Ответственный подход к шпионажу

      Саундвейв поднялся и практически на ощупь начал искать источник воды, но, выпустив щупальце, вскоре понял, что это безнадежная затея. Теперь он хоть что-то видел, однако ориентироваться в пространстве все равно было крайне сложно.       Наконец цель была обнаружена. Новобранец приступил к чистке, подняв камеру повыше. Тут он понял, как сильно тупил вчера. В объектив попала часть его головы. Он мог без лишних проблем посмотреть на себя со стороны...       Хотя, возможно... Ему просто хотелось сделать это основными, более четкими камерами...       Установленные же в кабельных манипуляторах посылали в процессор изображения очень низкого качества. Но этого было вполне достаточно для дополнительных конечностей. В принципе можно было даже обходиться и без них.       И все же Саундвейв сразу же начал корить себя за то, какой он идиот, не сумевший взять во внимание все.       Он просчитался, испугался боли, отвлекся во время того, когда сидел в засаде... Это были слишком непростительные оплошности.       Презрение Прайма в его сторону было оправдано. Брак - он и есть брак... Серьезная ошибка, которой не место в этом мире.       Чем дольше деффективный бот отмывал пятна, тем труднее ему становилось это делать. Его Искру разрывало изнутри. А заслуживает ли эта Искра полноценного тела?       Закончив чистку, Саундвейв с силой швырнул тряпку на пол и упал на колени. Он больше не мог сдерживать накопившиеся в нем за столь короткий промежуток времени эмоции.       Оптокабель непроизвольно свернулся, оставив своего обладателя в кромешной тьме. Фейсплейт горел.       Все, что мог несчастный — это бить кулаком по полу. Затея эта не выдерживала никакой критики — поверхность была хрупкой для таких нагрузок, а потому сразу же покрылась глубокими трещинами.       Тогда Саундвейв сжался, накрыв руками сервоприводы, а поврежденную голову уткнув в колени.       Он начал изображать далекое подобие плача. Несчастный не хотел признавать этого, но он испытывал такое низменное чувство, как жалость к себе, которую он совершенно не заслуживал.       Тут немой услышал протяжный скрип двери. Пришлось свернуться еще сильнее, чтобы никто не увидел его уродливое, изуродованное лицо.       — Привет! А я решила зайти в гости! — внутрь ворвалась запыхавшаяся Мико. Сначала раненый испытал облегчение, но потом понял, что, если она узнает о его недостатках, то он лишится последнего живого существа, не испытывающего к нему ненависти.       — Ты опять расстроился? Автоботы ведут себя просто по-свински! Я пыталась им объяснить, что ты хороший, а они даже не хотели меня слушать! Говорили, что я ничего не понимаю! Это они ничего не понимают. Очевидно, что ты из кожи вон лезешь, лишь бы помочь им, а они просто не хотят обращать на это внимание!       Подойдя поближе к раненому, она погладила его сервопривод.       Максимально сильно отвернув голову, Саундвейв протянул руку, чтобы погладить крошку. Действовал он крайне осторожно, даже толком не понимая, где именно она находится. Наконец его пальцы опустились на мягкую макушку. Вряд ли человеческая фемка испытывала хоть капельку страха, а вот новобранцу стало не по себе. Одним резким движением он мог серьезно повредить ей что-нибудь.       «Садист... Извращенец... Брак…» — продолжало стучать в измученном процессоре. А заслуживает ли он, чтобы хоть кто-то относился к нему хорошо?       — Слушай, мне пора! Скоро приемные предки поднимут на уши всю полицию Джаспера, а я и так задержалась. До скорого!       — /До скорого./       Наконец фемка покинула личный отсек, и немой бот смог облегченно провентилировать, откинув шлем.       Спустя некоторое время Саундвейв, перебравшись на платформу, свернулся в своей любимой позе. Ему было слишком непривычно находиться совершенно без света и тем более засыпать так. У него не было век и, даже находясь оффлайн, он видел все, что происходило вокруг. Поэтому несчастный машинально отворачивался к стене, чтобы в сон не перебирались образы из комнаты.       Раненый попытался устроиться поудобнее, потянулся. Приводы приятно заныли. Саундвейв все еще с огромным скепсисом относился к тому факту, что в них скрывается огромная сила. Это просто невозможно...       И все же... Как хорошо, что хотя бы грудь перестала болеть. Щупальца все еще слабо ныли, но это неприятное ощущение нельзя было сравнить с тем, что ему пришлось испытать до этого.       А вот режущая боль в фейсплейте не собиралась отпускать. В конечном итоге несчастный схватился за разбитое лицо пальцами и начал его гладить. Жгло нещадно, и было противно от понимания того, что пальцы не ощущают никакого рельефа, но это немного помогало облегчить страдания.       В какой-то момент Саундвейв попытался представить, а каково вообще иметь полноценный фейсплейт? Быть способным есть, говорить, выражать эмоции? Как ощущается наличие ротовой полости? Глаз? Как чувствуется изменение структуры живого металла?       Он попытался хотя бы чуть-чуть пошевелись разбитым стеклом, но ничего не вышло.       И все же смертельная усталость стала брать свое. Мысли начали путаться, а многие вещи отходить на второй план. Эта ночь была на удивление щадящей. Все переживания, пусть и на совсем короткий срок, но смогли стереться, будто их никогда и не было.       Искра стала порождать образы далекого брошенного Кибертрона. Он звал, горя во тьме бесконечного холодного космоса, словно маяк. Земля была слишком чуждой. Саундвейв не видел в ней ничего, что он мог бы посчитать родным и приятным. В лучшем случае причудливым.       Весь сон сопровождался звуками музыки, дающими успокоение и надежду на то, что когда-нибудь все будет хорошо, что рано или поздно каждый новый день не будет сопровождаться бесконечными мучениями.       Что когда-нибудь его начнут окружать те, кто его по-настоящему любит, а не просто пользуется им в своих интересах.       Саундвейву хотелось, чтобы его кто-то нежно обнял и прижал к себе. Чтобы его полностью приняли таким какой он есть. Чтобы кто-то смотрел на его фейсплейт не со страхом, непониманием и отвращением, а с обожанием. Чтобы чужие губы прикоснулись к его губам, а он был способен ответить на этот поцелуй.       Несчастный видел все это. Оно было так близко... Но сладкое видение развеялось с наступлением утра.       Проснувшись, раненый не понял, где он, почему он ничего не видит, почему ему так больно и почему он не может даже открыть рот, чтобы позвать на помощь.       Его окутала мгновенная паника, но она быстро прошла, когда воспоминания после ночной обработки вернулись на свои места.       И все же ощущение тотального ужаса никуда не делось. Саундвейв чувствовал себя запертым внутри своего тела, а оно казалось ему кошмарнее любой тюрьмы.       Он не мог долго находиться в постели, так что практически сразу встал. Но делать было абсолютно нечего. Пока фейсплейт не заживет, нельзя показываться другим автоботам на глаза...       А как им объяснить чудесное восстановление обыкновенной маски?       Новобранец не хотел во всем полагаться на Оптимуса, понимая, что тот уже устал постоянно выручать непутевого подчиненного, неспособного сложить два слова вместе.       Практически все записи снова были безвозвратно утеряны. Саундвейв немного понял, как можно сохранять самое необходимое, но вот что именно это должно быть, он не мог определить. Все вопросы по речи давались ему крайне тяжело. Процессор был готов к абсолютно любым испытаниям, кроме этого.       Так стали тянуться дни. Несчастный изнывал от полнейшего безделья, понимая, что он мог бы потратить это время гораздо более эффективно.       Его беспокоило то, что за его спиной может происходить что-то значимое, а он даже не догадывается об этом.       Больной знал, что автоботы начали охоту за знаниями древних людей.       Изредка, когда скука достигала своего пика, Саундвейв пытался незаметно протянуть оптокабель через всю базу, чтобы знать о происходящем в главном зале. Но это было очень рискованно. Приходилось прятать трубку за коммуникациями и надеяться на то, что ее никто не заметит.       Наблюдения не длились долго, ведь паранойя несчастного очень быстро достигала критической точки. И все же некоторых результатов благодаря своим наблюдениям ему удалось достичь.              — Если Саундвейв с нами, то почему у десов такая мощная защита? Я готов поклясться, что он играет на две стороны. Как думаете, почему он заперся у себя в комнате? Он оттуда программирует защитное поле и заодно сливает наши координаты. Не удивлюсь, если он все это время под маской скрывал кустарную радиостанцию!       Это предположение было очень недалеко от истины...       — Балкхед, не неси чушь! Видишь, даже Мико начинает на тебя злиться!       Услышав об этом, Саундвейв испытал злорадный восторг. Зеленого громилу явно возмутили эти слова. Реакция, что надо...       — Мико скоро все поймет! Вот ты можешь мне объяснить, почему он до сих пор не начал работать?!       — Оптимус прямым текстом сказал, что у него серьезно повредился фейсплейт.       — Какая к Юникрону разница, что у него там повредилось?! У нас у всех что-то повреждалось.       — Знаешь, а ведь его маска была сильно сломана и, наверное, пришла в негодность. Как думаешь, он мог от нее избавиться?       — Я не хочу знать, как выглядит рожа этого урода, — заявила Арси. Сейчас она выглядела еще более отрешенной. Саундвейв понимал, что это скорее всего связано именно с ним. Он вообще практически не слышал разговоров на базе, не посвященных его персоне. Неужели автоботам больше нечего обсуждать?       И все же пленник смог выяснить, что у Ретчета возникли проблемы с дешифрацией данных, собранных из новых мест. Они все были из разных концов света и записаны на разных языках, большинство из которых являлись мертвыми, а у кибертронцев возникали проблемы с пониманием даже современной человеческой речи.       Саундвейв мог бы перевести все за считанные минуты, но он был вынужден сидеть на карантине, клеймя себя за свою никчемность.       В комнате заняться было банально нечем, а в такой угнетающей обстановке было тяжело огородиться от тревожных образов, засевших в картах памяти.       Несчастный пытался убираться, заниматься тренировками. Его стали ужасать изменения в своем теле, к которым он не был готов.       И все же экран постепенно заживал, а Саундвейв начал осторожно снимать с него мотки изоленты. Он больше не мог пребывать в постоянной темноте.       Но было страшно, что он может просто вырвать еще не до конца схватившийся осколок.       Так помаленьку безликий бот полностью освободил свое лицо. Стекло срослось неровно, образовывая на месте стыков наплывы.       От них было необходимо избавиться, ведь это прямо указывало на то, что его «маска» создана из живого металла.       Когда наступила ночь, Саундвейв тихо выбрался в коридор. Он планировал проникнуть в мастерскую, ведь там было меньше шансов оказаться обнаруженным. К тому же новобранец понял, что на этой планете его корпус очень быстро покрывается коррозией. Уже все края пластин брони сильно объела ржавчина. Будучи «слепым», он не сильно понимал, почему большую часть его тела так сильно щиплет. А скорость распространения заразы и правда пугала, но не была чем-то поразительным. Если на Земле вода занимает две трети поверхности и иногда буквально затягивает собой все небо, то понятно, что это не самая благоприятная среда для кибертронца.       Саундвейв пытался продвигаться максимально осторожно, иногда, чтобы контролировать вокруг себя больше пространства, протягивал вперед щупальца.       Но это все равно не смогло упасти его от всех угроз.       В тот самый момент, когда он жался к одной из стен — лишь бы не находиться в центре прохода, — буквально за его спиной резко открылась одна из дверей, задев несчастного.       Лазутчик сразу же впал в панику. Он отскочил от прохода, машинально закрыв фейсплейт крылом и убрав оптокабели — уже усвоил, что автоботы сильно боятся их. Поэтому он не сразу понял, кто перед ним.       — Саундвейв?! — он узнал голос Арси. Фемка, судя по всему, была до безумия напугана и зла.       Немой бот, все еще закрывая лицо, развернулся и ускоренным шагом поспешил прочь от нежелательного диалога, но девушка последовала за ним.       Забежав в мастерскую, он надеялся, что преследование прекратится, но Арси вошла следом. Саундвейв не мог ей ничего сказать. Ему просто было смертельно страшно. Неужели он так всю жизнь скрывал это?!       — Что ты задумал? — с ходу спросила автоботка. Ее бывший враг молчал. Он не был готов к ведению диалога, и не только из-за отсутствия записей. Все, что его сейчас волновало — это вид собственного фейсплейта. — Хватит строить из себя идиота! Ты пользовался мной, и думаешь я спущу тебе это с таких мерзких манипуляторов?!       — /Хватит.../ — выдавил Саундвейв. Он пытался максимально сильно обработать голос, что бы фемке не казалось, будто он ее передразнивает. — /За. Что./       Кажется, Арси опешила, но потом она будто взорвалась:       — А сам ты как думаешь?! Решил, что автоботы когда-нибудь тебя примут? Запомни — лично я сплю и вижу, лишь бы прикончить тебя, ведь ты - десептикон до глубины своей черной Искры!!! В тебе нет ничего хорошего, как в Старскриме или Эйрахниде! Вы все только и думаете, как бы прикончить кого-нибудь самым мучительным образом, как лишать жизней тысячи, как насиловать и пытать! А о тебе лично мне даже думать мерзко!!! Не то чтобы говорить. Я не готова мириться с тем, что твои сервоприводы безнаказанно ходят по нашей базе. Запомни, один неверный шаг и я собственными руками вырву твою Искру!!! Я ненавижу тебя!!!       Саундвейву показалось, что это что-то личное, вряд ли она бы вскипела настолько сильно просто так. И скорее всего он сделал ей что-то еще до потери памяти. Но он был без понятия, как это исправить.       — /Я. Ненавижу. Себя./       Ему снова стало плохо. Прошлое давило неподъёмным грузом. Он не знал, что сделал — ясно, что нечто ужасное и непростительное. И это сделал именно он, а не кто-то другой. Та самая Искра, что сейчас судорожно сжималась у него в груди.       Арси снова запнулась, а затем, громко хмыкнув, покинула комнату. Но облегчение не пришло.       Саундвейв приступил к процессу шлифовки, очень долгому и неприятному, особенно для нежной поверхности экрана.