Пролог
11 декабря 2022 г. в 16:34
Стоя на берегу реки Смородины, представляющем собой слой застывшей лавы, Морена с безучастным выражением лица наблюдала за тем, как души покойников пересекали Калинов мост, являющийся связующим звеном между миром живых — Явью и царством мертвых — Навью.
Волосы ее были черны как смоль, а кожа бела как первый снег, укрывший собой замерзшую землю. Одета богиня зимы и смерти была в темный длинный сарафан и бордовую мантию, капюшон которой украшал густой соболиный мех.
Стоило одной душе, представшей в обличии молодого мужчины, пройти треть пути, как мост под ней пошел трещинами и в конце концов провалился. Стало быть, при жизни человек этот не был праведником, посему посмертного упокоения не заслужил.
С преисполненным ужаса криком мужчина провалился вниз, на большой скорости летя навстречу пылающей реке. Одно жалкое мгновение, и отягощенная грехами душа скрылась в огненной пучине, лицом к лицу встречаясь с наказанием за совершенные при жизни поступки.
Учуяв в воздухе резкий неприятный запах, характерный для разложения трупа, Морена заметно поморщилась. Бурлящие воды всегда источали подобный смрад, поглощая грешника. Можно сказать, что в момент столкновения с огненным потоком он лопался, подобно угодившему под подошву ботинка снежноягоднику, посему вся та гниль, что скопилась в нем за годы смертной жизни, вытекала наружу, изрядно портя воздух мира Нави. Правда, не сказать, что в остальное время тот был чистым и свежим.
Пока остальные души, проходящие по мосту, с искренним сочувствием косились на реку Смородину, мысленно сопереживая утонувшему в ней мужчине, Морена нисколько не разделяла их чувств: всякий, кто осмелился грешить, был обязан понести за это суровое наказание. Впрочем, крайне опрометчиво было надеяться на то, что простые люди смогут относиться к этому так же спокойно, как она. Чего уж там, эти существа до дрожи в коленях боялись встретиться со смертью, тогда как Морена, являясь ее воплощением, считала это неизбежным элементом круговорота жизни. Но большинство обитателей Яви были слишком примитивными, чтобы понять, что конец одного является началом другого.
Неожиданно из густого темно-серого тумана, за которым скрывался противоположный берег реки, показались три огромные змеиные головы на длинных шеях. Та из них, что находилась посередине, издала чудовищный рык, отчего черепа, которыми была усыпана выжженная земля, вздрогнули.
Присмотревшись повнимательнее, Морена заметила мужскую человеческую душу, со всех ног бегущую от ужасного создания. Должно быть, покойник рассчитывал проскочить мимо древнего стража Нави и вернуться обратно в мир живых. Однако со времен создания всего сущего еще ни одному простому смертному не удавалось осуществить задуманное.
Добежав до середины моста, мужчина, лишившись опоры под ногами, провалился вниз и угодил прямиком в огненную реку. Теперь-то все встало на свои места: он знал, что душа его нечиста, посему боялся проходить испытание.
Кожей почувствовав сильную темную энергию, возникшую позади нее, Морена сложила перед собой руки и не глядя бросила:
— Каков его вердикт?
— Границы Яви отныне закрыты для нас, — раздался низкий голос, принадлежащий взрослому мужчине. В нем чувствовалась невероятная сила, обусловленная непомерным количеством прожитых лет.
Осознав, что ее худшие опасения сбылись, Морена тяжело вздохнула и обернулась, встречаясь взглядом с черными глазами мужа. Чернобог стоял неподалеку от нее, облаченный в серебряную кольчугу и заколдованные доспехи. На поясе его висел меч, в руке находился посох, а на голове покоилась корона из подпаленных костей. Его длинные темные волосы время от времени колыхались, оказываясь подхватываемыми слабыми дуновениями загробного ветра.
Его спокойствие еще больше распаляло пламя ярости, которое разожглось в груди Морены. Хотя реакция Чернобога не казалась чем-то удивительным: в отличие от жены, он и так не смел покидать пределы своего царства, посему наложенное Творцом табу нисколько его не волновало. Богиня смерти же время от времени пробиралась в мир Яви и собственноручно собирала урожай из людских душ, перерезая их нити жизни серпом. По крайней мере, до сего момента она была способна это делать.
— Где же это видано, чтобы невинных наказывали за чужие проступки, — в сердцах возразила она, сведя черные изящные брови к переносице.
Морена была вне себя от ярости: ей претила одна только мысль о том, чтобы быть вечной пленницей Нави.
— Не нам с тобой осуждать решения Рода, — с той же безэмоциональностью ответил ей Чернобог, наблюдая за тем, как огненные воды реки выносят на берег очередные человеческие останки.
— А кому же тогда?
Испытывая глубокое уважение к Творцу, на сей раз она все же не была согласна с его решением. Да и разве можно было смириться с тем, что тебя, божественное создание, сажают на цепь, словно дворовую собаку, за то, что твои неблагоразумные братья и сестры, поддаваясь влиянию чувств, заводят детей со смертными?
Разумеется, такое происходило и раньше, однако после того как Род наделил человеческих созданий магией, вобрав в нее по частичке от своих первоначальных детей, полукровки, рождающиеся от запретных союзов, стали представлять реальную угрозу для всего живого и неживого. Божественная кровь вкупе с невиданной силой, основанной на дарах всех представителей славянского пантеона, делала этих отпрысков могущественными и опасными.
Чего стоил один только Троян — бог знахарства и траволечения, рожденный от союза Велеса с колдуньей. Еще будучи смертным, он отыскал волшебную траву, способную вернуть мертвого к жизни. Троян всегда был ведом идеей избавить людей от хвори и смерти, посему стал применять найденное лекарство и возвращать покойников к жизни. Этим он, несомненно, нарушил мировой порядок, утвержденный Родом и поддерживаемый его божественными детьми.
Несмотря на серьезность совершенного им деяния, потомок Велеса был прощен. Более того, по велению Рода небесная богиня Зимун даровала ему духовное бессмертие, а Морена — физическое.
После того раза Трояну было запрещено воскрешать людей, однако он, ведая знахарством и траволечением, все равно помогал им продлевать жизнь, даруя лекарства от человеческих болезней.
Вот только чем больше таких детей рождалось, тем чаще возникала угроза для мирового порядка: будучи ведомыми человеческими чувствами, они совершали то, что божественные создания считали недопустимым. Посему Троян стал последним, кто удостоился чести стать богом, рожденным от смертного.
— Довольно, Морена, — громогласно произнес Чернобог, ударяя посохом по выжженой земле. Устилающая ее пыль тут же поднялась в воздух, будучи гонимой мощным потоком энергии, — язык твой — враг твой.
Горделиво вскинув голову, она отвела взгляд, возвращаясь к тому, чем занималась до появления мужа: бессмысленному наблюдению за душами, переходящими Калинов мост.
В такие моменты Морена жалела о том, что стала женой этому божеству. Чернобог никогда не стремился к большему, поэтому довольствовался царствованием лишь в одном из трех миров. Она же хотела склонить к своим ногам еще и человеческий, попутно погружая тот в вечную зиму. Пару раз ей даже почти удавалось это сделать, однако боги Прави, к которым присоединялся и ее суженый, нарушали все ее планы.
— Родом нам с тобой дано предназначение властвовать в мире Нави, значит так тому и быть, — вновь подал голос Чернобог, тем самым подводя черту.
— А что же до тех, кто заправляет миром Яви? Как же им быть?
В действительности Морене не было дела до высших богов, живущих среди людей. Интересовала ее разве что судьба дочерей-недугов, которые были жительницами Яви, изводящими смертных различными хворями.
— Им запрещено являться людским существам в физической оболочке, — услышав неразборчивое ругательство, сорвавшееся с губ жены, Чернобог насупился пуще прежнего. — Уйми свой пыл, Морена. Не в нашей власти повлиять на решение Рода. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше.
Не дожидаясь ответа, он трижды стукнул посохом по земле и растворился в воздухе, оставляя жену в одиночестве. Та, в свою очередь, прикрыла глаза, борясь с желанием впасть в чистое безумие и послать в Явь лютую снежную бурю в разгар лета.
Подумать только, не одно столетие она была вольна переступать границу миров, когда только заблагорассудится, а теперь будет вынуждена довольствоваться малым, исполняя свои обязанности, находясь в Нави.
Вспыхнувший поток энергии, совершенно несвойственной для мира мертвых, вывел Морену из размышлений. Встрепенувшись, она устремила взгляд насыщенно-голубых глаз в сторону Калинова моста, замечая, как тот переходит ее дочь Карна — покровительница и утешительница мертвых. В руках у нее был тряпичный сверток с младенцем.
В большинстве случаев души сами преодолевали этот путь, но, когда дело касалось чистых и непорочных детей, толком не умеющих ходить, данное правило нарушалось, и помощь им могли оказать проводники.
Чем меньше Карне оставалось до конца моста, тем больше Морена чувствовала силу, исходящую от покойного дитя. Сила эта была ей до боли знакома: она в точности соответствовала той, что текла в жилах Живы — богини жизни, любви и лета, которая по совместительству являлась одной из сестер хозяйки Нави. Однако Морена вовсе не питала к ней теплых чувств. Распространялось это и на вторую сестру, Лелю, являющуюся богиней весны, которую так яро почитали смертные. Каждый год они с нетерпением и радостью ждали ее прихода, порой прогоняя зиму раньше наступления положенного срока. В отместку за это Морена порой насылала на них лютые морозы вплоть до конца марта.
— Матушка, — покорно склонила голову Карна, приветствуя родительницу.
Взяв из рук дочери младенца, богиня осторожно дотронулась до его бледной щеки кончиками пальцев, которые были холодны как лед. Это прикосновение вызвало у нее болезненные ощущения. Несмотря на то, что физически ребенок являлся мертвым, от него все еще исходила хорошо ощутимая сила жизни, являющаяся полной противоположностью той, что заключалась в самой Морене.
— Это последний, — известила ее Карна, имея в виду, что со смертью мальчика мир Яви был полностью очищен от детей, рожденных от союза бога и наделенного волшебной силой человека.
Хотела было хозяйка Нави полюбопытствовать, как именно он скончался, как вдруг заметила снизошедшую в ее царство Живу. Богиня жизни тревожно огляделась по сторонам и замерла на месте, увидев собственное дитя на руках у сестры. Лицо ее заметно побелело, а зеленые глаза испуганно округлились, лишаясь привычного радостного блеска.
— Оставь нас, — подала голос Морена, обращаясь к дочери. Та в ту же секунду скрылась из поля зрения, возвращаясь к границе двух миров.
Жива тем временем устремилась в сторону сестры, подхватив подол длинного белого платья-рубахи, украшенного различными узорами, вышитыми красной нитью. Между тем золотистые волосы богини на глазах теряли свойственное им сияние. Собственно, так происходило со всем живым, что попадало во владения смерти.
— Зачем пожаловала, сестра? — со зловещей улыбкой спросила Морена, наблюдая за тем, с каким отчаянием Жива смотрит на своего мертвого ребенка.
— Отдай его, Морена, — с мольбой в голосе произнесла она, протягивая руки в направлении сына.
Однако богиня смерти демонстративно отступила на шаг назад, не намереваясь выполнять ее просьбу. Сейчас она находилась на своей территории, посему обладала существенным преимуществом, выражающимся в полной свободе действий.
— С чего бы это вдруг? Дитя перестало быть твоим, как только его душа оказалась в моем мире.
— Мы обе знаем, что его ждала другая судьба — небеспричинно воспротивилась Жива.
— На все воля Рода, — равнодушно ответила хозяйка Нави в свойственной для мужа манере.
Сейчас она как никогда упивалась страданиями сестры. Однако в сказанных Живой словах имелась доля правды: смерть полукровки была преждевременной. Морена поняла это, как только увидела его нити жизни. Те были грубо оборваны, что свидетельствовало о том, что судьбой ребенку было уготовано прожить многие десятки лет, однако некто могущественный обрек его на раннюю кончину. И помимо нее это мог сделать лишь сам Творец.
— Я знаю, что есть в твоей душе еще хоть капля сострадания, — Жива отчаянно пыталась воззвать к милосердию Морены в надежде, что та отпустит ее сына из царства мертвых и позволит ему прожить ту жизнь, которую уготовила ему богиня судьбы Макошь.
— Ошибаешься, дорогая сестра: сердце мое черно, как ночное декабрьское небо, и холодно, словно суровые февральские морозы. Однако я все же окажу тебе услугу по старой памяти, — после недолгих раздумий ответила Морена. Из воскрешения этого ребенка она также могла извлечь выгоду.
— И что же ты хочешь взамен? — уточнила богиня жизни, осознавая, что согласилась на это ее сестра отнюдь не без задних мыслей.
Чем дольше Жива пребывала в Нави, тем больше переставала походить на саму себя: ее некогда гладкая и светлая кожа заметно посерела и сморщилась, а пожухшие, словно сгнившая рожь, волосы так и вовсе начали седеть. Она все больше и больше становилась похожа на старую женщину, чья жизненная сила была на исходе.
— Ох, совершенно ничего, — елейным голосом отозвалась Морена, пряча истинные эмоции за маской благородства.
Видно было, что сомневалась Жива в искренности намерений сестры, однако желание вернуть родному ребенку отнятую жизнь перевесило собой все тревожные мысли.
— Спасибо тебе, — склонив голову, поблагодарила она Морену за оказанную услугу, после чего бесследно исчезла: будучи созданием Прави, не могла Жива долго находиться в чужих владениях. Сила, диаметрально противоположная ее собственной, буквально вытолкнула богиню из Нави, будто та была чужеродным предметом.
— И тебе спасибо, — с недоброй ухмылкой бросила Морена вслед ушедшей сестре.
Опустив взгляд вниз, она посмотрела на ребенка с маниакальным блеском в глазах. Если прежде он не представлял для нее особого интереса, то сейчас стал средством достижения заветной цели.
Склонившись над младенцем, Морена тихо прошептала что-то себе под нос, после чего запечатлела на его лбу невесомый поцелуй, тем самым вдыхая в крохотное тело часть своей силы. Тем же мгновением мальчик беспокойно задергался и залился пронзительным плачем.
— Спи, дитя, — приказала она, коротко махнув рукой перед его лицом. После этих слов ребенок послушно задремал, позволяя новоприобретенной силе обосноваться в его теле, смешиваясь с волшебной кровью, некогда доставшейся мальчику от мага-отца и богини-матери. — Тебе предстоит положить начало роду, который станет моим ключом к освобождению.
Удостоившись дара от самой Морены, этот ребенок более не страшился смерти: никто, будь то простой человек или же бог, не мог лишить его жизни раньше положенного срока, установленного Макошь. Будет этот мальчик помнить, как привести в человеческий мир свою спасительницу. Велит он своим потомкам передавать это знание от поколения к поколению до тех пор, пока не родится тот, кто станет достойным сосудом для божественного создания.
Отыскав Карну, Морена передала ей душу ребенка и приказала вернуть ее в Явь. Было видно, что у покровительницы и утешительницы мертвых имелась уйма вопросов касательно решения матери, однако она не посмела задать ни один из них, посему молча повиновалась изъявленной воле.
Наблюдая за тем, как ее дочь покидает Навь, держа на руках ребенка Живы, Морена с триумфальной улыбкой предалась мечтаниям о наступлении того дня, когда в роду этого дитя появится тот, кто будет достаточно силен, чтобы принять в свое тело дух богини смерти.
Ради того, чтобы выбраться из заточения и наконец установить власть в Яви, она была готова ждать не одну сотню лет.