разбитое сердце. — Пожалуйста, малыш, тебе нужно встать. Тебе нужно дышать, — умолял он. Но слушать было уже некого. Его умоляющие слова были унесены ветром и растворены в ночи. Медленно, осторожно Шота провел рукой по щеке мальчика, его бледная кожа уже становилась холодной. Голубое свечение торгового автомата сделало Мотылька похожим на заключенного во льду. Шота не мог остановить всхлип, разрывавший его горло. — Мне жаль. — Он осторожно провел большим пальцем под глазом Мотылька, размазывая окровавленные следы от слез. — Прости, зайчик. Шота закрыл пустые глаза Мотылька, а затем закрыл свои собственные, не в силах остановить чувство вины, которое обрушилось на него сокрушительными волнами, давление которого давило на его кости, и он боялся, что они треснут под его тяжестью. — Прости, — прошептал он в последний раз мальчику, которого больше не было.-----
Шота проснулся от прерывистого дыхания. Темнота его комнаты дезориентировала, когда его глаза напряглись, чтобы разглядеть знакомые очертания. Его сердце болезненно колотилось в груди, и он чувствовал капли холодного пота, стекающие по затылку. Несколько минут он не мог заставить себя пошевелиться. Он не мог заглушить звук крови, льющейся в его ушах с каждым ударом в груди. Он не мог прогнать образы своего кошмара, которые были полны решимости запечатлеться в каждой щели его разума. Это был не первый кошмар, связанный с потерей Мотылька, но определенно худший. Шота позволил себе полежать в постели еще несколько минут. Он знал, что было бы бессмысленно пытаться снова заснуть, не с воспоминанием о сломанном теле Мотылька, все еще свежим в его памяти, даже если оно не было реальным. Но это было, не так ли? То, что его не было рядом, не изменило того факта, что Мотылек умер. И он, вероятно, умер в одиночестве. Шота резко провел рукой по лицу и глубоко выдохнул. Лежание там не принесло бы ему никакой пользы, и теперь, когда он проснулся, он решил, что может заняться чем-нибудь продуктивным. Со стоном он встал с кровати и включил прикроватную лампу. Его теплое сияние освещало комнату, резко контрастируя с холодным голубым светом торгового автомата. Взглянув на свой телефон, он заметил, что было только за полночь. Он собирался поспать еще несколько часов, а затем проснуться пораньше, чтобы просмотреть кадры вчерашнего урока героизма, но, не имея других занятий, он решил, что раннее начало не помешает. Вооружившись свежей чашкой кофе, Шота сел за кухонный стол, положив перед собой ноутбук и блокнот. Когда он начал просматривать отснятый материал, он позволил себе погрузиться в свое обычное мышление учителя. От его внимания не ускользнуло, что половина боев не соответствовала протоколу безопасности, который Всемогущий должен был пройти перед учениями. Он сделал мысленную пометку проверить, активно ли его ученики игнорируют протокол или Всемогущий забыл их научить. Оба были одинаково возможны. Однако он должен был признать, что наблюдение за боевой подготовкой и ее оценка были хорошим развлечением. Его особенно позабавил матч между Ураракой и Мидорией против Шинсо и Бакуго. За весь матч не было нанесено ни одного удара. Соревновательный характер Бакуго и привычное использование причуд сделали его превосходным перекрытием любого звука, который мог бы издать Мидория. Хотя, несмотря на то, что он был маленьким и ходил на носочках, он сомневался, что ребенок издавал слишком много шума. Шота не мог не ухмыльнуться, когда Мидория легко протиснулся через вентиляционные отверстия, как мышь в стене. К сожалению, внутри вентиляционных отверстий не было камер, но было очевидно, как быстро он прошел через здание, когда всего через несколько минут Мидория выскочил на лестничную клетку четвертого этажа. Он не отрицал, что был впечатлен. Несмотря на то, что Шинсо намеренно бросал матч, действия Мидории показали, что он понимает, когда ему нужно сражаться, а когда нужно полагаться на скрытность. Слишком многие претенденты на роль героя думали о бое как о решении любого вопроса, но Мидория не возражал против использования своего маленького роста и навыков скрытности в своих интересах. Отличные качества для подземного героя. Глядя на геройский костюм ребенка, с его темными цветами и скрытым оружием, Шота мог сделать обоснованное предположение, что Мидория стремился к подземному героизму или, по крайней мере, не к чему-то чрезмерно публичному. Честно говоря, даже если Шинсо позволил команде героев одержать победу, Шота не сомневался, что Мидория мог найти способ обойти Шинсо, чтобы забрать бомбу. — Этот ребенок, — пробормотал он про себя. В какой-то момент ему нужно будет поговорить с Мидорией и узнать, заинтересован ли он в том, чтобы сосредоточить свое внимание на подземной героике. Возможно, Шота мог бы выкроить немного времени в своем графике, чтобы давать личные уроки тут и там, если бы он был готов. Шинсо, скорее всего, тоже был бы заинтересован, если бы его явно вдохновленный костюм героя был чем-то стоящим. Шота с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза при виде сходства между костюмом Шинсо и его собственным. Шота протер заспанные глаза и взглянул на часы, висящие на соседней стене. Два часа ночи. Он вздохнул и встал со стула, его спина болела в знак протеста против сидения, сгорбившегося над ноутбуком. Ему нужно было просмотреть еще несколько видео. Но сначала ему нужна была еще одна чашка кофе.-----
От Автора:
Все, что я хочу, это ничего больше
Услышать, как ты стучишь в мою дверь,
Потому что, если бы я мог еще раз увидеть твое лицо,
Я мог бы умереть счастливым человеком, я уверен.
Когда ты попрощался в последний раз,
я немного умер внутри,
я пролежал в постели со слезами всю ночь,
один без тебя рядом со мной.
Но если ты любил меня,
почему ты оставил меня?
Возьми мое тело,
возьми мое тело,
все, что я хочу,
и все, что мне нужно, это
найти кого-то,
я найду кого-то вроде тебя.
ой ой
Так что ты раскрыл лучшее во мне
Часть меня, которую я никогда не видел
Ты взял мою душу и вытер ее начисто
Наша любовь была создана для киноэкранов
Но если ты любил меня,
почему ты оставил меня?
Возьми мое тело,
возьми мое тело,
все, что я хочу,
и все, что мне нужно, это
найти кого-нибудь,
я найду кого-нибудь
Ой
Если ты любил меня,
почему ты оставил меня?
Возьми мое тело,
возьми мое тело,
все, что я хочу,
и все, что мне нужно, это
найти кого-то,
я найду кого-то вроде тебя.
-Кодалин