-----
Остаток дня был похож на то, как медсестры меняли ему капельницу, меняли повязки, а Изуку в полудреме ел ужасно яркое желе и пресный суп. Изуку все это время был мысленно отсутствующим, запрятавшись глубоко в уголках своего разума. Если он не признал свою ситуацию, тогда не о чем было паниковать. За исключением того, что он запаниковал, когда понял, что Айзава вышел из комнаты только для того, чтобы его заменил кто-то, кого он никогда раньше не встречал. Это была высокая женщина с волосами цвета морской волны и глазами цвета морской пены, которые контрастировали с ее темной кожей. На ней был светло-голубой врачебный халат вместо белого, а вся ее одежда была покрыта мультяшными рыбками. Ее улыбка была солнечной и теплой, когда она приветствовала его. — Привет, Мидория. Меня зовут доктор Мизуно, я детский психиатр больницы. Как дела сегодня вечером? Взгляд Изуку перескакивал с доктора на дверь, не зная, то ли он подсознательно планировал побег, то ли желал, чтобы Айзава вернулся. Он знал, что герой что-то сказал перед уходом, но Изуку был так глубоко погружен в свои мысли, что не мог полностью обработать свои слова. Теперь Изуку очень сожалел об этом. — Эм… ммм, хорошо. — пробормотал он, не сводя глаз с двери позади доктора. Доктор Мизуно слегка наклонила голову, улыбка не сходила с ее лица. — Знаешь, ничего страшного, если ты не в порядке. — сказала она как ни в чем не бывало, прежде чем сесть на место, которое ранее занимал детектив. — Это нормально быть не в порядке. Ты когда-нибудь слышал это выражение? Изуку пожал плечами. Конечно, нормально быть не в порядке, но ненормально быть таким сломленным, как он. Это была очень большая разница. — Ты знаешь, почему я здесь, Мидория? — терпеливо спросила она. — Эм, а Айзава-сенсей вернется? — спросил он вместо ответа. — Не волнуйся, милый, он скоро вернется. Важно, чтобы я встретился с тобой один на один, чтобы не было никакого постороннего влияния. Я здесь, чтобы сделать то, что называется психологической оценкой. По сути, это просто означает, что я собираюсь задать вам несколько вопросов, чтобы мы могли выяснить, как помочь вам в меру наших возможностей, хорошо? — У меня есть выбор? — пробормотал он, слишком много язвительности в его словах. Доброе отношение доктора ничуть не дрогнуло. — У вас есть выбор, на какие вопросы вы чувствуете себя комфортно, отвечая. Если ты не хочешь отвечать на один из моих вопросов или чувствуешь, что не знаешь, как ответить, тогда мы можем его пропустить, хорошо? Другими словами, нет, у него не было выбора. — Наверное. — сказал он, отводя взгляд от двери и опуская взгляд на свернутое на коленях одеяло. — Круто, спасибо, Мидория. Мы начнем с нескольких простых, это звучит хорошо? Он снова пожал плечами. — Хорошо, первый вопрос, как ты себя сейчас чувствуешь? И если вы не можете описать это, просто скажите мне первое слово, которое придет на ум. — Как дерьмо. — был его мгновенный ответ. И снова врач был невозмутим. — Хорошо, можешь рассказать мне, как ты себя чувствуешь большую часть времени? Эмоции, которые вы испытываете большую часть дня или большую часть недели? Изуку очень старался не закатывать глаза. — Как дерьмо. — повторил он. Доктор Мизуно только кивнул и что-то записал в блокноте. — Можете ли вы рассказать мне, что вы чувствовали прошлой ночью, прежде чем ваш учитель нашел вас? На этот раз Изуку действительно закатил глаза. — Серьезно? — пробормотал он. Она тихо засмеялась — Хм, тогда дай угадаю, ты чувствовал себя «как дерьмо»? Изуку кивнул. — Хорошо, спасибо за ответы на эти вопросы, Мидория. Теперь мы перейдем к более жестким. — Она перелистнула на новую страницу, держа ручку наготове. — Можешь ли ты сказать, что не любишь себя? Изуку почувствовал, как его грудь сжалась, как будто его сердце сжалось. Он прижал большой палец к ладони, сосредоточившись на давлении во время ответа. — Меня никто не любит, так почему я должен нравиться себе? Улыбка на лице доктора немного поутихла, но он был благодарен, что она не пыталась противопоставить его словам фальшивое сочувствие, вместо этого она просто перешла к следующему вопросу. — Как давно вы относитесь к себе подобным образом? Изуку фыркнул. — Я не знаю. Какое-то время? По крайней мере, с тех пор, как мне поставили диагноз «беспричудный». — Он сильнее прижал большой палец к руке, пока не почувствовал покалывание в пальцах из-за недостаточного кровообращения. — У всех остальных есть свои причуды, а у меня… просто нет. А потом мой отец разозлился на это и обвинил мою маму. И я почти уверен, что моя мама винила меня в уходе отца, даже если он иногда бил нас. — Изуку не знал, почему он бормочет, слова так легко вылетали из него, как текущая вода. — Я уверена, тебе было очень тяжело, и это было нехорошо, что твой отец так с тобой обращался. Никто не может плохо обращаться с вами только из-за вашего причудливого статуса. — сказала доктор Мизуно с определенной твердостью в тоне. Изуку лишь уклончиво хмыкнул в ответ. — Можете ли вы рассказать мне о первом случае, когда вы намеренно причинили себе вред? — спросила она, и Изуку был благодарен за отсутствие жалости в ее голосе. Он не был уверен, почему, но было странно легко говорить с ней, рассказывать ей все свои мысли. — В первый раз это был несчастный случай, — почти стыдливо ответил он. — Я не хотел, но я поранил руку отверткой, когда, э-э, паниковал, наверное? Но... но боль заставила меня чувствовать себя лучше, я чувствовала себя спокойнее. Как будто было много давления, но боль сняла его. Доктор Мизуно снова что-то записала, прежде чем снова взглянуть на него. — Это как выпустить воздух из слишком сильно надутого воздушного шара, верно? Изуку кивнул — Да, именно. Она напевала. — Это не редкое чувство, и я знаю, что вы делали то, что считали нужным, чтобы почувствовать себя лучше, но есть и другие способы снять это давление, способы, которые не причинят вам вреда. Изуку сглотнул. Он знал это. Но не только давление или отвлекающая боль причиняли ему боль. Иногда он делал это, потому что чувствовал, что ему нужно наказать себя, но больше всего на свете это заставляло его чувствовать контроль над своими эмоциями. Так много людей так долго причиняли ему боль, что было приятно хоть раз причинить себе боль. Он ничего этого не сказал. — Хорошо, — прошептал он. — Хорошо, — повторила она. — Перейдем к следующему вопросу.-----
Остальное время, которое он провел с доктором Мизуно, прошло в диссоциативном тумане. Чем больше она задавала вопросов, тем более усталым он себя чувствовал. Хотя по какой-то причине он не чувствовал себя слишком неловко, разговаривая с ней — Изуку предположил, что это как-то связано с ее причудой — усталость последних дней начала догонять его. Он смутно помнил, как она спрашивала о том, как он справляется с социальными взаимодействиями, чем хочет заниматься в будущем, просила его оценить уровень своей зрелости по шкале от одного до десяти и т. д. Примерно через два часа она поблагодарила его за его сотрудничества, сказал ему, насколько он силен, а затем ушла. Так же быстро, как они поменялись местами в первый раз, прошло всего несколько секунд, прежде чем Айзава снова вошел в комнату. Однако на этот раз мужчина переоделся из костюма героя в гражданскую одежду. Если бы Изуку не был так утомлен, часами рассказывая о своих самых сокровенных секретах, он был бы более потрясен, впервые увидев героя, одетого без костюма. Айзава был одет в черный свитер и темные спортивные штаны, его захватное оружие было свернуто и спрятано под одной из его рук. Он понял, что Айзава, должно быть, пошел домой, чтобы переодеться или что-то в этом роде, поскольку мужчина, по-видимому, остался с ним на ночь. Айзава подошел к своей кровати и нежно провел рукой по его кудрям. Изуку внутренне упрекнул себя за то, что инстинктивно поддался прикосновению героя. — Ты в порядке, малыш? — спросил он, отступая на шаг и садясь на то же кресло, что и доктор Мизуно. Нет, Изуку был не в порядке, он был совершенно измотан тем, что дважды за день его допрашивали о его личной жизни. — Устал. — проворчал он, рухнув на кровать и натянув одеяло до подбородка. Айзава фыркнул от легкого удовольствия. — Я уверен, что да. В любом случае уже поздно, так что можешь поспать, если нужно. Изуку ответил зевком. Да, сон, его единственный верный союзник в этом проклятом мире. Он услышал, как Айзава встал и выключил свет, темнота успокаивала головную боль Изуку и приглашала его отдохнуть. Казалось, Айзава не собирался уходить в ближайшее время, и Изуку было неловко из-за того, что он отнимал у героя время, но он не просил этого человека остаться с ним. Итак, с еще одним зевком, вырвавшимся из его легких, Изуку уютно устроился на подушке и заснул.-----
Лучи солнечного света, просачивающиеся сквозь окна, разбудили Изуку. Впервые с тех пор, как он прибыл в больницу, он был благодарен за то, что его разбудили. Искажённые воспоминания о нападении USJ преследовали его в большинстве снов, как видео на повторе. Он почти чувствовал, как кровь ному хлещет по его рукам, и живо помнил крики боли Хитоши, эхом отдающиеся в его ушах. Изуку знал, что с Хитоши все в порядке, Айзава сказал ему, что он уже дома отдыхает со своими мамами, но это не помешало ужасным воспоминаниям о том, как его друга ранил настоящий монстр. Отбросив остатки сна, Изуку зевнул и потянулся. Он отметил, что его тело стало значительно менее слабым и болезненным, и только когда он потянулся, чтобы потереть глаза правой рукой, он понял, что в какой-то момент капельницу вынули. Моргнув несколько раз, чтобы приспособиться к утренней яркости, Изуку увидел, как Айзава проскользнул обратно в комнату, засовывая телефон в карман. Айзава снова был в своем обычном костюме героя, его волосы были распущены, а оружие для захвата привычно лежало у него на плечах. Герой посмотрел на Изуку с легким удивлением. — Ты уже проснулся, — заметил герой, — хорошо. К тебе скоро придет еще один посетитель. Изуку сморщил нос. — Еще? Например, чтобы задать мне больше вопросов? Айзава покачал головой. — Нет, пока больше никаких вопросов. Нам просто нужно кое-что уладить до того, как тебя выпишут. Изуку мгновенно сел в своей постели при слове «выпишут». — Я могу скоро уйти? — спросил он, не пытаясь скрыть надежду в голосе. Герой кивнул. — Да, малыш, просто нужно заполнить кое-какие бумаги, и тогда мы сможем вытащить тебя отсюда сегодня днем. Изуку почувствовал, как его плечи опустились от облегчения. Чем раньше он выйдет из больницы, тем лучше. Он ненавидел чувствовать себя запертым здесь, как животное в клетке, и он действительно начал скучать по своей квартире. Конечно, больничная койка была, возможно, более удобной, чем его футон, но это была не его ... Хотя он совершенно не представлял, что собирается делать после выписки, обещания свободы от запаха антисептиков и суетливых медсестер было достаточно, чтобы рассеять последние остатки его кошмара. Айзава снова вытащил свой телефон и внимательно посмотрел на него, прежде чем вздохнуть. — Я знаю, ты только что проснулась, но он уже здесь. — сказал он с оттенком раздражения. Затем, пробормотав себе под нос — Восемь утра слишком рано для этого. — Герой снова спрятал свой телефон, прежде чем занять свое обычное место у изножья кровати Изуку. Изуку подобрал одеяло и набросил его на плечи, как огромный плащ. Это заставляло его чувствовать себя немного в большей безопасности, хотя на самом деле это не защитило его ни от чего, как ребенок, прячущийся под одеялом, чтобы его не съел монстр в его шкафу. — Кто, эм, кто идет? — спросил он сонным голосом. Айзава повернулся к нему, собираясь ответить, когда дверь больницы неожиданно открылась. Изуку вздрогнул от удивления и автоматически наклонился к герою, сам того не осознавая. Деректор Незу ворвался внутрь со своей фирменной улыбкой. — Ах! Доброе утро, Мидория! Я собака, крыса, медведь? Кто знает! Важно только то, что я деректо… —Вы из семьи куньих. — случайно прервал его Изуку. Он был настолько застигнут врасплох внезапным появлением Незу, что на мгновение забыл фильтровать свой мозг. Незу, однако, казался слишком довольным этой вспышкой. Злая улыбка показала острые зубы, а его глаза-бусинки сузились, когда он наклонил голову. — Ой? Изуку, борясь с желанием ударить себя от смущения, заикаясь, извинился. — П-простите! Я не хотел… Я просто, знаешь, всегда думал, что вы либо ласка, либо хорек, либо сочетание того и другого? Тишина на мгновение стала напряженной, пока комнату не заполнил радостный хохот Незу. — Да, да, я знал, что ты мне нравишься не просто так, Мидория. — размышлял директор. Изуку проигнорировал то, как Айзава нахмурился рядом с ним. — Эм… спасибо? — Вы правы в том, что я из семейства куньих, но я не ласка и не хорек. Что означает… — Незу замолчал, выжидающе глядя на Изуку. Изуку моргнул. — Эм-м-м. Значит, вы горностай? его голос повысился в поле, когда он ответил. Незу хлопнул лапами, звук этого заставил Изуку вздрогнуть. — Правильно! Теперь, переходя от вашего впечатляющего наблюдения, я уверен, что вам интересно, почему я здесь. — сказал Незу слишком весело. Изуку плотнее закутался в одеяло вокруг плеч и отвел глаза. — Я уже знаю, — прошептал он хриплым голосом. — Я знаю, что вы меня исключите, и… и я просто хотел сказать, что очень сожалею обо всем. — Он ненавидел то, как его голос дрожал из-за растущего кома в горле. — Простите, что я солгал и… — Выгнать вас? Зачем мне это делать? — умолял Незу, сцепив руки за спиной. Изуку запнулся, его рот слегка открылся и закрылся. — Потому что… потому что я солгал в своем заявлении? Я солгал о своем возрасте и был бесполезен во время атаки USJ, и… Незу снова перебил его. — Да, ты сфальсифицировал свой возраст и контактную информацию в своем заявлении, но знаешь ли ты, что мы делаем с проблемными учениками, Мидория? Взгляд Изуку метался между Айзавой и Незу. — Эм-м-м… — Мы их учим. — просто заявил он. — Я действительно не понимаю, сэр, — слабо сказал Изуку, склонив голову в замешательстве. — Начнем с того, что ваш сфальсифицированный возраст и контактная информация — это не то, в чем я могу вас обвинить, поскольку ваш отец должен был просмотреть заявление перед тем, как подписать его, верно? — Я имею в виду, да, но… — Поскольку вы несовершеннолетний, такие юридические вопросы, как этот, являются обязанностью родителей или опекунов, и если теперь у меня есть ваш правильный возраст, то вы все еще очень несовершеннолетний. — Хорошо, да, хорошо… — Во-вторых, — продолжил Незу без паузы. — вы не только заработали свое место в школе, получив высшие оценки на вступительном экзамене на курс героев, но вы сделали это, будучи самым первым учеником без причуд, который подал заявку и преуспел, что говорит немного о вашем интеллекте и боевых навыках. Еще одно доказательство ваших способностей можно увидеть в том, как вы справились с атакой USJ. — Твоя сообразительность помогла твоим одноклассникам, когда они оказались в ловушке в зоне кораблекрушения в окружении многочисленных злодеев, и ты также сразу же заметил и использовал слабости существа, которое было специально создано, чтобы победить Всемогущего… Глаза Изуку расширились. — Пождите, что? Незу продолжил — Ты без колебаний защитил своих одноклассников или учителя, хотя я признаю, что ты мог бы сделать это менее безрассудно. Несмотря на это, ваше истинное героическое лицо сияло во время такого печального события. И не думай, что я не знаю о твоем предыдущем опыте борьбы со злодеями, Мотылек. Изуку побледнел. Его костяшки пальцев побелели от того, как сильно он сжимал одеяло. Незу просто отмахнулся, как будто обсуждал погоду. — И Айзава, и Цукаучи проинформировали меня о ваших развлечениях до того, как вы начали UA, но я должен предупредить вас, что только потому, что ваши мстительные действия не были технически незаконными, это противоречит правилам UA для нелицензированных студентов вступать в бой с злодей без присмотра. Поэтому я призываю вас выбрать новое хобби, пока вы не получите лицензию героя. Он чувствовал, что не может дышать, как будто мир рушился из-под него, когда Незу так небрежно отмахнулся от его прошлого, прежде чем легко упомянул о возможности получить лицензию героя. Изуку покачал головой. — Подождите, подождите, подождите! Вы… — Изуку потер лицо в безуспешной попытке очистить голову. — Вы хотите сказать… что думаете, что я все еще могу быть героем? Незу остановился. — Нет, конечно нет. Изуку почувствовал, что сдулся. Правильно, конечно нет. — Я говорю, что ты уже герой, просто не по закону, еще нет. Мозг Изуку перестал работать. Каждая эмоция и физическое ощущение были заменены сильным желанием кричать «какого хрена» так громко, как он только мог. Так как. Какого хрена? Айзава фыркнул — Незу, ты собираешься дать бедняге аневризму. — Что может быть лучше для аневризмы, чем больница, не так ли? — Незу усмехнулся. Айзава не ответил, а вместо этого бросил ледяной взгляд на горностая, который просто отмахнулся, когда снова повернулся к Изуку. — Извиняюсь. Отвечая на твой вопрос, Мидория, да, я полностью верю, что ты способен стать великим героем, и мне бы не хотелось ничего больше, чем видеть, как ты растешь под опекой UA. Изуку почувствовал головокружение то ли от облегчения, то ли от шока, он не был уверен. Не могло быть и речи о том, чтобы все это было правдой. Его не собирались арестовывать, его отец находился под следствием с обещанием, что Изуку не останется из-за этого бездомным, и у него не было проблем с UA из-за того, что он откровенно солгал в своем заявлении? Неужели все действительно будет продолжаться как обычно? Неужели ему так повезет? — Значит, — нерешительно начал Изуку, — меня не исключили? — Нет, вас не исключат. Тем не менее, в связи с недавними событиями, а также с учетом вашего возраста, мне нужно будет переосмыслить ваше академическое будущее в будущем, но, пожалуйста, не волнуйтесь, вы останетесь в классе 1-A как ученик-герой и продолжите тренироваться вместе с твоими одноклассниками. Челюсть Изуку отвисла, он открыто уставился на горностая в полнейшем недоверии. Чувство свободы, которого он никогда раньше не испытывал, сияло перед ним, как приз в конце трудного лабиринта. Краем глаза он заметил, как Айзава прячет ухмылку под своим захватным оружием. Но затем воздух в комнате стал напряженным, когда Незу забрался на стул у кровати и сложил руки на коленях, его улыбка слегка померкла. — Поскольку все это улажено, осталось решить несколько неотложных вопросов. Изуку почувствовал, как его желудок сжался от внезапной смены тона. — Первая тема для обсуждения – о вашей жизненной ситуации. — сказал Незу, подняв палец на лапе. Изуку старался не ерзать, тревога ползла по его шее паучьим ощущением. — Моя жизненная ситуация? Ты имеешь в виду… потому что мой отец может попасть в беду и не сможет заплатить за мою квартиру? — Изуку выпрямился. — Потому что я могу найти способ заплатить за это! — Малыш, — вздохнул Айзава, твердо кладя руку на плечо Изуку, — деньги здесь не при чем. Мы просто не чувствуем себя комфортно, позволяя вам жить одному в одном из худших районов города, особенно в здании, которое находится на расстоянии одного землетрясения от обрушения. Он посмотрел то на Незу, то на Айзаву, нахмурив брови. — Тогда… где я буду жить? — нерешительно спросил он, стараясь не бояться их ответа. Айзава открыл рот, чтобы заговорить, но Незу оказался быстрее. — В связи с нападением на USJ я и школьный совет приняли решение о создании общежитий как для студентов, так и для сотрудников в качестве дополнительной меры безопасности от возможных угроз в будущем. Для каждого класса будет одно здание общежития, где каждому ученику будет отведена своя комната, и одно здание для сотрудников, которые согласились жить в кампусе. Общежития в настоящее время строятся и должны быть закончены примерно через неделю, то есть к следующей пятнице. — Ой. — Изуку крутил одеяло между пальцами. По правде говоря, как бы он ни не любил свою квартиру, он привязался к ней, потому что она была его… Его собственное пространство отделено от остального мира. Пребывание в своей квартире давало ему странное чувство свободы, место, где он никогда не чувствовал необходимости прятаться от самого себя, поэтому мысль о переезде из дома в общежитие на территории кампуса вызывала у него дискомфорт. Хотя, по крайней мере, он получит свою комнату, верно? — Будут ли в общежитиях кондиционеры и отопление? — он решил спросить, потому что, честно говоря, не знал, как еще ответить. Улыбка Незу стала почти жалостливой. — Да, на самом деле в каждой комнате будет свой термостат, учитывающий индивидуальные предпочтения. В каждом номере также есть собственная ванная комната, хотя кухни являются общими. Изуку кивнул сам себе. В его собственной квартире не было ни отопления, ни кондиционера, из-за чего было жаркое лето и суровая зима, а его собственная кухня состояла из плиты и сломанной микроволновой печи. Может быть, переезд не так уж и плох? — Мы можем поблагодарить Цементоса, а также собственную подрядную строительную компанию UA за их быструю работу. Айзава, твоя комната в общежитии для персонала, конечно же, будет больше, чем другие, и я уже запросил дополнительную мебель, так что тебе не нужно беспокоиться о каких-либо покупках наличными, кроме постельных принадлежностей. — Изуку приподнял бровь. Почему комната Айзавы должна быть больше? У него были домашние животные или что-то в этом роде? — До тех пор школа будет закрыта, чтобы дать ученикам время оправиться от нападения. Персонал может заселиться в общежитие в следующую субботу, а студенты — в воскресенье. Занятия возобновятся в следующий понедельник, — сообщил им Незу, а затем перевел взгляд с Изуку на Айзаву. — В связи с недавними разоблачениями. — начал он более торжественным тоном. Айзава решительно кивнул своему боссу, и Изуку не упустил его легкого вздоха облегчения. — Держите меня в курсе. — попросил герой. — Конечно, — заверил Незу, кивнув. — Двигаемся дальше, нам нужно обсудить опекунство Мидории. Изуку замер. — Что- — Вчера вечером я разговаривал с детективом Цукаучи, просматривая материалы дела Мидории, чтобы мы могли лучше подготовить план действий как в отношении юридических вопросов, так и в отношении его академической карьеры. Он сообщил мне, что вы уже подписали документы, предоставленные отделом безопасности детей HPSC? — спросил Незу. — Да, — подтвердил Айзава. — Я отослал их с ним вчера перед его отъездом. Социальный работник, с которым я раньше работал, был назначен Изуку, как только против Хисаши было возбуждено дело о безнадзорности ребенка, и она смогла ускорить процесс. — Подождите, подождите. — Изуку сбросил одеяло с плеч, его глаза метались между горностаем и героем. — Что вы имеете в виду под опекой? — Он чувствовал, как к его горлу подступает странная паника, смесь беспокойства и замешательства. Незу одарил его сочувствующим взглядом, из-за чего в груди Изуку вспыхнула вспышка разочарования. — Как вы уже знаете, против вашего отца возбуждено дело о безнадзорности детей среди других возможных обвинений, но независимо от исхода расследования вы никогда больше не попадете под его опеку. На самом деле, по состоянию на прошлую ночь у него больше нет претензий на опеку над вами, а это значит, что вам нужен был кто-то, кто взял бы на себя законную опеку. Голова Изуку закружилась, и он снова почувствовал болезненное ощущение паука, ползущее по его позвоночнику. Ужас заменил мозг в его костях, заставляя его дрожать от холода. — Я… что это значит? — заикался он, не в силах сдержать дрожь в голосе. — Ты имеешь в виду приемную семью? Нужен ли мне опекун, если я буду жить в кампусе? Я... я уже позаботился о себе с начальной школы, это действительно необходимо? Изуку нельзя было отдать в приемную семью. Он не стал бы. Он откажется. Он знал, что никогда не выживет, будучи сломленным и лишенным причуд. Он сглотнул желчь, грозившую подняться к горлу. Я бы лучше умер. Говоря, Незу стряхнул невидимый мусор со своих брюк. — Где бы ты ни жил, Мидория, тебе нужен опекун. Это не только законное требование для несовершеннолетнего, но и взрослый, которому вы доверяете, который будет заботиться о ваших физических и эмоциональных потребностях по мере вашего роста. — И пока ты не паникуешь, малыш, тебя не поместят в обычную приемную семью. — быстро добавил Айзава. Изуку чувствовал, как его пальцы дрожат от того, как сильно он сжал одеяло, свернувшееся у него на коленях. — Ч-что ты имеешь в виду под «обычная»? Айзава наклонил свое тело так, чтобы полностью оказаться лицом к лицу с Идзуку, его рука все еще лежала на его плече. — Каждый учитель в UA обязан иметь лицензию на воспитание детей в чрезвычайных ситуациях. Обычно передача ребенка на попечение опекуна может быть длительным процессом, но я использовал свой статус героя, а также личные связи, чтобы получить над тобой чрезвычайную опеку через закон о безопасности детей, принятый Комиссией общественной безопасности героев. Изуку медленно покачал головой, комната начала вращаться, и ему стало плохо. — Я не понимаю. — сказал он тихо. Айзава выдержал его взгляд. Темные глаза героя таили в себе огонь, угли, когда-то тлевшие, вдруг вспыхнули решительным пламенем. — Это означает, что ты был передан под мою опеку, это вступает в силу немедленно. — ответил он, его голос был непоколебим с определенной решительностью, которая заставила Изуку подумать о судье, бьющем молотком, чтобы отметить решение. На этот раз Изуку сильнее покачал головой, рука на его плече вдруг стала невероятно тяжелой. — Нет. Нет, я не соглашался на это. Мне не нужен опекун, я в порядке. Я не… — он резко втянул воздух, — мне хорошо одному, я всегда был один, мне не нужно… — Малыш, — огонь в глазах Айзавы сменился выражением боли, которое Изуку видел ранее, его тон был низким и мрачным, — ты не в порядке. Это второй раз, когда я ловлю тебя на попытке… — Айзава сделал паузу, когда его голос надломился от эмоций, которых Изуку не узнал, — что я поймал тебя на попытке покончить с собой. — Герой прошептал так, словно если бы он сказал громче, это причинило бы ему физическую боль. Изуку почувствовал эти слова как удар в грудь, воздух покидал его легкие так быстро, что он думал, что вот-вот потеряет сознание. Теперь дрожали не только его пальцы, но и все его тело дрожало от напряжения, страха, вины. Последние несколько дней были хлыстом эмоций, и Изуку казалось, что он взорвется от того, как они смешались внутри него, жестокие и болезненные. У него не было возможности ответить герою, так как Незу тихо откашлялся и снова начал говорить. — Это подводит меня к нашей последней теме обсуждения, — заявил горностай, — нам нужно заняться вашим физическим и психическим здоровьем… — На самом деле нет, — отрезал Изуку, словно ветки ломались под давлением. Слезы начали наворачиваться у него на глазах, делая комнату размытой. — Потому что я в порядке. — прорычал он. Ни Айзава, ни Незу не отреагировали на его внезапную вспышку гнева. Вместо этого Незу одарил его той жалостливой улыбкой, которую Изуку начал ненавидеть. — Даже если вы проснетесь завтра, чувствуя себя совершенно счастливым и здоровым, мы не можем просто оставить это. — вздохнул Незу. — Мы не будем рисковать вашей безопасностью, игнорируя ваши действия. Тебе нужна помощь, Мидория, и в этом нет ничего постыдного. Гнев не был той эмоцией, которую Изуку часто испытывал. Он никогда не думал об этом как о чем-то, что он заслуживал, предпочитая вместо этого просто извиниться и взять на себя вину за все, что его расстроило. Теперь, однако, горячая, кипящая ярость забурлила в его желудке, жгучая ярость наполнила его вены, бурлила под кожей. Все его тело сотрясалось от того, как туго были стянуты его мышцы, натянутая резинка, готовая лопнуть. Изуку не мог говорить, его челюсть сжалась так сильно, что он услышал, как она скрипнула. Незу повернулся к Айзаве — Я разговаривал с Гончим Псом после вчерашнего разговора с детективом Цукаучи, он уже связался с вами? Айзава кивнул. — Я разговаривал с ним несколько раз, и он согласился быть терапевтом Изуку на полную ставку. Кроме того, он контактировал с доктором Мизуно, детским психиатром, прикомандированным к Изуку с момента его поступления в больницу. Судя по всему, они вдвоем работали вместе над созданием плана восстановления. Незу хлопнул в ладоши — Отлично! Я надеялся, что он согласится. Это будет особенно удобно, когда мы переместим всех в кампус, Гончий Пес будет в пределах досягаемости в случае чрезвычайных ситуаций, и он сможет лично наблюдать за прогрессом Мидории. Изуку прикусил внутреннюю часть щеки, пока она не пошла кровью, горячий металлический вкус коснулся его языка. Нет. — Я продолжу и назначу встречу с ним где-то на следующей неделе, чтобы мы могли согласовать детали лечения Мидории и расписание занятий до того, как снова начнутся занятия. — предложил Незу. — Несмотря на это, я думаю, очевидно, что Мидория должен быть помещен под наблюдение самоубийц. Школьные часы включены, конечно. Изуку не мог дышать. Слезы, скопившиеся у него на глазах, теперь свободно стекали с его ресниц, и он больше не чувствовал своих рук от того, как сильно вцепился в одеяло. Нет! — Я хотел бы пока воздержаться от информирования остального персонала, по крайней мере, до тех пор, пока у нас не будет разработан план с Гончим Псом, чтобы мы могли получить его представление о том, как двигаться дальше. В остальном я полностью согласен. — ответил Айзава. Нет! Это не то, что я хотел! Незу задумался. — Это не проблема. Мидория останется с тобой, пока вы двое не переедете в общежитие, верно? Будут ли какие-либо проблемы с вашим агентством по поводу отпуска на данный момент? Айзава покачал головой — Нет. Мне уже дали отпуск, чтобы оправиться от инцидента с USJ, и мое агентство все равно снисходительно относится к моим сменам. Они уже нашли несколько других подземных героев, которые возьмут на себя мои обычные патрули, чтобы я мог наблюдать за Изуку. Мне сказали взять столько времени, сколько мне нужно». Красный цвет закрался в уголки зрения Изуку, и он почувствовал резкое давление на свои внутренности, сплошь из колючей проволоки и зазубренных когтей, безжалостно разрывающих открытые нервы. — Хорошо. И если вам нужны какие-либо дополнительные помещения, не стесняйтесь спрашивать. Благополучие моих учеников и сотрудников всегда будет моим приоритетом. Ах! Кстати говоря, когда я отправлю письмо Гончому Псу, чтобы назначить встречу, есть ли какая-либо дополнительная информация, которую вы хотели бы, чтобы я передал? — Я ценю это, но нет, — сказал Айзава, слегка пожав плечами, — я позвоню ему снова этим вечером, как только Изуку устроится у меня дома. Незу спрыгнул со стула. — Верно, Мидорию должны выписать сегодня днем, не так ли? Что ж, меньшее, что я могу сделать, это отправить вас домой с некоторыми необходимыми вещами, чтобы облегчить процесс. Я оставлю его на стойке регистрации, как только вы будете готовы уйти. И когда у вас будет время, пожалуйста, пришлите мне копию обновленной медицинской карты Мидории, чтобы я мог передать ее Исцеляющей Девочке. — А пока я должен уйти. Мне нужно проследить за строительством общежития, а также подготовить домашние визиты для студента. Желаю тебе всего наилучшего, Мидория, и с нетерпением жду встречи с тобой через несколько дней, да? — Незу направился к двери, но прежде чем уйти, серьезно взглянул на Айзаву. — Позаботься о нем, Айзава. Незу выскользнул из комнаты, и по непонятной Изуку причине резкий звук закрывающейся двери вывел его из себя, как зажженную спичку. В ушах раздался громкий звон. НЕТ! НЕТ! НЕТ! Невидимая проволока, удерживавшая челюсть Изуку, внезапно оборвалась. С него было достаточно. — Изу- — ТЫ ГОВОРИЛ ОБО МНЕ, КАК МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО! — Изуку закричал внезапно и громко. Неудержимые слезы катились по его раскрасневшимся веснушчатым щекам, ослепляя его так, что он не мог видеть слабый шок, отразившийся на лице Айзавы. Его горло горело и от крика, и от плача, но его жар был настолько гармоничен с горячей яростью, что билась в его сердце. Он никогда не был так зол, как в этот момент. Свобода болталась перед ним, как морковка на веревочке, но все это было ложью, чтобы заманить его в клетку. Все. Они забирали все. Каждая унция контроля над собственной жизнью, его гребаной автономии внезапно была отнята у него. Его руки поднялись, чтобы вцепиться в лицо, потому что слезы не останавливались, и ему нужно было чувствовать боль, кроме эмоциональной напряженности, которая скручивала его желудок. — МНЕ НЕ НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ! ЗА МНОЙ НЕ НУЖНО СМОТРЯ, КАК ЗА ЕБАННЫМ РЕБЕНКОМ! Я… — его горло сжалось, прерывая слова, когда его душили рыдания. Руки обхватили его запястья и отвели руки от лица, раздвигая их. Ему не нужно было смотреть, чтобы понять, что это был Айзава, и это только разозлило его еще больше. Хватка мужчины была похожа на железные цепи, и как бы сильно он ни крутил и ни тянул, Айзава не отпускал. Грудь Изуку вздымалась от очередного прерывистого рыдания. — Изуку, послушай меня, малыш, мне нужно, чтобы ты дышал. — уговаривал герой. Он звучал слишком спокойно, слишком терпеливо, и какая-то часть Изуку ненавидела его за это, но не так сильно, как он ненавидел себя за то, что рушится, как старое здание, стонет и рушится под собственным весом. — Отпусти меня! — потребовал Изуку, все еще пытаясь вырваться из хватки мужчины. — Тебе нужно сначала успокоиться, а потом я тебя отпущу. Я просто хочу помочь тебе, Изуку. Изуку проигнорировал его. Ярость внутри него уже давно закипела, и он больше не чувствовал контроля над своими действиями, его тело было просто марионеткой страха, который хотел поглотить его. — Это не… это не та помощь, которую я хочу! — бурлил он сквозь икающие крики. Он знал, что звучит как разъяренный малыш, закативший истерику, но ничего не мог с собой поделать. Эмоций было слишком много, они выплескивались из него, как стакан, переполненный дымящейся водой. — Ну, это вид помощи, которую ты получаешь, и мне жаль, малыш, но это необязательно, — строго сказал Айзава, а затем более мягким тоном, который Изуку почти не заметил, — я не могу потерять тебя снова, только не снова проблемный ребенок. И, может быть, это был прилив вины от этих слов, который приглушил его пламя гнева, или, может быть, это было просто чистое, удушающее истощение, которое перевесило панику, но Изуку обнаружил, что его тело обмякло. С последним сокрушительным всхлипом он упал на грудь Айзавы, больше не в силах держать себя в вертикальном положении. Его гнев начал угасать с каждой секундой, но сменился ноющей усталостью. Руки, сковывающие его запястья, наконец отпустили его, и вскоре он был заключен в крепкие объятия. Вся его энергия рассеялась, когда вспышка гнева превратилась в скулящие крики. Его конечности были словно налиты цементом, и каждый вдох был тяжелым. Это было так, как будто ярость, которую он чувствовал ранее, сжигала его изнутри, пока он не превратился в тяжелую оболочку. Он бесстыдно зарылся лицом в рубашку Айзавы и плакал, пока в голове не запульсировало. В ответ герой нежно покачал его, одной рукой отряхивая влажные локоны, прилипшие к его мокрому от слез лицу. Он мог чувствовать ровный стук сердца Айзавы, и когда он говорил с ним с низким тихим голосом, Изуку мог чувствовать, как слова эхом отзываются в груди мужчины. — Теперь ты в порядке. Тише, детка, ты в порядке. Мы перегрузили тебя, и мне очень жаль, но тебе больше не нужно делать это в одиночку. Изуку слабо покачал головой, его щека терлась о удивительно мягкую ткань костюма героя Айзавы. — Ты солгал, — голос Изуку прозвучал для его собственных ушей грубым и далеким, — ты пр-обещал, что мне не придется делать то, чего я не хочу, и ты солгал. — Остаточное разочарование, все еще витавшее в нем, вступило в противоречие с внезапным желанием найти утешение. К сожалению, он был зол на того человека, от которого хотел утешения. Он услышал вздох Айзавы, почувствовал, как грудь героя сдулась. — Я знаю, Изуку, и мне жаль. Но я не могу… — Изуку почувствовал, как у Айзавы перехватило дыхание от собственных слов. — Черт, малыш, ты чертовски много для меня значишь. Изуку чувствовал, что разваливается на части. — Заткнись, — умолял он, — не… не лги мне! — Из последних сил Изуку слабо бил кулаками в грудь героя. — Заткнись, заткнись, заткнись! — Айзава не пытался его остановить. Он усердно сидел там, принимая каждый удар, пока смотрел на Изуку темными глазами, в которых вихрилось горе. В конце концов, Изуку устал. Он остановил свою вялую атаку на Айзаву и вместо этого попытался оттолкнуть его, но тот не сдвинулся с места. — Оставь меня в покое! — Изуку попытался закричать, но вышло больше похоже на хриплый шепот. Айзава глубоко вздохнул, словно его грудь превратилась в бездну вины и страданий. — Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, малыш. — мягко сказал он. Жалкий воющий звук вырвался из горла Изуку, когда он рухнул на кровать. Он свернулся калачиком и уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить предсмертные рыдания. Он пытался игнорировать постоянное присутствие героя рядом с ним, чувствуя, что ломается. Жизнь Изуку была продиктована с того дня, как ему поставили диагноз «беспричуда». Его отец провел год, следя за каждым его движением, подталкивая его сильнее, чем он мог вынести, в надежде развить причуду. Но как только это было сочтено бесплодным, у него отняли все мечты и желания на будущее. Его причудливый статус контролировал почти каждый аспект его жизни. Дети в школе загоняли его в угол и били, взрослые игнорировали его, некоторые из его учителей намеренно заваливали его на контрольных, независимо от того, как усердно он учился, и как только его мать умерла, вся его жизнь, которую он знал, была отнята у него, оставив его в подвешенном состоянии в холодной воде, пока он не обрел чувство стабильности. С тех пор Изуку лелеял каждую унцию контроля над своей жизнью, упиваясь вновь обретенной свободой, но снова его лишили. Изуку внезапно почувствовал себя собакой на самом маленьком в мире поводке, и ему не хотелось ничего, кроме как перегрызть ошейник. Хуже всего, однако, было грубое предательство, которое он чувствовал по отношению к герою, которому так отчаянно хотел доверять. Айзава пообещал, что не будет пытаться поймать его, он пообещал, что Изуку никогда не заставят делать то, чего он не хочет. И хотя Айзава сдержал свое слово и не арестовал его, никогда в жизни Изуку не чувствовал себя так, как заключенный.-----